Оригинальное название: Black Pearl Переведенное название: Черная жемчужина Автор рассказа: Крис Прамас Автор перевода: Surt
Движки челнока ревели, пока "Громовой Ястреб" прорывался сквозь атмосферу. Внутри, капеллан-дознаватель Озиил из Ордена Темных Ангелов направлял четыре отделения космических десантников в литании Битвы. Когда он выпевал священные слова для их подготовки к надвигающемуся бою, Озиил возложил пальцы на четки, но сегодня он молился не в предписанном имперском порядке. Сегодня его пальцы все возвращались к единственной черной жемчужине на шнурке, той, которая была действительно ценна. Он получил ее за убеждение одного из Падших Ангелов раскаяться и принять милосердие Императора.
Этот подонок не выходил у него из головы, пока он заканчивал молитву и полные рвения голоса двадцати его десантников присоединялись к нему в финальном аккорде припева. Когда их голоса затихли, Озиил откинул капюшон. Полный веры в Императора, он начал свою проповедь. - Братья - начал он, - это было долгое путешествие и сейчас, наконец, пред нами битва. Прежде чем мы доберемся до врага, я хочу всем вам кое-что рассказать. Это не обычное задание. Он помедлил, чтобы до всех дошло. - Братья мои, это - миссия, самая святая миссия - вернуть в Скалу… священный артефакт, давно утерянный. Озиил пристально посмотрел на десантников. Он увидел людей разного происхождения, но все они были объединены пламенной верой в Императора, клятвой Темных Ангелов и Жертвой Льва. Он желал бы, чтобы они понимали все значение их задания, но знал, что такое откровение могло пошатнуть их веру. Сегодня ему нужна была эта вера. - Если мы преуспеем - продолжал он, - ваши имена и свершения долго будут почитаемы в залах Скалы. Мы будем сидеть в обществе величайших героев Ордена. Так заполните ваши сердца милостью Императора, помните жертву нашего благословенного Примарха, Льва Эль’Джонсона, и окружите себя праведностью веры! Озиил вскочил, одержимый святой яростью, и ударил кулаком в грудь. - За Джонсона и Императора! Победа или смерть! - Победа или смерть! - Темные Ангелы ответили на его салют с еле сдерживаемой дикостью. Озиил улыбнулся. С такими людьми за спиной, как может он потерпеть крах?
* * *
Не так уж и давно Озиил, только что назначенный капелланом-дознавателем после вдохновенного командования Байлинийской кампанией, вошел в залы Скалы, огромной космической крепости, служившей Темным Ангелам домом. Он помнил зависть на лицах своих товарищей, когда привел первого Падшего Ангела на дознание. Они не могли поверить, что столь юный достиг успеха там, где они потерпели поражение. Многие расценили это как чистую удачу, но Озиил знал лучше. Чтобы доказать это, он поклялся лично вытянуть долг признания из предателя. Это был не первый обет, принесенный Озиилом, но самый трудный для выполнения. Предатель открыто высмеивал Озиила, Темных Ангелов и Императора. Он ликующе рассказывал о сотнях своих кампаний в роли наемника, бесконечный список насилия, убийств и пыток. Озиил не чурался жестокости, но верил, что она должна служить великой, праведной цели. Беспричинная бойня из историй Падшего Ангела так была ему противна, что ему приходилось подавлять сильное желание выпотрошить подонка перед ним, чтобы отплатмть ему в духе его "подвигов". Озиил поборол желание немедленно отомстить. Сначала признание. Падший Ангел увидел ненависть в глазах Озиила и рассмеялся.
- Что такое, молокосос, мои истории тебя пугают? Ты не можешь слушать, как настоящий десантник действует на войне? Можешь оставить свои сутаны и четки, монах. Настоящий воин идет на битву с жаждой в сердце, жаждой пролить алую кровь победы и испытать славу войны. Это - то, чего вам не хватает и поэтому вы всегда проигрываете! Эти мучительные слова были с Озиилом даже сейчас, болезненно отражаясь у него в уме, пока "Громовой Ястреб" рассекал атмосферу. Несмотря на прошедшее время, отвращение, испытываемое капелланом когда он вспоминал этот момент, пришло немедленно, и было реальным. Он вновь пережил свой гнев на высокомерие предателя и свое решение заставить того заплатить за это высокомерие. Там, в камере для дознания, он позволил своим чувствам захватить его лишь на секунду. Озиил дал предателю пощечину, затем схватил его за волосы и ударил головой о каменную стену. - Ты, кажется, забыл, кто из нас в цепях, говнюк! - заорал он. - Я уже победил. Нам нужно лишь установить, сжалится ли над твоей душой Император! - Ты ничего не понимаешь! - огрызнулся Падший Ангел. - После всего, что ты услышал, ты все еще не знаешь, почему я сражаюсь, верно? Озиил подошел к пленнику и оба уставились друг на друга, вера и безверие сцепились с невероятной яростью.
- Ты сражаешься, потому что поражен Хаосом - начал Озиил. - У тебя была возможность служить Императору, а ты его очень подвел. Ты, и Лютер, и все подонки из вашей хунты выбрали предательство Того, Кто дал вам жизнь! Падший Ангел остался спокоен пред лицом всех этих обвинений и уставился на Озиила, каждая черточка лица его выражала презрение. Ворча как животное, предатель ответил мучителю ядовитой насмешкой. - Я был когда-то таким же, как ты, монах! Верным, праведным, преданным! Он сплюнул, словно сами слова были отравлены. - Несмотря на мои добродетели, я был оставлен Джонсоном на Калибане, пока он сражался по всей Галактике - суровый голос предателя задрожал от давно забытых чувств, когда он продолжал. - Пока мои братья сражались вновь и вновь, я был оставлен дома с немощными, женщинами и детьми! Что сделал я, чтобы заслужить такую участь? Я был рожден для войны, но Лев и Император отвернулись от меня и остальных. Его голос поднялся до вопля чистой ненависти. - Вот почему я сражался и убивал на стольких планетах, что ты не сможешь столько и назвать. А теперь ты считаешь, что имеешь право судить меня! Темный Ангел ничего не сказал, так ошеломленный чудовищностью ответа предателя. Как Падшие искажали правду, чтобы скрыть собственное поражение! Это было бы печально, если бы только ненависть предателя не завела его на дорожку безумной резни.
Скорбя, капеллан-дознаватель повернулся и подошел к тяжелой железной двери, ведшей комнату. Ржавые шарниры издали сдавленный визг, когда он распахнул ее, но он остановился, чтобы взвесить грехи узника, перед тем, как уйти. - Еретик, - сказал он, - я надеялся на большее. Я молился, чтобы какой-то след Льва еще был в твоей душе, но теперь вижу, что ошибался. Не раскаявшись за свои поступки, ты вынудил меня использовать все методы для спасения твоей души. Да будет так. Дверь захлопнулась, похоронив Падшего в катакомбах Скалы. Следующие несколько дней, Озиил продемонстрировал свое мастерство, работая с Падшим Ангелом. Слабак назвал бы это пыткой, Озиил расценивал это как правосудие. Наконец, когда его инструменты стали липкими от крови предателя и крики затихли, Падший Ангел сломался. Он признал свою вину, и вину других Падших Ангелов, и раскаялся во всех своих преступлениях. В конце это было жалкое зрелище - сломленный человек, бывший когда-то элитой среди слуг Императора, изливал исповедь злых деяний.
Когда Озиил приготовился принесть человеку быструю смерть, которую тот купил своим раскаянием, Падший Ангел заговорил в последний раз. - Исповедник, - прошептал он сквозь сломанные зубы и распухшие губы, - есть еще одно, что я должен тебе сказать. Его тело сотряслось от приступа кашля такой силы и продолжительности, что Озиил подумал, что раскаявшийся предатель может отойти в мир иной. Кашляя и хрипя, всасывая затхлый воздух в истерзанные легкие, Падший Ангел наконец снова смог говорить. - Мне жаль, исповедник, но это деяние наполняет меня сожалением, как ничто другое. - Продолжай, брат - поторопил его Озиил. - Твое раскаяние не завершится, пока ты не расскажешь всего. Падший Ангел кивнул, прежде чем продолжить. "Исповедник, три года назад я был на Рыцарских Планетах, служа наемником. Мой отряд совершал постоянные налеты на планеты Ушедших эльдар, и я смаковал возможность пролить кровь таких безвольных и развращенных созданий. Мы охотились множество раз, выслеживая трусов и убивая их, как они того заслуживали.
На этом месте голос Падшего Ангела вновь ожил, вещая о кровавой бане, словно это возвышало его над болью. - Во время одного такого налета, группа эльдар укрылась в древнем могущественном месте. Они взывали к своим богам, но те не слушали их жалких воплей. Мы обрушились на то место и никого не оставили в живых. Падший Ангел помедлил, вспоминая. Заметное удовольствие на его лице заcтавило капеллана желчно ухмыльнуться. - И вот когда мы зачищали то место, вот тогда, исповедник, я и нашел его - могущественный артефакт, утерянный со времен разрушения Калибана. Падший Ангел внезапно остановился вновь, застигнутый очередным спазмом. Приступ не прошел, пока его не вырвало кровью. Озиил обеспокоился, прекрасно зная симптомы. Даже тело десантника может выдержать лишь определенную кару, а капеллан перетянул пленника за эту черту. Пожираемый нетерпением, Озиил закричал: - Что ты нашел, варп побери? Говори!. Заключенный вытянулся. Кровь текла у него изо рта, придавая зловещий оттенок усмешке. - Не бойтесь, исповедник, меня не так легко прикончить. Боль снова захлестнула его, но теперь он сопротивлялся и сумел силой воли вытолкнуть изо рта несколько слов. - В храме, исповедник, среди трупов… я нашел Львиный Меч.
Озиил впал в ступор. Меч Джонсона, потерянный уже как десять тысяч лет? Это невозможно. Падший Ангел видел недоверие на лице Озиила, но был полон решимости быть услышанным. - Я знаю, что это кажется невероятным, исповедник, но клянусь, что это так. Я никогда не мог забыть меча Льва Эль’Джонсона. Его исповедь завершилась, и тело Падшего Ангела обмякло. Разум Озиила тонул в водовороте замешательства. Как мог он верить одному из Падших? Но если не мог, исповедь была бессмысленной. Еще не определившись, капеллан придержал голову узника, вытер кровь с его губ и мягко заговорил. - Брат, что ты сделал с Львиным Мечом? Жизнь Падшего Ангела подходила к концу. Он пытался говорить, еле слышные хрипы срывались с его губ. - Я боялся… встретиться с тем, что совершил… и я оставил меч там, где тот лежал. Его тело содрогнулось, кровь текла из носа и рта. Хрипя и свистя, он договаривал. - Я жалею, что не взял его. Я мог бы вернуть его… туда, где он должен быть, но я… еще раз потерпел неудачу. Простите, исповедник. Озиила переполняли чувства. Он не мог отвергать честь исповеди, но не мог и забыть деяния, приведшие его узника в катакомбы Скалы. Придерживая голову Падшего Ангела, он воспользовался кинжалом для доставки человеку прощения. Брат, ты прощен.
* * *
Тряска в "Громовом Ястребе" вырвала Озиила из воспоминаний, и он помотал головой, чтобы очистить разум, так реальны и ясны были видения. Нахмурив брови, Озиил убрал руку с четок и вернулся к текущему заданию. У них впереди была битва, и он не собирался позволять себе отвлекаться, когда на кону жизни его людей. Пройдя по командному отсеку, Озиил призвал сержантов придерживаться плана штурма, перед тем как проверить свое оружие в последний раз. Через секунду, "Громовой Ястреб" внезапно взревел, визжа двигателями, как хищная птица, перед тем как удариться об землю с пробирающим до костей грохотом. Двери отсека открылись, и первое отделение рванулось наружу, выводя болтерами мелодию смерти. Симфония битвы началась.
* * *
Эйлиан стоял в Гробнице Мучеников, сжимая руны в кулаке около шеи. Даже теперь, спустя дни после видения, руны прорицания не давали никаких подсказок о его значении. Он провидел хищную птицу, могучий меч и бездушного человека. Он искал образец, но видел лишь кровь. Он открыл свои чувства, но почувствовал только холодный ветер, пронзающий его, как будто бы великое зло готовилось пробудиться.
С востока прибыл Драконий Владыка Мартэйнн Синский. Высокий, костлявый и замотанный в черные мантии, Мартэйнн выглядел как дух на своем огромном скакуне. С запада приехал Драконий Владыка Варра Иманнский. Его длинные волосы развевались на ветру, а до блеска отполированная броня сияла на солнце. Варра появился счастливым и не был обеспокоен. Смеясь и перешучиваясь со своими воинами, вождь иманнцев скомандовал привал. Его соперник сделал то же самое. Оставив свиту позади, оба вождя подъехали на своих огромных тяжеловесных зверях. Их драконы шипели друг на друга, взрывали землю когтями и хлестали хвостами, жаждая битвы. Оба вождя спешились, но ничего не сделали, чтобы успокоить зверей.
Эйлиан видел, что их внешнее спокойствие скрывало кипящую внутри ярость. Выпусти их ненависть, подумал он. Сегодня она им понадобится. Варра, столь шумный среди своих людей, но холодный и сосредоточенный сейчас, начал первым. - Колдун, зачем ты призвал нас в это проклятое место? Проблем живущих недостаточно? - спросил он, покосившись на Мартэйнна. - Зачем тревожить павших? - Мы встретились здесь, ибо так повелели духовные руны - молвил Эйлиан. - У меня нет времени на твои туманные намеки, колдун - проревел Мартэйнн. - Я не боюсь ни живых, ни мертвых.
Он многозначительно глянул на Варру и древние руины храма. - Я прибыл сюда только из-за твоего приглашения и моего уважения к нашему королю. Но Эйлиан, знай: так называемые рыцари этого труса хладнокровно прирезали моего сына, и никакого мира между нами не будет, пока мы не уладим это дельце - он воззрился на Эйлиана. - Пролилась кровь, колдун, и кровь еще прольется, пока я не буду удовлетворен!". Варра сплюнул от омерзения. - Твой сын подох, потому что был хиляком, и вины моей в этом нет. Оскорбленный Мартэйнн рассвирепел, так сжав меч, что его суставы захрустели. Он шагнул вперед и наполовину вытащил меч из изукрашенных ножен. Прежде чем вожди успели сделать еще что-либо, Эйлиан уже был между ними. - Мартэйнн, - злобно крикнул колдун, - вытащи меч и я изгоню тебя из Люгназы! Он указал копьем на синского вождя и воспользовался положением. - Никто не потревожит Мир Короля, пока приговор не вынесен. Теперь убери меч и выслушай мое решение.
Колдун и Драконий Владыка Сины смотрели друг на друга, пока Варра наблюдал за ними с кривой усмешкой. Мартэйнн медленно вложил меч в ножны и отпустил рукоять. - С тобой я не ссорился - сказал он. - Выноси суждение. Эйлиан все еще стоял между Драконьими Владыками и выждал еще секунду, прежде чем заговорить. - Мне больно видеть эльдарских владык, одержимых ненавистью - произнес он. - Но иногда наши глупости могут служить высшей цели. Я нахожу обиду Драконьего Владыки Мартэйнна обоснованной и считаю, что это должно быть улажено на поле боя. Оба Драконьих Владыки улыбнулись. Мартэйнн смотрел сквозь колдуна, и обратился к сопернику. - Варра, ты украл у меня единственного сына, и за это я заставлю тебя заплатить. Молвив, он взобрался на своего дракона. Могучий зверь взревел, словно бросая вызов, пока Мартэйнн отстегивал свое лазерное копье от высокого седла и направлял его на Варру. - Приготовься сдохнуть, иманнский выродок! - Расплата уже близка, Сина - ответил Варра, забираясь в седло. - Твой ставленник будет реветь слезами Иши еще до заката. - Прекратите болтать, вы оба! - приказал Эйлиан. - Сина и Иманн друг с другом не дерутся. - Что? - взревел Мартэйнн. - Ты обещал мне возможность отомстить, предатель! - Не обещал - холодно сказал Эйлиан. - Я сказал, что вы уладите свои обиды на поле боя, вот вы и уладите. Но сражаться будете не друг с другом. - О чем, во имя Каина, ты говоришь? - спросил изумленный Варра. - С кем нам еще сражаться, как не друг с другом? Оглушительная звуковая волна прокатилась по храму. Посмотрев вверх, все увидели челнок "Громовой Ястреб", пикирующий на них. Эйлиан тут же был забыт, когда оба вождя яростно хлестнули зверей и вернулись к своим людям. Боевые кличи проносились по полю, когда двое опытных воинов готовили Ушедших к битве. Эйлиан, один среди руин, вновь обратился к рунам. Он не слышал злобный голос Мартэйнна, кричавшего - "Варра, мы еще не закончили!". Руны снова говорили с колдуном и решающий миг захлестнул его. Он дотянулся до руны призвания и очистил разум. - Ястреб, - прошептал Эйлиан, - мы сражаемся с ястребом. В Гробнице Мучеников, только мертвецы услышали его.
* * *
Озиил стоял на трапе "Громового Ястреба", не обращая внимания на сюрикены, свистевшие вокруг, и изучал поле боя. Отделение "Блаженность" было в авангарде и нашло укрытие за низкой каменной стеной в тридцати шагах впереди. Справа от стены находилась маленькая рощица; отделение "Разрушение" занималось разворачиванием тяжелых орудий под ее прикрытием. Перед импровизированным фронтом десантников находилась цель их атаки: древний эльдарский храм. Озиил внимательно осмотрел древние руины, но не увидел никаких укреплений. Хорошо. Капеллан сошел с трапа челнока, прыжковый ранец, пристегнутый к спине, ему вовсе не мешал. Отделение "Блаженность" уже находилось под сильным огнем воинов эльдар, очевидно решивших заставить космических десантников пригибаться за стеной. В отдалении, Озиил разглядел драконьих рыцарей Ушедших, седлающих зверей и готовящихся к битве. Казалось, что его неожиданная атака была вовсе даже и не неожиданной. Эльдар странным образом были готовы к ней и Озиил мог только удивляться, как так. Нравилось это ему или нет, но битва началась и быстро развивалась. Он мог проанализировать ее позже, сейчас он должен был решать.
- Отделение "Блаженность", оставаться в укрытии. Следите за контратаками - начал Озиил. - Отделение "Разрушение", по моей команде, обеспечить подавляющий огонь из тяжелых орудий. Отделение "Искупление", занять левый фланг и поддержать "Блаженность". Отделение "Дикость", за мной! Он начал продвижение, сопровождаемый членами отделения "Дикость", которых отобрал специально для этого задания. Вооруженные цепными мечами и плазменными пистолетами, они своей яростью заслужили себе хорошую репутацию. Озиил видел, что лишь натянутый поводок приказа не дает им рвануться вперед, чтобы немедленно добраться до врага. Скоро, братья мои, скоро.
Позади них, "Громовой Ястреб" запустил мощные двигатели и вырвался назад в небо. Озиил снова включил передатчик. - Челнок "Кастет", действуйте по схеме уклонения, пока не достигнете противника. Затем ведите огонь по приемлемым целям и будьте готовы подобрать нас. Пилот челнока немедленно откликнулся: - Именем Императора, сделано. Озиил повернулся к кодицеру Эизару, библиарию, сопровождавшему их на задании. Озиил никогда раньше не сражался рядом с Эизаром, но знал его по репутации. Отчуждение в горячке битвы всегда беспокоило Озиила, и он молился, чтобы его неверие оказалось напрасным. - Эизар, чувствуешь какую-либо пси-активность? - спросил Озиил. - Нет, пока ничего, капеллан-дознаватель - голос библиария был ледяным, как будто он не привык отвечать на вопросы. - Тогда бди, брат, - приказал Озиил, - и защищай нас от ведьмовства проклятых эльдар!
Вновь обратив внимание на противника, капеллан увидел, что драконьи рыцари сбиваются в две впечатляющие группы. Когда чужацкие воины, яростно нахлестывая зверей, рванулись в бой, из облаков вылетел "Громовой Ястреб". Рокоча над полем боя, челнок развернул мульти-лазеры на два скопления всадников-эльдар. Смертельно точные лучи раскаленной добела энергии пронзали драконьих рыцарей, пробивая дыры в их безупречных доспехах и прорезаясь сквозь их ярящихся зверей. "Громовой Ястреб" пронесся над прореженными группами эльдар, его могучие двигатели взметали пыль и землю, когда он пошел на второй заход. Даже под опустошительным огнем с небес, эльдар перегруппировались с дисциплиной, достойной уважения. Земля содрогнулась, когда два отряда эльдар налетели на фронт космических десантников. Наполняя воздух какофонией боевых кличей, чужацкие воины воздели оружие, пока когтистые лапы их зверей несли их к ждущим Темным Ангелам.
Спокойный, Озиил отметил, что разрушенный храм, ясно различимый позади моря знамен и лазерных копий Ушедших, кажется вовсе не обороняемым. Если Озиил смог бы добраться туда, Львиный Меч принадлежал бы ему! - Отделения "Блаженность" и "Искупление", держитесь и сосредоточьте огонь на группе слева. Отделение "Разрушение", за вами правая группа. Именем Императора, огонь! Оружия извергли снаряды по всей линии фронта Темных Ангелов. Оставаясь спокойными, космические десантники обрушили разрушение на наступающих рыцарей. Слева, обойма за обоймой врезались в сплоченные ряды эльдар снаряды, вышибая рыцарей из седел и решеча драконов. В то же время, тяжелые орудия отделения "Разрушение" пробивали дыры в другом отряде эльдар ракетами и плазмой. Несмотря на ливень опустошения, некоторые драконьи рыцари слева добрались до цели. С дикими воплями - "Сина!" - они врезались в ряды космических десантников. Болтеры, столь эффективные секунду назад, были полностью бесполезны в ближнем бою. Эльдар пользовались своими лазерными копьями, вскрывая силовые доспехи Темных Ангелов, отбрасывая их или накалывая на концы копий. Другие были растоптаны драконами, разорваны в клочья когтистыми лапами.
Озиил не терял времени. - Отделение "Дикость", во имя Джонсона и Императора, в атаку! Он тут же запустил прыжковый ранец и позволил двигателям перенести его в кипящую рукопашную. Кодицер Эизар и остальное отделение были в ударе сердца позади, завывая от удовольствия наконец-то быть выпущенными на врага. Когда Темные Ангелы пролетали над полем боя, оставшиеся на земле воины эльдар открыли огонь из сюрикенных катапульт. Воздух вновь наполнился бритвенно-острыми дисками. Озиил вслух варпыхнулся, когда брат Алексий упал с небес, с доспехом, пробитом в дюжине мест. Капеллан препоручил его павшую душу Императору и прибавил благодарственную молитву прочным доспехам, защищавшим его от вихря огня эльдар. Через несколько секунд он приземлился, сжимая в правой руке силовой меч, а в левой — болт-пистолет, и направился к кричащему драконьему воину. Озиил в ужасе наблюдал, как озверевший эльдар пробил лазерным копьем визор брата Калеба, немедленно убив его. Увидев Озиила, рыцарь попытался высвободить копье, но было уже слишком поздно. Переполненный праведной яростью, Озиил поднял свой болт-пистолет и выпустил полдюжины снарядов в эльдар, выбив того из седла. Дракон разинул огромные челюсти и издал печальный вопль, почувствовав потерю хозяина. Озиил взмахнул силовым мечом и заткнул тварь мощным рубящим ударом. Тело дракона повалилось на землю, заливая кровью истерзанную почву. Озиил посмотрел на безжизненное тело брата Калеба и прошептал: - Спи спокойно, брат. Ты отмщен. Осматриваясь в поисках новых противников, Озиил увидел, что его Штурмовое отделение отбросило натиск драконьих рыцарей. Смертельными цепными мечами и белой раскаленной плазмой отделение "Дикость" обратило в бегство гордых эльдар и продолжило изничтожать их, пока они отступали. Кодицер Эизар гордо стоял над дымящимися скелетами двух рыцарей, которых он испепелил потрескивающими разрядами пси-энергии. Мертвые и умирающие эльдар лежали повсюду, их любовно гравированные доспехи разбиты и бесполезны, их верные драконы визжали в предсмертных судорогах и наполняли воздух вонью горелого мяса, их прекрасные штандарты разломаны и втоптаны в пропитанную кровью траву. Жалкие уцелевшие развернули скакунов и удирали с поля боя в беспорядке, неспособные защитить себя от охотящегося "Громового Ястреба", несущего им смерть с небес.
Капеллан быстро сосредоточился. Осознав, что храм эльдар уже не защищается, он повернулся к библиарию и закричал: - Эизар! За мной! И вновь двигатели прыжкового ранца вздымают его над полем боя. Пока он летел, нацелившись на эльдарский храм, он заметил, что тот стал странным образом затуманен. Плотная и вихрящаяся дымка покрыла то место, где Озиил видел храм. Варпыхаясь, капеллан прервал полет и приземлился вне тумана. Кодицер приземлился позади с силовым мечом наизготовку. - Что это за ведьмовство? - злобно спросил Озиил. Библиарий облизал губы. - Я не уверен, капеллан-дознаватель. Возможно, здесь где-то есть колдун. Я что-то чувствую, - тихо сказал он, - но никогда такого не испытывал. Озиил повернулся к дымке. Ему не особо-то и нужен был Эизар, чтобы сказать, что в храме может быть эльдарская ведьма. - Если там есть колдун, - прорычал капеллан, - он отведает стали Императора. Скандируя про себя Львиный Гимн, Озиил осторожно вошел в дымку. Необычайная тишина тут же охватила его и скоро он потерял направление. Капеллан не мог слышать своих собственных молитв – да что молитв, собственного дыхания. Окруженный клубящейся тьмой, Темный Ангел еле видел на полтора метра от своей руки. Он ощущал себя дрейфующим в неизведанном.
Стиснув зубы и противостоя колдовскому наваждению, Озиил попытался упорно идти вперед, но было сложно придерживаться направления. Странные мысли закрадывались в его голову, и его концентрация ослабевала. Он видел Золотой Трон Императора, но тело внутри было разложившимся трупом. Двенадцать силуэтов в капюшонах окружали трон, смеясь, и разрезая труп Императора грубыми ножами, и издавая указы от Его имени. Почти пересиленный силой видения, Озиил остановился и потряс головой, желая очиститься от злых мыслей. Он был Темным Ангелом и капелланом, и ничто не могло поколебать его веру! Резкая малиновая вспышка задрожала в судорогах, освещая чудовищную змееподобную пасть, нависшую над ним. Озиилу едва хватало времени отскочить в сторону, когда ряд за рядом острых зубов щелкал у его головы. Тварь маячила перед ним, ее огромное тело было лишь неразличимой тенью в дымке. Когда он попытался взлететь, длинный хвост вынырнул из тьмы и сшиб его на землю. Темный Ангел видел пасть твари, распахнутую словно в яростном вопле, но во всепоглощающем тумане он ничего не слышал. Он только чувствовал дрожание земли, когда дракон продвигал свое массивное тело на чудовищных лапах. Ужасная голова вновь нырнула к нему, но на сей раз Озиил был готов. Когда распахнутые челюсти появились, чтобы проглотить капеллана, Озиил прокатился под брюхом твари, пробив силовым мечом низ ее пещероподобной пасти. Черная кровь хлынула из ран твари, когда меч прошел сквозь чешую и намертво закрыл челюсти чудовища. Тварь заревела от боли, в ярости молотя воздух когтями и хвостом. Озиил попытался освободить меч, но тот накрепко застрял в мышцах и кости дракона.
Доведенный до отчаяния, но полный решимости, Озиил отказался от затеи выпустить силовой меч, и разъяренное чудовище оторвало его от земли. Повиснув в шести метрах над землей, Озиил пытался воспользоваться болт-пистолетом, пока обезумевшая тварь металась в агонии. Напрягши мускулы почти до предела, он подтянулся и приставил пистолет к черепу мрази. Не обращая внимания на жгучую боль в плече, он снова и снова жал на спусковой крючек, пока не опустошил магазин полностью. Могучий дракон беззвучно упал на землю, с практически снесенной верхушкой черепа. Из последних сил Озиил ухитрился откатиться с места падения дракона, чудом избежав ужасной смерти под тяжелой тушей дохлого чудовища. С радостью от победы в сердце, Озиил, шатаясь, встал на ноги. Поставив ногу на то, что осталось от головы твари, капеллан вытащил меч из его мускульных "ножен". Он остался в живых! Пока он стоял, задыхающийся и уставший, тело растворилось в дымке и исчезло. Рабочая рука капеллана горела от боли, но Озиил не останавливался. Такая колдовская защита могла означать только одно – цель была уже близко. - Львиный Меч! - слова отзывались сладким привкусом на шепчущих их губах.
Озиил снова начал распевать Львиный Гимн и двинулся вперед. Его не остановят. Внезапно из тумана перед ним выплыла стена – наконец-то, храм! Ковыляя по разрушенным остаткам стены храма, Озиил вошел в Гробницу Мучеников. Здесь дымка была тоньше, в основном клубясь у стен и пола, и мерцающий алый свет освещал помещение. Озиил шагнул в храм и его сапог тут же погрузился в глубокую грязь. Удивленный, он наклонился и погрузил в трясину свою перчатку, после чего поднес ее к лицу, чтобы понять, что же это такое. С отвращением он понял, что его перчатка была покрыта густой кровью. Он начал задыхаться. Что же это за проклятое место? Словно в ответ, неясные силуэты появились из тумана. Озиил выхватил меч, готовый защищаться, еще прежде, чем смог разглядеть их. Они наступали отовсюду. Мужчины, женщины и дети эльдар шли на него, ужасно израненные. Тут безногий мужчина, ползущий по полу, там - шатающаяся женщина с разможженым черепом. Натренированный глаз Озиила различал страшные рваные раны от цепных мечей, зияющие дыры, которые могли оставить только заряды болтера, плоть, сожженую раскаленной плазмой. Бесчисленные жертвы с бесчисленными ранами, мертвые эльдар шли на него. Они ничего не говорили капеллану, лишь смотрели на него с безмолвным проклятием.
C ужасающей ясностью Озиил понял, что он окружен. То были жертвы Падшего Ангела и его дружков, жестоко убитые столь много лет назад. Ошеломленный, капеллан не мог ничего сделать, кроме как смотреть в их обвиняющие лица. Пока мертвецы приближались, Озиил боролся с неудержимым желанием сбежать. Призраки осаждали его разум, угрожая утопить его в безумии. Он воззвал к Императору, но его Бог был погребен под покровом хищной тишины. Конечно же, ничто не стоит такого? - соблазнительный шепот вкрался в его разум. - Твои раны оправдывают почетное отступление. Озиил почти подчинился голосу в голове. Почти! Затем он подумал о своих братьях, мужественно сражающихся и умирающих во имя Императора прямо сейчас. Мог ли он бросить свою миссию после того, как его люди так послужили ему, отдав свои жизни, чтобы он мог принесть Львиный Меч обратно в Скалу? Конечно, нет! Его вели вперед его верность Императору, его клятва Темного Ангела и жертва мертвых. Во имя брата Калеба и всех его павших братьев, он должен был продолжать бой, и он знал это. - Львиный Меч будет моим, любой ценой! - в ярости проревел он.
Ведомый лишь волей, Озиил поднял меч и разрубил ближайшего ходячего мертвеца. Он растаял в ничто еще до касания меча. Облегчение захлестнуло разум капеллана, когда он изгнал наваждение. Будучи капелланом, он осознал, что страх был оружием мертвецов, а он показал себя хозяином страха. С нарастающей уверенностью Озиил прошел сквозь мертвых, таявших перед ним, и направился прямиком к небольшому каменному возвышению, древнему алтарю. Озиил помедлил секунду, затем поднял силовой меч и с силой опустил его, расколов вековечный камень надвое. Нечто железное сверкнуло среди разбитого камня. Озиил откинул булыжник, освобождая древний эльдарский ларец искусной работы. Холодные печати сверкали на его поверхности. Он выглядел как что-то вроде футляра для оружия, и потрескивал от мистических энергий. Возможно, это был генератор стасисного поля, содержавший в себе Львиный Меч? Дрожащими руками Озиил прикоснулся к ларцу. После этого он услышал странное жужжание. Звук вернулся в мир. Озиил осмотрелся, чтобы найти источник звука, но мало что разглядел сквозь истончающийся туман. Пока он оглядывался, шум перешел в резкий вой, продолженный булькающим вскриком. Поворачиваясь вокруг своей оси, Озиил увидел в дверях кодицера Эизара, у которого из груди торчало острое лезвие. Лезвие медленно вытащили, и Эизар рухнул в кровавую грязь.
Сообщение отредактировал Catachan - Четверг, 2011-12-29, 2:23:00
Упавшее тело убитого библиария открыло высокого эльдар в инкрустированном рунами доспехе и несущего посеребренное копье. Эльдарское оружие жило в руках колдуна, оно урчало от удовольствия, попробовав крови библиария. Ушедший крутанул копье и вытянул его перед собой. - Я - Эйлиан, колдун Короля Люгназы. Я знаю, зачем ты пришел, и я здесь, чтобы остановить тебя. Ты, человек, не имеешь права тревожить это место и ты не получишь того, что хранится в стасисном поле. Озиил затрясся от гнева. - Ты говоришь о мече? Не имею права? У меня есть все права! Этот меч принадлежит моему Ордену по праву рождения и был отобран у нас на десять тысяч лет. Я верну его своим братьям или умру, пытаясь. Я поклялся. Капеллан убрал руку от стасисной шкатулки и взял силовой меч обеими руками, вздрогнув от кинжалов ноющей боли в поврежденной руке. Он был готов встретить сующего нос не в свое дело колдуна. - Вы, люди, странные - сказал Эйлиан, словно не беспокоясь о кипящей злости, переполнявшей Темного Ангела. - Вы должны благодарить нас за то, что мы хранили меч столь надежно и столь долго. Вместо этого, вы пришли на мою планету, убили моих людей и потревожили мертвых. Действительно ли меч стоит всего этого? Лучше запереть его навечно, чем выпустить в мир вновь. - Еретик! - закричал Озиил. - Ты прочувствуешь гнев Императора за свою дерзость!" Озиил атаковал, его силовой меч описал смертельную дугу. Эйлиан, очевидно, готовый к такому удару, легко его отразил. Он попытался выпустить разряд пси-энергии в Темного Ангела, но его мощь была поглощена доспехом космического десантника. Озиил улыбнулся под шлемом и тихо прошептал молитву благодарности за свой доспех "Эгида". Он не падет пред ведьмовством этого колдуна.
Эйлиан попробовал другой пси-удар, но доспех выдержал и это. Колдун начал серьезнее относиться к дуэли, переместив копье в атакующую позицию и делая смертельные выпады в направлении Темного Ангела. Озиил отвечал на удары копья своими, и то выло, когда встречалось с его мечом. Оба были равными соперниками, Эйлиан, сражающийся со спокойной грацией, и Озиил, отвечающий яростью берсерка. Наконец, чудовищная сила ударов Озиила дала о себе знать, и он оттеснил колдуна к покрытой лишайником стене. Эйлиан все еще пытался пронзить Озиила своим жаждущим копьем, но Темный Ангел схватился за древко и держал его очень крепко. Капеллан пытался рассечь клинком плоть эльдар, но не мог на столь малом расстоянии. Вместо этого, он ударил колдуна по лицу рукоятью силового меча. Удар впечатал голову Эйлиана в стену со слышимым треском, и колдун присоединился к Эизару в кровавой трясине. Не теряя времени, Озиил вложил меч в ножны и добрел до стасисной шкатулки. Он тяжело дышал и истекал кровью от бесчисленных ран от копья. Без каких-либо церемоний, капеллан поднял длинный футляр и практически разорвал надвое. Он ощутил рассеяние энергии, когда чужацкое устройство сломалось и стасисное поле исчезло.
Добравшись до содержимого разломанной шкатулки, Озиил вытащил меч, вложенный в изукрашенные ножны. Его чуть не хватил удар, и он оперся на собственный меч. До самого сего момента, он был готов к разочарованию и лжи. Падшему Ангелу никогда нельзя доверять. Но как мог он упустить возможность вернуть Львиный Меч, несмотря на столь ничтожную вероятность? Теперь он, Озиил, стоял в чужацком храме с тем самым мечом в руках! Что за миг! Оззиил начал яростно молиться, благодаря Императора и Льва Эль’Джонсона за то, что они выбрали его для этой секунды. Меч был освобожден от ножен и засиял ослепительным блеском. Остатки тумана и дымки вмиг развеялись, первый раз давая обозреть окрестности. Озиил был в храме один, если не считать тел Эизара и Эйлиана. Теперь Озиил видел, что когда-то изящный храм теперь стал по большей части руинами. Башни, что защищали его когда-то, упали и части крыши провалились. Лишайники покрывали стены, что сияли когда-то внутренним светом. Чуть успокоившись, капеллан начал изучать меч. Рукоять была вырезана из золота в форме ангела, чьи распростертые крылья образовывали гарду оружия. Ошеломленный его красотой, Озиил поднес меч к лучу света, пробивавшемуся внутрь. Там клинок сверкнул на солнце первый раз за десять тысяч лет. Озиил перехватил меч и прикинул баланс. Совершенство. То был меч королей, завоевателей. Как во сне, он видел себя во главе войск, несущим непревзойденный клинок и уничтожающим врагов Императора.
Его разум потонул в видениях власти и завоеваний. С этим мечом, никто не сможет противостоять ему. Конечно же, он был избран! Оружие большей мощи, чем даже несомое Азраилом, Верховным Магистром Темных Ангелов. Теперь Озиил знал, что настало его время! Это было доказательство и способ заткнуть всех завистников в Скале. Озиил невольно вздохнул и рассмеялся над судьбой, приславшей его сюда! Скоро его будут восхвалять как величайшего капеллана-дознавателя в истории Ордена, даже более великого, чем легендарный Молокайя! Все падут перед ним, все склонятся, и не только в его Ордене. Нет, пришло время отбросить мелкие различия между Орденами и верованиями. Империум будет принадлежать ему. Меченосец, завоеватель, первый из нового поколения Примархов. Замечтавшись об эйфории и власти, Озиил видел Вселенную, лежащую пред его легионами, готовую к захвату. Таково было решение. Так должно быть. Когда Озиил продолжил рассматривать сияющее оружие, он заметил надпись на клинке. - Это ниже Вашего внимания, Владыка Озиил, - шепнул внутренний голос, и так был убедителен его тон, что он почти проигнорировал потертую в сражениях надпись. Но маленькое ледяное присутствие совести подтолкнуло его разум. Приглядевшись, он украдкой прочитал древние буквы. Каждое слово было кинжалом, вонзающимся в сердце. "Лютеру, другу и брату по оружию. Да будет вера твоя щитом твоим. Л.Э.Д.".
