| Bodya | Дата: Понедельник, 2010-09-13, 11:23:16 | Сообщение # 1 |
Группа: Проверенные
Сообщений: 6
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
| [spoiler]нашел в сети.
A Tribute To Warhammer 40 000.
Из истории ордена Железных Алкашей.
История первая. Дед Фомич и тираниды.
Сей рассказ не является актом глумления над великим космическим эпосом, а равно и пропагандой алкоголизма, наркомании, коммунизма и т. д. Это всего лишь гротескная карикатура на людские пороки, которая, возможно, принесёт хоть капельку пользы человечеству.
Чувствительным читателям просьба не придираться к большому количеству грубых и ненормативных выражений в рассказе. Автор пользовался ими с той же целью, с какой некогда использовал их великий Ярослав Гашек, то есть, для пущей реалистичности. Впрочем, истинных фанатов «Вархаммера», полагаю, сложно чем-либо испугать или шокировать.
С уважением, Хальвдан Одинцов.
1
- КА-ДЭ-ВЭ! КА-ДЭ-ВЭ! КА-ДЭ-ВЭЭЭЭ!!!!
-Да заткнитесь вы, ## вашу мать! – Рыгальников в сердцах стукнул своим энергокулаком по каменной стене, заставив пьяных товарищей по роте заткнуться. В стороны полетели голубоватые искры, и стена с шумом обвалилась.
Пятеро бугаёв-космодесантников, которые и до своего вступления в ряды звёздного воинства не страдали дистрофией, в керамитовых энергодоспехах выглядели и вовсе монстрами. Они взгромоздились на древние развалины сельского клуба и были похожи на слонов, оккупировавших столовую для балерин. У местных колхозников эти громилы вызывали двоякое чувство: с одной стороны, вид космодесантников порождал гордость за родную планету, которая, несмотря на дефицит, застой и разруху в экономике, смогла-таки найти средства на создание целого ордена Космодесанта, да такого, что даст просраться любому аналогичному ордену из растреклятого буржуйского Империума. С другой стороны, видя космодесантников, простые сельские труженики едва сдерживали ухмылки: бравые космические воины в доспехах цвета морской волны сильно смахивали на навозных жуков.
Родной мир Железных Алкашей – планета Краснознамённая 2 – всегда стояла особняком среди остальных миров Империума, впрочем как и вся система Совок. Не успели верные Императору легионы Космодесанта привести этот мир к Согласию, как через год жители совка самым беспардонным образом отвергли свет Имперских истин и вернулись к старой жизни, алкоголизму, разгильдяйству и жутким языческим верованиям, унаследованным ими от предков с древней Терры, и носившим название «марксизм-ленинизм». Трижды Воитель Хорус – тогда ещё примарх Лунных Волков – вынужден был возвращаться в систему Совок, дабы вправить нерадивым подданным Императора мозги, однако что бы он ни делал, искоренить пережитки тёмного прошлого на планетах Совка ему так и не удалось. Впоследствии миры этой системы, в том числе Краснознамённая 2, вызывали повышенный интерес со стороны Инквизиции, и неудивительно: с древнейших времён это ведомство боролось с силами Хаоса, а на Краснознамённой 2 этого самого хаоса было хоть отбавляй. Только это был не Хаос, порождённый демонами варпа, а совсем иной, именуемый местным населением «бардак». Этот «бардак» был образом жизни, формой государственного устройства и экономической системой.
Какими бы древними ни были традиции орденов имперского Космодесанта, но традиции и символика Железных Алкашей были куда древнее. На левом плече у каждого бойца красовались серп и молот, некогда бывшие гербом их далёкой прародины на Терре. На правом плече были намалёваны скрещённые бутылка и энергосвинокол, а грудь украшал знак ГОСТа, под которым растянулась надпись, служившая девизом Железных Алкашей: «Коси и забивай». Поначалу, в первые годы существования ордена надпись и эмблемы делали из золота, однако вскоре нарядные буквицы оказались оторваны самими же нерадивыми Космодесантниками и сданы в пункты приёма цветных металлов. После этого девиз малевали простой жёлтой краской.
Трое молодцов, пьянствовавших на развалинах сельского клуба, облачились в боевые доспехи без какой-то веской причины. Орки, оккупировавшие добрую половину Краснознамённой 2, заключили с правительством планеты сепаратный мир ещё в марте того года, а на дворе стоял июнь месяц, так что орочьих набегов на приграничные районы можно было не опасаться. Прочие ксеносы и еретики также сидели тихо в глубинах космоса и не беспокоили обитателей совка. Так что, в этот июньский вечер трое бравых бойцов из 9й роты капитана Уматецкого напялили на себя броню, просто чтоб покрасоваться перед девками и припугнуть местных гопников, которые хоть и не отличались кротким нравом и выдающимися умственными способностями, но сразу смекнули, что к чему, и предпочитали держаться подальше от дуболомов, закованных в керамитовую оболочку.
- Ну что, олухи, чего делать-то будем? – спросил притихших товарищей Платон Рыгальников. Алкололь бурлил в крови, пробуждая в сержанте жажду подвигов. – Или так и будем тут сидеть, как клуши на насесте?
Сравнение с клушами не льстило самым героическим бойцам Краснознамённой 2.
- А давайте щас в город рванём и на площади Ильича в зелёный цвет раскрасим! – предложил один из них.
- Пашенька, иди на ###! – отрезал Рыгальников. – Мы уже однажды так вот озорнули, а нас потом отправили варп знает куда, с какими-то кощеями махаться, которых хрен загасишь!
«Кощеями» Рыгальников предпочитал именовать некронов, так как это название ему никак не удавалось запомнить.
- Может, тады местному бычью пойдём ###ды дадим? – высказался Никанор Сивухин, рослый детина с лицом, напоминавшим орочью харю.
- Мы ж завтра на танцы идём, - возразил Павел Косяков, тот самый, что предлагал перекрасить Ленина. – Завтра мы всему окрестному бычью дрозда дадим, а пока давайте что-нибудь другое сотворим. Ильича что ли…
- Да задолбал ты со своим Ильичом! – рассердился Рыгальников. – Я повторяю вопрос: что делать будем? Есть у кого ценные предложения?
- Может, до Фомича дойдём? – Сивухин вскочил на ноги. – А и впрямь! Дойдём до Фомича, возьмём у него самогону, догонимся, а как кондиция наступит, так и идея попрёт!
- А у нас есть что на самогон-то сменять? – задумчиво произнёс Рыгальников. – Дед за так пойло не даст.
Все трое принялись осматривать свои доспехи в поисках каких-нибудь деталей, которые можно оторвать и пропить.
- Во! – воскликнул Сивухин с видом годовалой дворняги, откопавшей на помойке ботинок и готовой описаться от радости. – А командиру скажу, что мне его орки в бою оторвали!
И потряс в воздухе большим гофрированным шлангом, только что оторванным от доспехов.
С песнями и гиканьем, под аккомпанемент собачьего лая, они прошагали по узким неказистым сельским улочкам, через весь колхоз «Красный свиновод» прямиком к дому самогонщика Фомича.
Осторожно, почти бесшумно они вошли через калитку и направились через старый заросший сад к маленькому покосившемуся домишке, построенному из ворованных досок и деталей, свинченных с подбитой бронетехники. Домик деда Фомича был объят безмолвием: внутри не горел свет, не шипело и не булькало. Космодесантники переглянулись: что-то было явно не так.
- Фомич, - приоткрыв дверь, позвал Рыгальников. – Фомич, ты жив? Да отзовись ты, это мы, десантура!
Что-то звякнуло под ногой. Сержант нагнулся и поднял с пола пару гильз от берданки. Само ружьё валялось рядом. Во всём доме стоял жуткий кавардак, свидетельствовавший о том, что совсем недавно здесь шла ожесточённая борьба.
- Тьфу ты, - сердито сплюнув, Рыгальников с грохотом захлопнул дверь хибары и, повернувшись к бойцам, озвучил прискорбную новость. – Деда-то Инквизиция сцапала.
- Вот буржуйская сволочь! – расстроено протянул Косяков.
Самогонщики всегда вызывали повышенный интерес со стороны Инквизиции. Ещё бы: порой совковые жлобы, насосавшись самогона, творили такое непотребство и богохульство, какое не позволяли себе даже отступники-хаоситы. И нереально было убедить имперских инквизиторов, что самогоноварение не связано с демонами варпа. И вот, теперь длинные руки охотников на нечисть дотянулись и до злосчастного Фомича.
- Ладно, - вздохнул Рыгальников. – Ну не сидеть же теперь без пойла! Возьмём сколько нам надо, а там, глядишь, деда обратно отпустят.
- Да уж как же! – фыркнул Сивухин. – Этот сука Плюшкенштейн если кого и сцапает, так уж не отпустит!
Инквизитор Гундосий Плюшкенштейн пользовался дурной славой на Краснознамённой 2. Его не особо боялись, зато ненавидели люто.
Так или иначе, самогон бравые бойцы решили-таки изъять в количестве трёх пузырей. Также они обнаружили какую-то склянку с непонятной зелёной жидкостью внутри. К горлышку склянки был прикручен садовый опрыскиватель для растений.
- О! – воскликнул Косяков, радостно хватаясь за таинственную ёмкость. – А это, наверное, самое крепкое. - Он открутил пульверизатор и сделал значительный глоток из бутыли.
Пойло обожгло глотку, а затем внутри начался всеуничтожающий пожар. Косяков покраснел как рак, вытаращил глаза и, поспешно отставив в сторону злополучную ёмкость, согнулся пополам. Организм космодесантника, способный противостоять большинству ядов, еле справлялся с несусветной отравой, которая – теперь Косяков в этом был уверен – не была алкоголем вовсе.
- Кажись, не бухло это ни разу, - только вымолвил Косяков, всё ещё морщась от внутреннего жжения.