Озиил отшатнулся и бросил меч. Его чарующая сила тут же исчезла, и он осознал всю глубину своей глупости. То был не Львиный Меч, но Меч Лютера, архипредателя и наиболее ненавистного Падшего Ангела. Некогда благородное оружие, оно было извращено силой Хаоса, когда Лютер повел Падших Ангелов по их проклятому пути. А Озиил не почуял его силы, слушая его ложь и готовясь присвоить его? Как мог он быть так слеп? Одержим тем самым мечом, что убил Льва! Капеллан вздрогнул от ужаса, думая о благородной жертве Льва. Какая глупость! И столь много благородных эльдар погибло! Весь в омерзении, проклиная себя, Озиил осторожно вложил проклятый клинок в ножны. Он не будет одержим вновь. Он не будет слушать ярящийся глас. Он должен отринуть, он отринет его!
В шлеме ожил вокс. - Капеллан-дознаватель, это челнок "Кастет". Мощные подкрепления эльдар приближаются с севера. Ваши приказы? Озиил остановился на секунду. Он решил отослать людей и остаться в руках эльдар. - Я не заслуживаю большего! - в мучениях провыл он в небо. Но он не мог. Как капеллан и Темный Ангел, он должен был отвечать за свои действия. Тяжело вздохнув, он наконец ответил, включив вокс. - Передайте бойцам приказ отступать отделениями ко второй точке встречи. - Да, сэр. Во имя Императора, сделано. Озиил пошел к каменному проходу, где лежало мертвое тело библиария. Он осмотрел поле боя, где лежало множество трупов. Многие братья его погибли сегодня, выбросили свои жизни из-за него и его гордыни. Он так желал найти Львиный Меч, что позволил себя обдурить одному из тех самых предателей, что раскололи Темных Ангелов на куски. Даже еретику была дарована быстрая смерть!
Теперь будут последствия, как он предполагал. Он решил оставить меч в храме, но слишком многие погибли из-за него, чтобы он мог вернуться с пустыми руками. Это была часть истории Ордена и она так же принадлежала Скале. Может быть, Асмодей знает, что с ней делать. Асмодей. Он не мог думать о старом космическом десантнике, величайшем живущем капеллане-дознавателе, не прикасаясь к четкам. На четках Асмодея было только две черные жемчужины, и то был результат столетней работы. Озиил посмотрел на свою черную жемчужину, источник такой гордости несколько часов назад. Теперь же, отвращение переполняло его душу, когда он смотрел на нее.
Озиил медленно расстегнул четки и снял черную жемчужину. Он аккуратно положил ее на твердый камень пола храма, прежде чем наступить на нее тяжелым сапогом силового доспеха. Черная жемчужина раскололась, и Озиил растер ее по земле ногой. В следующий раз, никаких сомнений.
* * *
К О Н Е Ц
Сообщение отредактировал Catachan - Четверг, 2011-12-29, 2:22:55
Оригинальное название: Unforgiven Переведенное название: Непрощенные Автор рассказа: Грэм Макнилл Автор перевода: Silencer
Полночная тьма сомкнулась вокруг брата-сержанта Кайлена из Темных Ангелов подобно кулаку. Двигатели быстро исчезающего из вида "Громового Ястреба", работавшие в приглушенном режиме, были единственными точками, которые он мог видеть. Его визор окунулся в призрачный зеленый свет и когда включились его авточувства, внизу показались очертания города в форме звезды. Показания альтиметра на его визоре изменялись с бешеной скоростью, очертания под ним стали более четкими и продолговатыми. Было трудно определить скорость спуска, силовая броня отделяла Кайлена от сокрушительного потока ледяного воздуха и от ревущего шума сопровождавшего его падение. Усилием мысли Кайлен наложил тактическую схему города на свой визор, с профессиональной гордостью отметив, что очертания зданий внизу почти полностью совпадают с изображением на визоре. Руна альтиметра вспыхнула красным, и Кайлен быстро перевернулся в воздухе, сделав так, чтобы ноги были впереди. Взглянув налево и направо, он увидел, что его люди повторили маневр, и ударил по пусковому механизму на груди. Сержант почувствовал резкое торможение, когда сработали мощные ракетные двигатели, превратив его безудержное падение в контролируемое снижение. Ботинки Кайлена врезались в покрытую мрамором площадь, прыжковый ранец изверг волну теплого воздуха, когда он приземлился. Потоки яркого света исторгались из города, стволы зениток ходили в разные стороны подобно колыхающимся водорослям, в то время как повстанцы пытались сбить удаляющийся "Громовой Ястреб". Но артиллеристы еретиков не успели помешать боевой машине выполнить задачу, ее смертоносный груз уже прибыл.
Кайлен прошептал молитву за команду транспортника и опять посмотрел на место высадки. Их приземление было идеальным, ответственный за десантирование на "Громовом Ястребе" доставил их точно на цель. Цель, которая кишела вопящими, одетыми в маски культистами. Кайлен поднырнул под неуклюжий боковой удар силовой палицы еретика и нанес удар силовым кулаком в грудь противнику, человек дико закричал и забился в конвульсиях, когда наполненная энергией рукавица пробила его плоть и кости. Он пинком сбросил труп с кулака и ударил рукояткой пистолета в горло другому. Человек упал, сжимая размозженную гортань, а Кайлен быстро огляделся, чтобы убедится, что остальные члены его отделения, приземлились так же благополучно как и он. Прерывистые взрывы тепла и света вспыхивали в ночи, когда оставшиеся девять человек из отделения Левктры приземлялись не дальше чем в пяти метрах от него, для прикрытия стреляя из болтеров короткими очередями.
Культист бежал на него, размахивая огромным топором, с искаженным от ненависти лицом. Кайлен выстрелил ему в голову. Во имя Льва, эти идиоты никак не заканчиваются! Когда по нему открыли плотный огонь из огромного кафедрального собора расположенного в конце площади, он нырнул за гигантскую мраморную статую безымянного кардинала. В разбитых витражных окнах мелькали вспышки выстрелов, залпы без разбора крошили мрамор и культистов. Кайлен знал, что продвижение прямо в пасть этих орудий будет воистину кровавой работой. Еще один человек нырнул в укрытие рядом с ним, его темно-зеленая броня была частично скрыта мантией капеллана. Капеллан-дознаватель Барей поднял свой болт-пистолет. Ствол оружия был причудливо изукрашен, дуло дымилось после недавней стрельбы. - Отделение ко мне! - приказал Кайлен. - Приготовится к атаке! Четные вперед! Нечетные прикрывают огнем! Пророк явился на церковном мире Валедора, и вместе с ним на планету пришла погибель. В течение года после его первой проповеди храмы божественного Императора были разрушены, а его верные слуги, начиная от верховного кардинала до последних писцов, были брошены в печи крематориев. Миллионы были сожжены и плотные облака человеческого пепла выпадали чудовищным снегом на протяжении нескольких месяцев.
Ближайший полк Имперской Гвардии, 43-й полк Карпатских Винтовок, с боем пробивался по территории храмов в течение девяти месяцев после падения планеты, сражаясь в неистовых рукопашных схватках с фанатичными слугами Пророка. Умиротворение планеты шло неплохо, но затем уперлось в стены столицы планеты - Ангеллика. Тяжело укрепленный город-собор выстоял перед всеми штурмами, и теперь настала пора Адептус Астартес положить конец восстанию. Для космических десантников из Ордена Темных Ангелов на кону было нечто большее, чем честь Империума и возмездие. Много веков назад на Валедоре были набраны рекруты для Ордена, и ересь этой планеты была персональным вызовом Темным Ангелам. Честь должна быть восстановлена. Пророк должен умереть. Дюжину культистов смело первым залпом космических десантников, кровь запятнала их одеяния. Еще больше погибло, когда болтеры выстрелили второй раз. Кайлен выскочил из укрытия, лазерный луч выжег углубление в его наплечнике. Первый культист вставший на его пути умер, даже не увидев удар, который убил его. Следующий увидел несущегося на него Кайлена и сержант с удовольствием отметил ужас на лице еретика. Силовой кулак снес культисту голову. Канонада выстрелов усиливалась, прикрывающий огонь прореживал ряды культистов. Кайлен сражался и убивал, прокладывая путь к дверям храма, брызги крови окрасили его броню в алый цвет. Вокруг него отделение Левктры убивало с беспощадной эффективностью. Стремительным натиском под прикрытием смертоносно точного болтерного огня десантники очутились в восьми метрах от дверей собора, не понеся потерь. За ними остался след из более чем двухсот умерших или умирающих культистов.
Ураган выстрелов обрушился на них из разбитых окон. Кайлен знал, что огонь слишком тяжелый, чтобы пробиться сквозь него, даже в силовом доспехе. Он активировал вокс-связь. - Брат Люций. - Да, брат-сержант? - У тебя отличный бросок. Как думаешь, сможешь забросить пару гранат в те окна? Люций быстро выглянул из-за ограждения фонтана, которое он использовал как укрытие и коротко кивнул. - Да, брат сержант. Думаю что смогу, если будет на то воля Льва. - Тогда так и сделай! - приказал Кайлен. - Да направит Император твою руку! Кайлен сменил позицию и обратился к остальным бойцам отделения. - Быть наготове! Начинаем движение, когда взорвутся гранаты. Каждая крохотная руна на его визоре, обозначавшая одного из его людей, мигнула один раз, когда они подтверждали, что приказ принят.
Кайлен оглянулся, чтобы убедиться, что капеллан Барей также готов. Громадный капеллан методично обыскивал мертвых культистов, распахивая их одеяния, будто обычный мародер. Отвращение скривило губы Кайлена, прежде чем он укорил себя за непокорность. Но чем же занимался капеллан? - Брат-капеллан? - обратился Кайлен. Барей посмотрел на него, закрытое шлемом лицо не выдавало ни одной мысли. - Мы готовы - сказал Кайлен. - Брат-сержант, - начал Барей, присев на корточки рядом с Кайленом, - когда мы найдем этого Пророка, мы не должны его убивать. Я хочу взять его живым. - Живым? Но нам приказано убить его. - Ваш приказ изменился, сержант - прошипел капеллан, его голос походил на холодный кремень, - он нужен мне живым. Вы меня поняли? - Да, брат-капеллан. Я передам ваши приказания. - Сопротивление в храме будет очень сильным. Я не думаю, что многие из ваших людей выживут, если вообще кто-нибудь уцелеет - обронил Барей, обещание смерти наполняло его голос. - Почему вы не сообщили мне об этом раньше? - отрывисто спросил Кайлен. - Если силы, с которыми нам предстоит столкнуться, слишком значительны, нам надо удерживать позиции и запросить подкреплений. - Нет, - заявил Барей, - мы сделаем это сами, или умрем, пытаясь. Его тон не допускал несогласия и Кайлен внезапно осознал, что на кону в этой миссии было нечто большее, чем обычное убийство. Каковы бы не были истинные намерения капеллана, долг Кайлена обязывал его повиноваться.
Он кивнул. - Как пожелаете, капеллан. Он снова обратился по воксу к Люцию: - Давай, брат Люций! Люций встал, гибкий, словно кошка из джунглей, и метнул осколочные гранаты в каждое из окон по обе стороны дверей собора. Едва последняя граната вырвалась из его руки, мощные выстрелы лазерной пушки испепелили его тело. Жар лазерного выстрела превратил его насыщенную кислородом кровь в зловонный красный пар. Сдвоенный глухой звук взрывов и вопли. Яркий свет и дым вырвались из окон собора, подобно черным слезам. - Вперед! - прокричал Кайлен, и десантники, поднявшись из укрытий, помчались к огромным бронзовым воротам. Отдельные выстрелы из ручного оружия били в их доспехи, но космические десантники не обращали на это внимания. Единственное что имело значение - пробиться внутрь.
Кайлен увидел, как споткнулся брат Марий, выстрел вырвал ошметки брони и плоти из его бедра, покрыв темно-зеленый доспех алым. Капеллан Барей подхватив зашатавшегося Мария, потащил его вперед. Усиленные ноги Кайлена за несколько секунд донесли его до храма, и он уперся спиной в мрамор стены собора. Автоматически, он снял пару гранат со своего пояса и швырнул их в дымящиеся окна. Ударная волна сотрясла двери собора, и он бросился в разбитый оконный проем, стреляя направо и налево из болт-пистолета. Внутри был черный ад, кровь и обугленная плоть. Растянувшиеся тела, оторванные конечности, раскрошенные кости и оплавленные органы. Страшно кричали раненные стрелки. Кайлен не чувствовал жалости к ним. Они были еретиками, и они предали Императора. Они заслужили смерть в сотни раз худшую. Темные Ангелы хлынули внутрь, двигаясь сквозь оборонительные позиции, зачищая комнату, добивая раненых. Вестибюль был свободен, но инстинкт Кайлена подсказывал ему, что это продлится недолго.
Марий привалился к стене. Кровотечение уже остановилось, рана закрылась. Кайлен знал, что он продолжит сражаться. Требовалось нечто большее, чем повреждение бедра, чтобы остановить Темного Ангела. - Надо двигаться дальше - отрывисто бросил он. Движение значило жизнь. Капеллан Барей кивнул, перезарядил пистолет и повернулся к отделению Кайлена. - Братья, - начал он - мы участвуем в самом важном сражении в жизни. Внутри этого оскверненного храма вы увидите то, что не являлось вам даже в худших кошмарах. Разврат и ересь поселились во владениях нашего возлюбленного Императора, и вы должны защитить свои души. Барей высоко воздел символ власти капеллана - Крозиус Арканум. Кроваво-красный камень в его центре сверкал подобно миниатюрному рубиновому солнцу. - Помните, что наш примарх и Император смотрят на вас! Кайлен пробормотал краткую молитву Императору, и они двинулись.
* * *
- Они внутри вашего святилища, мой повелитель! - сказал Каста, явное беспокойство было в каждом его слове. - Чего вы потребуете от нас для их уничтожения? - Ничего большего, чем вы уже являетесь, Каста. - Вы уверены, повелитель? Я не сомневаюсь в вашей мудрости, но они Адептус Астартес. Их непросто одолеть. - Я знаю. Я рассчитываю на это. Ты доверяешь мне, Каста? - Абсолютно. Без вопросов. - Тогда доверься мне и сейчас, Каста. Я позволю Ангелу Лезвий убить всех космодесантников, но мне нужен их капеллан. - Как вы прикажете, повелитель - ответил Каста, поворачиваясь чтобы уйти. Пророк кивнул и поднялся с колен преклоненных в молитве во весь свой огромный рост. Он быстро повернулся, его в его длинной мантии показалась полоса темно-зеленого цвета. - И еще, Каста - прошипел он, - он нужен мне живым.
* * *
Капеллан Барей взмахнул Крозиусом, описав крутую дугу, круша кости и головы. Пробиваясь с боем через усыпальницы монастыря, десантники сталкивались все с новыми последователями Пророка. Темные Ангелы сражались парами, каждый воин прикрывал спину другого. Кайлен сражался рядом с Бареем, рубя и стреляя. Затвор болт-пистолета замер, когда кончились патроны. Он обрушил рукоять пистолета на шею противника, раздробив тому позвоночник. Барей убивал врагов со смертоносным изяществом, уворачиваясь, нанося удары ногами и делая выпады. Истинное мастерство воина было в том, чтобы проложить путь меж клинков, когда искусство и инстинкт сливаются в смертельной гармонии. Оружие врагов проносилось мимо капеллана, и Кайлен понял, что Барей прирожденный воин. Кайлен чувствовал себя неуклюжим новичком-рекрутом по сравнению с выдающимся мастерством капеллана-дознавателя. Брат Марий пал, силовая палица ударила в его раненное бедро. Руки прижали его к полу, и топор расколол его череп надвое. Но даже с разрубленной головой он застрелил своего убийцу. Затем все кончилось. Последний еретик пал, его кровь потекла по черепичному полу. Когда Кайлен вогнал новый магазин в свой пистолет, Барей опустился на колени рядом с телом брата Мария и нараспев прочел "Молитву за Павших".
- Ты будешь отомщен, брат. Твоя жертва приблизила нас к уничтожению тьмы из прошлого. Я благодарю тебя за это. Кайлен нахмурился. Что имел в виду капеллан? Барей поднялся и вытащил информационную панель, спроецировав на пол план собора. Пока капеллан уточнял их местонахождение, Кайлен более пристально разглядел окружающую обстановку. Стены были покрыты камнем, прекрасная резьба была сбита и замещена грубыми гравюрами, изображавшими разрушенные миры, ангелов в огне и повторяющийся сюжет со сломанным мечом. И умирающий лев. Изображение было грубым, но смысл его был очевиден. - Что это за место? - спросил он громко - На этих стенах история нашего Ордена. Лев Эль'Джонсон, разрушенный Калибан. Еретики разукрасили свои стены насмешками над нашим прошлым - он повернулся к Барею - Почему?
Барей оторвался от информационной панели. Прежде чем он смог ответить, оглушительная канонада заполнила усыпальницы. Брат Кайин и брат Гюас пали, крупнокалиберные пули пробили их нагрудники и взорвались в груди. Брат Септим зашатался, его плечо было практически оторвано скользящим выстрелом, его рука повисла на окровавленных нитях из костей и мышц. Он отстреливался держа оружие в уцелевшей руке до тех пор, пока другой выстрел не снес ему голову. Кайлен выпалил шквал выстрелов, нырнув под прикрытие покрытой желобами колонны. Невидимые орудия прижали их к месту, и было лишь вопросом времени, когда против них пошлют еще больше культистов. Будто ответом на его мысли обшитая деревом дверь, расположенная в конце усыпальницы, отворилась, и толпа вопящих воинов бросилась на них. Челюсть Кайлена отвисла от отвращения при виде врага. Они были закованы в темно-зеленые пародии на силовую броню, мерзкое отражение славы Космического Десанта. Грубые копии символа Ордена Темных Ангелов распахнули крылья с кинжалом в центре их наплечников, и Кайлен почувствовал чудовищный гнев, родившийся в нем при виде этой ереси.
Десантники отделения Левктры прокричали боевой клич и устремились вперед, чтобы разорвать богохульников на куски и покарать их за такое бесстыдство. Дразнить Темных Ангелов значило навлечь беспощадное и ужасающее возмездие. Охваченное праведным гневом отделение Левктры сражалось со свирепым вдохновением. Кровь, смерть и вопли наполнили воздух. Когда противники встретились в центре усыпальницы, невидимые орудия снова открыли огонь. Шторм пуль и рикошетов, разлетевшийся брони и дыма поглотил сражавшихся, разя и космодесантников и их врагов без разбора. Пуля пробила его шлем сбоку. Краснота, боль и металлический привкус заполнили его чувства, и он упал на колени. Задыхаясь, он ударил по отсоединительному рычажку поврежденного шлема и снял его. Пуля пробороздила кровавый шрам на его голове и напрочь снесла заднюю часть шлема. Но он был жив. Император и Лев пощадили его. Обутая в сапог нога обрушилась сбоку на его голову. Он откатился и взмахнул силовым кулаком, культист рухнул, вопя, его нога ниже колена была уничтожена. Сержант вскочил на ноги и снова ударил, кровь брызнула ему на лицо, когда умер еще один враг. Кайлен побежал к укрытию за колонной, понимая, что их выманили из укрытия фальшивыми Темными Ангелами. Он проклял себя за отсутствие беспристрастности, зло стерев липкую кровь с глаз. Тактическая ситуация была очевидной, они не могли вернуться туда, откуда пришли. Достичь главного входа было невозможно, орудийный огонь уничтожит их еще на полпути. Единственным вариантом было движение вперед, и у Кайлена появилось свербящее подозрение, что их враги знали об этом и заманивали их навстречу еще большему кошмару.
Барей прокричал его имя, перекрывая грохот выстрелов и указал на деревянную дверь, откуда появились одетые в броню культисты. - Я уверен, что у нас есть единственный выход. Вперед, сержант! Кайлен кивнул, его лицо помрачнело, когда значок, обозначавший брата Кристоса, мигнул и исчез. Еще один космодесантник погиб, выполняя эту миссию. Но Кайлен знал, что они все отдадут свои жизни за эту цель, какой бы она ни была. Капеллан Барей решил, что достижение цели стоило жизней их всех, и Кайлену было этого достаточно. Под прикрытием могил, Барей и пятеро оставшихся в живых из отделения Левктры устремились к двери, которая была выходом из этой огневой ловушки. Сержант Кайлен только надеялся, что они не натолкнутся на нечто худшее.
* * *
- Готов ли Ангел явить Рассекающее Благословение, Каста? - спросил Пророк. - Готов, мой повелитель - дрожащим от страха голосом ответил Каста. Пророк улыбнулся, понимая причину волнения подчиненного. - Ангел Лезвий тревожит тебя, Каста? Каста беспокойно заерзал, его лысая голова блестела от пота. - Он пугает меня, повелитель. Я боюсь полагаться на это существо как на союзника. Оно убило десятерых моих послушников, когда мы освободили его из склепов. Оно было ужасно. - Ужасно, Каста? - успокаивающе произнес Пророк, возложив обе руки на плечи священника. Его латные рукавицы были достаточно велики, чтобы сокрушить голову Касты. - Было ли оно ужаснее, тех дел, которые мы творили, чтобы захватить этот мир? Было ли оно кровавее, чем наш штурм этого храма? Кровь уже на твоих руках, Каста, что значит еще немного? Не стоит ли кровопролития то, что мы делаем здесь? - Я знаю, но видеть его воочию, ощущать его, обонять его... это было ужасно! - священника трясло. Воспоминания об Ангеле лишили его всякого самоконтроля. - Я знаю, Каста, знаю, - согласился Пророк. - Но все великое поначалу должно носить ужасающие маски, чтобы вписать себя в сознание обычных людей, - грустно покачал головой Пророк, - таков ход вещей. Каста медленно кивнул - Да повелитель. Я понимаю. Пророк заговорил: - Мы несем новую эру разума в галактику. Огонь, который мы разожгли здесь, заставит вспыхнуть тысячи других огней, и пламя перемен охватит владения Ложного Императора. Нас будут помнить как героев, Каста. Не забывай об этом. Твое имя будет сиять среди людей подобно ярчайшей звезде на небосклоне. Каста улыбнулся, его тщеславие и самомнение преодолели минутную брезгливость. Новая решимость была в его фанатичных глазах. Пророк отвернулся. Это было даже слишком легко.
Сообщение отредактировал Catachan - Четверг, 2011-12-29, 2:22:50
Сержант Кайлен крался по заполненным тьмой коридорам собора подобно хищнику дикого мира, глаза постоянно двигались, высматривая жертву. Дрожащий тусклый свет электро-факелов выхватывал застывшие рельефы резных стен, и он медленно отвел от них взгляд. Слишком пристальное разглядывание картин вырезанных на стенах жгло его взор и вызывало скрученную тошнотворную боль в желудке. Покинув смертельную ловушку в усыпальницах, они проникли глубоко внутрь собора, и Кайлен ничего не мог поделать с чувством грозящей им всем ужасной опасности. Не опасности гибели, Кайлен смотрел смерти в лицо слишком часто, чтобы испугаться ее. Но опасности искушения и богохульства... это было совсем другое дело. Пути к проклятию были многочисленны и разнообразны, и Кайлен знал, что зло не всегда носит рога и изрыгает пламя. Если бы оно так делало, все люди отшатнулись бы в отвращении. Нет, зло незаметно приходит под покровом ночи, как гордость, как страсть, как зависть. В юности, Кайлен знал подобные чувства, боролся со всеми искушениями, которые нашептывали ему плоть и тьма во мраке ночи, но он молился и постился, укрепляя себя в вере в Божественного Императора Человечества. Он достиг равновесия души, укротив зверя внутри себя. Он понимал, что были те, кто поддались своим первобытным порывам и отвернулись от света Императора. К ним не могло быть жалости. Они были самыми отвратительными отклонениями. Они были заразой, которая распространяла свою ложь и мерзость на других, слабая вера которых была подобна открытой двери. Если подобные силы действовали в этих стенах, Кайлен будет драться, чтобы найти и уничтожить эти силы, до тех пор, пока последняя капля крови не будет выжата из его тела.
Барей прокладывал путь, его шаги были быстрыми и уверенными. Коридор, по которому они шли, шел под уклон и Кайлен ощущал, как прохладное дуновение ночного воздуха касается его кожи. Каменные стены сменились гладким черным стеклом, непроницаемым, без малейших трещин, доходя то десяти метров в толщину. Стены изгибались к верху и образовывали круглую арку над ними и ничего не отражали. Двери, сделанные из того же материала преграждали им путь вперед, воздух с тишайшим шорохом выходил из того места в верхней части проема, где стекло было разбито. Зловещее пятно расползлось по внутренней стороне двери, с оторванного клочка чего-то белого, висевшего на обломке стекла и колебавшего на сквозняке. - Кровь - сказал Барей. Кайлен кивнул. Он учуял это прежде, чем увидел. Странный скулящий механический звук исходил с другой стороны двери и Кайлен почувствовал, как бессознательный страх нанес удар ужаса внутри него. Барей вышел вперед и обрушил ногу на дверь, выбив ее целиком из проема. Черное стекло отлетело, и Кайлен помчался в проем, держа болтер и силовой кулак наготове. Кайлен очутился на закрытой куполом арене, каменный пол был залит кровью и покрыт кусками изрезанной плоти. Зловоние склепа наполняло воздух. То же самое не дающее отражение черное стекло опоясывало арену. Он протопал несколько шагов вперед и резко остановился, заскользив, его кровь застыла от ужаса того, что он увидел перед собой. Безумный вопль эхом пронесся по закрытой арене. Громада абсолютной тьмы нависла над ними, когда ужасающе огромная тварь развернулась и огромными шагами направилась навстречу космодесантникам. Возможно, раньше оно было дредноутом. Возможно, оно развилось или мутировало в какую-то жуткую пародию на дредноут. Чем бы оно не являлось, это было порождение абсолютного зла. Даже Барей, который сражался с чудовищными порождениями и раньше, был потрясен ужасающей внешностью био-механической машины убийства. Шести метров в высоту, тварь стояла на четырех скошенных лапах, подобных лапам паука, сделанных из косообразных лезвий. Лезвия рассекали воздух со смертоносным изяществом. Массивное тело с механическими мышцами вздымалось из места соединения ног-лезвий, а увенчанные клешнями руки по которым струились молнии, неистово описывали дуги. Над плечами был установлен покрытый орнаментом тяжелый болтер. На спине колыхалась пара крыльев-клинков издававших шум, их убийственные лезвия обещали смерть любому кто подойдет ближе.
Голова био-машины представляла собой набухшую груду чудовищно деформированной плоти. Несколько глаз, молочно-белых и рыхлых, выдавались из огромных провалов глазниц. Дефектный разрез истекающего слюной рта был полон сотен зазубренных, похожих на долото зубов. Кожа твари была отвратительной и маслянистой, цвета гнилого мяса. Невозможно было сказать, где кончается человек и начинается машина. Все тело было покрыто кровью, фрагменты разорванной плоти все еще свисали с когтей и зубов. Но истинный ужас, самая отвратительная вещь из этого всего была там, где метал брони дредноута, был все еще виден. Он был выкрашен в слишком знакомый темно-зеленый цвет. А на наплечнике был символ Темных Ангелов. Чем бы не было это создание, раньше оно было братом-космодесантником. Теперь это был Ангел Лезвий и пока космодесантники стояли застывшие от ужаса, чудовище торжествующе завыло и затопало вперед косами своих ног. Скорость Ангела Лезвий была потрясающей для такого огромного существа. Кровь брызнула из его лица, когда космодесантники оправились от шока и открыли огонь из своих болтеров. Каждый снаряд попадал в цель, взрываясь под маской из мертвой кожи Ангела, но его безумные вопли не ослабевали. Нога-лезвие зверя мелькнула подобно серебристой вспышке и разрубила брата Меллия в мгновение ока. Фонтан крови ударил из рассеченных половин, крик боли был заглушен преисполненными ненависти воплями Ангела. Причудливый тяжелый болтер установленный на плечах чудовища загрохотал и разнес на куски останки Меллия.
Кайлен знал, что оно должно умереть. Сейчас. Он побежал через арену, в то время как остальные члены его отделения развернулись цепью и встали перед неистовой машиной. Сверкающий взрыв бело-голубой молнии вырвался из его силового кулака, когда он ударил в лицо зверя. Блистающая корона полыхающего огня охватила огромную фигуру, когда смертельная энергия кулака Кайлена обрушилась на чудовище. Его изувеченная плоть вздулась и облезла с его лица, обнажая скрученный металлический костяк. Ангел ударил в ответ, не замечая причиненного ему чудовищного вреда. Кайлен увернулся от сильного удара, который должен был снести ему голову, и кувыркнулся под руками, которыми размахивала тварь. Он направил свой сокрушающий кулак в пах Ангела и ударил вверх. Силовой кулак пропахал глубокие борозды в броне чудовища, но удар Кайлена не смог пробить защиту. Тварь переступила в сторону, и другая нога хлестнула по нему. Кайлен отклонился назад, но недостаточно быстро и бронированный коленный сустав врезался ему в грудь, отбросив его назад. Нагрудная броня Кайлена раскололась, дробя ему ребра, Имперский орел на его груди разлетелся на миллион осколков. Яркие огни вспыхнули у него в глазах, когда он попытался вдохнуть и постарался встать, шатаясь от могучего удара. Даже падая, он знал, что ему повезло. Если бы его ударило лезвие, то он был бы мертв, как и Меллий. Снаряды тяжелого болтера ударили его по ногам и животу, бросив сержанта на колени. Один из снарядов нашел брешь в доспехе, и он закричал, белый горячий пламень охватил его нервы, когда болт взорвался в его бедре, оставив дыру величиной с кулак, кровь рекой хлынула по ноге. Он рухнул наземь, Ангел нависал над ним, кровавые когти приготовились нанести смертельный удар и разорвать Кайлена надвое. С воющим боевым кличем, капеллан Барей и оставшиеся в живых бойцы отделения Левктры бросились в атаку на чудовищное порождение с тыла и флангов. Брат Янус погиб мгновенно, обезглавленный размашистым ударом когтистой лапы твари. Еще одна нога метнулась, насадив его труп и подняв его высоко в воздух. Брат Темион, зашедший к твари со спины, направил клинок острием вперед и вогнал его в спину Ангелу с торжествующим воплем. Чудовище закричало и встало на дыбы, сбрасывая храброго космодесантника со спины. Крылья сверкнули в свете факелов, и пришли в движение, сопровождаемое звоном металла. Скрежещущий громкий звук стали, ударившей в сталь прозвенел, когда крылья Ангела вспороли воздух, и вихрь острых перьев вылетел из-за спины твари и поглотил Темиона, схватившегося за болтер. Он даже не вскрикнул, когда ураган лезвий расчленил его тело на куски. В кровавых ошметках плоти и брони, которые рухнули на землю, нельзя было узнать человека.
Барей увернулся от удара острых крыльев чудовища и обрушил Крозиус Арканум сзади на коленное сочленение Ангела. Брат Уриент и брат Перс обрушились на огромную машину спереди, в то время как Кайлен нетвердо встал на ноги. Уриент умер, когда Ангел схватил его обеими когтистыми лапами, разорвал тело на части, и затем презрительно отшвырнул останки. Тварь содрогнулась, когда Барей в конце концов сокрушил серебристую сталь ноги. Ангел попытался развернуться и рассечь крошечного противника, но пошатнулся, потому что поврежденное колено сломалось под весом чудовища. Оно замахало огромными руками, чтобы удержать равновесие. Кайлен и Барей немедленно использовали свое преимущество. Кайлен обрушил силовой кулак на чудовищное искаженное лицо, огромной перчаткой уничтожив его черты и сокрушив бронированный саркофаг. Кайлен вгонял кулак все глубже в сердцевину тела чудовища. Вонь, которая пахнула из гнилых внутренностей была вонью прогнившего трупа. Его кулак сомкнулся вокруг чего-то маслянистого и чудовищно живого, Ангел содрогнулся в агонии, оторвав Кайлена от земли. Он ухватился свободной рукой за грудину твари, пытаясь вырвать сердце чудовища. Боль охватила его тело, когда конечности Ангела в спазмах задели его раненное бедро и грудь. Рука Кайлена скользнула внутрь тела Ангела, блестящие внутренние выделения поглотили его конечность, мешая ему уничтожить чудовищное существо, скрывавшееся в теле машины. Его кулак, наконец, нашел цель. Извивающееся, омерзительно сокращающееся нечто. Он обхватил кулаком плоть чудовищного сердца и с криком высвободил энергию кулака внутри био-машины. Монстра охватили конвульсии, когда смертельная энергия силовой рукавицы взорвалась внутри его доспеха, голубое пламя вырвалось изо рта Ангела. Его ноги подкосились, и тяжелая тварь медленно осела на колени. Смрадный черный дым вырывался из всех сочленений, демонический вой постепенно стихал пока, наконец, не смолк окончательно. Кайлен высвободил кулак, гримаса боли и отвращения была на его лице, когда безжизненная груда Ангела Смерти рухнула на землю, изуродованная груда зловонной плоти и стали.
Кайлен соскользнул с доспеха Ангела и рухнул рядом с отвратительным созданием, кровопотеря, шок и боль отняли всю его огромную мощь. Не говоря ни слова, капеллан Барей схватил Кайлена за руку и помог ему встать на ноги. Брат Перс присоединился к ним, смертоносные выделения монстра окрасили его темно-зеленую броню в черный. Три Темных Ангела стояли возле гниющего трупа, и пытались представить себе, как такая тварь вообще могла существовать. Кайлен с трудом подошел к останкам чудовища и уставился на разбитый доспех Ангела. Икона на саркофаге изображала крылатую фигуру в зеленой мантии, с косой в руках. Лицо было скрыто за тьмой под капюшоном. Орнамент, вырезанный на груди под фигурой, складывался в слово, частично скрытое черной, маслянистой кровью. Кайлен нагнулся, протер броню своей рукой, и почувствовал, будто сердце вырвали из его груди. Он рухнул на колени, когда он увидел это слово, изо всех сил желая чтобы это не было правдой. Но оно оставалось там, выгравированное с кошмарной необратимостью.
Калибан. Потерянный родной мир Темных Ангелов. Уничтоженный во времена Великой Ереси тысячи лет назад. Кайлен не знал, как эта тварь могла выйти из столь святого места. Он встал и повернулся к Барею. - Ты ведь знал об этом, не так ли? - спросил он Капеллан покачал головой. - Об этом порождении - нет. О том, что мы встретимся лицом к лицу с одним из наших братьев, обратившемся к Темным Силам... да. Я знал. Лицо Кайлена исказила смесь гнева и недоверия. - Темные Силы? Как такое возможно? Это не может быть правдой! Голос из теней, мягкий и притягательный, произнес: - Я боюсь, что может, сержант.
Кайлен, Барей и Перс развернулись и увидели высокую, массивно сложенную личность в развевающейся белой мантии, возникшую из теней, сопровождаемую сгорбленным человеком с обритой головой. Черные волосы высокого человека были коротко острижены, три золотых штифта сверкали в его лбу. Привлекательные черты лица скривились в усмешке. Барей быстро выхватил болтерный пистолет и выпустил целую обойму в облаченного в мантию человека. С каждым попаданием, вспышка света взрывалась рядом с человеком, но сам он оставался невредим. Кайлен мог видеть неясные очертания Розариуса под его мантией. Небольшой амулет защитит Пророка от их оружия, и Кайлен знал, что эту защиту практически невозможно преодолеть. Стеклянные стены, опоясывающие арену, скрылись в полу, и множество вооруженных людей вышло на арену, нацелив свое оружие на троих космодесантников. Барей бросил пустой болт-пистолет, Кайлен и Перс неохотно сделали то же самое. - Как это может быть правдой? - еще раз спросил Кайлен. - И кто ты такой? - Это очень просто, сержант. Меня зовут Цефес, и я когда-то был Темным Ангелом, как и ты. Когда тот, что сейчас является лишь мертвой оболочкой Императора, еще ходил среди вас, мы были преданы Львом Эль'Джонсоном. Он покинул истинного Магистра нашего Ордена, Лютера, и отправился с Императором покорять галактику. Примарх оставил Лютера прозябать на захолустной планете, пока сам он тщеславно присваивал почести сражений, которые должны были быть нашими! Неужели он ожидал, что мы не вступим с ним в битву, когда он вернется? Барей вышел вперед и снял шлем, отшвырнув его в сторону и уставившись на высокую фигуру с нескрываемой ненавистью. Он поднял Крозиус Арканум и нацелил его в грудь оппоненту. - Я знаю тебя, Цефес. Я читал о тебе, и я добавлю твое имя в Книгу Избавления. Лютер должен был оставаться на Калибане! Он был на очень ответственном посту! - Необходимость, капеллан, это оправдание любой глупости совершаемой вашим Империумом. Это аргумент тиранов и вера рабов, - резко оборвал Барея Пророк. - Протри глаза, нас изгнали! Нас разбросало по времени и пространству, так мы стали Падшими. И за это я убью тебя. К нему вернулось его прежнее самообладание, он кивнул на мертвое чудовище и произнес: - Вы убили Ангела Лезвий. Я впечатлен. Пророк улыбнулся и скинул мантию, упавшую к его ногам. Под ней он носил силовую броню, древнюю, несшую символы и окрашенную в цвета Темных Ангелов. Причудливой формы Розариус, идентичный тому, что носил Барей, висел на его груди, поверх орла на нагруднике. - Я был Цефесом, но это имя больше для меня ничего не значит. Я отрекся от него в тот день когда Лев Эль'Джонсон предал нас. - Примарх спас нас, - проревел Барей, его лицо исказил гнев. - Ты смеешь поганить его имя? Цефес медленно покачал головой - Ты обманываешься, капеллан. Я думаю самое время для того, чтобы ты посмотрел на себя, и задумался, в какой лжи ты живешь. Ты можешь обратить это на меня, но я лишь то, что живет внутри каждого из вас. Я ваше отражение. Усмехаясь, он сделал несколько шагов и встал перед капелланом-дознавателем, и достал тонкую цепочку из сумки на поясе. К цепочке были прикреплены несколько небольших отполированных клинков, каждый из которых был искусно покрыт узором из золотой проволоки. Глаза Барея расширились от изумления, когда он потянулся к ножнам на бедре и обнажил аналогичный клинок. - Вы называете эти орудия Лезвиями Довода. Какая ирония. Это такой же символ твоего положения, как и Крозиус, не так ли? Здесь их у меня одиннадцать, каждый был снят с трупа капеллана Темных Ангелов. Я возьму твой клинок и составлю полную дюжину. Без предупреждения он сорвал клинок с цепочки и крутанулся на пятке, перерезав глотку Персу. Космодесантник рухнул на землю, хлеставшая из артерии кровь залила его нагрудник красным.
Кайлен закричал и кинулся вперед, ударив силовым кулаком в голову Пророка. Цефес отклонился в сторону и ударил покрытым лезвиями кулаком в ребра Кайлена. Нейронная проволока, покрывающая лезвия послала волну электрической агонии по нервам Кайлена, и он взвыл, когда нестерпимая боль затопила все клетки его тела. Его зрение поплыло, и он упал на землю, крича, а лезвия все еще торчали в его боку. Барей завопил в ярости и обрушил свой Крозиус Арканум на Падшего. Цефес поднырнул под удар, и, подскочив близко, сорвал Розариус с шеи Барея. Сверкнуло серебро и золото, хлынула кровь. Капеллан рухнул на колени, его рот широко раскрылся в безмолвном ужасе, когда он почувствовал, как жизнь вырывается из его разорванного горла. Он упал рядом с Кайленом и выронил свое оружие недалеко от поверженного сержанта. Цефес приблизился и встал на колени около умирающего капеллана. Он снисходительно улыбнулся и вытащил замысловатый клинок Барея, продев цепочку через рукоятку. - Полная дюжина. Благодарю, капеллан - прошипел Цефес. Сержант Кайлен сжал зубы и попытался открыть глаза. Лезвия Пророка засели глубоко в его плоти. Чудовищным усилием воли, потому что каждое даже небольшое движение причиняло дикую боль, он потянулся вниз и вытащил оружие из тела. Его зрение прояснилось как раз, чтобы увидеть, как Пророк склоняется над Капелланом Бареем. Он зарычал от ненависти и с силой, порожденной отчаянием, кинулся вперед на еретика.
Вытянув обе руки, он резанул лезвиями и одновременно попытался сокрушить голову Пророка силовой перчаткой. Но Цефес оказался слишком быстр, отпрянул назад, однако рука Кайлена все таки успела схватиться за изукрашенную цепь на шее Падшего, и разорвать ее. Сержант покатился вперед, рухнув к ногам Пророка, задыхаясь от боли. Цефес засмеялся и обратился к людям стоявшим по краям арены. - Вы видите? Мощь Адептус Астартес лежит сокрушенной у моих ног. Чего мы не можем достичь, если мы справились с их силой так легко? Кайлен почувствовал, как боль отступает из его тела, и, взглянув, чтобы посмотреть, что лежит в его руке, зло улыбнулся. Он поднял глаза на сияющее, безумное лицо Пророка и с ревом первобытной злобы атаковал предателя Темных Ангелов, силовой кулак потрескивал от смертельных энергий. Он почувствовал, будто время замедлилось. Он мог рассмотреть все в мельчайших подробностях. Каждое лицо на арене было направлено на него, каждое оружие. Но это не имело никакого значения. Все, о чем он думал, это было убийство врага. Его взор сужался до тех пор, пока не осталось лишь лицо Цефеса, самодовольное и презрительное. Его силовой кулак коснулся груди Пророка и Кайлен испытал мимолетное чувство чистого наслаждения, когда он увидел, как резко меняется выражение лица еретика, узревшего, что сержант сжимает в другой руке. Грудь Цефеса взорвалась, броня разлетелась под силой могучего удара. Силовой кулак Кайлена вышел из спины еретика, осколки костей и кровь брызнули на арену. Кайлен поднял пронзенного Пророка в воздух и прокричал собравшимся культистам - Такова судьба тех, кто отвергает волю бессмертного Императора!
Он бросил на пол тело Цефеса, от которого остались сочащиеся кровью останки, и торжествующе зарычал. Кайлен представлял собой ужасающее зрелище, покрытый кровью и завывающий в жажде битвы. Пока он стоял в центре арены, стены из черного стекла начали быстро подниматься, и вооруженная толпа скрылась за ними, их хрупкое мужество было сокрушено со смертью их предводителя. Кайлен рухнул на пол, и, разжав ладонь, выронил на пол Розариус, который он нечаянно сорвал с шеи Пророка. Рука коснулась его плеча, и он, обернувшись, увидел с трудом дышавшего капеллана Барея. Человек пытался что-то сказать, но мог лишь безмолвно хрипеть. Его рука шарила вокруг тела, ища что-то. Догадавшись о желании Барея, Кайлен поднял упавший Крозиус Арканум и аккуратно вложил его в руку капеллана. Барей закашлял кровью и покачал головой. Он раскрыл кулак Кайлена, вжал в руку сержанта Крозиус и указал на тело Падшего Темного Ангела. - Крыло Смерти - прошептал Барей на последнем издыхании и закрыл глаза, когда смерть забрала его. Кайлен понял. Бремя ответственности легло теперь на него. Он держал символ власти Капеллана Темных Ангелов, и хотя он знал, что ему предстоит еще многому научиться, он сделал первый шаг по долгому темному пути. Весть о гибели Пророка быстро распространилась по Ангеллику и в течение часа силы повстанцев объявили безоговорочную орденяцию. Кайлен медленно возвращался по собственным следам через пределы собора, по вокс-связи связавшись с кораблем, с которого они провели атаку. Хромая он вышел на главную площадь, прищурившись от яркого света занимающегося утра. "Громовой Ястреб" приземлился в центре площади, двигатели гудели, передний трап был опущен. Когда он приблизился к боевому кораблю, одинокий терминатор в броне цвета белой кости спустился по трапу, чтобы встретить его. Кайлен встал перед терминатором и протянул тому Крозиус и тонкую цепь с двенадцатью лезвиями. - Имя Цефеса теперь может быть добавлено в Книгу Избавления – промолвил Кайлен. Терминатор, взяв предложенные вещи, спросил: - Кто ты такой? Кайлен несколько мгновений обдумывал вопрос, затем ответил: - Я - Крыло Смерти.
* * *
К О Н Е Ц
Сообщение отредактировал Catachan - Четверг, 2011-12-29, 2:22:45
Оригинальное название: The Fall of Malvolion Переведенное название: Падение Малволиона Автор рассказа: Дэн Абнетт Автор перевода: Baxx Ginn
Судя по его хронометру, полдень еще не наступил, но воздух, как ему казалось, уже раскалился добела. Карл Гросс - гвардеец Пятнадцатой Мордианской Железной Гвардии перед тем как открыть ржавую дверь позволил себе утереть пот, заливающий глаза. Он остановился и нашел глазами майора Хешта. Офицер напряженно смотрел на Карла. Его лазган был готов к стрельбе. Бусинки пота сбегали пунктиром по его лицу. Было заметно, что пот у него выступил не только от жары. - Чего ты ждешь? - прошипел он. Гросс пожал плечами. Он и сам точно не знал, что ждет его за этой дверью. Перед выходом с базы Хешт сказал ему и другим гвардейцам из второй роты, что они всего лишь должны проверить, почему уже в течении 3-х дней не выходит на связь водонапорная станция, расположенная в дельте реки. Осторожно отодвинув защелку, он начал медленно открывать дверь. Позади него, припали к стенам коридора, застыв в напряжении и сжав лазганы, шесть других пехотинцев из второй. Гросс, чертыхаясь про себя, стал медленно открывать дверь. И почему именно ему досталась эта "почетная обязанность" открывать дверь в неизвестность? Но, черт возьми, мы же Железная Гвардия! Более храбрых и дисциплинированных солдат в Империи не найти.
Они достигли водонапорной станции рано утром. Комплекс, состоящий из развернутых автоматических комплексов и жилых помещений, отвечал за снабжение водой более дюжины ирригационных систем близлежащих ферм. Солнце только-только поднималось, было свежо. Не было видно ни единого признака жизни, даже вездесущих птиц, вечно вьющихся вокруг воды. Никто не отвечал на их окрики и запросы по воксу. Войдя, все сразу же начали тихо материться, так как какой то дурак установил климат-контроль на "тропический". Отодвинув запор, Гросс, медленно отходя в сторону, тянул дверь за собой так, чтобы майор мог сразу выстрелить. Перед ними лежал гидропонный цех с высокой керамо-стеклянной крышей и металлическими опорами, ржавеющими в излишне влажном воздухе. Образцы зерновых культур и прочих растений размещались в маркированных горшках и стеллажах. Они прошли между огромных решеток, служащих здесь нагревательными приборами. Сверху постоянно капал конденсат. Мордианцы, набившиеся в оранжерею, мгновенно взмокли. - Посмотрите, что это такое? - позвал гвардеец Парнелл. Гросс вместе с майором подошли к нему. Парнелл с отвращением показывал на нечто лежащее под лампами дневного света. Периодически на эту дрянь, напоминавшую гниющие шаровидные раздутые грибы размером с голову человека и время от времени пульсирующую, распылялись какие-то химикалии. Майор выругался. Ни один из его людей не имел агротехнического образования и не был на Малвалионе настолько долго, чтобы знать местную флору. Но все знали, что "это" не растение. - Сжечь эту гадость. Возьмите огнемет и все в пепел, - Хешт отошел в сторону.
Гросс уже собирался выполнить приказ, когда раздалось шипение лазганов. Неподалеку, где-то в соседних зданиях громыхнули шесть коротких взрывов. Воксы стали разрываться от неразборчивых воплей и выстрелов лазганов. Взвод развернулся. Все во главе с Хештом побежали на выстрелы. У второго взвода, проводящего разведку в левом крыле комплекса, были неприятности. Люди Хешта ворвались в помещение, из которого были получены последние сигналы от Второго. Это был ангар, в котором были припаркованы сельскохозяйственные машинами с огромными колесами. Воздух был полон дыма, оставшегося после взрывов гранат. На полу лежало два трупа. Оба были из Второго. Они выглядели так, как будто их расчленили огромными сельскохозяйственными серпами. Взвод медленно крался во мраке. Гросс увидел обезглавленный труп, забрызгавший кровью колесо одного из тракторов. Этот трактор был пристыкован к огромному грузовику, в кузове которого лежало нечто похожее на необычный космический корабль весь перепачканный глиной из дельты реки. Похоже, он был сделан из какого-то металла. Гросс присмотрелся, и его передернуло от омерзения. Да он же был той же самой живой пульсирующей дрянью, что они видели в оранжерее, только гораздо больше размером. Не это ли нашли ученые в дельте реки и доставили сюда для изучения, как они передали в их последнем выходе на связь? Вдруг позади него раздался душераздирающий крик и выстрелы из лазганов. Гросс развернулся на шум и его чуть не сбил с ног труп пехотинца Парнелла. Вернее пролетевшая в нескольких сантиметрах от него мешанина из мяса, костей, и фонтанов крови. Лазганы взревели и выплюнули яркие импульсы. Нечто пронеслось во мраке с ужасающей скоростью. Нечто с когтями-серпами. Четырьмя комплектами когтей. Оно рассекло майора Хешта надвое где-то в области талии и, все еще продолжая стрелять, то, что осталось от офицера рухнуло на пол. Следующим должен был стать Гросс. Он взвыл и открыл огонь. Генокрад…
* * *
Гросс, закричав, проснулся. Он весь вымок от пота. Голова раскалывалась. Прошло уже две недели с того кошмара на станции. Из его роты выжило только трое. Он никак не мог забыть о том, что случилось. Он же ветеран. Он бывал в жестоких битвах, но ни когда не был один на один с ужасающим монстром. Он физически ощущал его близость, его запах врезался ему в мозг. И уже две недели его преследовали кошмары и во сне и наяву. Генокрад… Надев форму, Гросс, пошатываясь, вышел из казармы и зажмурился от дневного света. Были слышны рокот моторов и разговоры солдат. Он должен прийти в норму. Если он хочет выйти из шокового состояния, надо занять чем-нибудь свое тело и, главное, мозг. Жмурясь от яркого солнца, он вышел на улицу и увидел грузовики, которые, разбрызгивая грязь, увозили вдаль людей и оборудование. Теплый грибной дождь, идущий совершенно не по сезону, размывал и без того разбитую дорогу. Модульные крыши и башни агротехнического комплекса 132/5 на планете Малволион радостно блестели. Из водосточных труб хлестала вода. Эвакуация шла полным ходом. Перебегая дорогу между двумя громадными рычащими транспортерами, он уверял себя, что они уничтожили всю ту нечисть. Он сам лично разнес к чертям из лазгана одного из "этих", а потом еще двух. Затем он и остальные немногочисленные выжившие подорвали водонапорную станцию с помощью кумулятивных мин. Они сохранили свои сердца верными железной дисциплине мордианцев. Они отрапортовали гвардейскому командованию и, благодаря им, по всей планете было объявлено предупреждение об опасности. Это должно было заставить его чувствовать себя лучше. Ведь так?
Гросс увидел полковника Тигла, контролирующего погрузку транспортеров разнообразными материалами и оборудованием из производственных помещений. Полковник выглядел разгоряченным и взволнованным. Поселенцы толпились вокруг него и требовали, чтобы в список эвакуируемого было внесено как можно больше ценного сельскохозяйственного оборудования и техники. Увидев Гросса, он вырвался из их круга. - Во имя Золотого Трона, - сбивчиво пробормотал он гвардейцу, - эти люди доведут меня до инфаркта! Я ведь и так хочу вывести как можно больше их любимого дорогого оборудования. Так они меня достают, чтобы я не забыл и об их проклятых культиваторах и прочей огромной сельхозтехнике. Я уже начинаю подумывать, чтобы попросить тебя рассказать им о том, что ты видел. - И создать массовую панику, сэр? - печально улыбнулся Гросс. Тигл вздохнул. - Да, нет, нет … - Могу ли чем-нибудь помочь? - Я думал, что ты в медсанчасти. Что сказали тебе медики? - Они сводят меня с ума, сэр. Прикажите мне чем-нибудь заняться. Это отвлечет меня от тех ужасов, которые я никак не могу забыть.
Полковник кивнул. - Молодец солдат. Итак, нам нужны водители. Сможешь управиться с транспортером? - В принципе, да, - ответил Гросс. Тигл взглянул на свой информационный планшет и указал на грузовик с восемью покрытыми толстой коркой затвердевшей грязи колесами. - Транспортная единица №177 в твоем распоряжении. - Что мне делать? - Я хочу, чтобы основная часть эвакуации была закончена к 15:00. И никаких оправданий не приму. Все, что мы не погрузим до этого срока, останется здесь навсегда, включая и этих проклятых фермеров. Конечный пункт равнина Нэсайн в девятнадцати часах пути отсюда. Согласно переданному сообщению, там нас ожидают около шестидесяти большегрузных транспортов, чтобы доставить нас на орбиту к нашему флоту. Туда уже идут еще восемь эвакуационных конвоев из других сельскохозяйственных поселений, так что, думаю, тебе понятно, что надо успеть вовремя. Если мы хотим, чтобы нам досталось место в них, и они не улетели без нас. - А что, если в пути нам вдруг придется сражаться, сэр? - Тогда мы покажем этим инопланетным уродам, что такое боевой дух мордианцев. На этой планете у нас развернут полк численностью семьдесят тысяч гвардейцев, не стоит также забывать о тридцати тысячах из полков планеты Файрус. Генерал Кан сообщил мне, что в ближайшие часы ожидается высадка бронетехники. Так же возможна помощь от Орденов. - Все это обнадеживает, - сказал Гросс, - ведь вполне возможно на водонапорной станции была лишь небольшая вылазка, но именно поэтому мы должны быть готовы ко всему. - Да сейчас мы должны быть готовы ко всему, - сказал Тигл, немного помрачнев, - уровень опасности установлен максимальный. Разве тебе никто ни чего не сказал? - А что случилось? - Межпланетные астропатические станции связи перестали получать информацию пять часов назад. На нашу планету упала Тень1. ОНИ идут. Гросс, они стопроцентно нападут на нас.
* * *
Подобно выброшенным на берег левиафанам с раскрытыми в немом крике пастями, большегрузные транспорты разместились на каменистой равнине Нэсайн, изрыгая в клубах надоедливой пыли потоки бронетехники. Даже находясь на верхушке обзорной мачты командного судна на высоте трехсот метров, генерал Канн слышал грохотание и ворчание Паладианских танков и другой бронетехники. Он осматривал все вокруг через свой магноокуляр и удовлетворенно кивал. Полковник Гризмунд развертывал бронетехнику со всей быстротой, как ему и было приказано, возможно, даже еще быстрее. Видимость была превосходной. Небо было ясным и синим. Зона высадки просматривалась на десять километров во все стороны. Их не могли застать врасплох. Канн позволил магноокуляру повиснуть вдоль его безупречно чистой и выглаженной униформы Мордианской Гвардии. Рядом с ним на обзорной платформе находилось двое сервиторов и трое адъютантов мордианцев, сидевших за консолями наблюдения и вокс станцией. Спокойный шум переговоров трескотал на заднем фоне.
Хэнфф, один из адъютантов, приблизился к нему и передал информационный планшет. - Данные из всех точек эвакуации, сэр. Большинство конвоев из поселений уже идут полным ходом к нам. Тигл из агротехнического комплекса 132/5 сообщает Вам, что отправятся в 1500. - Почему так медленно? - Это тот комплекс, где произошло столкновение, сэр. Я думаю, что полковник особенно осторожен. Канн кивнул. Он хорошо знал Тигла и полностью ему доверял. Тот знал, что делать. - А как насчет вот этих? - спросил он, указывая на планшет. - Поселение 344/9? - Они также не загрузились, генерал. Там находятся гвардейцы из Файрусианского полка. Я… не знаю в чем причина задержки. - Свяжитесь с ними. Узнайте в чем дело. Скажите им, что я сдеру с них с живых кожу, если они сей час же не выдвинутся. - Есть, сэр!
Воздух задрожал от чрезвычайно низкого мощного басистого рычания. На них упала тень. Это еще один большегрузный транспорт грузоподъемностью десять тысяч тонн садился на равнину, маневрируя тормозными двигателями, выпускающими синее пламя перегретой плазмы. - "Ариадна", - сказал Хэнфф. - Точно по графику. По полу наблюдательной вышки залязгали чьи-то ботинки. На вышку поднялся полковник Гризмунд. Он был высоким, полным человеком, гордо носящим темно-багровое боевое обмундирование Палладианской Бронетанковой бригады. Остановившись, полковник отдал честь Кану. - Докладываю, - произнес он. - Мы готовы выдвинуться немедленно. Что нам предстоит сделать, сэр? Канн пожал руку полковника и показал ему на полевую карту. - Сейчас мы просто должны быть начеку, Гризмунд. Две недели назад мои люди обнаружили в дельте вниз по реке генокрадов. Из донесений следует, что местные поселенцы нашли что-то вроде тиранидского разведывательного аппарата или зонда вторжения и пробудили его. Один Император знает, как долго этот маяк подавал сигналы, но с того момента, как сегодня утром на нас упала ИХ Тень, стало понятно, что он был услышан. Я хотел бы, чтобы вы выдвинулись на юг. Эвакуационному конвою, следующему от дельты реки, возможно, понадобится помощь. Если неприятности начались там, то там они, вполне вероятно, и продолжатся. - Хорошо, хорошо… - Канн обернулся, чтобы найти взглядом Хэнффа. - Есть ли хоть какая-нибудь радостная весть от этих долбаных идиотов с Файруса?
* * *
Они находились в агротехническом комплексе 344/9 лишь шесть часов, но гвардеец Нинк уже понимал, что скоро случится что-то ужасное. Под освещением пары ярко светящих прожекторов солдаты с Файруса загружали бесконечные ящики в тяжелые транспортеры, стоящие позади основного хранилища кукурузы. Сержант Сира Галло бросил очередной ящик и приказал ему заткнуть свою пасть. - Идиот, естественно ожидается прибытие кого-то враждебного нам. Именно поэтому мы здесь! Именно поэтому девять дней назад мы были срочно направлены экстренным приказом на Малволион! Именно поэтому мы горбатимся с этими сраными ящиками, чтобы как можно быстрее доставить кучку этих говномесов до точки эвакуации! Ты думаешь, что случится нечто ужасное! Так вот это "нечто", скорее всего, будет офигенно хреновым!!! Нинк посмотрел вниз на него так, как будто сержант только что сообщил ему ужасающие подробности о его жене. - Да не смотри ты так на меня, - Галло обернулся, чтобы рассмотреть других гвардейцев 4-го Файрусианского полка, которые тоже остановили погрузку. - И вас это тоже касается! - Да, во имя Императора, слушайте вы, недоумки. Мы же Имперская Гвардия! Нас как раз и направляют во все места, где может что-то случиться "что-то страшное"! Что-то не припомню, разве командующий сказал: "А, Малволион… да ничего плохого там не случится… Давайте просто немедленно разместим там тридцать тысяч наших храбрых файрусианских парней". - Нет, черт побери, он так не говорил! Мы здесь, потому что мы Имперская Гвардия, и люди благодарят и превозносят нас, потому что мы всегда там, где случается что-то ужасное! А теперь запомните, все, что я сказал и живо за погрузку ящиков… Галло понизил голос и со зловещим оскалом произнес: - … мы 4-й Файрусианский. Мы безжалостные убийцы. Было даже лучше, чтобы здесь нас ждало, что-то офигенно хреновое и оно обязательно напоролось на нас, так как мы разнесем его на хер столько раз, сколько понадобится и пусть оно потом жалеет, что вообще появилось на свет! Все радостно заорали. Даже Нинк присоединился к всеобщему веселью. Поселенцы, медленно бредущие мимо них на эвакуационные транспортеры, затихли и испуганно поглядывали в направлении Галло и его людей.
Мысленно же он очень жалел, что сам не знает, зачем их сюда прислали и что ему здесь ждать, к чему готовиться. - Повторный вызов на связь от командования с равнины Нэсайн, - доложил Галло вокс-офицер Бинал. - А, ну, да и ладно… - Вас вызывает лично генерал. Сержант, он хочет знать, почему мы до сих пор не выдвинулись в точку эвакуации. Галло раздраженно бросил ящик и обернулся к Биналу. - Мы не выдвинулись потому, что до сих пор не поступило приказа от майора Ханнэла. Передайте ему это. - Я уже так и сделал, сержант. Он хочет знать, почему приказа все еще не поступило. Потирая старую рану, Галло пошел вдоль пыльных пальм. - Передайте ему, что я спрошу майора лично. Галло вошел в облицованное оцинкованными панелями административное здание агротехнического поселения. Внутри было ужасно душно. Подвесные вентиляторы судорожно загребали воздух. Галло видел, как не так давно майор и два других офицера зашли сюда, чтобы обсудить с членами администрации заключительный этап эвакуации поселения. - Майор? Майор Ханнэл? Галло проверил несколько кабинетов. Во всех никого не было. Расстроившись, он вызвал несколько человек для помощи в поиске. Пять мужчин, все в тяжелом Файрусианском обмундировании, грохоча сапогами по лестничной площадке, прибежали к нему. Один из них передал Галло его лазган. - Рассеяться, - скомандовал он всем.
Галло и гвардеец Мэтлиг обнаружили Ханнэла, двух других офицеров и шестерых членов администрации. Вернее то, что от них осталось. Лужи крови и перемолотые кости покрывали весь пол и стены грузового зала, находящегося в задней части здания. Мэтлиг упал на колени, его стало рвать прямо на кровавое месиво. Галло заикаясь, попробовал связаться по воксу с отрядом. И тут что-то высокое, что он поначалу принял за опору крыши, дрогнуло и рванулось к ним. Быстро… так чертовски быстро косоподобный коготь размером с человека полоснул по блюющему Мэтлигу, добавив к потокам рвотной массы куски плоти и фонтаны крови. Очнувшись, Галло понял, что убегает, истошно крича и бешено стреляя. Хитиновые пластины, закрывающие беловатые кости, переливающиеся зеленые усики, непрерывно отвратительно дергающиеся. Богомол-убийца2 сбросил окраску, подражающую цвету стены, и сейчас возвышался над ним. - Призрак! Призрак3! - заорал Галло.
Его выстрелы выбивали осколки хитина с темного, костистого брюха твари. Он рванулся в дверь. Эфир был заполнен паническими возгласами. Галло натолкнулся на двух гвардейцев и потащил их в укрытие, построенное кем-то у стены. Он попытался рассказать им про то, что увидел, но в этот момент двухметровый коготь, прорезавшись через стену укрытия, разрубил одного из солдат. Кровь, пенясь, толчками выплескивалась из ослабевающего горла, издававшего затихающий с каждым мгновением предсмертный крик. Коготь нырнул сквозь стену обратно. Галло бросился в сторону, так как, как он и думал, через секунду другой биоклинок располовинил оставшегося гвардейца, к тому же расколов ему по пути череп. Они могут видеть нас даже через стены! Они видят выделяемое нами тепло! Галло бежал. Он выскочил на улицу. Эвакуационный конвой был там, где он его оставил, они так и не выехали. Теперь выезжать было уже некому. Несколько транспортеров были опрокинуты, два горели. Файрусианские гвардейцы разбегались кто куда, паля во все стороны. Везде валялись трупы. Ни одного целого трупа, все разрублены, растерзаны на части. Спотыкаясь, Галло побрел вперед и увидел Нинка. Ниже пояса у того ни осталось ничего, кроме осколков костей, обрывков кишок и пластов мяса. Но, так или иначе, тот отчаянно цеплялся за последние мгновения жизни. Хрипя и держась за руку сержанта, он просил Галло взять его с собой. Вдруг Нинк, цепляясь за брюки Галло, судорожно полез вверх. Тот не выдержал и из милосердия выстрелил Нинку в лоб. Он не стал задерживаться в укрытии, где отчаянно воя от страха корчились, пытаясь спрятаться несколько поселенцев. Что-то рванулось в его сторону. Нечто повыше человека, с мощным бронированным телом, приспособленными для бега птичьими ногами. Не добежав до него, оно заметило поселенцев. Тут же своими основными конечностями, заканчивающимися огромными когтями, оно стало кромсать первого попавшегося поселенца, при этом ухватив другого своей второй парой рук, которые были приспособлены для удержания жертвы. Подобно богомолу-убийце этот двигался так же быстро...
Он загнал поселенцев в угол и из дыма, чадящего от горящего разлившегося топлива, клацая зубами, шипя и скрежеща когтями, выскочило, еще две таких же твари. Вместе они начали рвать на части оставшихся в живых людей. Галло с ужасающей ясностью понял две вещи. Первое, что он всю свою жизнь будет помнить крики разрываемых на куски людей. И второе, что жить ему осталось не так уж и долго. Через дым он увидел богомола-убийцу, с упоением разрушающего транспортер. Галло добежал до одного из дальних транспортеров. Рядом с задними колесами лежал Бинал. Галло узнал, что это был Бинал лишь потому, что на трупе была надет взводный вокс-кастер4. Головы же у него не было. Он сорвал с его тела вокс-кастер и вскарабкался в кабину транспортера. Потребовалось пару секунд, чтобы настроиться на канал экстренной связи. - 344/9! 344/9! - зашипел он. - Вторжение! Вторжение тиранидов! Повторяю … Но повторить времени не осталось. Генокрады вскочили на крышу и капот транспортера. Разбивая стекла и отрывая крышу, они добрались до очередной жертвы.
* * *
Несмотря на то, что неразборчивое последнее послание Гало было больше похоже на вопль полный страха и боли, чем на осмысленные слова, в шестистах километрах от него на равнине Нэсайн его услышали и поняли. На канале связи повисла мертвая тишина. Канн посмотрел вдаль, стараясь не смотреть на Хэнффа и не выдать своих эмоций. Слова Галло. Его крик … Он уже собрался сообщить новый приказ Бронетанковой бригаде Гризмунда, ушедшей туда сорок минут назад, чтобы те теперь все же направлялись в сторону поселения 132/5, но внезапно потемнело небо. Принесенные ветром споры стали падать вокруг них, разъедая плоть людей и сгущая сам воздух. Канн побежал, чтобы как можно быстрее спуститься ниже. Самые первые из токсинов, источаемых падающими спорами, начали убивать мордианцев и членов экипажей космических транспортов. Автоматически включились посадочные огни судна, так как естественное дневное освещение исчезло. Их освещение было похоже на дорожки света в буране, только буря была не бурой от пыли или белой от снега, а черной от спор. Выше, в облаках черных спор, опускались огромные чудовища. Харриданы - специальные создания тиранидов, созданные для десантирования. Канн читал о них. Но то, что он увидел в живую, их размер, исходящую от них отвратительную вонь, потрясло его. Рои подобных летучим мышам тварей отделялись от них подобно опадающим под порывами ветра листьям. Горгульи заполонили воздух вокруг людей. Каждая из них, планируя на перепончатых крыльях, выбирала себе цель среди людей. Сделав рискованный боевой разворот, переходящий в крутое пике, они обстреливали людей из освежевателей, которые были сращены с их кожистыми телами. Биоплазменный огонь лился на бегущих в поисках укрытия людей, разъедая и сжигая их. Канн вытащил свой энергетический меч и от души рубанул по напавшей на него горгулье. Он разрубил ее пополам и тут же его окатило хлестнувшей из нее вонючей сукровицей.
Внезапно он упал. Похоже, начиналось землетрясение. Но, оглянувшись, он увидел, что это обрушивались на землю транспортные суда, опоры и корпуса которых, изъеденные взрывавшимися коррозийными споровыми минами, ломались под собственной тяжестью. Некоторые были почти целыми, некоторые были почти полностью взорваны. Сквозь темноту и огонь к ним неслись термаганты и хормагаунты с лапами, увенчанными подобными косам когтями. Их было больше тысячи. Гораздо больше тысячи … Он прорубался через чужеродных выродков приближавшихся к нему. Разворотив морду одному термаганту, он отсек передние конечности другому. Но тут его отвлек душераздирающий булькающий крик. Бегущий рядом с ним Хэнфф был убит попавшими в него споровыми минами - сразу и некротической, и коррозийной. Он мгновенно превратился изъеденный кислотой кусок мертвой плоти. Толстая, пузырящаяся пленка, постепенно разъедающая даже кости, вот все, что осталось от него через тридцать секунд. Внезапно Кану в грудь впились жуки5 из освежевателя. Он корчился на земле и в исступлении вопил, пока те, разрывая на части его внутренности, превращали его тело в месиво.
Сообщение отредактировал Catachan - Четверг, 2011-12-29, 2:22:40
Эвакуационный конвой из поселения 132/5 уже два часа как вышел в точку эвакуации, когда они заметили необычный погодный феномен в сотне километров от них. Там вдали постепенно расползалось какое-то темное пятно. Из кабины транспортера №177 Гросс увидел, что синее небо покрылось черными облаками. У него засосало под ложечкой. Клубящиеся облака распространялись с бешеной скоростью, словно ударная волна от термоядерного взрыва. Вскоре они накрыли колонну. Полился странный темный дождь с каплями более похожими на семена каких-то растений. На всех транспортах конвоя включились фары, и стали бешено биться из стороны в сторону дворники. - Черт возьми, что это такое? - спросил его сидящий рядом с ним в кабине гвардеец Фемлин и положил автоган6 себе на колени, переключив ее в боевой режим. - Поворачиваем на запад! Поворачиваем на запад! - обрушился на всех из транспортных коммуникаторов голос полковника Тигла. Машины конвоя, мешая друг другу, стали неуклюже перестаиваться в заданном направлении. Гросс почувствовал, что воздух стал горячим и приторным на вкус. В сознании мгновенно всплыла оранжерея на водонапорной станции. Два транспорта, пытаясь разминуться на узкой дороге, свалились на обочину. Три других, врезавшись друг в друга, переломали друг другу оси. Тигл даже не обратил на них внимания, как и на их орущих пассажиров. - Равнина Нэсайн для нас потеряна! - кричал полковник в коммуникатор. - Единственный выход из создавшейся ситуации - это главный город-улей на возвышенности Малво! Все разворачиваемся на запад! Гросс посмотрел на карту. Возвышенность Малво находилась на расстоянии тысячи километров от их текущей позиции. Они никогда не доберутся до нее. Никогда. Так или и иначе, но он вдавил педаль газа в пол.
* * *
Танки Гризмунда с трудом, урча и разбрасывая во все стороны грязь, быстро образовавшуюся от разразившейся на равнине Нэсайн бури, ползли вперед. Шансы встретить эвакуационный конвой из 132/5 окончательно исчезли. Не осталось никакой надежды. Точка. Он приказал разворачивать машины на встречу врагу. Разворачивались они очень медленно, так как проливной дождь всего за пятнадцать минут превратил засохшую каменистую, чуть покрытую зеленью землю, в мшистое, покрытое папоротниками топкое болото. Через час вокруг них выросли непролазные джунгли, быстро распространяясь во все стороны, захватывая все новые и новые участки суши. Только Гризмунд не успел увидеть эту атаку растений. Орудие его танка, ревя, выплевывало заряды в снижающиеся перепончатокрылые существа, полностью сжигая их при попадании. Но скоро к горгульям присоединились биоворы, накрыв их дождем споровых мин, и число танков в его бригаде стало сокращаться с ужасающей быстротой. Машины разъедали кислотные сгустки, а людей мгновенно отравлял ядовитый газ, появляющийся при разрывах споровых мин. Орды хормагаунтов и термагантов неслись на них со всех сторон, временами полностью покрывая живыми копошащимися курганами его танки. Воздух пронизывало мерцание синапсических импульсов тиранидов-воинов - высоченных отвратительных монстров, идущих сквозь ряды своих более мелких собратьев, передавая им через себя приказы Разума Улья. Над роями медленно плыли большеголовые, покрытые поблескивающим хитином зоантропы которые левитировали при помощи своих отлично развитых псионических способностей. Их атрофированные лапки противно дергались, издавая клацающие звуки. Время от времени они исторгали энергетические копья, разносящие на части оставшиеся целыми танки. Гризмунд заметил извивающегося подобно змее, быстро ползущего к ним Пожирателя и заорал заряжающему и наводчику, чтобы те ускорили темп ведения огня. Рядом с ним пролетели два разодранных танка. Последнее, что увидел Гризмунд в своей жизни, был ствол ядовитой пушки ("ядовитая пушка" - оружие-симбионт тиранидов - прим. переводчика), которую наводил на них воющий карнифекс, только что уничтоживший те два пролетевших мимо него танка.
* * *
Эвакуационный конвой из поселения 132/5, надрывно ревя турбинами, выбрался на армированное шоссе. Они пересекли несколько грунтовых дорог между фермами. И достигли главной транспортной артерии, по которой во время сбора урожая нагруженные караваны транспортеров отвозили собранное зерно к городу-улью расположенному на возвышенности Малво. Поднимая клубы пыли, они проехали по нему вдоль ирригационных каналов и огромных водохранилищ еще четыре километра, до того, как их нагнал ливень. Теперь вместо пыли из-под колес летели водяные брызги. На юге от них сияло голубое чистое небо, а с севера на них быстро ползли черные маслянистые облака, постепенно пожирая свет. Фемлин повторно передернул затвор и щелкнул спусковым крючком, в десятый раз проверяя исправность автоматической винтовки. Держа руль одной рукой, Гросс вытащил из кобуры лазерный пистолет и бросил его Фемлину. - Проверь и его, - попросил он. - Мой лазган тоже. Дворники двигались с каждой секундой все медленнее и медленнее. Ветер взбаламучивал воду на дороге, и во все стороны как на море летели брызги пены. Гросс старался не обращать внимания на извивающиеся черные споры, прилипающие к лобовому стеклу и скапливающихся подобно гною на его дворниках. Сквозь струи дождя он увидел, что на идущем впереди транспорте зажглись тормозные огни, и сам тут же нажал на тормоз. Его 177-го юзом повело по сплошь залитой водой дороге от одной обочины к другой. Фемлин закричал, а Гросс стал бороться с рулем. Они с трудом остановились, при этом зацепив транспорт, остановившийся перед ними, и сорвав у того кенгурятник. Коммуникатор в кабине разрывался от криков. Гросс открыл дверь, чтобы посмотреть, в чем причина задержки. Вдруг со стоящего перед ними транспорта кто-то прыгнул им на кабину, при этом на крыше образовалась большая вмятина. Выглядывающий из кабины Гросс обернулся, чтобы лицом к лицу, а вернее лицом к морде, столкнуться термагантом, скалящим в кровожадной улыбке клыки, по которым стекали капли дождя. Фемлин сунул в руки Гроссу его лазерный пистолет, и тот сразу открыл огонь. Лазерный разряд из пистолета разорвал шею термаганта, исторгнувшую целый фонтан ядовитой жидкости, которая, скорее всего, служила тому кровью. Термагант свалился с крыши в грязь.
Мимо них в слепом страхе бежали поселенцы. Транспорт рванулся вперед и, проехав десять метров, покатился вниз с дороги на затопленное поле. Гросс увидел, что к нему бегут четыре термаганта. Он дал полный газ. Двое были вмяты в землю, третий отлетел в сторону от удара бампера. Фемлин стрелял из окна кабины. Гильзы, звеня, падали им под ноги. Конвой пытался двинуться вперед. Несколько транспортов горели на обочине дороги. Чтобы за них не зацепиться Гросс был вынужден снизить скорость. С капота в кабину заглянула чья-то уродливая морда. Гросс рванул транспорт вперед, пройдя в считанных дюймах от горевшей машины, и заорал Фемлину, чтобы тот стрелял прямо через лобовое стекло. С ними поравнялась небольшая машина - один из небольших внедорожников с открытым верхом и установленными на нем спаренными тяжелыми болтерами, которые использовались в качестве огневой поддержки. Гросс замахал его водителю, чтобы ехал вперед. Тот погнал машину по дороге и через мгновение дорогу перед Гроссом осветил ореол ревущих болтеров. Что-то большое и переливающееся разлеталось на куски под градом бронебойных болтов. Сукровица выплеснулась из-под колес транспорта №177. Гросс не стал смотреть, кого там уничтожили, и погнал дальше. Если бы он оглянулся, то увидел бы, что на остальные транспорты из ирригационных каналов, среди которых проходило шоссе, нападали разнообразные твари. Их расстреливали внедорожники огневой поддержки. Богомол-убийца, раскрывший в смертельном объятии свои хитиновые косы, затрясся, теряя куски плоти, костей и какой-то слизи, когда очередной нашел и его. Суетящихся термагантов раскидывали в разные стороны мощными бамперами машин или давили колесами. Получивший многократные попадания из освежевателей один из транспортов вылетел с шоссе и, упав в канал, взорвался. Падающие споровые мины разнесли на запчасти еще два транспорта.