- Ох и дурак ты, Пашенька, - выдохнул Рыгальников, отбирая у незадачливого бойца бутылку. – И ежу ясно, что это не бухло ни разу.
- А что тогда?
- Не видишь, это духи, одеколон, то бишь, мужской.
- На хрена Фомичу духи! Он же не голубой!
- Эх, Косяков, Косяков! Фомич-то мужик-то не дурак. И парфюм энтот у его непростой, он баб привлекает. Помнишь, как к нему бабы-то ходили косяками? Вот то-то! Токмо это всё не внутрь заливать надо, а за шиворот брызгать.
- Вот эту вот хрень?
- Ну да. Брызни на себя слегка, и ни одна баба тебе не откажет.
- Гы! Да завтра на дискотеке и так все бабы наши!
- Думаешь? Бабы-то народ капризный, чуть ей что не по норову – заартачится и не даст. Да и бабы тут тёмные. Некоторые вообще думают, будто мы полностью железные и с нами трахаться нельзя. А это средство верное, с ним не обломаемся. Так что, не хрен себе в баки его заливать, побережём до завтра. А щас нам надо Фомича у Инквизиньции отбить.
- Ну так пошли! – воскликнул Сивухин и зашагал было по тропинке в сторону калитки.
- Стоять! – окликнул его Рыгальников. – Команды суетиться не было. – Он уселся на валявшееся во дворе тракторное колесо и выставил перед собой на ветхий деревянный столик три здоровых пузыря самогона. – Вот выпьем для поднятия боевого духа – и пойдём!
Громилы в боевых доспехах расселись вокруг стола и продолжили алкогольные возлияния. Уже через полчаса вся округа огласилась рёвом лужёных глоток, грохотом и воинственными криками:
- КА-Дэ-ВЭ! КА-ДЭ-ВЭЭЭ! 2
Глаза по пятаку, дергающийся рот. Зелёный бушлат, на котором болталась перемешанная между собой, имперская и совковая символика, сдвинутая на затылок фуражка, из-под которой торчали мокрые от пота редкие волосы, спадавшие на влажный блестящий лоб. В таком виде Игорёк Мандражкин, командующий силами орбитальной обороны, предстал перед главнокомандующим вооружёнными силами планеты фельдмаршалом Георгием Крепотурой. Фельдмаршал, сидевший у окна за громадным письменным столом, заваленным бумагами, оторвал взгляд от карты и вонзил его прямо в испуганное лицо Мандражкина. Генерал-лейтенант побледнел ещё сильнее. Ему показалось, что сам Метил Укуренко, примарх Железных Алкашей, со всей силой обрушил на его несчастную, уже начавшую раньше времени седеть, голову удар своего ужасного боевого энергосовка.
Ну что там у тебя опять? – буркнул Крепотура. – Только смотри, безо всякой херни. В прошлый раз твои придурки на орбите мусорную капсулу с пузырями и гондонами засекли, а ты мне докладывал про хаосовский фрегат.
- Товарищ фельдмаршал, - Мандражкин принялся нервно теребить верхнюю пуговицу на бушлате. Поверит ему Крепотура или разорётся и вытолкает взашей? - Товарищ генерал…
- Ну, ну! Чего мямлишь?
- Товарищ фельдмаршал, к нашей системе движется рой тиранидов.
- Тираниды? – недоверчиво протянул фельдмаршал, и было видно, что сообщение не воспринято всерьёз. – Тираниды… С хера гниды! Кончай ты жрать это свое дерьмо глючное! Пил бы водку, как все нормальные мужики, так и не мерещилось бы чёрте что!
- Я, я не…
- Бешеное очко…
«Бешеным очком» Мандражкина именовали все высшие военные чины Краснознамённой 2, но большинство величало его так за глаза, и лишь Крепотура звал Мандражкина «бешеным очком» в открытую. И дело не в природной суетливости, а просто в десяти километрах от штаба орбитальной обороны, в посёлке Большие Шишки, где двадцать лет кряду безумные генетики-наркоманы проводили чудовищные эксперименты над сельскохозяйственными культурами, росла совершенно уникальная картошка с галлюциногенными свойствами. Сельские алкаши, народ простой, по наркоте особо не прикалывались и предпочитали сбывать глючную картошечку личностям более утончённым в обмен на спиртное и дефицитные товары. Их постоянным клиентом и был Игорёк Мандражкин, крепко сидевший на псилоцибах.
- Я клянусь, действительно рой тиранидов. Огромный, товарищ фельдмаршал! Нужно срочно…
- Кретин ты огромный! Ты ко мне с такой ###ёй четвёрный раз за месяц прибегаешь! Три раза я из-за тебя все планетарные войска на уши ставил, а потом оказывалось, что нет никакого врага, и это всё твои глюки. Слушай, Мандражкин, если сам остановиться не можешь, так я тебе нарколога хорошего найду, который тебе мозги на место поставит, чтоб ты не жрал всякую глючную дрянь! Всё, свободен! Дуй отседова!