В воздухе над конвоем начали просматриваться очертания горгулий. Тяжелобронированная техника конвоя - четыре "Химеры" и шесть стандартных танков "Леман Русс", покрытых мордианским камуфляжем, - оказались отрезаны от убегающих вперед транспортов. Хормагаунты покрыли живым ковром две "Химеры". Два танка остановились и отстреливались, вращая башнями во все стороны. Их экипажи, матерясь на чем свет стоит, ни на секунду не прекращали огня, хотя и знали, что их минуты сочтены. Железная мордианская дисциплина заставляла их продать жизни как можно дороже. Сгусток биоплазмы сжег один из них. Другой был поражен зеленым молниеподобным разрядом, отчего тут же детонировал весь боезапас, разнеся танк на части. "Химера", зажатая со всех сторон тремя ликторами, попыталась прорваться, но тут же полетела с дороги, теряя секции гусениц. Коррозийные споровые мины превратили еще один "Леман Русс" в полутвердую, подобную смоле, глыбу. Позади конвоя в кузове внедорожника огневой поддержки, за спаренные тяжелые болтеры встал сам полковник Тигл. Его рыжие усы топорщились от ярости, охватившей их владельца. Он вращал оружие влево и вправо по станку, неся смерть чужеродным монстрам. Дождь насквозь пропитал его униформу. Он чувствовал, что какая-то дрянь заползает ему в рот и затем ползет внутрь, подобные ей ползали по его телу, прилепляясь к коже, разлагая его заживо. Некротические споры четко выполняли генетически запрограммированную в них функцию. К тому времени как его водитель замертво упал на руль, а машина, сиганув с дороги, воткнулась в грязь канала, от Тигла не осталось ничего, кроме почти голого костяка, висевшего на рукоятке оружия. В десяти километрах от него оставшиеся в строю транспорты неслись вперед, с трудом разбирая дорогу, вокруг них быстро сгущались джунгли. Всем было чертовски страшно. Черные облака, изливающие водопады воды, полностью закрыли небо. Фемлин продолжал отстреливаться в окна кабины из своей автоматической винтовки. Гросс добавлял к ней огонь своего лазгана. Поблизости с ними не осталось ни одного транспорта. Вот и они, наехав на шипастые лианы, протянувшиеся поперек дороги, прокололи шины и вынуждены были остановиться. Машину тут же стали опутывать растения. - Смотри! Смотри! - заорал Фемлин. В небе один за другим загорались яркие метеоры. Дюжина, две дюжины, три… - Хвала Императору! - выдохнул Гросс.
Первые из приземлявшихся десантных капсул, сжигая растительность, вонзались в землю. Гросс увидел выбирающихся из них людей. Адептус Астартес. Космические десантники, Плакальщики. Они прибыли на помощь, как и обещали. Желтые доспехи поблескивали в темноте. Они пришли, несмотря на то, что никому помочь уже не могли. Гигантские, облаченные в броню воины. Величайшие воины человечества. Они выбегали из десантных капсул, уничтожая врага из болтеров, огнеметов и мельтаганов. Термаганты и хормагаунты разлетались на куски под напором ужасающей огневой мощи. Огнеметы сжигали смердящие растения. Горгульи низвергались с небес на землю. Гросс видел, как забился в конвульсиях от поцелуя мельты пожиратель, как плазменный огонь уничтожил богомола-убийцу. Еще дальше космический десантник разнес энергетическим кулаком на части зоантропа, погибшего во вспышке псионической энергии и фонтане желчи. А вон там еще один воин выстрелом из ракетной установки уничтожил воина тиранидов. Как тот не пытался увернуться, самонаводящаяся ракета нашла его.
Гросс выпрыгнул из кабины и, стреляя из лазгана, понесся в атаку. Мордианские гвардейцы вокруг него были воодушевлены появлением Плакальщиков. Гросс прожег дыру в подскочившем термаганте. Не далеко от него четыре космических десантника общими усилиями убили ликтора. - Мы победим, все же мы победим! - торжествовал он. Он услышал скрежущие звуки позади себя. Обернувшись, Гросс увидел карнифекса, напирающего на уцелевших мордианцев. С клешней, нервно дергающихся вокруг пасти, падали капли яда. Фемлин начал поворачиваться, наводя на него винтовку, но выстрелить он не успел. Гросса окатило ливнем из крови и ошметков мяса. Он приготовился к смерти, но увидел, как голова монстра исчезла в облаке пара. Двое Плакальщиков, стоящие слева от твари, огнем из болтера и мельты оставили на ее месте дымящийся кратер. Но движимый сейчас одними рефлексами карнифекс, устрашающе пощелкивая когтями и разбрызгивая ядовитую кровь, налетев на них, посек обоих своими косоподобными клинками и рухнул рядом с ними.
* * *
Гросс упал на колени. Он никогда не мог даже представить себе, что космические десантники могли умереть. Они казались ему неуязвимыми, богоподобными существами, живыми олицетворениями самого Бога-Императора Терры. Но они были мертвы. Он увидел рассеченный пополам шлем одного из них. На него смотрело обычное унылое лицо мертвого человека. Встав на ноги, в пятидесяти метрах от себя он увидел, как еще одного Плакальщика разорвал ликтор. Еще троих обвил кольцами Пожиратель и стал разрывать их на части своей зубастой пастью. Затем Гросс увидел то, чему просто не мог поверить. Многократно превзойденные численностью космические десантники отступали. Они побежали, прикрываясь за холмами от скользящего над землей в погоне за ними зоантропа, беспрерывно выпускающего в них смертоносные псионические энергетические разряды. Они остановились, чтобы уничтожить эту тварь, но сделали это совершенно напрасно. Похожий на мерцающий сгусток воздуха разряд разнес одного в кровавое месиво. Через мгновение, показавшееся Гроссу вечностью, следующий разряд отправил к праотцам еще троих. Остальные рванулись прочь, но тут же одного из них насадил на свои косоподобные когти тиранид-воин. Другой, оглушенный промахнувшимся на самую малость разорвавшимся псионическим разрядом зоантропа, отлетел в сторону и тут же был растерзан стаей термагантов. Последний успел пробежать еще двадцать метров, прежде чем был аннигилирован безжалостным зоантропом. Его не спас даже силовой доспех, который они всегда считали надежной защитой. Тираниды не брали пленных. Не должно было остаться ни одного живого организма. Гросс не верил в то, что узрел. На протяжении первых двадцати минут после высадки казалось, что Плакальщики сломали хребет врагу и вот-вот примутся добивать ксеносов. Сейчас же Гросс видел, что еще пять минут и их всех уничтожат. Слева от него разорвалась споровая мина - подарок биовора. Гросс даже не понял, сколько космических десантников превратилось в быстро тающие куски слизи, плавающие в дымящейся, отвратительно воняющей луже кислоты.
Двое Плакальщиков бешено изрешетили набегавшего карнифекса. Стрельба прекратилась лишь, когда они услышали глухие щелчки в болтерах. Секунду спустя, не успев перезарядить оружие, они были расчленены отчего-то вдруг совершенно осатаневшими хормагаунтами, внезапно начавшими двигаться с невероятной скоростью. Гросс тут же увидел причину их ярости. Раскидывая в разные стороны горящую растительность, к ним продирался Тиран Улья, вырезая подвернувшихся космических десантников своими ужасными когтями. За ним он увидел многочисленных био-титанов, постепенно появляющихся из смога. Последний Плакальщик умер спустя тридцать девять минут после того, как первый из них выбрался из десантной капсулы. Конвой пылал. Почти все машины были разрушены. Гросс нырнул в воронку, чувствуя, что вокруг него быстро разрастаются какие-то растения. Он чувствовал, что по телу стала распространяться паразитическая инфекция. В его голове стали раздаваться невнятные голоса. Его бесконечный кошмар продолжался. На линии горизонта он увидел, как бесконечная волна потрошителей поглощала все, что было на их пути, поедая саму землянистую плоть планеты. Гросс попрощался с Богом-Императором, со своими давно умершими родителями, со своей родной планетой, где он уже давно не был, далекой любимой Мордией. Он молил, чтобы она никогда не встретила такой ужасной участи. И завершив свои мольбы, медленно вставил ствол лазгана себе в рот...
Примечания переводчика Тень1 - псионическое блокирующее поле, устанавливаемое Разумом улья вокруг поглощаемой планеты. богомол-убийца2 и призрак3 - ликтор на сленге Имперской Гвардии. вокс-кастер4 - коммуникатор широкого диапазона. жуки5 - создания, разгрызающие практически любое вещество, выпускаемые из "освежевателя", оружия-симбионта тиранидов. автоган6 - штурмовая винтовка.
* * *
К О Н Е Ц
Сообщение отредактировал Catachan - Четверг, 2011-12-29, 2:22:36
After Desh'ea После Деш`еа Автор: Метью Фаррер Переводил: Cryden, Mad^Wild`ом Источник:Warforge
- Тебе не надо этого делать, - нарушив затянувшуюся тишину, сказал Дрейгер, и даже не обладая чувствами Астартес было слышно, как спала напряженность у остальных Псов войны. Кхарн оглядел неплотный квадрат воинов и заметил на их лицах скрытое облегчение. Наконец то, кто-то вышел и произнес это. - Ты не должен этого делать, - хотя Дрейгер и не мог заставить себя встать между Кхарном и дверьми, его голос был тверд. – Тебе не стоит этого делать. Но некоторые признаки выдавали то, что спокойствие в голосе Дрейгера было ложным. Кхарн видел, что частота дыхания его собрата капитана была медленнее, чем этого следовало ожидать от человека готового к бою. Видел, как вены на его лице и коротко остриженной голове усиленно пульсировали, улавливал их в движении глаз, в едва заметном изменении положения плеч, когда мускулы тела расслабились, что было достаточно странно в данной ситуации. И хотя на кожу Дрейгера был нанесен очищающий гель, но даже сквозь него пробивался запах адреналина и нечеловеческих ароматов, выделяемых телом Астартес в момент опасности. Они все находились во взвинченном состоянии; метаболизм Кхарна тоже усилился, и он ничего не мог с этим поделать. Воздухоочистители все еще не могли выветрить сильный запах крови, влившийся в переднюю в тот миг, когда двойные двери распахнулись в последний раз. Изучая и пробуя воздух при помощи нёба и языка, Кхарн осознал кое-что еще – остальная часть корабля впала в такую же тишину, какая сейчас стояла в передней, в которой они находились. Полукруглая наружная стена приемной выходила на казарменные палубы, и обычно широкая колоннада изобиловала звуками. Голоса, бряцанье ботинок и мягкая поступь слуг и техноматов, отдаленный звук выстрелов со стрельбищ, близкий к инфразвуку гул нового силового оружия – все исчезло. На палубах было столь же тихо, как и в великих палатах скрывавшихся за серо-стальными двойными дверями, перед которыми стоял Дрейгер. Неестественность этой тишины еще сильнее напрягала нервы и мускулы. Кхарн не обращал внимания на свое тело, позволив тому делать все, что заблагорассудится. Его глаза были холодными. - Теперь, так как я командую Восьмой Ротой, я стал старшим капитаном на борту, - сказал он им. – Мой ранг, моя клятва и мой Император. Всё это вместе закрывает вопрос. Конечно, если здесь нет никого достаточно высокомерного, чтобы полагать, будто бы такой вопрос вообще существовал. - Нет, - прозвучал голос позади него. Ярег, мастер Кузницы Снарядов из артиллерийского эшелона. – Единственный вопрос состоит в том, что мы должны найти способ для, для… Ярег без слов указал на двери, и его лицо страдальчески скривилось. - Мы… не знаем, чем это все закончится, - сказал Хорзт, командир эскадрона «Грозовых Птиц» Девятой Роты. Кхарн увидел, как его руки сжались в кулаки, которые тряслись так, что сравнялись в этом с дрожью в его голосе. – И поэтому нам следует готовиться к худшему. Одному из нас, здесь и сейчас, придется временно командовать Легионом, и… Он замолчал. Где-то в пространстве за дверьми, голос, который был сильнее грохота танка и выстрела могучей пушки, гневно взревел. Если за этими звуками и скрывались какие-либо слова, то их размыло и приглушило по пути металлическими плитами, но, тем не менее, Псы войны притихли. На своем веку им приходилось выкрикивать клятвы, приказы и ругательства сквозь шум орудий, гранат и цепных топоров, сквозь гул реактивных двигателей «Грозовых Птиц», сквозь вопли и рев дюжин различных ксеносов, но теперь Кхарн был единственным, кто осмелился говорить сквозь этот отдаленный, приглушенный рык. - Довольно, - спокойно сказал он. – Я не настолько глуп, чтобы отрицать то, о чем мы все думаем и знаем. Вы все в долгу перед Хорзтом за то, что он оказался единственным, нашедшим в своем животе достаточно кишок Астартес, чтобы высказать это. Император привел нам нашего повелителя и командира. Источник нашего рода - вот кто сейчас находится с нами. Наш генерал. Мы всего лишь его эхо. Вы помните это? Помните? – Кхарн переводил взгляд с одного на другого, и Псы войны смотрели на него в ответ. Это хорошо. Он избил бы любого, кто бы отвел взгляд. По ту сторону покрытых царапинами серых плит дверей, вдали, снова взревел голос. - Итак, - продолжил он, - то, что мы делаем здесь – правильно. Никто, ни лорд-командующий, ни облаченный в высокий шлем и закованный в золото кустодианец, никто, - его крик заставил их вытянуться и широко распахнуть глаза, - не сможет встать между Псами Войны и их примархом, и при этом остаться в живых. Только пред самим Императором, который явил нам свою мудрость, мы отступили бы в сторону. Он оказал нам честь, возложив эту обязанность на наши плечи. Он вновь посмотрел на Дрейгера. Как и Кхарн, тот был облачен в белый панцирь, со сверкающими на нем крест накрест синими полосами, ботинки и перчатки, церемониального темно-синего цвета, вместо повседневного серого. На воротнике и плече мерцала молния - знак Императора. Его одежда была такой же, как и у Кхарна – церемониальные одеяния, символизировали то, что Псы войны заняты очень торжественным делом. Было очевидно, почему он был одет так. Дрейгер хотел занять место Кхарна. Хотел войти туда и умереть. - Теперь, мы обрели своего примарха, - сказал им Кхарн, и даже сейчас он чувствовал слабую дрожь в голосе, когда он произносил эти слова. С тех пор как они вылетели с Терры, на протяжении многих лет, из неосвоенного космоса являлось одно могущественное существо за другим, занимая отведенные им места. До Кхарна доходили слухи о том, что Саламандры ждут на орбите горящей планеты, ожидая вести Императора о том, что тот, кого он нашел, действительно их прародитель. Он вспомнил тот день, когда их корабль прибыл на Ноув Шендак, как он впервые увидел холодноглазого Пертурабо, идущего плечом к плечу с Императором. Как изменились Железные Воины, когда узнали, кто будет ими командовать. Каждый Легион, у которого все еще пустовало место командующего, чувствовал такое же стремление, становившееся острее с каждым путешествием, каждой компанией. Будет ли следующая звезда именно той, на которой жил их примарх? Будут ли на этом корабле или вот в этом послании новость о том, что где-то, во мраке, был найден их отец-командующий? А потом наступил тот поразительный день, когда в ремонтные доки Вуерона пришла весть, новость о том, что их примарх найден. Их повелитель, их альфа, и… и вот к чему это привело. - Теперь мы обрели своего примарха, - повторил он, - и он будет управлять Легионом так, как того пожелает. Мы принадлежим ему так же, как и Императору. Все, что мы хотели или планировали, более не имеет значения. Командующий Псами Войны встретится с примархом Псов войны, и все случится так, как будет угодно последнему. Да будет так. Больше никаких разговоров. «Кроме того», подумал он, когда Дрейгер отсалютовал ему и пошел к дверям, «не думаю, что пройдет много времени, прежде чем он пойдет за мной следом». Он удивился не только самой мысли, но и тому, что она не вызвала у него каких-либо эмоций. Хотя Псы войны и славились вспыльчивостью, Кхарн обнаружил, что его мысли были ровными и бесцветными. На какое-то мгновение он задался вопросом, что чувствовали другие идущие на смерть: враги, нашедшие свой ад под цепными топорами Псов войны или проклятые люди ауксилия в те дни, когда Император еще не запретил Легиону истреблять союзников, опозоривших их на поле боя. Дрейгер повозился с панелью управления, и двери бесшумно распахнулись. За ними лежали обычные, ровные и широкие ступени, уходившие вниз, в тень. Отзываясь эхом из мрака до них, долетел еще один мощный бессловесный рев. Отбросив лишние мысли, Кхарн пошел вперед, и когда Дрейгер закрыл двери за его спиной, тьма сомкнулась над ним.
По широким низким ступеням Кхарн спустился в огромный зал, построенный на корабле в качестве триумфального зала Ангрона. Он бывал здесь прежде множество раз, но сейчас, даже, несмотря на то, что большая часть зала терялась в темноте, он стал иным. Он ощущался другим. Кхарн почувствовал это, как только вошел в это странное и незнакомое ему место. В голове Кхарна витал вопрос, а станет ли любое помещение прежним, после того, как в нем побывал примарх. Кхарн сделал три медленных размеренных шага по гладкому каменному полу зала, его усовершенствованное зрение настроилось так, что он мог видеть в темноте – большинство фонарей примарх либо разбил вдребезги, либо же вырвал из креплений. Тут и там уцелевшие лампы отбрасывали мерцающий свет, который, впрочем, практически ничего не освещал, а лишь подчеркивал объемность окружающего их мрака. В неровных отблесках виднелись темные брызги и лужи на полу, но Кхарн не обращал на них внимания. Он слишком часто видел смерть, и даже без наполняющего его чувства запаха смерти, он узнал её. Он почувствовал, что вспоминает о своих братьях. Гхир, Мастер Легиона, первым вошедший сюда, после того, как Император возложил на Псов войны эту обязанность, после выполнения которой следовало выдвигаться на встречу с Тридцать седьмым флотом в Альдебаране. Затем Куннар, чемпион Первой Роты, накинув на себя официальный плащ и подняв вверх древко топора, он спустился по ступеням, когда звуки пришедшие из-за дверей убедили их в том, что Гхир уже мертв. Следующим пошел Анчез, командующий штурмовым эшелоном. Когда двери перед ним распахнулись, он обменялся шутками с Кхарном и Хьязном, несмотря на то, что в воздухе уже витал запах крови. Анчез никогда не ведал страха. Далее был Хьязн, и двое знаменосцев, из его командного круга пожелавших спуститься во мрак вместе с ним. Они хотели сдерживать ярость примарха до тех пор, пока Хьязн не смог бы поговорить с ним. Это не сработало. Ванч, главный оружейник старого Гхира, настоял на том, что он пойдет следующим, хотя командование Легионом и обязанность вести посольство к примарху должно было перейти к Шиннаргену, из Второй Роты. Сейчас тот спор казался смешным. Шиннарген встретил свой конец спустя час после Ванча. «Примарх, я слуга вашей воли», думал Кхарн, «и никогда бы не посмею объявить вас покорившимся моей. Но все-таки, мой новонайденный повелитель, хорошо бы вы помирились со своим Легионом, пока в нем еще кто-то дышит…» Он вздохнул, и сделал еще один шаг вглубь комнаты. На мгновение ему показалось, будто он услышал движение, неслышимую поступь и похожие на дыхание порывы воздуха, а затем все вокруг него раскололось и закружилось, а сам он врезался в колоннаду, и, задыхаясь от боли, тяжело свалился на спину. За то время, пока удушье достигло легких, рефлексы взяли верх и он поднялся на колено, развернувшись так, чтобы сломанная правая рука и плечо были прикрыты стеной, и выставил вперед напрягшуюся и готовую парировать левую руку. Кхарн озирался по сторонам в поисках движения, изучая тьму в инфракрасном диапазоне, и увидел, как на него несется громадная фигура, очень быстро заполонившая всё его поле зрения… Воля совладала с рефлексами, и с невероятным усилием он прижал руку к телу. А затем, он стремительно катился на спине по полу, дыхание вышибло из легких, сломанная ключица горела огнем. Без лишних размышлений он подтянул колени к груди и превратил скользящее падение в кувырок назад. Тренировки, решительность и нервная система Астартес позволили ему вытеснить боль на задворки разума. Он застыл в боевой стойке. Но воля вновь пересилила, и он заставил себя выпрямиться и вытянуть руки по швам. Он обернулся и нашел глазами место, где лежал мгновение назад, пол был пуст, вокруг не было видно ни очертаний, ни даже температурного следа, обычно остающегося в инфракрасном диапазоне. И с остальным происходило нечто подобное? Кхарн поймал себя на том, что удивляется, и поспешил выкинуть эти мысли из головы, поскольку начал терять концентрацию, покачиваясь, он просто стоял на месте. Кхарн насторожился, краем уха услышав позади себя приближающиеся шаги, и уже было открыл рот, чтобы заговорить, когда мгновением позже его вздернули с пола, тыльная сторона его головы и шеи оказалась в захвате, казавшимся больше и тяжелее чем камнеподобный коготь дредноута. Воля. Воля выше инстинкта – Кхарн не позволил себе отбрыкнуться ногой, пытаясь вывернуться из захвата. - Еще один? Такой же, как предыдущие? – Раздавшийся в его ухе голос был скрежещущим и гулким, слова были подобны пригоршням горячего гравия. – Воин ненастоящий, воин разодетый, ухх… На мгновение, державшая Кхарна рука задрожала, и его начало трясти как пронзающую атмосферу «Грозовую Птицу», а затем, звериное рычание переросло в рев. - Сражайся! Его принялись раскручивать одной рукой, и зал перед ним превратился в длинные расплывчатые полосы. - Сражайся со мной! За словами последовал удар об стену, достаточно сильный, чтобы перед глазами все поплыло, а в голове повисла красная пелена. - Сражайся со мной! – еще один удар, и пелена почернела. Он уже едва чувствовал свои ослабевшие конечности. Слух Кхарна тонул в звуке, голос вливался ему в голову и разметывал оставшиеся там бессвязные мысли. - Срааажайся! – еще один стальной захват сомкнулся на сломанной руке Кхарна, и на краткое мгновение он взмыл в воздух. И когда огромная рука впечатала его в темный мрамор, он вновь ударился спиной об стену, плечо пылало от боли, а ноги повисли в воздухе, не доставая до пола. Мысли в голове посветлели. Биохимия Астартес стабилизировала боль и восприятие, гландовые стресс-гормоны вторглись в систему жизнедеятельности, и когда Кхарн взглянул на лицо примарха, его взгляд был ясен. Медно-красные волосы примарха, похожие на проволоку, вились над высоким лбом, глубоко посаженные бледные глаза между скул, будто бы высеченных топором, изгибающихся к орлиному носу и широкому тонкогубому рту. То было лицо генерала, за которым будут следовать до самой смерти. Лицо учителя, за право сидеть у ног которого боролись бы мудрецы. Лицо короля, перед которым преклоняются миры – лицо примарха. Но гнев, превратил его в звериную морду. Гнев охватывал и искажал его черты подобно пробивающейся из-под черепа опухоли. Из-за него глаза примарха превратились в пустые желтые провалы, гордые линии челюсти и бровей исказились, а рот оскалился, обнажив зубы. И все же, это лицо было таким неуловимо знакомым, лицо их прародителя, по типу которого и были созданы Псы войны. Кхарн узнавал своих братьев в этой бронзовой коже, в расположении глаз, в обводах челюсти и черепа. Но почему-то в голове упрямо торчала мысль о битвах Легиона с беснующимися ксеносами, чьи маски, сотканные из света, изображали лица, бывшие насмешкой и пародией на Астартес. Захват усилился, и Кхарн задался вопросом, а не слышит ли он его мысли – ведь разве не ходили слухи, что у некоторых из их прародителей такая способность была? Ангрон медленно поднял перед лицом Кхарна руку. Даже при таком слабом свете он смог разглядеть покрывавшую пальцы примарха, растрескавшуюся корочку давно спекшейся крови. Рука превратилась в дрожащий кулак, который, казалось, нависал над ним целую вечность, перед тем, как медленно раскрыться и выгнуться подобно когтям. Кхарн мог сказать, что произойдет дальше – в его глаза ударят пальцы, достаточно сильные, чтобы пробить заднюю стенку глазницы и достать до мозга, в то же время, большой палец пробьет горло, а затем, примарх сожмет руку и вырвет лицевую часть его черепа, либо же оторвет голову целиком. Кость Астартес крепка – хватит ли силы в руке примарха настолько, чтобы сделать это? Кхарн подумал, что всё-таки хватит. Но удар не последовал. Вместо этого, Ангрон наклонился, его рычащее лицо похожее на лицо горгульи приближалось все ближе и ближе, до тех пор, пока его рот не оказался рядом с ухом Кхарна. - Почему? – его шепот походил на лязг танковых траков по камню. – Я вижу, для чего ты был создан. Ты создан для того, чтобы проливать кровь – так же, как и я. Ты с рождения не был обычным человеком, также как и я. Протяжное яростное рычание. - Тогда почему? Почему нет Веревки триумфа? Почему в твоих руках нет оружия? Почему вы все приходите сюда столь кроткими? Разве ты не знаешь, какая кровь у меня в венах, а...? Они были достаточно близко друг от друга, и примарх не мог не заметить заигравшую на щеках Кхарна улыбку. Он отступил назад, чтобы посмотреть на неё. На мгновение глаза Ангрона сузились до размеров щелок, затем широко распахнулись, и, оторвав Кхарна от стены, он со всей силою вновь впечатал его в нее. Кхарн почти ощутил едва сдерживаемое насилие готовое сорваться с держащих его пальцев. - Что? Скалишься? – еще один удар об стену. – Почему ты смеешься? Заканчивая вопрос, его голос вновь превратился во всесокрушающий рев, который был настолько мощным, что даже в ушах Кхарна, которые были намного крепче человеческих, еще некоторое время звенело. И за эти несколько секунд он осознал, что заданный ему вопрос не был риторическим. Ангрон ждал ответа. Я… - Кхарн обнаружил, что его голос был хриплым и ломким. – Я горжусь своими братьями из Легиона. Кхарн сглотнул, прочищая и успокаивая пересохшее горло, чтобы продолжить говорить дальше, но прежде, чем он смог сделать вдох, его оторвали от стены и со всей силы швырнули. От броска Ангрона, он пролетел довольно большое расстояние, приземлившись на чей-то остывший, разорванный труп. Кхарн набрал воздух в легкие и почувствовал, что он был пропитан сильным запахом крови и внутренностей. Определить, кому принадлежал труп, Кхарн так и не смог. По каменному полу, контрапунктируя с рычащим дыханием, зашлепали босые ноги Ангрона. Примарх прыгнул и присевши приземлился возле пытающегося встать Кхарна. Захват вновь сомкнулся на нем, на этот раз на челюсти и лице, тело приподняли в полувертикальное положение, так, чтобы он мог смотреть примарху прямо в глаза. - Гордые, - Ангрон шевелил губами, будто что-то жуя. – Твои братья. Не воины. Никто из вас не будет сражаться. Почему… вы… Схватившись рукой за голову, он с трудом выдавливал из себя слова. - Как, ух, как вы можете, ннн… Приподняв Кхарна за нагрудник, он швырнул его на пол. Разорванные останки кроваво хлюпнули, когда спина Кхарна столкнулась с ними. - Никакой гордости! – взревел Ангрон и Кхарн подумал, что даже голосом примарх мог бы завершить начатую его кулаками работу по ломанию костей. – Нет гордости в братьях, которые стояли здесь в глупом бездействии! С тусклыми глазами, будто у быков на бойне! Ни один из вас не сражался! Мои братья, мои братья и сестры, ох… Рука с нагрудника Кхарна исчезла, и, когда в глазах прояснилось, он взглянул вверх. Ангрон больше не смотрел на него. Он сидел на корточках, закрыв глаза огромной рукой. Его голос до сих пор остающийся могучим грохотом, стал невнятным и приобрел резкий акцент. Кхарну напрягся, чтобы разобрать слова. - Мои бедные воины, - бормотал Ангрон, - мои потерянные. Он опустил руку и взглянул Кхарну в глаза. В его взгляде до сих пор стояла ярость, но теперь… она светилась подобно горну, пылая тускло-алым цветом вместо того, чтобы пламенеть багровым. - Твои братья, - сказал он изможденным голосом, - не похожи на моих, кем бы вы не были. Кем бы вы не были? Потребовалось некоторое время на то, чтобы осознать эти слова, а следующая мысль, которая пришла ему в голову была, ОН не знает. Он не ведает? Все еще лежа на полу, Кхарн судорожно втянул в себя воздух. - Меня зовут Кхарн. Я воин… - Нет! – Кулак Ангрона разбил пол рядом с головой Кхарна. Осколки камня ужалили его кожу. – Не воин! Нет! - ... легионов Астартес, великой лиги боевых братьев на службе нашему... - Нет! Мертвы! – закричал Ангрон, и когда его голова откинулась назад, на шее выступили напрягшиеся мускулы. - Уххх, мои воины мертвы, мои братья, мои сестры... - … возлюбленному Императору, - продолжал Кхарн, стараясь говорить холодным и спокойным голосом, пресекая желание бормотать и умолять. – Повелителю человечества, нашему командиру и генералу, чей... При упоминании имени Императора Ангрон задрожал, и, вновь откинув голову, он взвыл в темноту подобно зверю, повергнув Кхарна в молчание. Затем со скоростью змеи Ангрон схватил Кхарна за лодыжку и одним рывком швырнул его в воздух. Но он не успев толком раскружиться, Кхарн едва успел обхватить руками голову, прежде чем врезаться в стену комнаты и безвольно рухнуть на пол. Сквозь красно-серый туман в голове он все еще слышал голос Ангрона, заполнявший палату оглушительным бессловесным воем. Кхарн чувствовал в своем теле покалывания и подергивания от воздействующих на его систему жизнедеятельности имплантированных органов – Ангрон что-то сильно повредил там внутри. Что-то, для лечения чего понадобится помощь Апотекариона, подумал он. Если, конечно, им удастся разобраться, какие именно из этих останков принадлежат мне, добавил он, и тихая мрачная усмешка, зазвучавшая в голове, оказалась тем, что придало ему сил, и он со стоном поднялся на локти и колени. Нога Ангрона, словно кузнечный молот опустилась между его лопаток, повергнув Кхарна назад, на пол, его сломанная грудина полыхнула болью, и, пытаясь втянуть в себя воздух, он почувствовал, как скрипят сросшиеся ребра. - Тебя и, правда, не так-то легко ранить, ты мелкий кроткий бумажнокожий? – долетел до него голос стоявшего над ним Ангрона, слова краткими рыками вылетали из его рта. – Кто творит воинов, не желающих сражаться? Твой ублюдочный, кровавый Император, вот кто! Когда Кхарн ощутил, что запас кислорода в легких иссякает, его метаболизм ускорился, он изменил темп дыхания, чтобы более эффективно расходовать оставшийся воздух. Он ощутил щекотку идущую от третьего легкого, перешедшего на более экономное функционирование, и тепло в животе, когда оолитическая почка начала воздействовать на усиленные токсины в его крови. - Посылает своих мелких, трусливых, бумажнокожих умирать за него, о да, мне знакомы, такие как он, - слова Ангрона слились в почти непрерывное рычание. – Их руки, никогда не чувствовали тепло крови. Кожа, которую никогда не резали на куски. Череп, который никогда не целовали Гвозди Мясника. Язык, который никогда... хух.... Вес на спине Кхарна сместился. У Ангрона не было опоры, чтобы продолжать давить, и его нога начала отрываться от земли. Давление внезапно исчезло, и Кхарн едва успел вздохнуть всеми тремя легкими, как Ангрон ударом ноги опрокинул его на спину. - Ты не умираешь от того, от чего умирали виденные мною мужчины и женщины, - мгновение Ангрон стоял над Кхарном, возвышаясь подобно церемониальной статуе, а затем принялся кружить вокруг него, согнувшись и вытянув голову, подобно огромной охотничьей кошке, почуявшей добычу. - Ты выдерживаешь такие раны... ннн... На мгновение, Ангрон погрузил в волосы пальцы, и Кхарн заметил, что их пересекают глубокие борозды шрамов. - ...Как и я. Твоя кровь сворачивается, как моя, она... пахнет... Руки Ангрона сжались в кулаки, и Кхарн увидел, как напряглись его предплечья, плечи, шея, и, наконец, само лицо примарха вновь превратившееся в маску гнева. Медленно и неуклюже, Кхарну удалось подняться на колено, и он сжался в преддверии нового удара, но Ангрон продолжал кружить вокруг него. - Ты ведешь себя как человек, привыкший держать в руках железо, а не воздух. Если бы мне пришлось сражаться с тобой на раскаленной пыли, то я узнал бы твое имя, так как ты должен был приветствовать меня надлежащим образом, а затем мы бы вместе завили Веревку, - кружились вокруг него мягкие шаги. Кхарн чувствовал на себе взгляд примарха, подобный тяжелой цепи, полосующей его спину. - Разве тебя не волнует, что ты умираешь ради того, кто никогда не узнает твоего имени? «Волнует ли это меня?», задался вопросом Кхарн. Но тут же отбросил вопрос. Он был эмиссаром, который должен был доставить послание, а не вступать в дискуссию. - Мы – ваш Легион, примарх Ангрон. Мы - ваше орудие, и полностью находимся под вашим командованием. Наша смерть и смерть наших врагов целиком в вашей власти. На этот раз, вместо удара, захвата или пинка, последовала звонкая оплеуха, свалившая Кхарна на пол. - Еще раз рискнешь насмехаться надо мной, и я раздавлю твой череп между пальцами даже раньше, чем ты успеешь досказать то, что хотел, - в голосе Ангрона сквозила опасная сдержанность, и она была даже более пугающей, чем рёв. - Мои воины. Мои братья и сестры. О, мои храбрецы, мои братья, мои... Некоторое время Ангрон просто ходил, беззвучно шевеля челюстью и крутя головой из стороны в сторону. - Они ушли. Ушли без меня, я... Кулаки Ангрона пришли в движение. Он бил себя по бедрам и груди, удар за ударом, руки со всего размаху ударяли по рту и щекам. В установившейся в комнате тишине, звуки самобичевания и тяжелое дыхание казались преувеличенными, физически ощутимыми. Кхарн, не в силах что-либо сделать, просто наблюдал, как Ангрон, упав на колени, продолжал раз за разом бить себя по лицу, все его мускулы были напряжены до предела, а тело дрожало. Наступила тишина. Пока Кхарн не нарушил ее. - Мы – ваш Легион. Созданные из вашей крови и генов, сотворенные по вашему подобию. Мы начали свой путь с того мира, где вы были задуманы. Мы проливали кровь и сжигали миры, разрушали империи и целиком уничтожали иные расы. Ища вас. «Просто позвольте мне говорить, мой повелитель», - думал он, чувствуя, как в его голос возвращается сила. «Просто позвольте донести до Вас наше послание, а затем моя миссия будет исполнена, а я удовлетворен. Все в вашей воле». - Мы не сражаемся с вами, потому что вы – наш примарх. Не просто командир, но и родственник по крови, наш прародитель. Не имеет значения как, но я не подниму на вас руку. Как и ни один из моих боевых братьев. Сейчас мы исполняем роль посланников. Мы здесь ради Легиона и нашего... нашего Императора, - Кхарн напрягся, но в этот раз Ангрон никак не отреагировал на слово. - Мы предстали пред вами, чтобы молить Вас занять отведенное вам при рождении место. Кхарн начал было придвигаться к тому месту, где стоял на коленях сгорбленный и дрожащий Ангрон, но исходившая от примарха, подобно жару угроза, заставила его остановится. Кхарн сделал прерывистый вдох. Боль от ранений продолжала скрежетать где-то на краю сознания, не давая ему покоя. На мгновение он закрыл глаза, проведя боевые упражнения, заложенные в него под гипнозом на склонах горы Бодт, и воля задушила боль. Это дало ему время на раздумья, и с пришедшим спокойствием он сосредоточился на задании так, будто это было сражение, создание укреплений, или фехтование с врагом. Он думал о миссии, об отчетах, слышанных им от флагмана Императора до и после посещения планеты, о словах примарха. Всем было известно о том, что там разыгралось сражение. Кхарн почувствовал в себе вспышку зависти. Мятежники, чьи останки теперь покрывали те земли, уже получили почести их примарха, примарха, ведшего их в... Понимание озарило его вспышкой боли, придав Кхарну сверхъестественную сосредоточенность. - Я завидую им, - тихо произнес он. - Тем, кто сражался вместе с вами. Мне жаль, что я не знал их. Они сопровождали вас на битву. Это все, чего просят мои братья и я, прародитель. Шанс сражаться вместе с вами, так же, как они. Примарх медленно убрал руки от лица. Он стоял на коленях, спиной к ближайшей лампе, перед Кхарном вырисовывался лишь его силуэт, но глаза Астартес видевшие в инфракрасном диапазоне, заметили на огромном лице примарха горькую улыбку. - Ты? У тебя ведь нет ни Гвоздей, ни Веревки. Надеюсь, ты хотя бы умеешь подтрунивать, Кхарн из так называемого Легиона. В лагере мы бы посоревновались с тобой. Йохура был бы беспощаден. Тот парень был остр на язык, - в улыбке исчезли следы горечи. - Я смотрел, как он насмехается над другими. Сначала в клетках, а затем и во время наших странствий. Он насмехался, а они смеялись. Хотя громче всех смеялись как раз он и жертва его шуток. Это... было... хорошо. Хорошо было наблюдать за этим. Йохура всегда клялся, что умрет, смеясь над своим убийцей. Улыбка пропала, и рот Ангрона оскалился как у зверя. - Я говорил ему... говорил ему, что.. уух, - Кхарн почувствовал, как огромные кулаки вновь швырнули его на пол. Он хотел было ответить, но слова застряли в горле, когда рука Ангрона выстрелила с молниеносной скоростью, и сомкнулась вокруг шеи и челюсти Кхарна, беря их в захват. - Я даже не знаю, как они умерли! - крик Ангрона был таким громким, что в ушах Кхарна зазвенело. Рука примарха встряхнула его подобно мешку. - Мы поклялись! Поклялись! Кхарна замотало туда-сюда, когда Ангрон свободной рукой принялся крошить облицовку пола. Среди творившегося шума, чувства Кхарна уловили новый запах, и он понял, это была свежепролитая кровь примарха. Ангрон до крови разбил руки об камень. - Мы дали клятву, - продолжал Ангрон, его опустившийся до стона голос был подобен звуку скручиваемой стали. - По дороге к Деш'еа каждый из них вырезал новый шрам на моей Веревке, а я вырезал на их. И мы поклялись, что перед смертью вырежем высоким всадникам такой шрам, который будет кровоточить еще сотню лет! Ангрон усилил захват, и, хотя Кхарн боролся со стремлением избавится от него, его руки инстинктивно тянулись к шее. - Рану, которую их сучьи правнуки будут помнить еще долго! Рану, которая будет преследовать каждого осмелившегося бросить взгляд на раскаленную пыль! Хватка Ангрона ослабла, и в легкие Кхарна хлынул воздух. Он повис на руке примарха, которой тот обхватил его голову. - Всего этого, - тихо произнес Ангрон, - и даже данной мною клятвы было недостаточно. Он убрал руки и позволил Кхарну рухнуть на пол. - Потому, что я даже не знаю, как они умерли. Когда Кхарн открыл глаза, Ангрон скрестив ноги, сидел рядом, положив локти на колени и опустив голову на уровень плеч, он наблюдал за ним. Запах крови примарха теперь ощущался не так свежо как раньше – значит ли это то, что он провел без сознания много времени? Или он просто лежал, дезориентированный во мраке? А может, кровь Ангрона сворачивалась быстрее, чем его? Кхарн подумал, что такое возможно. Он вздохнул, от чего его тело пронзила боль, и приподнялся на локтях.