- Но товарищ фельд…
- Топай, сказал! – Крепотура потянулся к кобуре, и Мандражкина словно ветром сдуло. Крутой нрав главнокомандующего он знал. Последний раз, когда Мандражкин поднял полпланеты по ложной тревоге, Крепотура потом добрый час гонялся за ним с энергосвиноколом, и только вмешательство коллег спасло Игорька от смерти.
Он шагал по коридору, и поджилки его тряслись. Всё было до невозможности плохо. Большешишкинских мужиков с их глючным картофаном за две недели до этого повязала Инквизиция, и Мандражкин не трескал псилоцибов уже довольно давно. Всё было просто очень плохо. Потому что рой бестий-тиранидов, надвигавшийся на Совок не мог быть глюком. Добавлено (29.06.2010, 21:30)
---------------------------------------------
3
За долгие столетия перманентного морального разложения на Краснознамённой появлялось так мало выдающихся личностей и происходило так мало стоящих событий, что традиция называть в их честь объекты в городах и посёлках практически сошла на нет. Оттого в населённых пунктах, вроде славного города Новоскуратовска, не редкостью были названия типа: «бульвар Алканавтов», «проспект Обдолбосов», «Похмельная улица», «Бульбуляторный переулок», станция метро «Криво Прорытая» и т. д.
Резиденция Инквизиции находилась на площади Гопников, в древнем здании, где некогда обитали сотрудники канувшей в Лету жуткой совковой спецслужбы. Старые позеленевшие каменные блоки покрывал слой мха и лишайников, то тут, то там на фасаде виднелись трещины, грозившие частичным, а то и полным обрушением здания. Водопровод и санузлы в этом убогом сооружении работали отвратительно, в коридорах и на лестницах стоял смрад, свет порой пропадал по неизвестным причинам на несколько часов в сутки, а в комнатах водились крысы и тараканы, не боявшиеся решительно никакой отравы.
На крыше дома когда-то красовалась надпись «Госужас», призванная напоминать горожанам, что здесь находится штаб самой зловещей спецслужбы страны, и держаться от этого места надо подальше. Ныне же от старой надписи уцелели лишь изрядно обглоданные коррозией буквы «С», «У», «Ж» и «А», причём буква «Ж» уцелела не полностью, лишившись левой верхней и левой нижней ножки.
Всё это давало Гундосию Плюшкенштейну, инквизитору из Ордо Еретикус, основания полагать, что местные чинуши не ставят ни во что Имперскую инквизицию и нарочно выделили ей под штаб-квартиру этот вертеп, желая вдоволь поиздеваться. Особо его раздражало общежитие городского пролетариата, отвратительного вида громада, высившаяся прямо через площадь от здания «Госужаса». Точнее, злился он не на общежитие, а на его обитателей, внушавших аристократичному инквизитору отвращение, какого он не испытывал и к самым уродливым порождениям варпа и ксеносам, коих Плюшкенштейн перебил немало.
Наступила тёмная июньская ночь, и город почти полностью утонул во мраке. Фонари на улице были давно перебиты и растасканы, часть кварталов вообще неделями сидела без света, так что окна горели оранжевым светом лишь в немногих домах. Но главное - в городе стояла тишина, которую Плюшкенштейн слушал с упоением, сидя у окна в своём кабинете. Наконец-то в этом ненавистном городе умолкла какофония грохота, молотившая по некогда изнеженным ушам имперского посланника день-деньской. Он сходил с ума от грохота и лязга, издаваемого допотопным транспортом по разбитым мостовым и ржавым рельсам, от многоголосия заводов, с шумом извергавших в многострадальное небо отраву, от гула толпы, сновавшей по площади. И вот, теперь наконец…
О, нет, ну что опять?! Кому ещё не спится в эту пору?
Инквизитор с негодующим видом выглянул в окно. Снизу раздавались отвратительные вопли.
- Люськ! Люююськ!
Под окнами общежития на другой стороне площади стоял какой-то неряшливого вида плебей в потёртой кожаной куртке и с гитарой в руках. Он ударил по струнам, и старый рассохшийся инструмент издал жалобный, мало похожий на что-то музыкальное, звук. Настроить инструмент возмутитель спокойствия не потрудился.
Лупя по струнам и извлекая отвратительные диссонансы, работяга запел:
Выходи ко мне, красотка,
Засуёмся мы с тобой
Ты ведь вроде не уродка,
Да и я не голубой.
Ставни закопчённого окна на третьем этаже общаги со скрипом распахнулись, и в певца полетел башмак. Затем в окне появилась мордастая старуха.
- Ну чаво орёшь, чёрт горластый, - крикнула она, и голос её разлетелся по всей площади. – Чаво тебе неймется?
- Цыц, бабка, исчезни с экрана! – замахал рукой певец. – Люську мне позови!
- Каку таку Люську? У нас их пять штук!
- Грузчицу!
- А, эт ту самую, которая Фроське-ассенизаторше шпалой по морде заехала?
- Ну да! А что, и впрямь-таки заехала?