Сообщение отредактировал MaLal - Четверг, 2011-12-29, 1:07:45
- Расскажи, как вы встречаете смерть, бумажнокожий? - после того безумствующего демона, который еще недавно избивал и швырял его подобно тряпичной кукле, прохлада, сквозившая в голосе Ангрона, была потрясающей. - Отдаете ли вы приветствия, стоя на пыли? Зачитываете ли вы свою родословную, подобно высоким всадникам? Объявляете ли вы о своих прежних победах, как мы? Расскажи мне о том, что вы делаете, пока железо нагревается в ваших руках. - Мы... - начал Кхарн, но неудобная поза вызвала судорогу у него в груди. Он заставил себя продолжить, пересиливая боль, он сел на колени, стараясь поддерживать ровное дыхание. Даже ссутулившись, Ангрон был выше Кхарна почти на пол головы. - Клятва момента, - сказал он. - Наше последнее действие перед высадкой на поле боя. Каждый из нас приносит присягу перед своими братьями из Легиона. Клятву о том, что мы сделаем ради нашего, нашего Императора... При упоминании этого имени Ангрон зарычал. - ... Нашего Легиона и самих себя. Мы засвидетельствуем клятвы. В некоторых Легионах их записывают, а затем украшают ими доспехи. - Давал ли ты, такую клятву, когда входил сюда? - спросил Ангрон. - Нет, примарх, - ответил Кхарн, немного сбитый с толку вопросом. - Я пришел сюда не для того, чтобы сражаться с вами. Я вновь говорю, что никто в Легионе не поднимет на вас руку. Клятвы момента существуют для битвы. - У вас нет никакого ритуала вызова, - пророкотала вырисовывающаяся перед ним фигура. - Ступив на пыль, вы не спрашиваете имен и не говорите своих. Нет ни приветствий, ни показывания Веревок. Так ли сражаются те, которые называют себя моими кровными кузенами? - Да, мы сражаемся так, родитель. Мы существуем для того, чтобы истреблять врагов Императора. Мы не нуждаемся ни в чем, что не служит этой цели. Мы редко сражаемся с врагами, понимающими ценность имен, не говоря уже о приветствиях. И, простите меня, примарх, но я не понимаю, что такое «Веревка». - Тогда как же вы показываете воинскую солидарность? - замешательство в голосе примарха казалось подлинным, но когда Кхарн начал тянуть с ответом, Ангрон метнулся вперед и ударом кулака повалил того на спину. - Отвечай! Ты, мелкий могильный червь, ты сидишь тут и ухмыляешься мне как какой-то высокий всад... уххх, - примарх вскочил, и, вздернув Кхарна за горло, вновь бросил на спину. Пока Кхарн, трясясь, поднимался, Ангрон встал под одним из фонарей. Он обернулся, убеждаясь, что Кхарн смотрит, затем развернулся и развел руки в стороны.
Торс примарха был обнажен, покрытый огромными мускулами, широкий, тяжелый и угловатый - по задумке Императора в нем размещались утолщенные кости и необычайные органы и ткани. Легенда Астартес гласила, что Император из своей плоти и крови создал двадцать детей. И прежде чем Кхарн понял, что примарх пытается ему показать, он на мгновение задался вопросом, а знал ли Ангрон, кем он является на самом деле. Рубцы шрамов начинались с затылка Ангрона. Они путешествовали по его позвоночнику, затем, поворачивая влево, огибали тело, заезжая на бедро и обогнув его, уходили вперед. Ангрон развернулся к свету, и Кхарн увидел, что шрамы местами сужались, а где-то снова расширялись, разрывая и уродуя кожу. Местами, под воздействием исцеляющей силы примарха они исчезли полностью. Шрамы кольцами обвивали тело Ангрона, поднимаясь по его животу, вокруг ребер, к его грудной клетке, резко обрываясь рядом с правой грудью. - Веревка Триумфа - сказал Ангрон. Его рука двигалась по гладкой и непрерывной верхней части шрама, которая была, не так сильно изуродована. На ней не наблюдалось излеченных участков. Кхарн подскочил - кулак Ангрона ударил ему в грудь. - Красные витки! Ничего, кроме красных витков в моей веревке, Кхарн! Из всех нас, я был единственным. Ни одного черного витка - Ангрона снова затрясло в припадке ярости. Кхарн склонил голову, его мысли были холодны: я это начал и я это закончу, но примарх, я не знаю, сколько еще я смогу противостоять вашему гневу. Руки Ангрона схватили его плечи, безжалостно перетирая кости и мускулы шеи, Кхарн крепко сжал зубы, сдерживая рвущийся из него крик. - Я не могу вернуться! – издалека, сквозь боль, пришел голос Ангрона, в нем больше не слышалось ярости, но была такая мука, что боль которую испытывал Кхарн от побоев показалась ему ничтожной. - Я не могу вернуться в Деш’еа. Я не могу поднять её землю, чтобы сделать черный виток - Ангрон отшвырнул Кхарна и упал на колени. - Я не могу … ухх …, я должен нанести знак своего поражения, но я не могу. Твой Император! Твой Император! Я не смог сражаться с ними, и теперь я не смогу праздновать с ними! - Прародитель, я, мы… - Кхарн почувствовал, как раскаленные жала впились в живот, исцеляющие системы начали залечивать раны - Вы - наш примарх. Ваш Легион хочет познать ваш путь, но у нас нет такой возможности. Я не знаю… - Нет. Могильный червь Кхарн, не знаешь. На тебе нет Веревки Триумфа - Кхарн стоял, потупивши глаза в пол, но он услышал насмешку, прозвучавшую в голосе Ангрона - За каждый бой, который ты переживешь, ты удлиняешь веревку. За победу, чистый шрам. Красный виток. За поражение, если конечно останешься жив, берешь немного пыли с того места, где сражался и делаешь темный шрам. Черный виток. На мне только красные, Кхарн - сказал Ангрон, начав снова размахивать руками - но я этого не заслужил. - Я понимаю Вас, прародитель - ответил Кхарн - Ваши братья, ваши братья и сестры - поправился он - были побеждены. - Они умерли, Кхарн - сказал Ангрон - Они все умерли. Мы поклялись друг другу, что вместе будем стоять против армий высоких наездников. Утесы Деш’еа увидели бы, чем все закончится. Но витков в веревке больше не будет. Ни у кого из нас - его голос понизился до шепота, в котором слышалась тяжелая утрата. - Меня не должно быть здесь. Я не должен дышать. Но я... Я даже не могу поднять пыль с Деш’еа, чтобы сделать черный виток, чтобы помнить о них. Почему ваш Император так поступил со мной, Кхарн? Ответом была тишина. Ангрон, продолжал стоять, голова его склонилось вперед. Свет отбрасывал странные тени на его череп, бугристый от металла и шрамов. Кхарн попытался встать, его шатало, но он пытался сохранить равновесие. - Прародитель, это не мое дело и я не знаю, что Император ответил бы Вам. Но мы… - Ангрон поднял голову, и Кхарн вздрогнул. Глаза примарха горели, и его зубы были оскалены, но это была не улыбка, это была широкая, порочная усмешка. - Ничего бы он не ответил и не сделал. Ты думаешь, что я бы позволил ему сделать это? Думаешь, я обманываю? - Ангрон снова пришел в движение, бродя взад вперед под светом ламп, его голова раскачивалась из стороны в сторону. - Я знаю, что случилось. Я стоял там и видел, как убийцы высоких наездников пришли к Деш’еа за моими братьями и сестрами, я знал, я знал. Оххх! - Его руки метнулись вперед, как будто пытаясь схватить воздух. – Все в позолоченных доспехах, они возомнили себя высокими всадниками, хотя их ноги были по колено в грязи, как и мои. Они направили свои сабельки на меня! Ангрон развернулся, подскочил к Кхарну и ударом ладони оттолкнул его - Они подняли на меня оружие! На меня! Они… они … - Ангрон закинул голову назад, его ладони сжали виски, как будто пытаясь сдержать кипящие в голове мысли. На мгновение он замер, а затем, метнув свое тело вперед, впечатал свой кулак в камень за головой Кхарна. От удара каменные осколки брызнули во все стороны. - Я его убью - сплюнул Ангрон, ярость вновь одолевала его, и он снова начал метаться из стороны в сторону. – Мои руки не смогли дотянуться до вашего Императора. Ахх, его голос раздирает мои уши, хуже, чем гвозди Мясника …- пальцы Ангрона стучали и скребли по металлу в его черепе, его пристальный взгляд пронзал Кхарна снова и снова – Уничтожу! Он такой же, как и те ублюдки разодетые в золото. Никакой пощады вашему Императору, такому же бумажнокожему, как и ты. Верни меня обратно… верни… туда, откуда он меня взял, к Деш’еа… - от воспоминаний тени на лице Ангрона стали глубже, плечи поникли, а фигура ссутулилась. - Телепорт – понимающе сказал Кхарн - Он телепортировал Вас. Сначала на свой корабль, затем сюда. - Возможно, что-то ты и понимаешь - Ангрон все еще двигался, удаляясь все дальше и дальше, становясь для Кхарна лишь окутанной теплым дымом фигурой в инфракрасном диапазоне. Он вскинул голову, и руки, как будто решил обратиться к зрителям на высоких трибунах. - Мои сестры, братья, я сам принадлежали высоким наездникам, они кружились над нами как стая ворон. Они как мухи гудели вокруг нас, в то время как мы проливали за них свою кровь. - Он зарычал, его кулаки со свистом рассекали воздух над его головой - И ты, Кхарн, принадлежишь Императору, который проливает вашу кровь и кидает свои сияющие золотом марионетки в бой… Кхарн замотал головой и Ангрон это заметил. - Ну и… - голос Ангрона загрохотал из тени, в нем слышалась вернувшаяся угроза. Звук напомнил Кхарну, насколько он слаб, что ранен и безоружен. - Кхарн считает меня лгуном. Кхарн сомневается в своем примархе, из-за своего Императора.- Ангрон выпрыгнул из темноты и приземлился перед Кхарном, его рука была занесена для удара. - Признай это, Кхарн - прорычал он. – Скажи что это так? - поднятый кверху кулак задрожал, но не сорвался. Ангрон приблизил свое лицо, как будто собравшись укусить Кхарна. - Скажи! Скажи! - Я видел его всего лишь однажды - вместо этого произнес Кхарн. - Я видел его на Ноув Шендак. Мир Восемь Два Семнадцать. Мир червей. Гигантские существа, обладающие интеллектом. Отвратительные. Их оружием были нити, внутри которых был металл, проводящий энергию из их тел. Я помню, вспученную нитями землю, перед тем как черви вырывались почти у наших ног. В толщину как человек, высотой, наверное, даже выше чем Вы, Прародитель. В их головах три рта украшенных дюжиной зубов. Сквозь грязь, они общались между собой, звуками похожими на крики, а иногда на шепот ведьмы. Мы нашли три системы, которые они поработили, выжгли их колонии-гнезда и преследовали их до родного мира. Но на их мире колыбели мы нашли людей. Людей потерявших человеческие черты, незнамо, сколько лет, ползающих по земле, в то время как черви скользили по болотам. Они охотились на людей, разводили их. Убивали их. Глаза Ангрона сузились, его кулак, все еще поднятый, больше не дрожал. Глаза Кхарна были полузакрыты. Он вспоминал, как сине-белая броня Боевых псов мерцала в сумерках мира червей, вспоминал бесконечный, изматывающий нервы хлюпающий звук, когда океаны грязи под силой лунного прилива обрушивались на зубчатые камни материка. - Вместе с нами были Железные Воины, и Пертурабо, который приземлился вместе с передовыми отрядами нападения, после того, как наши разведчики нашли зону посадки, голую и сухую. Он придумал, как насыпать и сформировать почву. Земля, которая была там, и землей то назвать было трудно, лишь грязные помои, полные токсичных осадков, достаточно глубокие, чтобы человек, который на них наступит, утонул. - Как Вы остановили их? - потребовал Ангрон. – Если вы даже не могли стоять на земле? - Часовые с высокомощным лазерным оружием, устройства, позволяющие считывать движения в грязи, чтобы мы знали, когда они к нам приближаются, взрывчатка, которую мы закладывали в убежища червей. Чудесные земляные работы Пертурабо. Он построил траншеи и дамбы, осушил грязевые моря, заставляя червей отступить, создал землю, на которой эти несчастные люди могли поселиться. И когда черви вышли, чтобы сразится с нами, то встретили Императора и его Псов войны. - Ты говоришь о вас? - сказал Ангрон. - Да - кивнул Кхарн – Псы войны. XII Легион Астартес. Сделанные по вашему подобию, как ваши воины, примарх. Он видел, как мы сражались в ульях Цефика, и назвал нас так в честь белых собак, которых используют воины Йешка на севере. Он оказал нам честь, дав нам имя, примарх. Мы гордимся этим, и мы надеемся, что Вы тоже будете этим гордиться. Ангрон прорычал, но ничего не сказал. Рука, сжатая в кулак разжалась. - Южная окраина земляных работ Пертурабо была из камня, и очень походила на гору, это было единственное место, которое потоки грязи были не в состоянии разрушить. Когда черви увидели, что механики начали изменять лицо их мира, они собрались у пика, чтобы сокрушить нас. Они спрятались под таким слоем грязи, где их не могли засечь никакие наши приборы и подкрались к нам - речь Кхарна ускорилась, память наполнили острый, сильный запах отравленной земли и предупреждающие крики Имперских артиллеристов, когда океан грязи вспучился. Ангрон сделал шаг назад, его голова, подалась вперед, а взгляд был сконцентрирован. - Они шли как волна - сказал Кхарн - прячась по краям земляных работ и среди оставленных рабочими насосов и землечерпалок. В течение многих месяцев мы не принимали против червей никаких решительных мер, но теперь Гхир и Пертурабо изучив тактику их предыдущих нападений, выстроили нас для контратаки. Мы закрепились на стенах акведука Пертурабо, наполовину построенный он уже закрывал собой полнеба. Мы принесли наши клятвы и подняли болтеры. - Болтеры? - Огнестрельное оружие. Одно из мощнейших. Оружие Астартес. - Эмм. Продолжай. Черви подошли к земляным работам - взгляд Ангрона был устремлен над головой Кхарна, руки подергивались взад вперед, ноги переступали одна за другой. И лишь за мгновение до этого, Кхарн понял, что примарх разыгрывал оборону в своем воображении, размещая войска, прикидывая карту – Они шли как гончие на рога оленя? Глупо, это как биться о стену щитов. Скажи мне, что вы сделали? Пытаясь сосредоточится, Кхарн закрыл глаза, он не обращал внимания на боль в израненном теле, он вспоминал. - Их первая линия при помощи своих жвал и нитей прорвалась сквозь грязь - сказал Кхарн – и стена из их силовых дуг возникла позади нас. Грязь расходилась перед ними, а их дуги крошили камень. Волна взрывающейся земли неслась на нас. Мы пытались остановить её, минометные снаряды падали в тыл их линии наступления, гранаты крушили камень перед ними. Мы думали, что меры возымели действие, что встречная бомбардировка заставила дрогнуть их линию нападения, но они просто отвлекали наше внимание, подтягивая силы туда, где наша собственная линия обороны ослабла. Они прекратили взрывать и напали на наши слабые места. Их клинья врезались в наши ряды. Наши фланги вынуждены были выйти на грязь, по которой можно было передвигаться лишь, когда она была достаточно мелка. Их вторая и третья линии атаки, были готовы напасть в любой момент. Чтобы отбить нападение, мы должны были загнать их на камни, там у нас имелось больше пространства для маневра. Пертурабо превратил свои земляные работы в западню. Фальшивые стены, спаренные огневые точки, мертвые зоны вдоль дренажных каналов. – Ангрон одобрительно кивнул, его взгляд блуждал во мраке комнаты, будто бы он видел перед собой большие грубые стены, освещенные оранжевыми вспышками от выстрелов болтеров и сине-белым сиянием силовых дуг червей. - Чтобы победить их, мы должны были дать им прорваться сквозь нашу оборону. Сдерживая их и одновременно меняя позиции, их заманивали туда, где ждали мы, уже готовые обрушить свои топоры. Там было много червей, примарх. - Кхарн усмехнулся. Его раны запульсировали, ожившая память запустила процессы метаболизма - Наши топоры не высыхали целый месяц. В ответ, Ангрон снова зарычал, его рука совершила быстрое двойное движение вперед и назад, как будто он взмахнул клинком над кем-то, кто ниже его роста. Только подумав об этом, натренированный разум Кхарна зафиксировал размещение ног примарха, его баланс, движения рук и плеч, и он знал, куда придется следующий удар. Оставшись в боевой стойке, Ангрон вновь обратил свой взгляд на Кхарна. - Император. Ты рассказываешь о войне, там, в грязи, но ты еще, ни слова не сказал про Императора. Благородного, возвышающегося над вами? - голос Ангрона повысился, став уродливым и обрывистым – Он смеялся над вами, не так ли? Желал, чтобы вы проливали кровь? Признай что это так, Кхарн! – Размытым пятном он метнулся к Кхарну и ударил его по колену. - Император - произнес Кхарн, не будучи в силах сдержать в душе улыбку - Император как золотой шторм, опустился на грязь Ноув Шендака. Когда черви уже были среди нас, он спустился с небес. Он как будто принес с собой осколок солнца, того, которого мы не видели сквозь этот грязный туман. Он, как маяк, озарил своим сиянием всю линию фронта. Его кустодианцы были как живые знамена, солдаты сплотились вокруг их, но он … - Кхарн закрыл глаза, пытаясь найти слова. - Представьте себе, прародитель, гранату. В вашем мире использовались гранаты? Взрывчатка, достаточно маленькая чтобы её можно было держать в руке и метать. - Оружие высоких наездников - прорычал Ангрон – недостойное война, сражающегося на горячей пыли. - Представьте, примарх, некоего… - он искал слово, которое использовал Ангрон - некоего бумажнокожего, зажавшего в кулак гранату и ждущего когда она взорвется. Представьте, как она разорвет руку, разорвет тело! И везде, где Император сталкивался с их колоннами, с ними происходило именно это. Он не отразил их нападение, прародитель. Не победил их. Он их уничтожил. Контратаковал, и даже Пертурабо, пока выстраивал войска для финала… - Ты уже несколько раз произносил это имя - Ангрон вырос позади его - Кто - он? - Простите меня, прародитель, это другой примарх. Он один из первых, кого мы нашли. Я только стал Псом войны, когда известие об этом событии достигло флота, и я тогда еще не осознавал, что это значит. Только тогда, когда я увидел реакцию Железных Воинов, я понял. Казалось, что даже воздух окружающий их изменился. Они, мы и Ультрамарины, мы путешествовали вместе. Мы завидовали им. Они нашли своего кровного прародителя, своего генерала. Теперь мы нашли своего. - Другой. Другой - Кхарн окинул пространство вокруг себя беглым взглядом. Ангрон стоял, пытаясь сконцентрироваться, его руки были прижаты к лицу, зубы скрежетали. - Такой же, как я? - Нет, не такой как Вы, примарх. Он ваш брат. Добившийся побед и высокого звания, как и Вы. Теперь, Железные Воины - его Легион. - Храбрые войны? - Достаточно храбрые - ответил Кхарн – чтобы скрываться за стенами, или сидеть в траншее. - Стены – прорычал Ангрон - Стены могут быть сломаны. - Так мы им и сказали, прародитель. Возможно, Вы хотите… - Стены – прервал его Ангрон - Когда мы вырвались из пещер и шагали по камням, не по пыли, стены чуть не стали ловушкой для всех нас. У нас было оружие, которым мы проливали кровь друг друга, и оно было, не прочь попробовать вкус другой крови. Высокие наездники смеялись, они смеялись так всегда, когда свысока смотрели на нас, сражающихся в пыли. Они насмехались над нами, они понукали нас во время сражения - кулаки Ангрона хлестали воздух, как будто он пытался отмахнуться палкой от невидимых насекомых – Подбадривали нас выкриками, в то время как их мерзкие глаза следили за нами. Голоса, голоса. - О, сделайте одолжение, чудесный Ангрон! - внезапно начал Ангрон устрашающим голосом, подражая более высокому, с мягким акцентом, певучему голосу. - Мы заключили пари, что один из дюжины врагов ранит тебя, конечно же, всего лишь один раз, но ведь ты же не откажешься оказать нам такую услугу и пролить для нас кровь? - его тон изменился, и теперь он подражал другому голосу. - Мой сын сегодня наблюдает вместе со мной, Ангрон, что с тобой? Сражайся жестче, покажи им всем! Глаза, голоса. Гвозди Мясника в моей голове… горячо… дым… в моих мыслях… - волчий оскал скользнул по лицу Ангрона. - Было хорошо сражаться без этих взглядов и голосов. Они попробовали заманить нас в ловушку, но нас это не остановило. Каждую их заградительную шеренгу, мы проходили, прежде чем они успевали её сформировать. Они были повсюду, но мы оказались быстрей. Ангрон подкреплял действия словами, шагая размашистым шагом взад вперед, круша и нанося удары своим воображаемым врагам. - Улыбающийся Йохура со своими цепями. Кромах, сражающийся огненной глефой. Ха! Я подарил ему первый черный виток на его веревку, и он, и я вместе жгли сторожевые башни в Хоззеане (Hozzean). Клестер, рассекающая своим дротиком воздух. Ты должен был видеть это Кхарн, столь быстро, и охх…- Ангрон схватился за металлические украшения, пробивающиеся сквозь гриву его волос. - Мы двигались быстро, стремительно, не прячась за стены, промедление было подобно смерти. У нас были лишь скорость, доверие и дисциплина… Без передышек, всегда вперед, желая смерти врагу, это - то, чему они научили нас… Охх, мои братья и сестеры, о, если бы мы знали, чем это всё закончится, если бы мы знали! - Ангрон упал на колени и завыл. - Они называли нас Пожирателями городов! Мы были отважны! Прочные как горы, горящие как маяки! Все Большое побережье, окрасилось кровью! Мы предали Хоззеан огню! Меахор! Улл-Чаим! - Не обращая внимания на смотрящего на него Кхарна, рыдая и плача, он вскочил на ноги - Мы разбили их на реке перед Улл-Чаимом! Перевесив полтысячи высоких наездников и членов их семей! Головы этих князьков, плыли вниз по реке как наши предвестники! Серебряный шнурок с их черепами, ахх, был намотан на мой кулак! Гнев вновь запылал как горн. Кхарн думал отойти подальше, но отбросил эту идею. Он не успеет скрыться от Ангрона, прежде чем тот нападет. Так или иначе, Ангрон найдет его в этой комнате. И едва успев подумать, как он оказался поднятым над головой примарха, а затем был брошен на пол. От удара, каменный пол под ним раскрошился. - Они заплатят! Они заплатят! Мы заставим их заплатить! - ревущий Ангрон, пинал Кхарна, лежащего на полу - Заплати за моих братьев и сестер! Кто за них заплатит? Голова кружилась, ослабевший Кхарн чувствовал, как его снова подняли и бросили, ударили, схватили за горло. - Заплати, Пес войны! Заплати! Сражайся со мной! – что-то тяжелое – кулак, а может, и нога врезалось в грудь Кхарна, задыхаясь, он распластался по полу - Встань и сражайся! Это конец - подумал Кхарн - Я хорошо выполнил свой долг посланника, как это и подобает Псу войны. Он попробовал встать, но не смог, так и, оставшись лежать на спине, его голос был почти не различим. - Вы - мой примарх и генерал, Лорд Ангрон. Я поклялся, что найду Вас и последую за Вами, и я не буду сражаться с Вами. И если я должен умереть - то пусть я умру от Вашей руки. Я - Кхарн, и я склоняюсь перед вашей волей. Пока он ждал, он потерял сознание, и очнулся лишь от боли, которая становилась все острей. Он не видел и не слышал Ангрона, но он чувствовал каменный пол под собой и прохладный воздух, наполняющий легкие. Раздался голос Ангрона, так пугающе близко, что звучал практически у самого уха. - Ты - воин, Кхарн - сказал примарх - Я узнаю воинов, когда их вижу - Кхарн попытался ответить, но боль судорогой пробежала по его груди и шеи, когда он попробовал заговорить. - Этот … Император - сказал Ангрон, изо всех сил пытаясь говорить тише. - Он - тот, кому Вы принесли свои клятвы? - Мы поклялись друг другу – сумел произнести Кхарн – его именем и на его знамени – его дыхание сбилось и прошло много времени пока оно выровнялось - что мы не … поднимем оружие против Вас. Ангрон молчал. Кхарн снова потерял сознание, и когда оно снова вернулось, Ангрон говорил. - Такая преданность … от таких воинов …- его голос стих, исчез и снова вернулся. Его руки снова сжимали его голову - Человек, который может… человек…, к кому … ваши присяги … для него вы… Шли минуты. Голос Ангрона снова вернулся. - Эта комната. Я могу её покинуть? – Кхарну потребовалось мгновение, чтобы решить что ответить. - Это - флагман Псов войны. Наш самый большой корабль. Это - инструмент вашей воли и он ждет Ваших приказов, примарх, как и мы. Ответа не последовало, только тишина и темнота, Кхарн чувствовал, что сознание вновь покидает его, он почувствовал, что его подняли, в этот раз очень мягко, и провалился во тьму. Они смотрели друг на друга, когда резкий стук раздался из-за двери, они растерялись, но всего лишь на мгновение. Дрейгер выступил в роли открывающего, и когда замки с клацаньем открылись, а дверь со стоном распахнулась, он был рядом. Псы войны поперхнулись и попятились, когда гигантская тень появилась на ступенях, сделала шаг и вышла на свет. Своей правой рукой примарх поддерживал Кхарна, избитого и висящего на краешке сознания. Ангрон стоял, настороженный и напряженный как тетива, его свободная рука сжималась и разжималась. Хриплое дыхание вырывалось из его горла. Псы войны бледнели и отводили глаза под пристальным взглядом примарха, это продолжалось несколько минут, пока Кхарн не поднял свою голову и заговорил. - Приветствуйте нашего примарха, Псы войны. Приветствуйте того, кто проливал кровь на горячей пыли и отплатил высоким наездникам за их высокомерие. Приветствуйте нашего кровного прародителя и командующего XII. Приветствуйте того, чьи войны назывались Пожирателями городов. Приветствуйте его, Астартес! И Псы войны ответили ему. Зазвучали приветствия, их руки поднялись, салютуя ему, оголовья топоров застучали по полу. Они собрались вокруг Ангрона, который молча возвышался в центре образовавшегося круга, они кричали и приветствовали его снова, и снова. Кхарн нашел в себе силы и его дрожащий голос присоединился к голосам Псов войны. - Примарх – еле слышно произнес Ангрон, но даже этот шепот заставил Псов войны замолчать - Я снова командующий. - Примарх! - прокричал в ответ Дрейгер - генерал! Ваши воины были пожирателями городов, но под Вашим командованием, Псы войны будут пожирателями миров! На мгновение Ангрон заколебался, его глаза закрылись, а кулаки сжались. Но затем, посмотрев сначала на Дрейгера, затем на Кхарна, улыбнулся. - Пожиратели миров - медленно сказал он, словно дегустируя звуки на вкус – Пожиратели миров. Тогда, так этому и быть, маленькие братья. Вы научитесь вырезать Веревку. Мы смещаем нашу кровь, и будем братьями - На сей раз, они смотрели ему в глаза. Огромный кулак Ангрона медленно поднялся, приветствуя их. - Тогда, идемте со мной Пожиратели миров. Спустимся в мои палаты, и будем говорить - Ангрон развернулся и зашагал обратно в комнату. В тишине, поддерживая Кхарна, Пожиратели миров спускались за своим примархом, в темноту воняющую кровью.
Сообщение отредактировал MaLal - Четверг, 2011-12-29, 1:08:53
HONOUR AMONG FIENDS Честь злодеев Автор: Dylan Owen Переводил: demigod13 Источник:Warforge
- Контакт на ноль-тридцать! - Скаеволла, ты уверен? Я ничего не вижу. - Верь мне, Ларсус! Скаеволла погладил спусковой крючок своего болтера. Дюжина окружностей расплывалась в скрывающем их зелёном тумане, впереди, в этой жидкой атмосфере, раздались крики. Он и его люди стреляли туда, откуда они доносились. Восемь неповоротливых фигур в чёрной силовой броне, украшенной золотом. Сверкающий глаз дополнял восьмиконечную звезду Хаоса, украшавшую их правые наплечники: геральдика Чёрного Легиона. Воины издали дикий вопль наслаждения. У них было долгое путешествие в космосе к этой бесплодной, укутанной туманами планете, но сейчас они смогут выпустить пар, убивая последователей Ложного Императора. Скаеволла почти почувствовал жалость к врагу. Ему нужен был один выживший, чтобы определить, куда его направила судьба, и узнать имя человека, которого он разыскивал с тех пор, как видение заставило его покинуть Глаз Ужаса год назад. Кошмары всегда вдохновляли Скаеволлу вести своих людей на следующую охоту. Год назад он с криком проснулся от одного из таких видений: серебристый, немигающий глаз проникал в его сон. Инстинкт заставил его вывести свой боевой фрегат Коготь Эззелит из переменчивых сфер Глаза Ужаса в реальность Имперского космоса. Ряд предзнаменований направил его в этот мир смертоносных туманов. Дюжины боевых кораблей, украшенных символами Губительных Сил, блокировали планету, среди них дрейфовали разрушенные имперские суда. Уклоняясь от них, Коготь незаметно приземлился среди низких, окутанных туманом холмов разрушенного войной континента. В километре от них располагался осаждённый город, к которому эзотерические чувства притягивали Скаеволлу. Всякий раз, когда он закрывал глаза, образ коронованного черепа проникал в разум, и он знал, что человек, которого он должен убить, командовал обороняющимися. Вокруг них скулили лазерные разряды, безвредно барабаня по броне воинов. Скаеволла почувствовал, как один из них скользнул по виску, но не ощутил боли. Он расстрелял ещё одну дюжину сгустков тумана. Каждый выстрел сопровождался криком, на этот раз более близким. На левом фланге Опус, тяжёловооружённый воин взвода, завыл немелодичную боевую панихиду, сопровождая её рёвом своей автопушки. Ряды людей в серой военной форме, подобно привидениям появились из тумана, их шлемы-маски придавали им инопланетный облик – широкие чёрные глаза и металлические морды. На шлемах солдат был изображён серебряный двуглавый орёл – символ Имперской Гвардии. Передний ряд взвода присел на колено, в то время как второй стоял, взводя лазганы, не глядя на павших, которые извивались на земле. Эфирные зелёные щупальца исследовали живых и ласкали мёртвых. Сержант проревел приказ и прозвучал ещё один залп, но заряды отскакивали от силовой брони нападавших, не причиняя вреда. Скаеволла спокойно выпустил болт и наблюдал, как голова сержанта взорвалась брызгами мяса и кости. Он не ожидал столкновения с защитниками планеты так скоро после того, как он покинул Коготь. Возможно, этот взвод солдат потерялся в тумане, как и его отряд. Скаеволла и его люди сломали линии врагов. Когда человек начинает драться, его ощущение времени замедляется. Для Скаеволлы первая секунда перестрелки как будто замерла. Он обследовал параметры грядущего разрушения. Опус пел песню, без сомнения сопровождаемую адским хором, который непрерывно выл в его черепе, глаза закатились в глазницах его лысой головы, смерть плевалась из автопушки, которую он нёс. Левее Опуса был Шарн. Его безликий шлем был лишён даже глаз, огнемёт окатывал солдат жидким огнём. Ещё дальше был Ферокс. Голова запрокинулась назад под неестественным углом, когда гладкое щупальце сверкающих мускулов, оканчивающееся щёлкающими зубами, начало расти из его рта. Впереди был Икарис, его лицо исказилось от муки, кровавые слёзы застыли на щеках, воздух становился красным там, где его цепной топор отрезал конечности врагов. Икарис оплакивал свои жертвы, которые никогда не познают радости служения истинным богам. Скаеволла посмотрел направо. Лейтенант Ларсус разрубил гвардейца напополам своим цепным мечом и улыбнулся, наслаждаясь кровью, забрызгавшей лицо. Позади был Сургит, возвышаясь над своими противниками, силовой меч был в ножнах, а пистолет в кобуре, его рогатый шлем исследовал взвод в поисках достойного соперника. И наконец, Манекс, выпускавший поток боеприпасов из двух болт пистолетов во вражескую линию, его рот был в пене, а глаза на выкате от ядов, которые текли в мозг через трубки в его броне. Гордость наполнила грудь Скаеволлы, когда он осматривал отделение. Бесчисленные места сражений оттачивали их боевые навыки, и никто из них никогда не предаст. Застывшая сцена начала таять, неподвижные бойцы возвращались к жизни. Тела грудились у ног Икариса и Ларсуса, оба – пятна трещащих цепных клинков. Чудовищный язык Ферокса стегал солдат и сдирал с них плоть, его руки превратились в отвратительные, острые когти. Манекс разрывал тела на куски жестоким пистолетным огнём. Опус громко выл непостижимую оперу, сопровождаемую смертоносными аккордами своей автопушки, в то время как Шарн выжигал дыру в рядах врагов. Хотя враг и превосходил численно, воины Чёрного Легиона разрывали на кровавые куски ряды Имперской Гвардии, чьи штыки бессильно бились о силовую броню. Попытки солдат задавить числом нападающих были подобны океану, разбивающемуся о пирс. Комиссар в череполикой маске помчался в драку, подняв силовой меч, призывая солдат драться до последней капли крови и разрубая тех, кто посмел отступить. Сургит, игнорируя проносящиеся мимо лазерные лучи, закудахтал от радости, достал свой силовой меч и начал прорубаться сквозь строй солдат, чтобы встретиться с офицером лицом к лицу. Штык ударил в Скаеволлу, и тот проделал дыру в черепе его владельца выстрелом из болтера. Ещё больше штыков застучало по броне. Скаеволла отступил на шаг, стреляя без разбора, и штыки попадали в туман. Перед ним стоял один солдат, сжимая изуродованную руку. Скаеволла схватил его за левую руку и аккуратно провёл когтями своей перчатки по маске солдата. - Какой сейчас год? Что это за планета? Кто возглавляет ваших противников? – спокойно спросил он. - Слова слабо пробивались из под противогаза. - Пл… Планета? Зинкали VI. Мы сражаемся с предателем Лордом Х’раксором. Год? П… Почему? - Кто командует вашими силами? - Капитан Деметрос… Имперский Кулак… Он вычистит вашу грязь. Император защитит… Со щелчком когтистые пальцы Скаеволлы сжались, материал противогаза упал на землю, открывая бледное лицо с ошеломлёнными глазами. Солдат сделал глубокий вздох и вздрогнул. Он сжал своей целой рукой шею, рот широко раскрылся, горло забулькало, и в то время как Скаеволла наблюдал, тёмно зелёный, мясистый росток пробивал свой путь изо рта солдата, выпирая из горла. Человек упал на колени, крошечные лозы росли из ноздрей. Со сдавленным стоном он свалился на бок, глаза остекленели, и, спустя секунду, труп был обёрнут растительным покровом, корни прорастали в чёрную землю, прикрепляя труп к земле. Скаеволла глубоко вздохнул, богатый спорами воздух был горьким на вкус. Он улыбнулся непрочности низших людей. Звуки битвы стихли. Несколько Имперских Гвардейцев, которые выжили в битве, исчезли как призраки в зелёном тумане. Где раньше стоял ровный строй солдат, сейчас валялись кучи истерзанных трупов, зелёные побеги росли из кровавых ран, в которых споры тумана поселились за минуту. Земля пылала, где огнемёт Шама сжигал тела раненых, и в жару пламени Икарис бормотал над трупами Литанию Ненависти. Опус сжимал Менекса в своих железных объятиях, до тех пор, пока его безумие не утихнет. Ферокс возвращал нормальное обличие, руки были уже человеческими, угреподобный придаток отрыгивал куски наполовину переваренного мяса, сжимаясь назад в его растянутый рот. За свои выдающиеся успехи Ферокс был благословлён богами этой мутацией, которая вырывалась из плоти тогда, когда он этого хотел. В то время как товарищи с благоговением рассматривали Ферокса, Скаеволла не разделял с ними восхищения. Он помнил старого Ферокса, которого использовали эти дары, он поддерживал мораль отделения простыми манерами и остроумием, сейчас этого нет. Не было никаких следов Сургита. Скаеволлла назвал его имя. - Здесь! – рогатый шлем воина дополнял его демонический облик, когда он появился из липкого тумана, неся голову комиссара. Он фыркнул, - Разочаровывающий бой. Ненависть сделала его неуклюжим. - В хорошую битву ты нас вёл, капитан. – приблизился Ларсус, улыбаясь Скаеволле через маску высыхающей крови. – Ты никогда не разочаровываешь. Твоя цель здесь? - Его имя Деметрос. Видения были истинными. Он командует силами Трупа-Императора, - голос Скаеволлы стал тяжелее. – Лейтенант, ты никогда не устаёшь от преследования? Ларсус постучал по изображению Глаза Хоруса на правом наплечнике Скаеволлы. - Никогда. Пока мы дерёмся, наследие Воителя продолжает жить. Во времена Крестового Похода Ложного Императора Скаеволла и его люди учились искусству войны и были связаны кровью и насилием. В те дни они были Лунными Волками и носили белую броню. Слепые, как младенцы, к слабости Императора. Затем Хорус, возлюбленный Воитель, сбросил занавес с их глаз, и они сражались как его посвящённые сыновья, чтобы освободить себя из оков ложного Императора. Перед самой победой Воитель пал, и его Легион сбежал в защитные тени варпа, где они сейчас известны как Чёрный Легион. В знак скорби и позора Легиона, силовая броня была выкрашена в чёрный цвет, хотя окантовка мерцала золотом, ведь даже самая тёмная ночь сменяется проблеском нового рассвета. Люди Скаеволлы верили, что каждый человек, которого они убили, продвигает их ближе к новому золотому веку Легиона. Память Скаеволлы о тех днях была изуродована ненавистью и предательством. Прошлое преследовало его в лице убитого товарища. Боль никогда не притуплялась… Сколько лет? Сто, тысяча… десять тысяч? Время отсутствовало в Глазе Ужаса, долгая жизнь Скаеволлы походила на сон, пока он не выходил в реальность во имя своей клятвы. Ларсус нарушил мечтательность Скаеволлы. - Капитан, чего такое мрачное лицо? Наша маленькая победа недостаточно хороша? - Ничего, - Скаеволла покачал головой, прочищая мысли, - сборище собак, лейтенант. Давайте посмотрим, к чему приведёт нас нюх.