- Да я их сама разнимала! Люське твоей рессорой-то по заднице по толстой как врезала – так она и угомонилась. Токмо синяк на жопе, слышь, здоровенный.
- А чего-йто они с Фроськой-то сцепились?
- Да поспорили, кто из них сосёт ловчей!
Инквизитор стоял у окна, и его трясло. Его сердце не знало страха, он в одиночку выходил против самых ужасных обитателей Имматериума, он одолевал, не моргнув глазом, разъярённых орков и коварных некронов, но его охватывал ужас всякий раз, когда он сталкивался с этим варварским народом, у которого женщины занимались такой работой, за какую у него на родине не взялся бы ни один более-менее уважаемый мужчина.
- Бабка! Люську-то позовёшь, кочерга старая? – настаивал певец.
- Спит она! Кто её спрашивает-то?
- Скажи, Колька-механик с Пепелацного завода.
Бабка исчезла в глубине общежития, а через какое-то время из дверей здания выбежала внушительных размеров баба, напоминавшая орочьего главаря, одетая в какую-то выцветшую, местами протёртую до дыр, тряпку, должно быть, выполнявшую функцию ночной рубашки.
- Ты что, Коль, совсем, что ли, рехнулси? Одиннадцатый час! – взвизгнула баба, но по голосу чувствовалось, что она рада визиту ухажёра.
- Люськ, а пошли на реку, вода – теплынь, искупнёмся вместе-то, - предложил Колька-механик, весело подмигивая.
- Что, поебтись захотелось, чёрт хитрый? – усмехнулась Люська. – Не, Коль, мне до речки топать лень, пошли вон, до «Сукина дома» на ступеньках посидим. Хошь – там меня полапаешь.
- Ну, чёрт с тобой, холера, - махнул рукой мужик. – Давай у «Сукина дома» посидим.
«Сукиным домом» в народе называли ту самую древнюю громаду, в которой сейчас прозябал Плюшкенштейн со своими соратниками из Ордо Еретикус. Естественно, сами обитатели дома были не в восторге от такого названия.
Колька и Люська взгромоздились на ступени перед инквизиторской резиденцией и продолжили свои любовные игры, доведя Гундосия до бешенства.
- Ганджубасия! – крикнул он. – Ганждубасия!
В дверях его кабинета возникла стройная фигура в латексном костюме с саблей у бедра. Это была Ганджубасия Бульбульер, псайкер уровня альфа, старинный компаньон Плюшкенштейна.
- Да, инквизитор, - промолвила она.
- Уйми этих нечестивцев, - процедил сквозь зубы Гундосий, вцепившись тонкими, унизанными перстнями, пальцами в обшарпанный подоконник, с которого осыпалась белая краска.
- Не извольте беспокоиться, милорд, - Бульбульер кивнула и вышла из кабинета.
Двое пролетариев громко гоготали и орали на всю площадь, а затем Колька вдруг произнёс словно бы через силу и не по своей воле:
- Знаешь, Люськ, а ты шалава.
Внизу послышалась возня, и Плюшкенштейн перегнулся через подоконник, чтоб увидеть, что происходит.
Люськин ухажёр сидел, схватившись за разбитый нос, пытаясь остановить хлеставшую кровь. Рядом стояла с багровой от гнева физиономией Люська и орала:
- Ах, я-то шалава, да? Да я цельные две недели окромя тобя ни с кем не пихалась! Ах ты прыщ империалистский! Ах ты хрен тараканий!
- Дык я ж это не по своей воле сказал, - пытался оправдаться Колька, сам не понимая, что произошло. Словно бы кто-то залез ему в голову и заставил обозвать Люську шалавой.
- Ах, не по своей! – взревела Люська голосом, какому позавидовал бы и орочий Босс Войны. – Вот я те покажу!
Она схватила гитару и замахнулась. Колька, с криками: «Ай, бандуру не трожь!», вскочил со ступенек и спешно ретировался, а Люська помчалась вслед за ним, размахивая гитарой над головой. Вскоре оба скрылись прочь, и всё смолкло. Плюшкенштейн облегчённо вздохнул, опускаясь в ветхое, изъеденное короедами, кресло, а Бульбульер довольно усмехнулась. Как всё просто с этими плебеями! Ей не составило труда проникнуть в сознание механика Кольки и, «надев» его, сказать его голосом одну-единственную фразу, поссорившую эту жуткую парочку.
- Ну наконец-то, - Плюшкенштейн вытер пот со лба - Теперь можно работать спокойно, - и вернулся к кипе бумаг, которую разбирал до этого.
Каково же было его удивление и негодование, когда спустя час раздался шум внизу. Сначала что-то загрохотало на первом этаже, затем послышались голоса, шум переместился на лестницу и начал подниматься вверх, совсем скоро Гундосий услышал за дверью испуганный голос своего слуги:
- Лорд Плюшкенштейн сейчас никого не принимает! Он не сможет…
Раздался грохот, дверь распахнулась, в кабинет спиной вперёд влетел слуга и покатился по ковру, а следом за ним вломились трое в стельку пьяных мордоворотов, в которых по символике на энергодоспехах можно было узнать космодесантников из ордена Железных Алкашей.
- Проклятье! – заорал Плюшкенштейн. – Космодесант! Да как у вас наглости хватило сюда вот так вломиться, да ещё в такой час! Я не знаю, что вам нужно, но требую, чтобы вы…
- Слышь, Инквизатор, - с трудом выговаривая слова, пробасил пьяный сержант, которым был не кто иной, как Платон Рыгальников. – Деда нашего отпусти.
- Вы… - Гундосий с силой стукнул кулаком по столу, отчего из мебели вылетела пара шурупов. – Да вы знаете, кто я? Да вы…
Тяжёлая перчатка Космодесантника опустилась на горло Инквизитору, и железная рука сержанта бесцеремонно подняла его в воздух.
- Холера ты старорежимная, - почти по слогам, ватным от спиртного языком, произнёс Рыгальников. – Я ж тебя как гниду раздавлю, если деда не отпустишь! Ну! Куда Фомича дели, сукины дети?!
Гундосий потянулся было к кобуре с болтером, однако Рыгальников, от которого это движение не ускользнуло, остановил его руку, зажав, словно клещами, своей второй лапищей и явно намереваясь сломать. Затем он принялся душить Плюшкенштейна, твёрдо решив для себя, что выпустит «буржуя клятого» из объятий только мёртвым.
- Платоха, ты чего, совсем сдурел, что ли?! – сзади Рыгальникова дёрнул за плечо Сивухин. – Ты ж его так убьёшь!
- А… всех… бы…их … гадов… передавить бы, - произнёс Рыгальников, и Плюшкенштейн почувствовал, что задыхается.
- Рыгальников, ты что, охренел совсем! – воскликнул Никанор. – Да за тебя всю роту раком поставят, семь шкур спустят! А тебя и вовсе натянут как белку на вантуз! Ну, оставь его!
- Аааа… не лезь, Никаноша! – взревел Рыгальников, прикидывая, сломать ли инквизитору сначала руку, потом шею, или сразу… расколоть голову.
Тут вдруг какая-то невидимая волна пролетела мимо них, ударив так, что аж в ушах засвистело. Платон ослабил хватку, а затем выронил Гундосия, который тут же рухнул в кресло и зашёлся от жуткого кашля. Затем всех троих космодесантников что-то прижало к стене и начало давить так, словно их засунули под заводской пресс.
- Что за на хрен?! – воскликнул Косяков. – Это со мной одним такое, или со всеми?!
- Э, да нет, это не глюк, - просипел Сивухин. – Это и впрямь нас плющит!
- Странно, - прохрипел Косяков. – В прошлый раз меня так вот прижало, когда я колёс каких-то непонятных обхавался. Но сейчас-то нас от самогона не может так вот штырить!
В это время Гундосий Плюшкенштейн, перестав кашлять и оправившись, наконец, от потрясения, взглянул на распахнутую дверь своего кабинета, и ему тут же стала понятна причина странного поведения совковых жлобов: у входа стояла Бульбульер, вонзив взгляд серых глаз в троих беспомощно дёргавшихся космодесантников, прижатых к стене. Псайкер заблокировала незваных гостей, и они были полностью в её власти, точно тряпичные куклы.
- Да вышвырни ты их уже отсюда, пусть катятся к варпу! – воскликнул Гундосий. – О, Император! Ну что за ночь! Мне дадут, наконец, покой?!
- Ну, плебейское отродье, - железным голосом спросила Бульбульер – вы уйдёте сами, или вам помочь?
Невнятное кряхтение придавленных космодесантников было ошибочно расценено как капитуляция. Однако стоило Ганджубасии вернуть Железным Алкашам свободу передвижения, они, с древним кличем: «Хэй! Хэй! За Будённого!», с энергосвиноколами наголо, бросились на неё в атаку.
«Сукин дом» наполнился грохотом и гулом, звоном разбитого стекла, утробным хлюпаньем растревоженной древней сантехники и громом длинных очередей. Наконец, все трое дружным паровозом вылетели из окна третьего этажа и тяжело плюхнулись на раздолбанную мостовую, небрежно залепленную уже давно растрескавшимися асфальтовыми заплатками.
- Ну и баба! – Рыгальников не без труда поднялся с асфальта и сел, потирая шишку на лбу. Всё тело жутко ломило, словно по нему проехал «Лэнд Рейдер». – Ишь как нас поимела!
- Не, я, конечно, всё понимаю, - проворчал Косяков, вытирая куском портянки мерзкого вида зловонную жижу с доспехов и лица. – Но зачем в унитаз-то, да ещё по пояс, да ещё балдой вниз… вколачивать?!
- А ты, небось, про неё срамоту всякую думал, - предположил Сивухин, увлечённо стряхивавший с себя ворох прилипших к нему картофельных очистков. – Вот она тебя и проучила.