*** Скаеволла взобрался на холм. Он осматривал через море зелёного тумана, клубившегося в долине, бесчисленные боевые знамёна, украшенные окровавленными трофеями. Долина, казалась, вибрировала под воздействием затенённой армии. Бронзовые башни осадных танков и более высокие силуэты транспортных машин, перевозящих солдат, были увенчаны шипами и напоминали бесчисленный морской флот, плывущий по волнам эфира. Среди них находилось несколько боевых машин, каждая из которых звенела своими шестью ногами, подобно кошмарным металлическим паукам. Орда двигалась в сторону горизонта, где муравейник Циклопических строений вырастал из тумана подобно острову. Зиггураты города блестели миллионами точек огней, их вершины исчезали в красном свечении, и тысячи труб извергали дым в небо. Город-фабрику окружала стена, которая затмевала даже боевые машины. Титанические бастионы защищали стену, их орудия выплёвывали плазму в надвигающуюся орду. Среди рядов солдат в серых мундирах, доукомплектованных силами СПО, находились фаланги воинов в силовой броне, окрашенной в ярко жёлтый цвет, на гордых штандартах был изображён чёрный сжатый кулак на белом фоне. Космические десантники из ордена Имперских Кулаков. Ларсус присел за Скаеволлой и тихо присвистнул. - Город десяти миллиардов душ. Х’раксор хочет построить гору из черепов. - Нет, - прошептал Скаеволла, - Если бы ему были нужны только трофеи, то он атаковал бы менее укреплённые цели. Взрывы раздались в долине, жёлтые вспышки на краткий миг разорвали туман, чтобы показать разорванные тела и пылающий танк, подброшенный в воздух, что бы потом приземлиться с оглушительным взрывом. Скаеволла попробовал на вкус воздух. - Эти туманы богаты белком. Возможно, мануфактории этой планеты перерабатывают их в пищу. Уничтожение этого мира может означать голод для Имперских застав, которые он кормит. Это может послужить началом большого вторжения. У Х’раксора большие амбиции. Мы дадим ему наслаждаться его мелкими завоеваниями до тех пор, пока он не вмешивается в ход нашей миссии. Наша цель в городе. Я это чувствую. Мы должны достигнуть её быстро, пока защитники не отступили. - Там, - Ларсус показывал на покрытый бронзой Лэнд Рейдер, украшенный крюками и зубцами, продвигающийся в футе от их холма в поддержку армейского резерва, - мы сейчас поедем. Скаеволла кивнул. - За работу лейтенант. Пока Ларсус знаками раздавал приказы отряду, Скаеволла снял маленький серебряный диск с пояса для гранат и включил декоративную кнопку. Подняв диск к губам, он его поцеловал, а затем бросил на транспортное средство. Последовала вспышка, и танк остановился с визгом двигателя. Голубые искры пробежали по корпусу. Скавеола и его группа спрыгнули на землю, разрывая туман. Мутировавшие солдаты, едущие на броне, находились в замешательстве. Приглушённые проклятия вырывались из под грубых респираторов. - С дороги мразь. – проревел Ларсус, разрубая солдат, которые не успели спрыгнуть. Мутанты что-то невнятно говорили. Убегая, они толкали друг друга. - Ферокс и Икарис запрыгнули на верх транспортного средства, пока остаток группы окружал его. Член команды появился из верхнего люка. Голубые искры играли на его вызывающей силовой броне. Икарис выдернул его наружу и успокоил болтом. Ферокс проскользнул в открытое отверстие. За этим последовал приглушённый рёв, после чего дверь рядом с Манексом открылась, и другой член команды вывалился оттуда. Его бронзовая броня была покрыта глубокими ранами. Манекс успокоил его болтом. - Хорошая работа братья, - Ларсус смотрел в открытую дверь. Внутри забрызганного кровью танка, Ферокс разрывал третьего члена экипажа. Его голова была запрокинута, и мясистый угорь извивался изо рта, высасывая внутренности своей жертвы. - Внутрь, - приказал Скаеволла. Он последовал за командой в транспорт и указал на пожирающего Ферокса, - Успокойте его. Ларсус отвлекал Ферокса от трупа мягкими движениями и спокойным голосом, и угорь начал втягиваться в глотку Ферокса, а его недавняя пища падала на пол. Икарис расположился на месте водителя. Голубые искры плясали на пульте, издавая звуки умирающего пламени. Он ласкал множество выключателей, возвращая их к жизни. - Сила возвращается. Да, она сюда придёт. Я думаю, мы ей нравимся. Она находит наши проделки… забавными. Двери и люки со стуком закрылись. Кабина задрожала, когда взревел двигатель, и Ленд Рейдер двинулся вперёд. Внутренние стены мурлыкали и подмигивали мириадами глаз новой команде. Ленд Рейдер продвигался по полю боя, давя мутировавших солдат своими гусеницами. Туман застилал иллюминаторы, но интеллект, заключённый в транспорте вёл их к точке назначения – тяжело бронированным воротам городской стены. На полпути ракета взорвалась о бок Ленд Рейдера, и демонический дух забился в агонии, но повреждение было поверхностным. Вскоре ворота начали вырисовываться в тумане, их створки были погнуты и опалены. Полукруг истерзанных трупов мутантов отмечал смертельную зону вокруг основания ворот, к которому маршировали солдаты Х’раксора. Они вызывающе пели, истощая драгоценные боеприпасы обороняющихся. Когда ворота оказались в зоне поражения Ленд Рейдера, он открыл заградительный огонь. Опус высунул из люка свою голову и плечи и обстрелял защитников за зубчатыми стенами из установленного на броне орудия, безразличный к лазерному огню, скулящему в дюймах от его лица, и взрывам, ударяющим о броню танка. Лазпушка Ленд Рейдера ударила в ослабленные ворота, но дверь поглотила лазерный огонь, не получив повреждений. - Протарань ворота! – отчаянно приказал Скаеволла. Отряд напряжённо затих. Манекс сделал глубокий вдох из своих ядовитых труб, а Ферокс начал пускать слюни. Скаеволла знал, что они должны выбраться из танка до того, как жажда крови и дар Тёмных Богов вырвутся на свободу. - Тарань их сейчас! Ленд Рейдер сотряс жестокий взрыв, и Опус упал из стрелкового люка, с опалённым лицом. Силовая броня была покорёжена шрапнелью. Его изуродованные губы читали безумные стихи. Икарис кричал из-за пульта управления. - Ворота не собираются поддаваться. - Продолжай, Брат Икарис, - завопил Скаеволла. Раздался сокрушительный звук порванного метала, и каждая кость в теле капитана, казалось, сотряслась от удара. Вопль духа демона ударил по барабанным перепонкам. С резким хрустом голова Ферокса запрокинулась назад. Его мутация вырывалась из глотки. - Мы прорвались! – закричал Икарис. – Вспомогательный реактор повреждён на семьдесят процентов. Все системы ведения огня вышли из строя. - Открой люки. - Не получается… запирающая руна не работает… мы ей больше не нравимся! - Угорь вырвался из пищевода Ферокса. Затем, с диким рёвом, Манекс двумя руками схватил задний люк и заставил его открыться. Зелёные побеги тумана проникли в кабину. С криком Скаеволла и его отряд вырвались из транспорта. Скаеволла ещё раз почувствовал, как останавливается поток времени. Манекс был внизу, выступая щитом для своих напарников, его броня пробита множество раз. Ларсус и Сургит были позади него. Их болтеры выпускали ленты снарядов по фаланге Имперских Кулаков, которые им противостояли. Шарн окатил врагов расплавляющим плоть жаром, пока полностью превращённый Ферокс тянулся к врагам. Жёлтая кровь вытекала из раны его пульсирующего мускульного угря. Меч Скаеволлы был уже в руке. Лезвие было стройным и длинным. Одна руна была выгравирована на наконечнике. Скаеволла был награждён рунным мечом Форнаксом, когда положил первый череп на плавающий алтарь Четырёх Богов на демоническом мире Себакет. Как давно это было? Сейчас пирамида из пяти сотен черепов отмечает его успешные охоты. Его заинтересовало, что одобренная богами победа принесёт ему в этот раз? Только одну награду желал Скаеволла – конец этого вечного преследования. Боги без отдыха посылали его выполнять свою клятву. В то время как его люди сражались ради явного наслаждения убийством, Скаеволла больше не разделял их энтузиазм. Смерти слились в одну, притупляя эмоции убийства. Его игра мечом не доставляла острых ощущений и больше не отражала его искусство, а только механическую работу. Он чувствовал пустоту. Он вымаливал у своих повелителей милосердия, чтобы они освободили его от клятвы, которую он выполнял пятьсот раз. Но они не давали ему послабления. И только следующий путь был спасением. Болт со стуком отскочил от нагрудника Скаеволлы. Мир возвращался в движение, и дикий напор воинов Скаеволлы встретился с прочной стеной силовых доспехов. Сургит обрадовался. - Наконец-то! Противник достойный моего гнева! Тяжёлый болтер на верху повреждённого Ленд Рейдера вернулся к жизни с вибрирующим звуком. Икарис залез на турель, прижимая к земле подкрепления, пытающиеся вступить в бой. - Дредноут! – тяжёлый болтер Икариса безрезультатно барабанил по броне шагающей вперёд мощной машины, с готовыми сокрушать когтями. Скаеволла выступил против боевой громадины, вызывающе подняв меч. Как долго иссушенный труп внутри этого шагающего гроба был вынужден обманывать смерть? - Во имя четырёх богов, - прокричал Скаеволла, - я закончу твои страдания. Дредноут, украшенный символикой Имперских кулаков, возвышался над Скаеволлой, но свитки с молитвами и древние кости, украшавшие ходячую громадину, не могли противостоять рунному мечу, который мог разрубить любой земной металл. Случайный снаряд, выпущенный из миномёта, взорвался между ними. Белый свет затмил зрение Скаеволлы, затем тьма. Он летел. Капитан не чувствовал боли. Скаеволла запаниковал. Сейчас было не время умирать! Скаеволла выбрал способ своей смерти и это был не он. Скаеволла приземлился с сокрушительным ударом и старался вздохнуть. Его зрение очистилось, и он увидел очертания Дредноута, даже не поцарапанного взрывом. Он возвышался над Скаеволлой с потрескивающими энергией кулаками. Пальцы вытянутой левой руки Скаеволлы нащупывали рукоятку рунного меча. Со звериным рыком гигант покачнулся от взрыва Ленд Рейдера. Опус, чья голова была в лохмотьях кожи, обстреливал корпус дредноута тактической артиллерией своей автопушки. Рука Скаеволлы ухватилась за рукоятку меча, и он нанёс удар раскачивающемуся дредноуту, чья броня пылала в местах, куда проникал рунный меч. Скаеволла вытащил меч и отпрыгнул назад. Глаза дредноута вспыхнули зелёным, а затем затмились чёрным цветом, и металлический бегемот свалился вперёд. Скаеволла поднял свой меч, салютуя. Только что погибло нечто древнее. Скаеволла подавил зависть. Воины Чёрного Легиона уничтожили строй Имперских Кулаков, хотя ещё несколько из них продолжали сражаться, не смотря на оторванные конечности и смертельные раны. Один Космический Десантник лежал на земле. Его ноги были кровавыми ошмётками. Он выпускал снаряды из своего болт пистолета, пока его не успокоил Икарис ударом ботинка. Другой, с расколотым шлемом и выбитыми глазами, сражался вслепую и почти обезглавил Ларсуса своим клинком, пока не был прикончен цепным мечом лейтенанта. Сургит подбежал к поверженному дредноуту, тряся своими кулаками перед лицом Скаеволлы. - Сукин сын! Он должен был быть моим! Ларсус оттолкнул Сургита в сторону. - Скаеволла, мы должны идти. Армия Лорда Х’раксора прорвалась. Ворота были заполнены мутантами в масках, сражающимися между собой за право первыми прорваться в брешь. Защитники в бастионах сосредоточили огонь на орде, но на каждую тварь, которую они убивали, приходилось две, которые дальше шагали по трупам. Позади кипящей, умирающей толпы двигались берсерки в алой броне, прорубаясь сквозь мутантов при помощи своих цепных мечей и воспевая оды своему кровавому богу. Отряд Скаеволлы находился в широкой аллее, которая тянулась между защитной стеной и возвышающихся зданий города. Справа ревела стена боевых танков, пробивавшихся через брешь. Слева маршировали солдаты в противогазах. Впереди, напротив стены, едва различимый в тумане, виднелся вход в мануфакторию. Вершины комплекса исчезали в красных облаках. Был только один выход, пока не сомкнутся челюсти из плоти и метала. - За мной! – Скаеволла побежал сквозь клубящийся туман к огромным воротам.
Мануфакториум был церковью промышленности. Пылающие печи – алтари голодных огней, а огромные чаны, испускающие зловонные пары, были похожи на священные кадила. Машины шипели, в нетерпении ожидая возобновления работы. Спирали труб и опор поднимались вверх и терялись во тьме. Пробитая единственным мелта зарядом, дверь не оказала никакого сопротивления, так же как и охрана фабрики. Внутренности сорока человек украшали пол. Сургит смотрел на трупы. - Мы убегаем от армии, чтобы встретиться с простыми рабочими? - Мы не убегаем, брат, - парировал Ларсус. – Мы на охоте, помнишь? Те, кто снаружи не достойны нашего внимания. - Успокоились, - остановил их разговор Скаеволла. Сургит и Ларсус отступили друг от друга. – Как Манекс? - Готов разбить ещё больше черепов, - Опус оттащил Манекса в безопасность. Его броня была изъедена дырами, а половина лица представляла из себя кровавое месиво. – Бывало и хуже. - Ферокс? Ларсус пожал плечами. - Он найдёт нас, когда утолит свой голод. - Шарн, Икарис, готовы к бою? Шарн поклонился, а затем продолжил ласкать белое пламя ближайшей печи. Икарис опустился на колени, беря на руки изуродованную голову рабочего фабрики. - Почему они сражаются с нами? Мы показываем им свою силу, но всё же они отказываются следовать нашим путём. Мы проповедуем мечом и огнём, но что в конце? Они миллионами гибнут за свою веру в мёртвого Бога Императора. Мы предлагаем секретные знания звёзд, но они предпочитают умереть в неведении. Почему, мой капитан? – щёки Икариса исписали кровавые слёзы. Скаеволла аккуратно приподнял подбородок своего боевого брата своей бронированной перчаткой. Шрамы на молодом лице были наследием многих побед. - Боги требуют жертву, мальчик. Мы жнецы, которые насыщают их вечный голод. Эти люди всего лишь животные, пригодные только для святого костра. Не плачь о судьбе слабых. - Но я должен, капитан. Я буду плакать, пока вся вселенная не станет на колени перед богами. Скаеволла восхищался преданностью Икариса, но больше ничего не сказал, позволяя ему наслаждаться жизнью. Когда-то Скаеволла тоже верил, что его призванием было разрушить кандалы порядка, которые сковывали галактику, но, пройдя через горькие испытания, он понял, что боги требуют войну только для глупого развлечения. Лорд Х’раксор тщетно старается завоёвывать победы, ведь когда он надоест богам, то падёт и будет забыт. Возможно, восстание Хоруса также было кратким выступлением перед богами. Возможно, на краю победы, они хотели насладиться зрелищем того, как их слуга падёт, и наблюдать, как его армии терпят крах. Ради их развлечения Скаеволла обыскивал галактику в бесконечной кровавой охоте. Рассматривая желания своих божественных повелителей, не прошеные воспоминания наполнили его разум…
Сообщение отредактировал MaLal - Четверг, 2011-12-29, 1:07:58
…Скаеволла держал умирающего Космического Десантника, чья жёлтая силовая броня была забрызгана грязью сражения. Бледная броня Скаеволлы была также испачкана. Окружавший их шторм войны происходил десять тысяч лет назад. Скаеволла посмотрел вниз на лицо своего боевого брата: аристократический нос, мощный подбородок. Легкоузнаваемый череп благородного воина, не сдающегося даже перед приходом смерти. Серебрянные глаза туманились из-за истекающей из них жизни. Их стеклянный взгляд часто посещает Скаеволлу. - Алеф, мой друг, ты должен был спастись, - Скаеволла выдавливал слова, - Почему ты следовал словам Ложного Императора? Твой повелитель – Хорус. Ты знаешь это. Скажи. Жизнь слабо билась в Космическом Десантнике, но губы Алефа не двигались. Молчание разбудило гнев Скаеволлы. - Да будь ты проклят, Алеф! Мы поклялись завоёвывать галактики вместе, без остановки, наш Крестовый Поход бесконечен. Помнишь, как мы зачищали Харуспекс Крора? Как мы защищали монастырь Сатрапов, одни против орд орков Старбитера? Во времена Великого Крестового Похода, когда Легион Скаеволлы назывался Лунными Волками, Имперские Кулаки сражались рядом с ними во многих битвах. Обычной шуткой Хоруса, примарха Лунных Волков, как знак уважения, была, что война между его Легионом и Имперскими Кулаками будет последней для всего сущего. В битве за Падение Тираэля на Цестусе II, Скаеволла спас капитана Алефа от анака, чудовищного аборигена этой планеты. Двоих Космических Десантников связывала дружба, и они сражались вместе, когда пути их Легионов пересекались. Но когда Хорус показал своё истинное лицо, Скаеволла не смог убедить своего друга, что путь к победе лежит на стороне Воителя. Восстание разделило их, и они не встречались до момента осады Императорского Дворца на Терре, когда Сыны Хоруса атаковали Вечные Врата, защищаемые Имперскими Кулаками. Сквозь резню поля боя, он увидел своего прежнего боевого брата. Они стали драться, и Алеф пал, пронзённый мечом Скаеволлы. Скаеволла вспомнил последние слова, которые он сказал умирающему Космическому Десантнику. - Вся слава, за которую мы сражались, мой брат, превратилась в прах. И только после этого губы Алефа зашевелились. - Это не было нашей славой, брат, - он произносил свои слова, и кровь текла изо рта, - Это была слава Императора. Скаеволла съязвил. - Твой Император сражается, чтобы защитить жалких людей, слабаков, рабов, которые прячутся, пока мы, достойные, проливаем нашу священную кровь для их защиты. Твой Император мог бы стать богом, а мы – его ангелами, но вместо этого он выбрал раболепную защиту своего блеющего стада, - в словах Скаеволлы звучала уверенность. – Загляни в своё сердце. Ты же знаешь, что я прав. Алеф покачал головой. Горячие слёзы побежали по щекам Скаеволлы. -Я предлагал тебе свободу, брат, а ты выбрал смерть. Сотни ран перенёс Скаеволла, но не одна не была настолько глубокой, как эта. Алеф осудил Воителя и принудил Скаеволлу к братоубийству. Алеф предал своего боевого брата. - Дурак, - рычал Скаеволла, - Я спас тебя. Ты должен мне свою жизнь. Ты слышишь меня? Я могу спасти тебя снова. Отрекись от Императора и присоединяйся ко мне. Алеф хрипло засмеялся. -Если бы Император дал мне выбор, то я бы предпочёл быть разорванным анаком, чем спасённым щенком сумасшедшего подлеца. Гнев охватил Скаеволлу. Его ожесточённая мука превратилась в злобу, сладкую на вкус. - Ты смеешь насмехаться над Воителем? Я клянусь, и четыре бога будут свидетелями, я буду мстить за твоё оскорбление тысячелетиями. Безумный смех раздался в голове Скаеволлы. - Я буду преследовать, и убивать твоих потомков до скончания времён. Твои сыновья будут страдать от моего клинка, за твою преданность слабаку Императору. Скаеволла сорвал броню с груди Алефа и погрузил руку глубоко в плоть. С отвратительным звуком он вытянул железу из месива. Его бронированные перчатки были мокрыми и красными. Когда свет исчез из глаз Алефа, Скаеволла усмехнулся своему кровавому трофею. - Я буду повторять этот момент победы над тобой снова и снова. С почтением он положил орган в руки Алефа. Прогеноидная железа содержала генное семя, необходимое для создания преемника Алефа. Апотекарии, обследующие поле боя под огнём противника, соберут драгоценный материал. Когда они вернут прогеноидную железу Алефа, его сущность будет жить в новом теле, внедрённая с генным семенем. Скаеволла преследовал каждого генетического преемника Алефа, чтобы они испытали те же страдания, что и их прародитель. Призвав четырёх богов, он связал себя этой клятвой. Скаеволла стоял и разговаривал с трупом. - Из черепов твоих потомков я построю памятник богам, которых ты отверг. Твой станет его фундаментом. Быстрым ударом своего клинка он обезглавил своего бывшего боевого брата. Когда он наклонился, чтобы поднять павшую голову, появился Ларсус, спотыкавшийся о неровности поля боя. Паника читалась на его окровавленном лице. Скаеволла побледнел, когда услышал его слова. - Капитан, больше нет никакой надежды. Воитель мёртв! Мы должны уходить! - Что ты сказал? Ларсус повторил, громче…
… Прошлое исчезло. Скаеволла вернул свой разум в настоящее. Ларсус тряс его плечо. - Капитан, мы должны идти. Армия Х’ракстора прорвала внешнюю оборону. Снаружи раздавались ликующие боевые кличи вторгшейся орды, заглушающие крики защитников. Скаеволла остановился и глубоко вздохнул. Цель была близка. Чувства притягивали его к вершине фабрики. - Мы идём наверх.
***
Скаеволла смотрел как солдат, совершив пируэт, исчез в зияющем резервуаре со всплеском вулканического варева. Он был последним из тех, кто отвлекал его команду, когда они взбирались по лестницам и опорам на высшие уровни фабрики, ведомые инстинктом своего предводителя. Группа остановилась перед несколькими крепкими дверями. Скаеволла почти ощущал присутствие цели за одной из них. Тихо, он придвинул к себе Ларсуса. - Лейтенант, что бы ни случилось, не вмешивайтесь, чтобы меня спасти. Если я паду – это будет волей богов. Принесите мою голову в Себакет и установите на вершине алтаря мой череп в знак моего поражения. Ларсус ошеломлённо посмотрел. - Что вы имеете ввиду, капитан? В этой галактике нет ни одной души, которая бы могла вам противостоять. Скаеволла отвернулся от своего лейтенанта. Он указал на дверь. - Опус? Тяжеловооружённый воин подбежал к двери и выбил её плечом. Дневной свет пробивался из проёма. Скаеволла проследовал вперёд. Остальные вошли сразу после него. Снаружи была широкая площадь, открытая для порывов ветра. С неё открывался вид на клубившийся туман полей сражений далеко внизу. Низкие облака злого красного цвета закрывали облака. Взвод Имперских Кулаков располагался на площади. Наиболее высокий из них был в синей мантии, коронованный золотым лавровым венком офицера. В его руках шипел энергией украшенный меч. Скаеволла заволновался. Черты лица Алефа были выгравированы на благородном облике Капитана Деметроса. Он проревел приказы: - Капитан - мой, убейте остальных. Визг болтеров встретил группу воинов. Их чёрная броня получала смертоносные приветствия. Скаеволла наблюдал за перемещениями своих людей. - Прощайте, - грустно прошептал он, а затем пробормотал послание богам. – Сейчас – время окончить это развлечение. Я больше не положу ни один череп на ваш алтарь. Скаеволла пошёл вперёд, приветствуя капитана своим рунным мечом. Пять сотен раз он разыгрывал эту сцену. Пять сотен раз он побеждал своего серебрянноглазого противника, наследника Алефа, и забирал его голову как трофей. Его гнев был уже давно удовлетворен. Он должен был ощущать боль убийства своего товарища снова и снова, но он больше не мог выносить этого. Скаеволла кружил как дикий волк, преследующий свою добычу. Его оппонент занял дуэльную позицию, силовой меч был готов отражать удары и жалить сам. Приблизившись, Скаеволла увидел, как серебряные глаза Деметроса сузились, смутно узнавая его. Этот серебряный взгляд смотрел в глаза Скаеволлы, перенося его в другое время и другое место… …Вокруг рычали звуки битвы: взрывы, стрельба и крики умирающих. Земля сотрясалась под ногами Титанов. Впереди рассеянные отряды Имперских Кулаков. Великолепные Вечные Врата с негодованием взирали на поле боя, сотрясаемые пламенными поцелуями сотен ракет. Боевой вертолёт, плюясь смертью, провизжал вверху, и дюжина наступающих воинов в бледной броне Сынов Хоруса ощутили огненный душ. Грязь от взрывов, заляпала бледную броню Скаеволлы, но он даже не вздрогнул. Какофония битвы была для него всего лишь тихим ропотом, когда он ходил вокруг своего противника, подобно кружащемуся пятну жестокости. - Брат Скаеволла, - серебряноглазый противник нарушил тишину, - Я скучал по тебе. - И я по тебе, брат Алеф, - с сожалением улыбнулся Скаеволла. – Сдай свой меч. Ты убил многих слуг Воителя, но я поручусь за тебя. Он простит. - Почему я должен отдать своё сердце предателю? – возмутился Алеф. Его взгляд ожесточился. – Его безумие разрушило всё, за что боролся Император. Ваш Воитель украл твой разум, Скаеволла. Ты можешь жить со своей ложью хоть десять тысяч лет, но твоё сердце всё равно устанет от жажды крови, и от тебя останется лишь пустая оболочка, - Алеф глубоко вздохнул, черты его лица выражали печаль. – Позволь мне закончить это здесь, мой друг. На конце моего клинка. У меня не получится спасти тебя от твоего прошлого, но от будущего я всё ещё могу. Они продолжали смотреть в глаза друг другу. Алеф медленно кивнул. - Пусть будет так. Мы дерёмся… … Скаеволла вырвался в настоящее, когда клинок Деметроса появился из ниоткуда. Он парировал его быстрым блоком. Его рунный меч горел, когда он продвигался по силовому оружию противника. Резким движением клинка Деметрос попытался обезоружить оппонента, но Скаеволла был слишком ловким и нанёс контрудар. Деметрос слегка отклонил голову, и рунный меч лишь оцарапал его щеку. Отвратительный вой нарушил концентрацию дуэлянтов. Яростный рёв раздался из ворот площади. Воины, одетые в причудливую броню, покрытую плёнкой крови, ворвались на поле боя. Оды кровавому богу вырывались из ротовых отверстий их шлемов, когда берсерки напали на Имперских Кулаков, прорубаясь цепными топорами. Один из сумасшедших нападающих разрубил на части Космического Десантника, но в следующее мгновение был выпотрошен Сургитом, чью жертву тот украл. Вскоре площадь превратилась в беспорядочную схватку: чёрные, жёлтые и багряные силовые доспехи боролись друг с другом. Пять берсерков приближались к капитану Деметросу. - Нет! – закричал Скаеволла, обезглавив одного из них взмахом рунного меча. Обезглавленный труп пошатнулся вперёд, завалившись за павшим Космическим Десантником. Скаеволла повернулся к ещё двоим берсеркам. Деметрос приготовился защищаться от другой пары. Вместе они стояли почти плечом к плечу, отражая каждую бешеную атаку. Хотя нападающие атаковали по всем направлениям, но защитники успевали наносить ответные удары. Цепной топор просвистел рядом с головой Деметроса, который увернулся и всадил свой меч глубоко в грудь дикого воина. Другой берсерк с энтузиазмом наседал на Скаеволлу, пока тот отрубил ему ноги. Отрезанные останки дымились в местах, где их отделил рунный меч. С хрустом цепной меч разбил наплечник Деметроса. Он сжал рану, но потеряв равновесие, отшатнулся назад. Завывая, приверженец Кровавого Бога поднял своё оружие, чтобы нанести решающий удар, но топор остановился в сантиметрах от черепа Деметроса, встретившись с мечом Скаеволлы. Чёрный Легионер протянул свой клинок по древку топора, разрезая гарду и пальцы, сжимающие рукоятку, перед тем как обезглавить их владельца круговым ударом. Деметрос перекатился и, встав на колени, выпустил кишки последнему нападавшему. Скаеволла вглядывался в лицо Имперского Кулака, который вставал на ноги. Труп берсерка соскальзывал с его клинка. Скаеволла слегка поклонился. - Как в старые времена. - Я раньше видел, как ты дерёшься, - нахмурился Деметрос. - Мы никогда не встречались, - хитро улыбнулся Скаеволла, - но я проливал твою кровь много-много раз. Деметрос медленно качнул головой. - Ты сумасшедший. Вокруг дуэлянтов воины Скаеволлы образовали защитный круг. Берсерки и Имперские Кулаки лежали багряной окружностью у их ног. - Защищать капитана, - проревел Ларсус, когда воющий поток берсерков и мутантов вылился на площадь. - Свежее мясо, - прокричал Сургит с удовлетворением, раскачивая свой силовой меч над головой. Битва была хаотичной. Имперские Кулаки и берсерки рубили друг друга, а мутанты, зятянутые в схватку, разрывались в багряных брызгах. Среди этого шума, воины Скаеволлы убивали каждого, кто пытался нарушить их круг. Во время боя Опус пел, Икарис плакал, Манекс ревел, а Шам убивал тихо. Скаеволла и Деметрос безмятежно стояли на арене. Деметрос нахмурился. - Ты защищаешь меня от таких как ты. Ты ревнив к моей смерти. Почему? - За грехи твоего отца, - ответил Скаеволла. – Он однажды плохо отозвался о моём повелителе. Но удача улыбается тебе Деметрос. Ты – тот, кто вернёт честь твоего отца. Давай с этим покончим. Мои люди сильны, но они не выстоят против двух армий. Скаеволла поднёс свой рунный меч к своему лбу в приветствии. Деметрос стоял неподвижно. Клинки взмахнули, затем оба стояли неподвижно. Никто не выдавал своих намерений. Манёвр Космического Десантника, ответ Скаеволлы, быстрая атака, контратака, блок и снова блок. Скаеволла крутанул клинок, и меч оппонента с грохотом приземлился между ними. Рунный меч Скаеволлы пылал, возбуждённый от близкого убийства, но Скаеволла опустил клинок и подбросил упавший силовой меч Деметросу, который ловко его поймал. - Герой никогда не должен быть беззащитным, - сказал Скаеволла. Деметрос ответил молниеносным выпадом, но Скаеволла парировал его. Затем Деметрос выполнил замечательный шаг в сторону, и его меч оказал вне досягаемости защиты Скаеволлы. Мир остановился вокруг Скаеволлы, клинок парил в воздухе, за секунду, до того, как войти в его сердце. В этот последний момент он почувствовал свободу. Ужас и восторг смешивались в один восхитительный коктейль. Его клятва была снята, и наконец, он уснёт. Но если бы Скаеволла отодвинул своё тело, лишь немного вправо, клинок прошёл бы вдоль брони, нанося глубокую, но не смертельную рану. Скаеволла остался неподвижным. Реальность вернулась со свистящим рёвом, клинок погрузился в чёрную силовую броню. Скаеволла улыбнулся. Силовой меч пробил сердце и вышел с другой стороны доспеха. Когда клинок освободился, Скаеволла всё ещё стоял. - Хороший удар мой друг. Удар достойный моей смерти. Скаеволла задавался вопросом, как мёртвый человек может разговаривать. Боли не было. Звук окружавшей битвы не ушёл. Деметрос разгневанный отошёл. - Как это может быть? Демон? Скаеволла посмотрел на глубокую рану в груди. Здесь должна течь кровь, вместо этого была только дыра. Как будто порванная ткань космоса. Тысяча звёзд вращалась в ране, подобно злорадным глазам. Безумный смех отозвался в голове Скаеволлы: четыре ужасных голоса. Он открыл рот, но говорил их голос. - Ты думаешь, царапина может убить чемпиона Тёмных Богов? Должен быть кто-то более великий, чем злая собака Пса Императора, что бы обрезать нити этой марионетки. Скаеволла боролся за контроль над своим языком. - Ты не сможешь меня убить. Беги, брат. Спасайся! Деметрос усмехнулся. - Бежать? Я Космический Десантник из Ордена Имперских Кулаков. Я не сбегу. Рунный меч Скаеволлы голодно запылал. Он прокричал в небеса. - Я не буду его убивать! В этой битве нет никакой чести! Когда Деметрос снова приблизился для убийства, Скаеволла попытался подставить свою шею под клинок, но рунный меч поборол его волю и со звоном блокировал этот удар. Скаеволла снова нанёс удар. Конечности не слушались своего хозяина, и Деметрос отступил назад, нить опалённой плоти проходила по его горлу. Космический Десантник упал на колени. Его силовой меч грохнулся на землю. Сквозь шум боевых гимнов Имперских Кулаков, диких завываний берсерков и криков умирающих мутантов, Ларсус орал своему капитану: - Всё кончено. Мы должны уходить. Сейчас! Скаеволла взглянул на труп Деметроса. Он собирался приказать Шарну сжечь тело, уничтожив прогеноидные железы и завершить эту охоту. Внезапно на площадь вырвалась масса пульсирующих мускулов, заключённых в чёрный панцирь, сросшийся с телом. Жадный угреподобный орган рвал и глотал. Ферокс был вознаграждён окончательным благом варпа: даром одержимости. Он бездумно убивал для удовольствия богов. Приказ Скаеволлы умер, не успев сорваться с губ. Наблюдая как Ферокс скулил и невнятно бормотал во время убийства, Скаеволла осознал, какая судьба его будет ждать, если он нарушит свою клятву. Он остыл. Боги никогда не позволят завершиться преследованию. Внезапно он поклонился своему мёртвому врагу. Лучше выбрать оковы рабства, чем потерять остатки человечности. - До следующей встречи мой друг, - слова имели горький вкус. Он отделил голову Деметроса мечом и взял свой трофей за волосы: ещё один череп на плавающий алтарь. Ларсус проревел приказ: - Отряд сомкнуться! Мы возвращаемся на Коготь! Защитный круг сжался в узел вокруг Скаеволлы, который включил устройство на поясе. Отряд замерцал и исчез. Водоворот битвы затопил место, которое они покинули. Апотекарий бродил среди трупов падших боевых братьев, не смотря на жестокость, творящуюся вокруг, ведь он собирал драгоценное генное семя. Он склонился на колени перед Капитаном Деметросом. - Слёзы Императора, - воскликнул он. – Они забрали его голову! С тяжёлым сердцем он бормотал молитву принятия и извлечения жизненных жидкостей из прогеноидной железы из груди трупа при помощи редуктора. - Твой род продолжится, чтобы отомстить за это злодеяние, мой капитан.
Где-то в эфире, раздался смех. Игра будет продолжаться.
Сообщение отредактировал MaLal - Четверг, 2011-12-29, 1:08:26
Blood Games Кровавые Игры Автор: Dan Abnett. Источник: сборник Tales of Heresy.
Quis custodiet ipsos custodes?(от лат: Кто будет сторожить стражу?)
Вот уже десять месяцев прошло с тех пор, как он отправился в путь. Десять месяцев, за которые он сменил восемнадцать имен, и при этом подложные документы были изготовлены настолько тщательно, что ему удавалось водить за нос даже систему единой биометрической идентификации. Он петлял, заставляя преследователей пойти по трем тупиковым маршрутам. Один из них вел к Словацким вотчинам, другой уходил к Каспии, а оттуда — к северным рубежам, последний — через Тироль к Доломитовым Храмам над Венецианским Котлованом. На самом же деле путник перезимовал в улье Бухарест и в первую неделю, как тронулся лед, пересек Черное море на грузовом спиннере. Оказавшись в Билгороде, он был вынужден залечь на дно, чтобы сбить со следа тех, кто предположительно шел за ним. Потом в течение трех недель укрывался в здании заброшенного завода в Месопотамии и просчитывал свой следующий ход.
Десять месяцев. Кровавая Игра несколько затянулась, но он все равно действовал предельно осторожно, синхронизируя каждый свой шаг с событиями, происходящими в мире, и уделяя особенное внимание оживленным торговым маршрутам, местным дорожным потокам и графикам миграций сезонных рабочих. Он был на сто процентов уверен, что его не только не вычислили при помощи орбитальных систем, но даже и предположить не могли, где он примерно находится. Последняя ищейка потеряла его след еще в Билгороде.
Затем он отправился вглубь страны, минуя Балучистан, — порой пешком, а порой и на попутном транспорте — и вскоре пересек границу Имперских Территорий. С начала похода прошло триста и еще три дня.
За последние десять месяцев окружающий пейзаж разительно изменился. Целый скальный пик исчез с ослепительно-яркого горизонта, и путника при виде этого охватило странное ощущение пустоты, как от недавно выдранного зуба. Высокогорный ветер приносил запахи машинной смазки, раскаленного металла и каменоломен. Воины-строители примарха Дорна возводили оборонительные сооружения, превращая в крепость самый высокий и неприступный горный массив Земли.
Все эти запахи, повисшие в прозрачном воздухе над старой Гималазией, служили предвестниками приближающейся войны.
Пейзаж, представший его глазам, был настолько ослепительно-белым, что путник порадовался тому, что предусмотрительно взял с собой солнцезащитные очки. Холодный воздух был кристально прозрачен, а в голубом небе, подобное термоядерному факелу, пылало солнце. Перина идеально чистого снега укутывала вершины и горные склоны. Жгучая белизна — и ничего больше.
Поразмыслив, путник решил, что лучше всего будет отправиться к югу, в направлении Кэт Мандау и высоких шпилей Центрального Округа, но, подойдя к ним ближе, понял, насколько все изменилось. Стража, и прежде отличавшаяся неподкупностью и неумолимостью, теперь и вовсе вела себя так, словно была набрана исключительно из фанатично преданных своему делу праведников. Приближение войны в два раза увеличило количество охранников в воротах, в четыре — число пушек и автоматических орудий, а биометрических сенсоров стало в сотню раз больше.