- Короче, сказал Рыгальников. Нас сегодня, конечно, порвали…
- …Но коммунизм всё равно победит! – хором гаркнули Сивухин и Косяков.
- Вот это главное, - довольно кивнул Рыгальников, поднялся на ноги и скомандовал:
- Бойцы, за мной!
- Железо – снаружи, водяра – внутри!
И они покинули площадь Гопников, настроенные ещё более воинственно, чем перед визитом к «буржуям» из Ордо Еретикус. Добавлено (29.06.2010, 21:31)
---------------------------------------------
4
Сельский досуговый центр «Родничок» в народе именовали не иначе, как «Говнючок», потому что по выходным сюда стекалось столько дерьма и творилась такая мерзость, что недремлющая дотошная Инквизиция нередко наведывалась сюда, дабы удостовериться, что совковая молодёжь не подвержена никакой ереси: уж больно похож был отдых сельского молодняка на какой-то жуткий шабаш, посвящённый тёмным богам. Это и немудрено. Сам Хорн, наверное, давно описался от зависти в своём варпе, видя, какой погром творят красные язычники на сельской дискотеке, утирая носы даже терминаторам Хаоса.
Когда-то поведение молодых людей и девушек на дискотеке было подчинено сложному церемониалу. В древности всё выглядело так: кто-то из молодых людей уже в самый разгар праздника подходил к самой красивой девице и приглашал её на танец: «Ну что, бабца, тряхнём мясцом?», затем к нему подходил другой юноша со словами: «слышь, козлина, она со мной танцует, иди дрочи!» После этого, как правило, следовала недолгая перепалка, почти сразу же переходившая в потасовку, к которой вскоре подключались все сельские джентльмены, находившиеся в клубе. Теперь же церемониал упростился. Драку «стенка на стенку» начинали уже в самом начале дискача, совершенно не запариваясь с поиском повода для мордобоя, причём участвовали в этом и дамы, а уже по окончании драки уцелевшие индивиды разбивались на пары и шли в клозет или в кусты у клуба трахаться.
На этот раз собравшаяся в «Говнючке» гопота не намерена была метелить друг дружку, а создала своеобразную коалицию, дабы единым фронтом вдарить по космодесантникам, которые, по слухам, намеревались посетить дискотеку.
В дальнейшем углу зала, на убогой сцене, размером чуть превосходившей кошачий лоток, орава панков, размалёванных эмульсионной краской, пыталась изобразить нечто танцевальное, но увы, у них не получалось ничего даже более-менее ритмичного. Они заливали баки аж с пяти вечера, так что к девятому часу были настолько пьяны, что казалось, растеряли остатки своих и так скромных музыкальных способностей.
Кульминацией выступления горе-музыкантов стал момент, когда «вокалист», до этого истошно оравший что-то про «гряз-ны-е, пот-ные, рваныевонючие носкиии!!!», смачно блеванул прямо на сцену. Тут же, словно из глубин варпа, появилась уборщица баба Нюра, взгромоздилась на сцену, опрокидывая допотопные, охрипшие от времени колонки и выдёргивая ножищами ветхие шнуры, повернулась к залу спиной, а затем, нагнувшись и демонстрируя всем свою необъятную задницу, принялась шлёпать тряпкой по полу, вытирая блевотину юного артиста. Всё это, естественно, сопровождалось ворчанием типа: «Серут тут, серут! Как свиньи какие-то! Хоть немного бы бабкин труд уважали!»
Увы, другой музыки в этот вечер не предвиделось. Во всей округе не было никакой звуковоспроизводящей техники – последний ископаемый механический патефон трагически погиб за пять лет до этого, кода его разбили об голову какого-то жлоба. За год до описываемых событий в «Говнючке» выступал мега-звезда провинциальных танцполов ди-джей Сортир, которого сразу после выступления повезли в районную больницу с сотрясением мозга. С тех пор с музыкой на селе было туго.
В зале то и дело раздавалось звяканье металла: у местной гопоты под застиранными свитерами и рваными рубахами были спрятаны пластины толстой брони. Неподалёку от клуба находилось поле, заваленное обломками бронетехники, как совковой, так и орочьей. Десять лет назад в этом районе Железные Алкаши остановили наступление орков, и с той поры на поле валялась куча искорёженного металла. За пару дней до дискотеки местные отправились туда, предварительно раздобыв в городе лазерный резак и, мелко покромсав останки боевых машин, понаделали себе бронежилетов. Всё это должно было повысить шансы сельских гопников на успех в драке с Железными Алкашами.