Вокруг Дворца суетились многочисленные строительные бригады, собранные из наемных рабочих, подчиняющихся Масонским Гильдиям, — их палатки, оборудование, да и сами люди покрывали поверхность высокогорных снегов зелеными, черными и красными пятнами, словно склоны вдруг поросли причудливым мхом.
«Охрана усилилась, но теперь им приходится следить за миллионами новых лиц».
Следующие шесть дней он провел, наблюдая за лагерями рабочих, после чего решил отказаться от прежних своих планов и направился на север по горным пастбищам и тропам, стараясь постоянно держать в зоне видимости гигантскую строительную площадку. Внизу, со стороны Куньлунь, по заснеженным ущельям текли непрерывные потоки свежей рабочей силы и грузовиков, везущих к Дворцу припасы и строительные материалы из шахт Шидзанга. С высоты они напоминали медлительные реки темной талой воды с плывущими по ним черными айсбергами. Там, где потоки трудовых армий встречались, под сенью высоких стен Дворца возникали временные города, состоящие из бараков и распределительных центров, где принимали мигрантов, забирали на сохранение вьючных животных и сервиторов, раздавали воду, продовольствие и медикаменты. Уже разгруженные материалы: строительный лес, чугун, сталь, руда и щебень — громоздились вокруг этих поселений подобно мусорным кучам. При помощи подъемных кранов и сложных систем блоков грузы постепенно поднимались на стены. Отовсюду неслись звуки сигнальных горнов, прокатываясь эхом по ущельям.
Порой путник останавливался, садился и просто смотрел на Дворец, казавшийся ему самым прекрасным творением во Вселенной. Конечно, наверняка это было не так. Без сомнения, в далеких забытых мирах можно найти древние, созданные еще до человека строения, способные затмить эту красоту, или хотя бы столь же поразительно гигантские и внушающие тот же благоговейный восторг. Важна была не архитектура. Идея, положенная в основу, — вот что делало Дворец прекрасным. Именно внутренняя концепция придавала этому строительству подлинную ценность.
Дворец представлял собой самый огромный и красивый из скальных массивов Терры, превращенный в столицу и резиденцию правителя, а теперь, хоть и запоздало, он становился еще и крепостью.
Исчезнувший гималазийский пик был разобран на стройматериалы. Осознав это, путник улыбнулся. Люди совсем забыли о скромности.
Переодевшись в обноски и нацепив грязные поножи, он в течение трех дней трудился вместе с генетически модифицированными ограми Ней Монгголия. Известные также под прозвищем мигу, они неуклюже шагали вверх и вниз по тропам, волоча на спинах пластины цурлита, огромные корзины с нефритом и египетской яшмой. Они насыпали заграждения и оборонительные валы, орудуя массивными лопатами, сделанными из лопаточных костей гигантских гроксов, и в неослабевающем ритме забивали в камень железные столбы, к которым потом крепилась намотанная кольцами колючая проволока.
По вечерам, возвращаясь в свои бараки, огромные создания вкалывали себе каш — клейкую субстанцию, получаемую из яда нематоды, обитающей в пустыне Гоби. От этого вены мигу вспухали, а глаза закатывались, после чего великаны начинали что-то нечленораздельно бормотать.
Наблюдая за ними, путник подсчитывал дозировку и продолжительность воздействия.
Огры не были против того, чтобы он работал вместе с ними, но в целом относились к нему с большим подозрением. Он делал все возможное, чтобы сойти за одного «из этих прямоспинных белолицых», стремящегося заработать себе регулярное пособие и премию от Масонской Гильдии. И документы у него были в порядке. Но едва он попытался купить у мигу немного каша, как огры стали держаться настороженно, опасаясь, что он — один из геноводов, подсылаемых, чтобы следить за порядком среди рабочих.
И тогда они решили его убить.
Воспользовавшись предлогом, что подобные сделки следует проводить втайне, трое мигу выманили его из лагеря и завели в каменистую ложбину, где громоздились глыбы кремня и кахолонга, заготовленные строителями. Перед ним разостлали тряпицу, на которую выложили нарезанный на порционные кусочки наркотик. А затем один из великанов неожиданно выхватил тычковый нож и попытался вогнать его в печень покупателя.
Тот только вздохнул — ему хотелось обойтись без таких осложнений.
Он перехватил запястье мигу, выкрутил ему руку и заломил ее в локте. Сустав согнулся в обратном направлении, конечность безвольно повисла, а путешественник без труда выдернул нож из ослабших пальцев. Генетически измененный рабочий не выказал ни малейших признаков боли, только удивленно заморгал.
Каждый из этой троицы являл собой титанических размеров жилистое существо с чудовищно и неестественно развитой мускулатурой. Им и в голову не могло прийти, что какой-то европеец, будь он даже очень крупным и крепко сложенным, способен доставить им неприятности.
Еще один размахнулся, нанося мощнейший, но крайне неумелый удар, словно признавая, что они и в самом деле столкнулись с проблемой. Мигу планировал разобраться с ней одним махом, раздробив европейцу челюсть и опрокинув того на землю с переломленным у основания черепа позвоночником.
Но удар не сумел поразить чужака. Вместо этого кулак гиганта наткнулся на неожиданно взмывший ему навстречу тычковый нож. Лезвие вспороло запястье, отделяя кожу и мышцы от кости. На сей раз мигу ощутил боль. Взревев, он попытался подхватить куски плоти, отрезанные от его изувеченной руки. Европеец заставил его умолкнуть, вогнав клинок в массивный лоб. Удар проломил кость так, словно был нанесен не ножом, а шахтерской киркой.
Мигу повалился назад с торчащей между глазами, подобно какой-то удивительной диадеме, рукояткой тычкового ножа.
Третий великан набросился на европейца сзади, сжав того в медвежьих объятиях. Мигу со сломанной рукой попытался нанести противнику удар в лицо, но путешественник уже устал от этой игры. Передернув плечами, он вырвался из захвата, провернулся на пятках и ударил рабочего в солнечное сплетение кулаком. Грудина раздалась в стороны. Когда европеец отдернул руку, его ладонь была словно затянута в алую перчатку. В ней он сжимал то, что осталось от исходящего паром сердца мигу.
Гигант со сломанной рукой — единственный из троих, кто еще оставался в живых, — что-то испуганно забормотал и бросился бежать к выходу из ложбины.
Путешественник не испытывал к раненому противнику неприязни, но и отпустить его не мог. Он наклонился, подобрал окровавленными пальцами небольшой кусочек кремня, взвесил в ладони и запустил вслед убегающему мигу.
Импровизированный снаряд промчался по воздуху, точно пуля, и с отчетливым хрустом вошел в затылок огра. Рабочий грузно повалился на землю и головой вниз скатился по куче щебня.
Сбросив все три трупа в бездонную пропасть, убийца вымыл руки снегом и забрал тряпицу с кашем.
Орды рабочих, поселившиеся у подножия Дворца, как и любое скопление людей во все времена, манили к себе паразитов, крыс и хищников. Мутировавшие под воздействием радиации волки повсюду преследовали бригады строителей и сверкали глазами в ночи, окружая кольцо костров. Тысячи боевых псов патрулировали периметр лагерей и охраняли склоны, ведущие к Дворцу. Ночную тишину регулярно нарушали взрывы лая и воя, рычание и звуки борьбы, когда верным волкодавам в очередной раз приходилось вступать в схватку с обнаглевшими хищниками.
В темноте трудно было отличить собак от их врагов.
В течение всей жизни он был вынужден регулярно проходить врачебные проверки, досконально запоминая их результаты, чтобы с точностью знать пределы своих возможностей.
Он порезал каш на крошечные порции и взвесил каждую из них на превосходных весах, позаимствованных у ювелира.
Работы по укреплению Врат Аннапурны были уже наполовину закончены. Каждый день в их гигантский зев вливались тысячи строителей, а огромные краны начинали поднимать на циклопическую арку керамитовые плиты, металлические балки и блоки армированного рокрита. Охранники просто не могли себе позволить проверять каждого рабочего в отдельности — это только вызвало бы гнев бригадиров и привело к задержкам. Поэтому ворота были накрыты полем биометрического сканирования, образованным с помощью медленно вращающихся антенн на карнизе основной арки.
На рассвете путник укрылся под брезентом, накинутым на грузы, которые один из кранов должен был поднять наверх. Он забился между пластинами листовой стали и столбами из железного дерева.
Затаившись, он достал четыре грамма каша — передозировка по стандартам мигу. Наркотик был настолько сильным, что путник должен был потерять сознание менее чем через минуту после употребления.
Ему пришлось ждать два часа, прежде чем крановщики начали пристегивать цепи подъемника. Затем он ощутил сильный толчок — платформа с грузом оторвалась от земли.
Тогда путник проглотил каш.
В результате наблюдений он выяснил, что кран тратит сорок три секунды на то, чтобы поднять платформу на нужную высоту, и еще шестьдесят шесть — чтобы пронести ее над воротами. В течение двадцати четырех секунд этого срока грузы находятся в зоне биометрического контроля.
Каш сделал свою работу. Путник потерял сознание и умер еще за двенадцать секунд до того, как оказался под воздействием поля. Приборы засекли только обычные строительные материалы.
Он очнулся. К этому моменту платформа прибыла на место и с некоторых ящиков уже сдернули брезент. Грузчики и строители начали перетаскивать стальные листы.
Все тело горело огнем. Мышцы сводило судорогой. Постаравшись сосредоточиться, он заставил себя пройти комплекс психологических упражнений, чтобы избавиться от соматических последствий каша. То, что убило бы простого человека, его поставило только на порог смерти; кратковременное погружение в это мертвенное забытье позволило путнику проскочить мимо биометрических сканеров Дворца.
Все еще чувствуя себя разбитым, пошатываясь, он выбрался из-за ящиков. Перед ним предстали невероятных размеров орудийные башни и боевые платформы, расположенные наверху стен и укрепленные толстыми слоями дюрапласта и адамантия. На строительных лесах и подвесных мостках суетились рабочие, кое-кто из этих людей даже свисал с высоченной арки на альпинистских веревках. Отовсюду доносились грохот молотков и рев перфораторов. Завывали силовые установки и шипели плазменные резаки, разбрасывая снопы голубоватых искр.
Призрачный свет резаков порождал фантомные образы перед его глазами. Во рту стоял привкус крови. Прихватив ящик с заклепками и пневматический молоток, путник слился с толпой рабочих.
Ему удалось пробраться во внешние пределы Дворца. Впрочем, на это у него ушло еще целых три дня. Вначале ему пришлось перестать выдавать себя за каменщика и стать тенью, затем он нацепил личину слуги, начищающего бронзовые украшения, потом стал фонарщиком и бродил по коридорам с электрическим шестом-зажигалкой в руке, после сменил роль на швейцара, нацепив ливрею, «позаимствованную» в местной прачечной. Только благодаря незаметному генератору маскирующего поля ему удавалось скрыть свой рост и могучие плечи.
Он блуждал по переходам, отделанным агатом и диаспором, спускался по лестницам, чьи ступени были вырезаны из цельных кусков оникса, видел свое отражение в отполированных до блеска мраморных полах, а его тень бежала по стенам, облицованным кварцем и сардониксом. Он прятался в полумраке за арками из слоновой кости, выжидая, пока мимо не промаршируют военные патрули, стоял в дверях, пропуская бесконечные караваны сервиторов, несущих к высочайшему столу подносы с мясом и выращенными на гидропонных фермах овощами.
Затем он снова притворялся уборщиком, потом — выбивальщиком ковров, сторожем и даже посыльным, носясь с кейсом, наполненным листами чистой бумаги, и постоянно горбясь, чтобы никто не обратил внимания на его телосложение. Время от времени он делал остановки, чтобы забрать свою экипировку. Дворец занимал большую площадь, чем иные города. Ушла бы целая жизнь на то, чтобы осмотреть все его этажи и залы. Перегнувшись через перила балконов, путник мог видеть искусственную пропасть, уходившую на пятьсот этажей вглубь, сверкающую огнями и кишащую людьми. Некоторые помещения, особенно Гегемон, были столь огромны, что в них возникала даже собственная миниатюрная климатическая система. Под сводчатыми потолками парили небольшие облачка. А дождь, время от времени проливавшийся в Гегемоне, почитался за добрый знак.
Насколько было известно путнику, дождя здесь не было уже около трех лет.
Гвардейцы Кустодес, величественные в своих золоченых доспехах, как всегда, стояли на страже, присматривая за порядком во Внутренних Покоях. Их алые плюмажи казались фонтанами артериальной крови, застывшими на морозе. На броне воинов пылал символ, использовавшийся еще до Единения, — стрела молнии. Они таились в каждом темном углу и проходе, всегда держа наготове Копья Стражей и проявляя устрашающую бдительность.
Они были хладнокровны, молчаливы и строго блюли охраняемые ими секреты, но в их присутствии любая истина всегда выходила наружу.
Ему удалось установить их расположение. Двое Кустодес приглядывали за Южным Контуром, изгибавшимся, подобно серебристому локону, вокруг Гегемона. Еще двое стояли у входа в Нефритовый Зал, и трое патрулировали украшенные коваными и малахитовыми узорами просторы Конгресса. Одинокий страж, почти невидимка, дежурил под густой, изумрудного цвета листвой в Оазисе Куоканга, наблюдая за тем, как воды кристально чистого озера сверкающими каскадами обрушиваются на лопасти турбин. Четверо других следили за происходящим на верхних платформах Таксономических Башен.
Но, как ни странно, ни одного из них не было ни в Северном округе, ни на западном краю озера, ни возле Инвестиария. Это о многом говорило. Кустодес казались лунами на орбите незримой планеты, яркими небесными телами, притянутыми тяготением невидимой звезды. Исходя из того, где и как были выставлены посты, не составляло труда вычислить и жертву.
Скорее всего, та скрывалась в Зале Лэн.
Расположение суровых стражей заставляло предположить, что жертва скрывается где-то в западной полусфере Внутренних Покоев, а точнее — либо в Зале Лэн, либо в Доме Оружия, либо в Большой Обсерватории или же в личных апартаментах, примыкающих к последним двум. Но путник знал излюбленное место отдыха его цели — Зал Лэн. Если только он не занимался своими тайными делами в глубинах дворцовых катакомб, этот человек обычно пребывал именно там, разговаривая с ангелами пространства и времени.
Поговаривали, что в этом месте прочно перемешались прошлое и будущее и что случилось это еще в незапамятные времена, задолго до того, как возникло название Лэн, до того, как родилась цель, до того, как над этими скалами были возведены крепостные стены, и даже до того, как их впервые увидел человек. Зал Лэн, просторный и темный, являл собой не что иное, как аномалию, поврежденную нить в ткани мироздания, шрам на теле Вселенной.
Путник никогда не питал теплых чувств к этому помещению. Зал переполняла прямо-таки осязаемая тьма, которая, казалось, колыхалась под легким дыханием дремлющего бога. Но тем не менее сейчас именно это и могло сыграть на руку убийце.
Он подобрался к Залу с юго-западного направления, пройдя по аузилитовой дорожке, проложенной через рощу платанов и белых берез. Он более не таился в тени и не надевал на себя личину фонарщика или уборщика. Теперь он не включал и маскировочное поле, прежде позволявшее ему скрывать подлинные пропорции могучего тела. Вместо этого он извлек из крошечной серебряной коробочки тонкую, как паутинка, накидку. Она опустилась на его плечи, торс и голову, подобно легкому и прохладному первому снегу. Ткань закрыла его со всех сторон, плотно облегая тело, лишая его формы, цвета и тени.
Бесплотный, словно дуновение ветерка, он прошел по тропинке между деревьями и оказался на лужайке позади Зала Лэн. В воздухе ощущался аромат благовоний, слышались тихие поскрипывания и постанывания стен, сотрясаемых сверхъестественными пульсациями.
Путник приготовил оружие: ней-монггольский тычковый нож, отточенный до безупречной остроты, не доступной ни одному из оружейников этого племени. Клинок был смазан смертоносным ядом, изготовленным из каша.
Была ли отрава достаточно сильна, чтобы прикончить полубога? Скорее всего. В любом случае ее должно было хватить, чтобы завершить Кровавую Игру.
Замков на дверях не было. Он заранее запомнил расположение квантовых датчиков, а лазерные сенсоры просто не могли обнаружить его под накидкой. Он покрепче стиснул в левой ладони тычковый нож.
За внешней аркой клубился полумрак, словно в воздухе повис коричневатый дым. Путник зашагал по черному плиточному полу, в котором ноги бесчисленных посетителей за несколько веков оставили заметную дорожку. В каменный бассейн за внутренними дверями постоянно текла чистейшая талая вода. Над ними красовался барельеф с изображением мытарств первых пилигримов, посетивших Лэн.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 1:29:30
Массивные внутренние двери Зала были значительно старше остального дворца, и их полуметровой толщины каркас, вырезанный из горного дуба, уже давно не сходился под прямыми углами. Путник откинул в сторону чугунную задвижку и отворил одну из дверей. Сквозняк обдал его прохладой. Из помещения потянуло запахом холодного камня.
Необъятный Зал был погружен в космическую темноту и полуночную тишь. Впрочем, время от времени во мгле раздавался едва различимый шорох, напоминающий о порывах гималайского ветра или о волнах, накатывающих на берег, но, конечно же, природа этого звука была совсем иной. Под высоким сводом плясали крошечные оранжевые искры, подобные рою светлячков или болотным огонькам.
Он наблюдал за ними, привыкая к темноте. Вскоре его глаза начали различать серебристые очертания предметов: колонн, древних скульптур, а также консервационных колб и реставрационных машин, установленных антикварами в предшествующие эпохи, да так и оставшихся тут. Устройства эти казались некими гигантскими насекомыми, притаившимися во мраке. Их металлические закрылки были покрыты таинственными, странными символами настроек и показаний, которые постепенно погребала под собой пыль.
Он тихо проскользнул между этими машинами. Где-то там, впереди, он ощущал чужое присутствие. Человека, чей разум был сейчас занят размышлениями. Тот не замечал опасности. Даже не чувствовал, что в его покои проник посторонний.
Обойдя колонну и прижавшись к ее холодной поверхности спиной, невидимый охотник устремил взор на свою жертву.
В самом центре просторного, открытого помещения на коленях стоял человек, всецело поглощенный изучением огромной книги в кожаном переплете. Она лежала на каменном полу, подобная дивной птице, распростершей крылья, и в длину была не менее полутора метров. Восхитительно красивые пальцы неспешно переворачивали страницы. Это были руки скульптора, творца…
Сейчас человек сидел, повернувшись спиной к своему преследователю. На жертве был белый балахон с капюшоном. Цвет слишком контрастировал с кровью.
Иной убийца попытался бы подкрасться и незаметно нанести удар, но эта цель представляла серьезную опасность и знала, что противопоставить столь примитивной технике. Приблизившись на расстояние прыжка, охотник понял, что теперь у него нет иного выхода, кроме как броситься и нанести удар. Десять месяцев он провел в ожидании этого единственного шанса.
Он метнулся вперед, занося руку.
Охотник пробежал уже половину пути, и его клинок вот-вот уже должен был вонзиться в широкую спину жертвы, когда навстречу ему прыгнула тень.
Текучая тьма отразила клинок. Тычковый нож скользнул мимо, и удар потерял свою силу. Охотник развернулся.
Он едва мог различить неприятеля. Тот скрывался под точно такой же накидкой, искажающей свет. Они бросились друг на друга — тень на тень. Охотник успел заметить в руках врага длинный прямой клинок спаты.
Охотник отразил удар меча, обрушившегося на него сверху, а затем — снизу, отчаянно работая ножом. Оружие раз за разом сталкивалось с громким лязгом. Летели искры. Он пятился, уступая черную поверхность пола своему призрачному противнику.
Их клинки встретились вновь. Тычковый нож не позволял дотянуться до врага. Преимущество всецело оказалось на стороне мечника. Лязг металла казался чужеродным вздыхающей тишине зала.
Как бы искусно ни владел охотник ножом, но тот вскоре вылетел из его рук. Вылетел и вонзился, дрожа, в ближайшую каменную колонну. Охотник оказался вынужден драться голыми руками. Тыльной стороной ладони он отбил в сторону вражеский клинок и сжал пальцы на запястье противника, затем провел подсечку, пытаясь уронить недруга, но тот высоко подпрыгнул и попытался высвободить руку.
Однако охотник нанес удар слева, угодив невидимому врагу в висок. От удара противник отшатнулся и налетел на одну из древних машин, заставив ту со скрежетом проехать по каменному полу и погнув одну из ее похожих на паучьи лапы опор.
Мечник восстановил равновесие… и обнаружил, что перестал быть мечником. Рукоять спаты исчезла из его ладони.
Охотник взвесил в руке захваченное оружие, а затем раскрутил его, ударив соперника набалдашником в солнечное сплетение.
Отворачиваясь от повалившегося на землю тела и низко пригибаясь в защитной стойке, он заметил, как из теней возникли еще двое охранников, скрывающихся под накидками невидимости.
Одним движением он отразил оба нанесенных ему удара и ответил серией стремительных, сбивающих с толку выпадов и замахов. Во мраке раздался лязг скрещивающихся мечей, вновь посыпались искры, яркие и жгучие, словно клинки были выточены из кремня.
Подловив одного из противников на обманном выпаде, охотник отвесил удар рукоятью и заставил того рухнуть на колени. Второй мечник тут же перешел в стремительную атаку, но убийца легко ушел в сторону, пропустив вражеский клинок под рукой, и изо всех сил врезал неприятелю с левой руки, повалив того на пол.
Не дожидаясь, пока эти двое поднимутся, охотник бросился наутек. Игра закончилась. Единственным приемлемым выходом оставался побег. Он добрался до дверей, распахнул их и, вынырнув из густого сумрака, устремился к лужайке за стенами Зала.
Его уже поджидали. Пятеро Кустодес, в полном боевом облачении, с лицами скрытыми под золотыми изогнутыми, как клюв ястреба, забралами шлемов, стояли, расположившись полукругом, на самом выходе из-под арки. Копья Стражей — внушающий ужас гибрид алебарды и огнестрельного оружия — целили в грудь беглеца.
— Сдавайся! — приказал один из стражей.
Убийца в последний раз занес над головой добытый в схватке меч.
Для этой камеры он был далеко не первым арестантом и явно не последним. Каменные стены, пол и потолок покрывала голубовато-белая глянцевая краска, делая их похожими на поверхность айсберга. Узники, побывавшие здесь в минувшие годы, при помощи ногтей и других более острых предметов украсили стены изображениями людей и орлов, закованных в броню гигантов и молний, картинами давних побед и трагедий. Эти примитивные узоры напомнили новому заключенному о том, как первобытные люди покрывали стены пещер образами охотников и бизонов.
Он добавил и свой рисунок.
Когда минула ночь и следовавший за ней день, дверь камеры со скрипом отворилась. Внутрь вошел Константин. Магистр Кустодес был облачен в простую монашескую рясу из темно-коричневой шерсти, надетую поверх черного облегающего комбинезона. Он прислонился спиной к тюремной стене и сложил на широкой груди могучие руки, оглядывая сидящего на койке пленника.
— Я верил в тебя, Амон, — произнес он. — Верил, что ты сумеешь подобраться ближе, чем кто-либо другой.
«Амон» было только первым из его имен и самым старым из них. Следом за ним следовало «Тавромахиан», и обычно этих двух слов вполне хватало, когда кому-то требовалось обратиться к нему. Да, он был Амоном Тавромахианом, Кустодес Первого круга.
Невзирая на все сопутствовавшие их обязанностям опасности и невзгоды, Кустодес жили значительно дольше, чем простые смертные, и успевали обзавестись очень длинными именами. За «Тавромахианом», означавшим вовсе не фамилию, но род занятий[2] тех, кто передал ему свои гены, следовало имя «Шигатса»[3] — место его рождения, затем «Лепрон» — название дома, где он был воспитан. «Каирн Хедросса» — место, где его начали обучать владению оружием. Семнадцатое слово — «Пироп» — напоминало о первой для него битве, развернувшейся на одноименной орбитальной станции. Каждая частичка имени рассказывала о сражениях или важных событиях в его жизни. Все они присваивались ему в ходе официальных церемоний волей магистров Первого круга. И теперь «Лэн» могло дополнить длинный перечень, став последней и важнейшей его составляющей, указывавшей на победу Амона в Кровавой Игре.
Свои имена Кустодес выбивали на внутренней поверхности нагрудных пластин золотой брони. У каждого из них оно начиналось на правой стороне защитного воротника, а затем тонкой, скрытой от чужих глаз змейкой убегало под броню. У старейших из ветеранов Кустодес, таких как Константин, имена уже не помещались на нагруднике и переходили на пластины, прикрывающие живот, струясь лентами между украшениями. Имя Константина Вальдора состояло из тысячи девятисот тридцати двух элементов.
Пока Амон отсутствовал, его доспехи и снаряжение хранились в Доме Оружия. И сейчас, шагая рядом с Константином по Южному спуску, чтобы забрать свое имущество, он расспрашивал о других участниках Кровавых Игр:
— Зерин?
— Попался раньше, чем успел проникнуть на Имперскую Территорию. Попался геноснифферу в Иркутске.
— Гаэдо?
— Обнаружен в Пустыне Папуа четыре месяца назад. Ему удалось зафрахтовать пылевую яхту до Себу-сити, но на месте его уже поджидала группа захвата.
Амон кивнул:
— Брокур?
Константин улыбнулся:
— Ему удалось пробраться в Гегемон, прикинувшись делегатом Панпацифика. Впечатляющее достижение, мы уже и не думали, что кто-то сумеет его превзойти.
Амон пожал плечами. Кровавые Игры служили важнейшим залогом безопасности Дворца и входили в обязанности Кустодес. Для них было делом чести, участвуя в этом состязании, проявлять все свои способности. Пуская в ход изобретательность и обширные познания о внутренней структуре Дворца и самой Терры, Кустодес устраивали проверку всей имперской системе безопасности, стараясь отыскать в ней малейшую слабину или лазейку. Они превращались в волков, чтобы испытать сторожевых псов. Какой день ни возьми, хотя бы полдюжины Кустодес отсутствовали на службе, действуя втайне и пытаясь продумать и выполнить новый план проникновения в величественный Дворец.
Стратегия и приемы, использованные Амоном, еще долго будут скрупулезно разбирать на заседаниях и допросах. Каждая частица информации, каждый мельчайший его успех в этой игре должен быть вычленен и тщательно проанализирован. Он пробрался во Дворец. Зашел дальше, чем кто-либо. Подкрался на расстояние удара.
— Надеюсь, мой поступок не будет сочтен оскорблением? — спросил Амон у Константина — Ведь я поднял на него руку.
Константин помотал головой. Он был настоящим гигантом, превосходил ростом даже Амона, и казалось, будто с постамента сошла одна из огромных статуй Инвестиария.
— Он прощает тебя. Кроме того, ты же не причинил ему вреда.
— Мой удар был отражен.
— А если бы и нет, он сам сумел бы остановить тебя.
— Он знал, что я был там.
Константин почесал подбородок:
— Он не стал мне рассказывать, что знал о твоем появлении. Ему хотелось увидеть, как много у нас уйдет времени на то, чтобы обнаружить тебя.
Амон помедлил, перед тем как сказать:
— Прежде он не видел особого смысла в Кровавых Играх. Считал их пустой забавой.
— Это было раньше, — возразил Константин. — Многое изменилось с тех пор, как ты покинул нас, Амон.
Войдя в Дом Оружия, они с Константином облачились в броню. Амон был рад снова ощутить привычную тяжесть доспехов ручной работы, прикоснуться к их застежкам, зажимам и магнитным швам. Вес брони успокаивал.
В арсеналах на нижних уровнях Дома Оружия слуги и сервиторы проводили церемониал облачения отряда надменных Астартес из Легиона Имперских Кулаков, освящая каждую часть доспехов маслами и шепча благословения, — воины готовились к длительному патрулированию южных оборонительных валов.
Этот обычай стал нормой для многих Астартес: церемониал, облачение, благословения. Они были созданы специально для войны и обладали специфическим мышлением. Ритуал помогал им сосредоточиться на задаче, укреплял их дух.
Они совсем не были похожи на Кустодес. Разве что как двоюродные братья или дальние родственники. Кустодес являлись результатом более древнего длительного процесса подготовки воинов, и процесс этот, как поговаривали, пришлось серьезно упростить и доработать, чтобы массово выпускать Астартес. В целом гвардейцы Кустодес не были выше или сильнее Астартес, но обладали иными особенностями. И не было глупцов, которые решились бы предложить пари на исход состязания между Астартес и Кустодес.
Главные различия лежали в складе ума. Хотя Кустодес в пределах своего круга и были связаны родственными узами, но это не шло ни в какое сравнение с тем чувством братства, которое служило надежным цементом для Легионов Астартес. Кустодес были более независимы — наблюдатели и стражи, привычные к тому, чтобы в вечном одиночестве стоять на посту.
Гвардия Кустодес не окружала себя рабами и сервиторами, помощниками и прислугой. Кустодес даже броню надевали самостоятельно и без лишних церемоний.
— Дорн готовит Дворец к войне, — произнес Амон, скорее констатируя факт, нежели задавая вопрос.
Только Кустодес Первого круга мог настолько свободно обсуждать действия примарха.
— Так мы ее и ожидаем.
— Сейчас — да, — сказал Амон. — Было время, когда мы и не подозревали, что она нам угрожает и что начнут ее наши же люди.
Константин промолчал.
— Что случилось? — спросил Амон.
— Не знаю, что и сказать, — ответил магистр Кустодес. — Я хорошо знал Хоруса и не могу поверить, что гордыня и личные амбиции направили его на этот позорный и возмутительный путь. Полагаю…
— Мне сдается, что Хорус Луперкаль болен, — сказал Константин. — Его постиг душевный недуг. Что-то затуманило его рассудок и сбило с истинного пути все его окружение.
— Ты считаешь, что Хорус Луперкаль сошел с ума? — поинтересовался Амон.
— Возможно. Сошел с ума, или серьезно заболел, или то и другое сразу. С ним случилось что-то такое, чего нельзя объяснить с позиции наших познаний о Вселенной. — Константин посмотрел в сторону высоких окон Дома Оружия и обвел взглядом линию западного крепостного вала, недавно усиленного дополнительными металлическими щитами и оружейными платформами. — Мы должны быть готовы к немыслимому. Война идет к нам, война изнутри. Стороны определились — выбор сделан.
— Звучит как простая констатация факта, — заметил Амон.
— Так и есть, — подтвердил Константин. — Императору угрожают. Мы обязаны его защитить. Мы должны противостоять угрозе. И не наше дело обсуждать происходящее, даже если речь заходит о безумии, охватившем тех, кого мы прежде любили.
Амон кивнул:
— Дворец превращается в крепость. Должен признать, Дорн проделал потрясающую работу.
— Это он всегда умел, как и его Астартес. Укрепления и оборона. В этом с Имперскими Кулаками никто не сравнится.
— Но последние рубежи все равно держим мы, — сказал Амон.
— Это правда.
— В этот раз нам потребуется нечто большее, чем крепкие стены и орудия.
Зажав под мышками свои украшенные плюмажами шлемы, они шли через внутренние покои Дворца от Дома Оружия к башне Гегемона, где находился командный центр Кустодес.
У входа их уже ожидали остальные братья, собравшиеся, чтобы встретить Амона. Склонив головы, они ударили древками Копий Стражей о каменные плиты и разразились громом приветствий и похвал.
Вперед шагнул Гаэдо, чье лицо скрывала тень забрала.
— Амон Тавромахиан, я рад твоему возвращению, — произнес он, пожимая Амону руку.
— Тебе удалось сделать больше, чем любому из нас, — сказал Эманкон.
Вместе они вошли в башню и зашагали через помещения с высокими сводчатыми потолками, чьи стены украшали фрески, настолько старые и потускневшие, что стали практически неразличимы и походили на карандашные наброски, какие делает художник, готовясь к настоящей работе. В проводах, сеть которых пронизала полы под ногами стражей, пульсировали информационные потоки, текущие из необъятных баз данных, хранившихся на нижних уровнях Дворца. Под высокими потолками висели кибердроны, сновавшие из стороны в сторону, подобно косякам рыб в водных глубинах.
Зал Стражи купался в фиолетовом свете огромных гололитических эмиттеров. Всевозможная информация выводилась и плясала в воздухе в куполе призрачного света. Программы сравнения и обработки, запущенные на центральном когитаторе, выпускали в фиолетовый полумрак золотые и красные лучи, связывавшие различные данные в единое целое. Всемирный океан информации и базы Объединенной системы биометрической верификации питали данными ряды кодиферов, собиравших разрозненные сведения, связывавших их, находивших следы. Ячейку сепаратистов в Бактрии выдала простая попытка получить помеченный грифом секретности трактат, находящийся в библиотеке Дельты Нила. Террористы из пропанпацификистов были уничтожены в Архангелусе, после того как их выследили во время покупки оружия в одной из нищих деревушек Нордафрики. Каждый день миллиарды зацепок, ведущих к миллионам тайн, анализировались и изучались Кустодес. Данные тщательно и кропотливо просеивались через переменчивые, текучие слои информационной сферы планеты.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 1:29:40
— Доложите основную проблему на данный час, — потребовал Константин.
Дежурные Кустодес ежечасно выбирали десяток самых значительных находок, требовавших пристального внимания.
— Лорд Сихар, — ответил дежурный.
Десять месяцев прошло с тех пор, как он в последний раз держал в руках Копье Стража. Амон направился к тренировочным залам, расположенным на подземных уровнях под башней, и вызвал на поединок дюжину сервиторов, чьи руки заменяли клинки. Копье плясало и рисовало восьмерки в воздухе, тело вспоминало былые навыки и знания. И когда первая тренировка завершилась и все сервиторы были изрублены и поломаны, он потребовал новых соперников для следующего раунда.
«Как же мы все-таки много времени тратим на подготовку! — задумался Амон. — Кровавые Игры, тренировки — все это только пантомима, которую мы разыгрываем в ожидании подлинной войны».
Амону и самому не нравилось то легкое возбуждение, которое он сейчас испытывал. Приближалось время серьезной работы. Сколь бы ни были омерзительны и чудовищны грядущие события, но Кустодес наконец предстояло оставить все эти игры и взяться за то дело, ради которого их создавали.
Но было бы недостойно радоваться неизбежности войны. Покончив со второй группой сервиторов, он заставил себя сосредоточиться на деле Сихара.
— Этот вопрос уже расследуется, — сказал вначале Константин.
— Меня не было десять месяцев, — возразил Амон. — Я чуть не заржавел и к тому же устал от праздности, и теперь мне просто необходимо поработать над достойной задачей, чтобы прийти в себя. Прошу вас оказать мне эту любезность.
Константин кивнул. Дело лорда Сихара было передано Амону Тавромахиану.
Кустодес давно присматривались к персоне лорда Ферома Сихара. Наследственный властитель Ги-Бразилии, наиболее могущественного из всех Зюд-Мериканских кантонов, Сихар часто подвергал критике имперскую политику. Его династия благодаря и родословной, и браку была связана с Навис Нобилитэ, что позволило ему создать довольно крупную торговую империю за пределами Терры. Сихар считался одним из пятидесяти наиболее могущественных колониальных феодалов. И только по причине осторожной политической игры Малькадора Сигиллита лорд Сихар не сумел пролезть в Совет Терры. Серьезное беспокойство вызывал тот факт, что Сихар являлся прямым потомком Далмота Кина, одного из последних тиранов, противившихся воле Императора даже в самом конце Объединительных войн. Все понимали, что Император терпит правление лорда Сихара в Ги-Бразилии — а заодно все эти выпады и язвительные замечания в свой адрес — только из-за того, что сейчас требовалось залечить раны, оставленные Объединительными войнами, и приободрить коренное население. Сихар был не только влиятельным человеком, но и красноречивым, умелым политиком. Даже Амон не мог не признать, что лорд часто оказывался прав в своих суждениях и властвовал справедливо и разумно.
В своем сопротивлении имперским порядкам он не заходил настолько далеко, чтобы из-за этого его поместили под домашний арест, как леди Кэлгун Ланаркскую, или же полностью отстранили от правления и обвинили в государственной измене, как Ганса Гаргеттона, канцлера Атлантических Платформ, но все равно к Сихару всегда относились с подозрением.
Закончив тренировки, Амон переоделся в простую рубаху и комбинезон, а затем направился в один из залов собраний, расположенных на этаже над Залом Стражи. Проход туда охраняла всевидящая Сестра Безмолвия, распространявшая вокруг себя ауру предельной бдительности. Он вывел все ключевые данные, касавшиеся дела, на экраны стохастического процессора и приступил к работе, используя понятийные и ретрокогнитивные методы обработки, которым обучали Кустодес.
Сихар, и прежде находившийся под постоянным наблюдением Стражи, стал проблемой номер один после проверки его последней переписки.
Он обладал значительными внеземными владениями. Важнейшим из них был мир Кайетан в Истмус-61, богатая ресурсами колониальная планета, также открывавшая Сихару доступ к приносящим колоссальную прибыль приискам Альбедо Круцис. Его доходы от торговли были столь велики, что многие молодые Дома и младшие дети зюд-мериканской аристократии стремились заключить с ним союз, обеспечивая лорда своей поддержкой. И если бы в Совете Терры вновь освободилось место, то вряд ли кто-то сумел бы помешать Сихару стать консулом.
Хотя все зацепки и были незначительными, но они позволяли составить более-менее цельную картину. Сихар регулярно связывался через астропатов напрямую с губернатором Кайетана, а также с наместниками Круциса II и Семпиона Магникса. Его переписка с ними, в отличие от общения со всеми прочими корреспондентами, была защищена особым шифром, который Кустодес еще не успели взломать. На первый взгляд эта кодировка напоминала трипаттерн Анспрака — так и не разгаданную систему шифрования, использовавшуюся противниками Единения.
Далее ниточки, насколько удавалось проследить посредством тайных дипломатических каналов, тянулись к отдельным кораблям 1102-го и 45-го Имперских Экспедиционных Флотов, а через них — к малозначительным колониям и двум флотилиям снабжения, базирующимся в туманности Чирог. Служба разведки выдвинула гипотезу, что эти корабли, помимо прочих обязанностей, оказывали помощь войскам Бутанской группировки Имперской Армии.
И вот тут возникал вопрос. Если верить слухам, то пятью месяцами ранее несколько подразделений Имперской Армии, входивших в состав Бутанской группировки, поддержали Воителя. Следовательно, существовала некоторая вероятность того, что при помощи столь длинной и специально усложненной цепочки передачи сообщений Сихар списывался с еретиками.
Лорд Сихар Ги-Бразильский, судя по всему, поставлял информацию о происходящем на Терре непосредственно Хорусу Луперкалю.