Между тем, было уже десять вечера, а КДВ-шники и не думали появляться. Приложенные усилия вполне могли стать напрасным. Стоя в толпе себе подобных, Стёпа Тупызников, здоровый детина, напоминавший быка-одногодка, начал прикидывать в уме возможные сценарии дальнейшего развития событий. «Если десантура не явится, - думал он, - придётся опять друг с дружкой гаситься». Стёпа оглядел публику вокруг, размышляя о стратегии и тактике. Вот этого, долговязого, надо по яйцам бить сразу – и готово. А этому, мелкому – раз по кумполу! А вот с этим надо поосторожнее: он обычно соль в кармане таскает. Хотя, на фиг вообще париться, а? Если десантура не придёт, так и железка эта на пузе не нужна. Взять да и метнуть через весь зал. Кто башку убрать не успеет – кирдык, добрых двадцать минут не встанет. А там, глядишь, остальные припухнут и разбегутся. Ну а как разбегутся, надо вот эту вот длинноногую за волосы и в сортир…
Разработав план действий, Тупызников решил, что пора действовать.
- Слышьте, пацаны! А десантура-то приссала! – гаркнул он во всеуслышанье, при этом запустив руку под свитер и отцепляя с груди кусок танковой брони. Его реплика должна была стать намёком, понятным всем, и сигналом к началу драки всех против всех.
Толпа зашевелилась, готовясь сцепиться друг с другом, но тут со стороны входа раздался громоподобный бас, при звуке которого все умолкли и повернулись к входной двери:
- Слышь, это кто тут приссал ещё? Сюда иди! Сюда иди, говорю, крыса! – рокотал стоявший в дверном проёме великан в терминаторском доспехе.
У половины гопоты сразу сжалось сердце и очко. На пороге высился не кто иной, как Вася-терминатор, снискавший среди местных дурную славу. У многих ещё свежо было воспоминание о том, как Вася, один, голыми руками, хоть и в доспехе, разобрал на запчасти двух самых здоровых громил из «Красного свиновода», которые с одного пинка могли заставить трактор катиться добрых пятьдесят метров. Впоследствии баба Нюра два дня отмывала от пола и от стен их кровь и мозги.
- Это ж надо же, - бубнила она, - чего только на свете не бывает! Живые были дураки дураками, и ума-то у них в головушках не водилося ни капельки, а уж мозгами-то набрызгали, ох набрызгали! Прям точно академики какие!
Увидев Васю-терминатора, кое-кто благоразумно прикинулся в стельку пьяным и притворно рухнул под стол, полагая, что бить лежачих Вася не будет. Некоторые, дабы доказать, что они мертвецки пьяны и не годятся на роль противников для терминатора, поднатужились и наблевали под себя.
- Ну чего, гоблины?! – рыкнул Вася, - обосрались уже, или есть охота подрыгаться? Нечего ссать! Чё, ####ы нам дать собрались? Ну так пошли на улицу, там с вами поворкуем!
Толпа высыпала наружу. Напротив клуба уже выстроились плотной стеной мордовороты в энергодоспехах. Вася, встав перед строем своих, повернулся к толпе гопников и ткнул громадным пальцем в сторону Тупызникова.
- Ты, что ли, там внутри больше всех вы######ся? – спросил Вася.
Вася понял, что сейчас его уроют, и решил нанести превентивный удар, который давал ему хоть какой-то шанс выжить. Он почти неуловимым движением вытащил из-под свитера свою бронированную пластину и швырнул её в Васю. Кусок брони полетел, вращаясь, прямиком в голову терминатору, грозя воткнуться как раз на уровне переносицы. Вася, не меняясь в лице, выставил вперёд руку и лёгким движением скрутил толстую броню в трубку. Затем он, широко улыбаясь, зашагал в Стёпину сторону. Пятясь назад и ища пути к отступлению, но не находя их - десантура окружила «Говнючок», не желая расставаться ни с кем из гопоты, - Тупызников оказался прижатым к стене
- Ты тут потерял, - сказал терминатор и с силой опустил скрученную в трубку броню Стёпе на голову. У всех стоявших вокруг отвисла нижняя челюсть, а у Тупызникова от всей головы только эта самая челюсть и осталась, остальное превратилось в фарш.
- Пацаны! - раздался в толпе вопль. – Бей десантуру!
И началось побоище. Рассчитывавшие на лёгкую победу десантники, тем не менее, обнаружили, что иметь дело с гопотой немногим легче, чем с разъярёнными, вооружёнными до зубов, орками. Подготовка у детей земли была что надо: не зря они тренировались, пинками двигая трактора с места, прошибая лбами кирпичные стены и обламывая быкам рога двумя пальцами.
Драка продолжалась добрых двадцать минут и могла бы продолжаться гораздо дольше, тем более что к местным начало подтягиваться подкрепление на тракторах и с берданками, однако судьбе было угодно, чтобы стычка у клуба «Родничок» осталась просто стычкой, так и не перешедшей в гражданскую войну.
Неожиданно космодесантники услышали в своих вокс-передатчиках знакомый голос:
- Ну чего, орлы, что за ###ня творится?!
Железные Алкаши перестали тузить гопников и принялись озираться вокруг, выясняя, кто же, всё-таки, сказал по воксу «мяу»? Местные тут же этим воспользовались и набросились на десантуру с удвоенной яростью. Вдруг в воздухе прогрем<
Сообщение отредактировал Bodya - Понедельник, 2010-09-13, 11:16:33 |
| |
| |