Судно повернуло, и его серебристый фюзеляж заиграл в лучах солнца, на краткий миг засияв, подобно звезде, в розовеющих верхних слоях атмосферы. Оно являло собой гражданскую модель «Ястребиного крыла», было приписано к Фансиль эт Кие и вылетело с орбитальной станции Зеон-Инд. Просто еще один транспорт, идущий на позывные центрального транспортного маяка Планальто.
У летательного аппарата, способного выходить на орбиту, металлическая обшивка была отполирована до блеска, а широкие, но изящные очертания делали его похожим на гигантского ската с треугольными крыльями и тонкой стрелкой хвоста. Когда корабль заскользил к четырем высоким башням центрального посадочного шпиля Планальто, его тормозные двигатели запылали зеленовато-желтым огнем в навевающем дрему вечернем свете, и прерыватели потока на крыльях поднялись, подобно встопорщившемуся птичьему оперению. На мачтах огромных башен, кажущихся грязно-бурыми на фоне небес цвета индиго, замигали мощные белые прожектора. Двумя километрами ниже пролегла триллионами огней во мраке застроенная городами Ги-Бразилия.
Когда «Ястребиное крыло» выровнялось, готовясь зайти на посадку, его радиомаяки передали идентификационные пакеты данных, отвечая на запросы Администратума Планальто.
Эти данные сообщали о том, что на борту судна находится Элод Гальт, важный чиновник Фансиль эт Кие, прибывший в Ги-Бразилию ради проведения предварительных переговоров с представителями нескольких шахтерских артелей Альбедо.
Согласно проверке Объединенной системой биометрической верификации идентификаторы Элода Гальта были в полном порядке.
На сей раз им предстояла вовсе не Кровавая Игра. Все было взаправду.
Он предпочел бы действовать в одиночку, во всяком случае на первых порах, но следовало придерживаться роли. И чтобы ей соответствовать, Амон нуждался в сервиторах, астропате, а также в пилоте и личном телохранителе. Гаэдо, переодевшийся в простой комбинезон и маску раба, выступал в качестве двух последних. Биометрическое сканирование опознало его как Зухбу — существо без фамилии, всего лишь мигу, приобретенное на Гангетийском рынке тел.
Выдавая себя за Элода Гальта, Амон был вынужден облачиться в роскошный шелковый халат, переливавшийся влажным блеском, подобно нефти на воде, а также в плащ из волчьей шкуры, бесформенную шляпу со слишком широкими полями и нацепить на пояс внушительную, богато украшенную саблю, совершенно бутафорскую и бесполезную в реальном бою. Но более всего его раздражала необходимость снова использовать генератор искажающего поля, чтобы казаться меньше и скрывать свои подлинные размеры.
Шесть сопровождавших его сервиторов — один для вокс-связи, другой для оказания медицинской помощи и проверки пищи, третий для анализа параметров окружающей среды, четвертый для перевода, пятый для ведения записей и шестой для мелких поручений — как один были заключены в изящные корпуса из полированной вороненой стали. Такую свиту и ожидаешь увидеть за спиной видного промышленного негоцианта.
Похожая на раковину посадочная платформа помчала «Ястребиное крыло» вглубь шпиля по огромному туннелю, освещаемому красными и синими проблесковыми огнями. Мимо скользили и другие платформы, опускавшие корабли к ангарам или же поднимавшие их наверх. Прибыв на назначенный уровень, платформа дернулась, замерла и поплыла в сторону, оставляя постепенно остывающее «Ястребиное крыло» в ласковых объятиях стыковочной люльки. Та сомкнула зажимы вокруг судна, точно хищное растение, поймавшее муху, и подняла его в затянутую клубами пара нишу, где корабль уже ожидали грязные сервиторы, грузчики и инженерная группа, вооруженная тросами, лебедками и топливными шлангами.
Как только лампы, освещавшие кабину, сменили цвет с холодного белого на приглушенный желтый, сообщавший, что системы переведены в режим ожидания, Гаэдо поднял взгляд на Амона и спросил:
— Приступим?
Амон кивнул и посмотрел на сервитора:
— Нет ли сообщений от руководства?
Сервитор опустил голову и издал извиняющийся писк.
— Сообщишь мне, если они выйдут на связь, — сказал Амон и надел шляпу.
Гаэдо закрепил на лице рабскую маску, в силу каких-то традиций и протоколов выполненную в форме головы кричащего петуха, и пристегнул кобуру. Раздался лязг замков — люк их судна соединился с воздушным шлюзом. Двери открылись.
В ходе запланированных встреч с агентами рудодобывающих предприятий перед его внутренним взором почему-то постоянно вставал образ разлагающегося тела и личинок, вгрызающихся в раздувшийся труп. Кстати, его собственные «личинки» уже вовсю трудились. При посадке за форсажными камерами «Ястребиного крыла» отошли в сторону фальшивые обтекатели и из стерильных отсеков были выброшены мешочки с червеобразными зондами. Всего числом шестнадцать тысяч, они представляли собой подвижные хромированные ниточки толщиной не более зубочистки. С каждой минутой они все глубже проникали в плоть Ги-Бразилии, распространяясь вширь, вгрызаясь в информационные каналы и системные блоки, прокладывая себе путь к хранилищам памяти, банкам данных, дата-стекам. Одни сумеют найти, другие уничтожат автоматические системы безопасности, третьи пойдут по ложному пути и будут продолжать поиски, пока не иссякнут энергетические батареи, но некоторым из них удастся найти добычу и поделиться ею со своим хозяином.
Сейчас Амон сидел в приемном зале, стены которого были обшиты резными киргизскими панелями, и делал вид, будто ему интересны вопросы объемов добычи руды и образцы силикатных пород, принесенные представителями шахтеров. На самом деле он размышлял о рисках. Заручившись разрешением Константина, они тайно проникли в Ги-Бразилию, но до сих пор ожидали получения полномочий в открытую выступить против лорда Сихара. Если бы их раскрыли, они смогли бы придумать какую-нибудь подходящую причину своему визиту, но вот «черви» явно выходили за пределы их юридических полномочий. Если бы власти Ги-Бразилии обнаружили, что Кустодес прибыли к ним без ордера, да еще и запустили в их информационные системы целое полчище червей-зондов, это вызвало бы бурю возмущения. Ведь это было вопиющим нарушением суверенитета Ги-Бразилии. Союз был по-прежнему хрупок, словно ледяная скульптура — прекрасная, изящная, пока еще целая, но слишком уж ломкая. Сейчас, когда на мир опустилась тень грандиозной и все сильнее распространяющейся измены Хоруса Луперкаля, последнее, в чем нуждался Дворец, так это в восстании континентальных властей на Терре.
— Мы сильно рискуем, — заметил Гаэдо, когда они еще только покидали орбитальную станцию.
— Верно, — согласился Амон, — но, если Фером Сихар и в самом деле тот, кто мы думаем, ожидание — еще больший риск.
Сервиторы принесли напитки. Судя по всему, в Ги-Бразилии царила мода на модели, выполненные из лакированного черного дерева и с суставами из латуни. Сервиторы походили на раздетых детских кукол — фарфоровые, похожие на настоящие лица и кисти, грубо сработанные из древесины тела без малейшего намека на реализм. Сервиторы стремительно перемещались по комнате, предлагая желающим мятную настойку и зеленый чай.
Из окон зала, расположенного на верхних уровнях башни округа Сао Пауло, открывался вид на бескрайние сверкающие Зимние Поля. Источником энергии Ги-Бразилии служил подземный комплекс гигантских реакторов, заключенных в самом сердце города. Чтобы обеспечить безопасную работу всего этого комплекса, потребовалось создать колоссальнейшие системы охлаждения, и, как следствие, вся территория над реакторами круглый год была покрыта ледяным настом. Огромный зимний парк, куда стекалось на отдых все население улья, занимал площадь тридцать квадратных километров в центре Планальто. Со своего места Амон мог видеть крошечные фигурки конькобежцев на замерзшем озере, детей, барахтающихся в снегу и запускающих воздушных змеев, и странные механические игрушки, скользящие по льду. Вдалеке, в желтоватой дымке, повисшей над гладью полей, бесшумно рассекали просторы ледовые яхты под яркими парусами и соревновались друг с другом моторные сани, проносясь мимо светящихся мачт скоростных треков и разбрасывая во все стороны ледяное крошево.
Вновь начались переговоры. Амон сверился с цифровым планшетом, тайно отслеживавшим все данные, поступавшие к вокс-сервитору. Из Дворца до сих пор не поступало разрешения на активные действия.
Следующая встреча проходила в башне-монолите на противоположной стороне Зимних Полей. Чтобы развлечь своего гостя, переговорщики, искренне гордившиеся этой местной достопримечательностью, решили попутно прокатить Элода Гальта на ледовой яхте. Амон изо всех сил старался делать вид, что очень впечатлен.
Хозяин — высокий, одетый в меха мужчина — ожидал их на причале у башни.
— Я — Сихар, — представился он, кланяясь Гальту.
Птолем Сихар был четвертым братом властителя Ги-Бразилии, но использовал родовое имя, чтобы производить впечатление на гостей. Лорд Сихар назначил Птолема на должность исполнительного директора «Кайетан Импорт» — торгового консорциума и компании-перевозчика, основанных специально для управления несметными запасами полезных ископаемых этого государства.
Глаза Птолема Сихара имели темно-зеленый оттенок, что выдавало в нем заядлого курильщика сабена. Хоть он и был крупным мужчиной, с гордостью носившим на щеке дуэлянтский шрам, но опасности не представлял. Его тело было рыхлым, непривычным к регулярным физическим нагрузкам. Интеллектом он тоже не блистал. Всего нескольких минут хватило Амону, чтобы удостовериться, что Птолем Сихар — непрошибаемый болван.
Совсем другое мнение сложилось у Кустодес о свите высокопоставленного чиновника. Помимо привычных уже сервиторов, его сопровождали четверо охранников, облаченных в пластинчатые зеленые доспехи. Воины армейского крыла Ги-Бразилии, известного как Драки и состоявшего исключительно из бывалых, умелых солдат. Амон нисколько не сомневался в том, что Драки, защищавшие брата правителя, входили в специальные ветеранские подразделения.
Также за Птолемом повсюду следовал еще один человек, облаченный в угольного цвета бархатный френч, накинутый поверх блестящего черного бронежилета. Сихар представил своего спутника как Ибн Норна, одного из легендарных и уже почти исчезнувших Черных Люциферов. Могущество и богатство лорда Сихара позволили ему нанять для каждого члена семьи телохранителя из этой древней элитной Искьянской бригады.
Сопровождаемый Гаэдо в петушиной маске и вереницей металлических сервиторов, Амон присоединился к Птолему Сихару на пристани и направился к башне. По пути они беседовали о зимних видах спорта, о приближающейся войне и о том, как она скажется на торговле. Кустодес чувствовал, что Черный Люцифер внимательно наблюдает за гостями своего нанимателя.
Еще только поднимаясь на гравитационную платформу, которая должна была доставить их к верхним ярусам башни, Амон был уже абсолютно уверен в том, что Ибн Норн знает об искажающем поле, хотя и понятия не имел, что именно его выдало. Черные Люциферы славились своей проницательностью и острым умом не меньше, чем умением убивать. И теперь Ибн Норн знал, что Элод Гальт как минимум что-то недоговаривает или, что еще хуже, таит в себе какую-то опасную ложь.
Но отступать было поздно. Все еще надеясь дождаться разрешения от начальства, Амон начал деловую беседу с Птолемом Сихаром. Переговорщики расположились за столом красного дерева, установленным на радиальной платформе на одном из надоблачных этажей башни. Сихар легко отвлекался на посторонние темы, чем и пользовался тянувший время Амон, переводя разговор на такие совершенно не имеющие отношения к делу вопросы, как орбитальное виноградарство, прорывы в области геронтологии, прогнозы астрологов и полезность изучения отмерших религий для разработки современной системы этических ценностей.
В течение всего этого времени Амон думал о зондах, прогрызавших, подобно трупным червям, себе путь в темные уголки и кибернетические каналы Планальто. Он размышлял об увиденном по пути к Ги-Бразилии: города-ульи, укрывшиеся за противометеоритными щитами; отряды рабочих, восстанавливающих оставшиеся после последних войн бастионы и автоматические системы обороны; океанические платформы, способные переключаться в подводный режим, чтобы медленно погрузиться в спасительные глубины. Его родной мир готовился к появлению предателей и, вероятно, величайшему холокосту из всех, какие доводилось пережить человечеству. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы даже помыслить об отступлении.
Воспользовавшись запланированным перерывом, Амон проверил входящие сообщения при помощи коммуникационного сервитора. Из центра так ничего и не поступало. И на информационном планшете не было никаких полезных сведений от зондов. В частности, ему так и не удалось продвинуться в расшифровке той версии трипаттерна Анспрака, что использовалась в подозрительных сообщениях.
Раздался звонок, и Амон решил, что это сигнал возвращаться за стол переговоров. Но атмосфера вокруг неожиданно переменилась. Птолем Сихар, сопровождаемый помрачневшей, перешептывающейся свитой, попятился к выходу. Несколько информационных дисплеев, расположенных на платформе, потемнели.
«Будь наготове», — знаками приказал Амон стоящему рядом Гаэдо.
— Лорд Гальт, — произнес один из Драков, подходя ближе, чтобы привлечь его внимание, — боюсь, возникли неожиданные осложнения. Мы вынуждены приостановить переговоры, пока все не будет улажено. Мой господин просит простить его за доставленные неудобства.
— А какого рода эти осложнения? — спросил Амон.
— Нарушение режима секретности, — неопределенно ответил Драк.
— Поконкретнее сказать не можете?
— Произошло просто возмутительное нарушение наших прав. Акт, оскорбляющий сам факт нашей… — Драк заставил себя остановиться. — Прошу прощения, но я не вправе обсуждать это. Скажу только, что дело касается вопроса нашей независимости.
— И в самом деле звучит серьезно, — с неподдельной тревогой в голосе произнес Элод Гальт. — Полагаю, мне следует вернуться на орбитальную станцию?
— Нет, сэр. — (Все обернулись. Как оказалось, к ним присоединился Ибн Норн, Черный Люцифер.) — Системы безопасности Планальто проходят сейчас доскональную проверку. Ваш отлет привел бы нас только к ненужным осложнениям, да и вы вряд ли получили бы большое удовольствие от постоянных задержек и обысков. Мы уже распорядились выделить вам покои в этой башне, где вы сможете с комфортом отдохнуть, пока не будет улажено это недоразумение.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 1:29:51
«И где вы сможете проследить за нами», — подумал Амон. Элод Гальт же благодарно поклонился.
Покои лежали на шестидесятом этаже. Как только их эскорт отправился восвояси, Гаэдо поспешил проверить выделенные им комнаты на наличие устройств слежения, используя для этого сканеры, встроенные в тело сервитора-дегустатора.
— Боюсь, я буду вынужден просить вас проявить уважение к вопросам нашей территориальной целостности и временно воздержаться от пользования вокс-сервитором, — весьма выразительным тоном произнес Ибн Норн, прежде чем скрыться за дверью.
Впрочем, дисплей сервитора в любом случае показывал, что все вокс-каналы заблокированы.
Гаэдо снял крышку со спины сервитора-секретаря и включил спрятанный под ребрами компактный когитационный анализатор. Задействовав программы внедрения, написанные столь мастерски, что ни одна из систем Ги-Бразилии не могла их обнаружить, он подсоединился к дата-сфере Планальто.
— Наши зонды вычислили, когда они проникли в информационные хранилища Администратума, — сообщил Гаэдо. — Должен заметить… — Он торопливо просматривал полученные сведения. — Должен заметить, это вызвало серьезный резонанс. По всему Планальто вводится режим безопасности «янтарь-шесть». Местный парламент созван на срочное заседание, чтобы обсудить этот инцидент. Все разведывательные ведомства отчаянно спорят о том, является ли вторжение в базы данных результатом деятельности иностранных агентур или простым промышленным шпионажем.
— Если Сихар и в самом деле виновен, — произнес Амон, — он может и догадаться как о подлинной причине происходящего, так и о том, кто подкинул ему эти зонды. Как думаешь, сколько у них уйдет времени, чтобы отследить червей?
— До самого запуска зонды были полностью стерильны и прежде не использовались, — ответил Гаэдо. — Но за время работы, без сомнения, нацепляли на себя весьма определенные микрочастицы. Толковый эксперт сумеет отследить их до нашего корабля всего за несколько часов.
— И нас уже подозревают, — заметил Амон.
— Уже?
— Тот Черный Люцифер сразу понял, что мы не те, кем пытаемся казаться. Полагаю, сейчас они ждут только получения явных свидетельств, чтобы нас схватить.
— А мы так и не получили ордер, — сказал Гаэдо.
Амон медленно кивнул.
— Но им-то об этом неизвестно, — произнес он.
Гаэдо промолчал, пристально вглядываясь в дисплей когитационного анализатора.
— Что еще? — спросил Амон.
— Парламент распорядился инициировать зачистку всех информационных систем, чтобы вычислить и уничтожить зонды, — ответил Гаэдо. — Приказ подписан лично Феромом Сихаром, председательствующим в правительстве. Но это еще не все… Мне удалось достучаться до зондов. Семь из них сумели проникнуть в архив связи Планальто, и один в итоге наткнулся на подшивку переписки лорда Сихара за последние семь месяцев.
— Расшифровали?
Гаэдо покачал головой:
— Нет, этот код так и остается неприступной стеной. Зато индексы отправителя и получателя ни на одном из посланий зашифрованы не были. Их хранят в простом бинарном виде. Сейчас проверю весь этот список на совпадения с нашей базой. Сейчас… сейчас…
По крошечному экрану миниатюрного устройства побежали плотные строчки данных.
— Подтверждено четыре совпадения, — прошептал Гаэдо. — Четыре, понимаешь? И всякий раз это, без всяких сомнений, оперативный код «Духа мщения».
Флагман Луперкаля.
Амон кивнул:
— Вот и все. Ничего больше и не требовалось. Начинаем.
Ударные отряды могли бы добраться в Планальто из Дворца менее чем за двадцать пять минут после вызова, но Амон понимал, что ничего хорошего из этого не вышло бы. Неприкрытые боевые действия привели бы только к ухудшению обстановки. Ему и Гаэдо надо было самим взять лорда Сихара под стражу, а затем уже, проведя тщательное расследование, отловить и всех его сообщников.
Он извлек из кармана халата пульт активации, нажал на кнопку и приказал:
— Доставить экипировку.
Один за другим раздались два громких хлопка, когда телепорт переправил два металлических ящика с борта «Ястребиного крыла». Окутанные облаками пара, они упали прямо на ковер. Резким перепадом давления выбило два окна. В коридорах завыла тревожная сирена, приведенная в действие неожиданным появлением контейнеров и излучаемыми ими энергетическими спектрами.
Гаэдо и Амон поспешили откинуть крышки ящиков. Внутри лежали бережно упакованные золотые доспехи Кустодес и разобранные на составные части Копья Стражей.
Группа захвата, состоящая из бойцов Драков и возглавляемая Ибн Норном, ворвалась в комнату менее чем четыре минуты спустя. Но покои уже пустовали. В выбитое бронированное окно задували порывы ураганного ветра.
Ибн Норн обвел взглядом открытые пустые ящики и валяющуюся на полу одежду. Кроме того, он увидел петушиную маску, бутафорскую саблю и провода скинутого в спешке генератора, искажающего поля.
Затем Черный Люцифер подошел к окну и высунулся в него, подставляясь потокам свирепствующего ветра. Далеко внизу он увидел крыши башен и улицы Планальто. Вдали, над бескрайними сверкающими просторами Зимних Полей, вздымался Парламент.
Ибн Норн активировал антигравитационный модуль и выпрыгнул из окна.
Здание Парламента представляло собой роскошное строение из посеребренной стали, с колоннами белесого камня, напоминавшего полированную слоновую кость. Вокруг разносился перезвон колоколов, призывая делегатов, чиновников и вельмож укрыться в убежище или же спрятаться за спины телохранителей. Все подступы к зданию были перекрыты несколькими тысячами солдат Драков, и старательнее всего охранялась широкая главная лестница, поднимающаяся прямо от причалов Зимних Полей.
Гаэдо и Амон приземлились на крыше самого большого из прибрежных строений, и их ноги потревожили снежную крупу, тут же подхваченную ветром. Выключив прыжковые ранцы, они присмотрелись к происходящему впереди.
— Такое чувство, что мы серьезно разворошили этот муравейник, — прошептал Гаэдо.
Амон дотронулся до его руки и кивнул.
Возникшая в ледяном небе черная фигура с удивительным проворством обогнула шпиль сторожевой башни и приземлилась на главной лестнице в самой гуще столпившихся солдат.
— Задействовать сканеры! — прогремел приказ Ибн Норна. — Они уже здесь! Обыщите все, найдите их!
Гаэдо и Амон дружно спрыгнули с крыши и плечом к плечу направились к лестнице.
Вокруг суетились Драки, сверяясь с портативными сканерами или же пытаясь извлечь из ящиков более серьезное оборудование. Раздавались взбудораженные голоса. Орудийные расчеты растянулись вдоль всего берега, устанавливая пушки на треножники и внимательно наблюдая за ледяным полем. Почти над головами людей проносились корабли огневой поддержки.
Кустодес тем временем неторопливо поднимались по ступеням, обходя взволнованных солдат, и прошли в каких-то трех метрах от Черного Люцифера. Норн выкрикивал приказы, пытаясь организовать оборону здания.
В Парламент они вошли, не встретив сопротивления. В гулком главном зале полным ходом шла эвакуация — местные вельможи один за другим поднимались со своих мест и под бдительным присмотром вооруженных Драков вереницами текли к выходам.
Лорд Сихар так и восседал под балдахином на троне из черного дерева, возвышавшемся над скамьями и младших, и старших Домов. Он оказался человеком весьма благородной наружности, облаченным в одеяния зеленого и красного цветов, и был несколько моложе, чем представлял себе Амон. Рядом нетерпеливо переминался с ноги на ногу охранявший его Черный Люцифер, стремясь увести хозяина в безопасное место, но Сихар продолжал работать над документами, предоставленными ему делегатами и писцами, и оживленно переговаривался с советником по вопросам парламентского протокола.
— Постарайся не причинить ему вреда, — проинструктировал Амон товарища. — Для допроса он понадобится нам живым.
— Но его Люцифера нам, скорее всего, придется убить, — откликнулся Гаэдо.
— Не возражаю, но только в том случае, если попытается сопротивляться. И одним выстрелом. Пальба мне тут не нужна.
Не дойдя тридцати метров до трона, они скинули плащи невидимости.
— Сихар Ги-Бразильский, — провозгласил Амон, — именем Адептус Кустодес объявляю вас врагом Терры. Не пытайтесь сопротивляться.
Сихар, его советник, делегаты и писцы обернулись, в испуганном удивлении воззрившись на незваных гостей. Один из клерков не выдержал и в паническом ужасе бросился к дверям. От двух золотых гигантов в увенчанных плюмажами шлемах не приходилось ждать ничего хорошего.
Черный Люцифер украдкой потянулся к оружию.
— Первое предупреждение! — прорычал Гаэдо, нацеливая на него копье.
Сихар поднялся с трона, явно сохраняя куда большее самообладание, чем его окружение. Со своего помоста он пронзил взглядом двух Кустодес в сверкающих доспехах.
— Это недопустимо, — заговорил он. Несмотря на проявленную отвагу, лорд не сумел скрыть предательскую дрожь в голосе. Не было на свете такого человека, который не испытал бы страха, столкнувшись лицом к лицу с Адептус Кустодес. — Это совершенно недопустимо. Вы осмелились попрать суверенитет Ги-Бразилии. Я потребую, чтобы ваш господин принес извинения за этот…
— Он не только наш, но и ваш господин, — отрезал Амон.
Сихар моргнул:
— Я… не понимаю.
— Вообще-то, как предполагается, он и ваш господин тоже, — повторил Амон. — И сейчас вы пройдете вместе с нами и ответите на ряд вопросов, позволяющих заподозрить в вас предателя. Спускайтесь сюда.
Внезапно зал осветила яркая вспышка, за которой тут же последовали и другие. Долю секунды Амон думал, что кто-то бросил в него гранаты, но тут же отверг эту мысль. Вспышки представляли собой не что иное, как телепортационные огни.
Между Кустодес и их целью возникли семь фигур. Шесть из них были облачены в полную броню Адептус Астартес, и Амон тут же узнал хускерлов Имперских Кулаков. Как только телепортационные ауры рассеялись, Астартес одновременно шагнули вперед и, залязгав предохранителями, нацелили болтеры на Кустодес.
Седьмой из новоприбывших был самым высоким из них и кутался в плащ красного бархата, богато украшенный золотой вышивкой. Его белоснежные волосы были коротко подстрижены, а благородное лицо казалось обветренным и усталым.
— Милорд… — произнес Амон, склоняя голову перед примархом.
— Я имел в виду и вас, — добавил Дорн, глядя на Кустодес.
Амон и Гаэдо продолжали держать трон под прицелом своих копий.
— Милорд, Фером Сихар — предатель и шпион, — напряженно произнес Амон. — Посредством сетей, раскинутых его торговой империей, он общается с Воителем и прочими взбунтовавшимися безумцами. У нас есть все основания и доказательства, чтобы арестовать и допросить этого человека. Он пойдет с нами.
— Или что? — поинтересовался Дорн, мягко, чуть удивленно улыбаясь.
— Он должен отправиться с нами, милорд, — не отступал Амон.
Дорн кивнул.
— Подлинный пример отваги и верности, верно, Архам? — произнес примарх.
— Бесспорно, милорд, — откликнулся командир хускерлов.
— Они готовы вступить в бой с шестью Астартес и самим примархом, чтобы выполнить свой долг, — сказал Дорн.
— Знаете, вы почти убедили меня позволить вам попробовать пройти, — заметил Дорн. — Но, сами понимаете, я был бы вынужден причинить вам боль.
— Вы можете попытаться, — ответил Гаэдо и добавил: — Милорд.
— Довольно, — отрезал Дорн. — Архам?
Командир свиты шагнул вперед.
— Лорд Сихар Ги-Бразильский и в самом деле шпион, — совершенно спокойным голосом признал Архам. — Он регулярно переписывается с Хорусом Луперкалем и снабжает предателей разведывательными данными.
— Значит, вы признаете это? — спросил Амон.
— Он наш шпион, — произнес Дорн. Примарх подошел к Амону вплотную. Два гиганта возвышались над всеми остальными в этом зале. — Я делаю все возможное, чтобы усилить оборону Терры в преддверии грядущей войны. И одних только стен и орудийных платформ тут совершенно недостаточно. Нужна информация. Надежные, точные данные. Полезные сведения. Лорд Сихар не менее верен Императору, чем ты или я, но благодаря репутации критика имперской политики стал отличной кандидатурой для проникновения во вражеский стан. Теперь Хорус полагает, что у него есть друзья на Терре — союзники, готовые восстать и присоединиться к нему.
— Ясно, — сказал Амон.
— К прискорбию, — продолжил Дорн, — вся эта шумиха наверняка скомпрометировала Сихара. Боюсь, придется использовать других шпионов.
— Милорд, — произнес Амон, — мы — Кустодес. Мы, как и вы, защищаем Терру и Императора. Разве вам не показалось разумным поделиться с нами информацией о подлинной роли Сихара?
— Разумеется, — ответил Дорн. — Верные псы надевают личины волков и испытывают системы защиты на мельчайшие недостатки и уязвимости. Мне неоднократно доводилось читать ваши доклады, чтобы приспособить сделанные выводы для улучшения укреплений.
— Тогда, полагаю, — предложил Амон, — мы можем расценивать сложившуюся ситуацию как еще одну Кровавую Игру? Нам удалось найти слабину и понять, что все, кто служит Императору и защищает его, объединены общей целью и должны обмениваться информацией.
Вздымая за собой облако ледяных брызг, сани устремились прочь от причала. Это была мощная двухместная машина кобальтово-синего цвета, с приподнятым носом и массивными полозьями. На корме располагались закрылки стабилизаторов, на которых зеленым огнем пылали ионные двигатели. Сани мчались по Зимним Полям, скрипя, точно нож, скребущий по стеклу.
Чет, или как там его звали на самом деле, не потрудился даже отвязать стыковочный трос. Он на бегу расстрелял двух рабочих причала, вышедших из здания, чтобы разобраться в причинах странной шумихи, и прыгнул за штурвал саней, сразу же захлопнув над собой защитную крышку.
Амон приземлился на причал как раз в тот миг, когда сани готовились сорваться с места. От падения огромного, закованного в броню воина каменные плиты пошли трещинами. Натянувшиеся тросы лопнули с оглушительным треском. Амон едва успел ухватиться за один из них, когда машина пришла в движение. Увлекаемый тросом, он слетел с пристани и рухнул животом на лед, заскользив, подобно седоку, отчаянно цепляющемуся за поводья сбросившего его скакуна. Ледяное крошево летело в глаза и слепило. Казалось, еще чуть-чуть, и даже Амону не хватит сил удержаться. Сани продолжали набирать скорость, и Кустодес почувствовал, что его броня начинает сминаться. Он крутился и подскакивал, отчаянно цепляясь за трос, но хватка его стремительно ослабевала.
Амон отцепился и прочертил широкую дугу, вбивая тяжелые сапоги в лед, чтобы остановиться. Как только ему это удалось, Кустодес вскочил на ноги.
Сани продолжали катиться прочь. Лыжники и ледовые яхты панически брызнули в стороны. Машина уже сшибала флажки на трассе для конькобежцев.
Позади раздался очередной взрыв. Над Парламентом вновь вскинулся фонтан пламени и дыма.
— Амон! Амон! — закричал вокс голосом Гаэдо.
— Слушаю.
— Ты где?
— Продолжаю преследование. Убийца уходит по ледяному озеру. Что с примархом?
— Только что получил подтверждение от Имперских Кулаков, — доложил Гаэдо. — Примарх успел покинуть Парламент, прежде чем детонировала первая бомба.
— А лорд Сихар?
— Погиб, как и еще восемь представителей правительства. Держись, Амон. Я уже вызвал вертушку. Буду у тебя через…
— Ждать некогда, — ответил Амон, включая прыжковый ранец.
Реактивный двигатель вознес Кустодес к небесам. С высоты он увидел, что убийца повернул сани на запад, прорываясь сквозь строй яхт.
Лорда Сихара прикончил его же собственный Черный Люцифер, личный телохранитель по имени Гэн Чет. Во всяком случае, именно так представил его Амону Ибн Норн. Но, скорее всего, уже на тот момент под черной рясой таился совсем другой человек. Или, что еще хуже, Гэн Чет с самого начала был не тем, за кого себя выдавал.
Как выяснилось, Луперкаль тоже успел обзавестись двойными агентами. Раз уж псы стали волками, то и волкам имело смысл поиграть в собак. Примарх Дорн был вынужден выдать подлинную суть лорда Сихара, чтобы успокоить Амона. Но Черный Люцифер все это время был рядом. Шпион Хоруса. Тайна Сихара оказалась раскрыта. Лорд внезапно оказался слабым звеном, от которого следовало избавиться, и врагом, которого следовало покарать.
Взрыв бомбы решил для Луперкаля эту проблему. Центральный зал Парламента был уничтожен, крыша здания обвалилась. Ударная волна отшвырнула Гаэдо и Амона, и те, проломив деревянные перекрытия, упали в помещение для голосования консулов. Амон первым сумел подняться на ноги.
Убийца бросился наутек. Оставив за собой по крайней мере еще одну бомбу, он стремился удрать. Как раз это и вызывало массу вопросов у Амона. Подобные наемные убийцы думали только о задании. И задание зачастую заканчивалось для них либо казнью, либо самоубийством. Неужели этот рассчитывал уйти?
Крайне сомнительно. Но чего же он тогда пытался достичь?
Амон настиг удирающие сани. Выставив перед собой руки, он врезался в машину, подобно молнии, вдребезги разнеся рубку. Ураганный ветер подхватил осколки стекла и унес их прочь. Амон изо всех сил старался удержаться. Люцифер одновременно пытался совладать с санями и нашарить оружие. Машина дернулась в сторону, и Амон соскользнул, едва успев ухватиться за вздернутый нос саней.
Вонзая пальцы в металлическую обшивку, Амон пополз к противнику. Тем временем убийца успел найти оружие. Он выстрелил в Кустодес, неуклонно приближающегося к кабине, и болт просвистел возле самого уха стража. Сани разогнались практически до предельной скорости. Амон подтянулся и начал вползать в кабину. Убийца выстрелил вновь, и на сей раз заряд угодил в гигантского Кустодес, разбрызгивая его кровь по ветру.
Амон нанес удар с правой руки, сминая черный металлический шлем и превращая в багровую кашу череп.
Труп убийцы откинулся назад, и сани бешено закружились. Стараясь не упасть, Амон вполз внутрь, чтобы остановить двигатели.
И вот тогда он увидел то, что лежало на заднем сиденье.
Еще одна бомба — куда больше и мощнее, чем две другие. Теперь все стало понятно. Убийца и в самом деле планировал самоубийство. Собирался завершить свою миссию, доставив сани в самый центр Зимних Полей и активировав заряд. Взрыв должен был уничтожить реакторы Ги-Бразилии, погребенные под слоем льда. А те, в свою очередь, испепелили бы весь Планальто. Терра познала бы гнев Хоруса Луперкаля.
Едва удерживаясь на безумно содрогающихся санях, Амон пытался различить показания таймера, но чрезмерно яркий свет не позволял ему сделать это.
Поддавшись отчаянию, Кустодес выдрал из своих доспехов телепортатор. На точную корректировку и перекалибровку времени не оставалось, некогда было даже ввести полный набор координат. Амон изменил лишь высоту, добавив к ней пару километров, нажал на кнопку активации и швырнул устройство в кабину.
А затем — прыгнул. Большая часть саней исчезла даже прежде, чем он упал на лед. Раздался отчетливый хруст костей, и Амон кубарем прокатился еще тридцать метров. Мимо пронеслись отрезанные телепортационным лучом закрылки и хвостовая часть саней, разбрасывая пылающие искры и роняя обломки.
Почти потерявший сознание, Амон наконец остановился и устремил взгляд в лиловое зюд-мериканское небо.
На высоте пары километров неожиданно возникла яркая вспышка, развернувшаяся в слепяще-белый цветок света. Затем Кустодес прижали к земле звуковая и ударная волны.
Под стенами Дворца, во мраке гималазийского вечера, верный сторожевой пес поднялся со льда и отряхнулся. Он был ранен, но почти вся кровь на его шерсти принадлежала волку, только что рухнувшему с разорванным горлом.
Прихрамывая, пес побрел к воротам, роняя в снег капли крови. Его дыхание поднималось паром в холодном вечернем воздухе.
Позади него из мглы выходили новые и новые волки, подступая все ближе к стенам Дворца.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 1:30:04
Wolf at the Door Волк у Ворот Автор: Mike Lee. Источник: сборник Tales of Heresy.
До рассвета оставалось еще около двух часов, когда колонна бронетехники покинула охваченный пожарами город и с грохотом помчалась по широкой мощеной дороге, уходящей на запад. Некогда этот путь служил для переправки тиранам Кернунноса богатств, награбленных в десятках других миров. Колонна растянулась более чем на километр и с высоты напоминала извивающегося дракона, закованного в стальную чешую. Во главе строя ползли тяжелые танки Имперской Армии, потрепанные и покрытые толстым слоем копоти в ходе ожесточенных боев за столицу планеты; следом шли низкобортные «Химеры», перевозящие элитные подразделения Арктурианских Драгун. Именно эти воины и стали острием атаки на твердыню тиранов, именно они первыми ворвались в полуразрушенный дворец. Кровью и отвагой заслужили они право присоединиться к общему строю и принять участие в предстоящей церемонии.
Машины медленно, но целеустремленно шли сквозь объятую пожарами ночь; дорога змеилась мимо необъятных космодромов, усеянных обгоревшими обломками величественных кораблей-сокровищниц. От одной из взлетных площадок остался лишь глубокий кратер, чьи стенки, словно залитые стеклом, все еще продолжали светиться, — там, пытаясь избежать участи, уготованной всему Кернунносу, погибло судно, настигнутое первыми же залпами орбитальных орудий. Пламя, вырвавшееся из разрушившихся реакторов, охватило множество напуганных беженцев, а взрывная волна, словно игрушки, разбросала стоявшие рядом яхты. Их обгорелые остовы устилали землю на многие километры вокруг.
За космодромами простирались безбрежные поля, над которыми возвышались здания перерабатывающих заводов, — когда-то они служили основным источником продовольствия для обитателей города. Но теперь там, где некогда выращивали пшеницу, кукурузу и культивированную иву, были лишь воронки от взрывов да сгоревшие танки. Посреди пепелища пировали стаи падальщиков, привлеченные запахом горелого мяса. Тот там, то тут можно было увидеть остовы двуногих боевых машин, подчинявшихся тиранам. Их конечности были изрешечены огнем лазерных орудий, а корпуса зияли пробоинами, обрамленными лепестками разорванного металла. Проезжая мимо полей, экипажи танков тщательно изучали местность при помощи ауспиков и расстреливали из тяжелых стабберов мелкие группки беженцев — мужчин, женщин и детей.
Примерно в тридцати километрах от города дорога скрывалась за затянутыми дымом холмами, позади которых виднелась цепь невысоких гор, называемых аборигенами Елисейскими. С древнейших времен эти предгорья служили излюбленным местом отдыха тиранов и их верных сенаторов, но орбитальной и наземной артиллерии хватило всего лишь шести часов, чтобы живописные пейзажи превратились в изуродованную, изрытую оспинами воронок пустыню. От роскошных особняков некогда могучих властителей остались лишь груды пепла, впрочем, как и от соседствовавших с ними поселений и леса.
Тираны попытались укрыться в этих горах после того, как их хваленый флот был полностью уничтожен в сражении за самую большую из лун Кернунноса. В глубинах Елисейских гор было обустроено убежище, высеченное в скальной породе еще во времена Эпохи Раздора, прежде чем Древняя Ночь разрушила первую межзвездную цивилизацию Человечества. Этот бункер был создан для того, чтобы защитить местную элиту от ужасных порождений варпа, разгуливавших по планете, и за минувшие столетия неуязвимость крепости вошла в легенды. Это был последний форпост надежды, способный устоять даже в огне Армагеддона.
Бронетехника грохотала, взбираясь по горной дороге, минуя поваленные деревья и сожженные машины, преграждавшие путь. Ориентируясь по сделанным с орбиты фотографиям, победители проезжали разоренные деревни и сгоревшие поместья, приближаясь к крепости по изрытой колдобинами грунтовой дороге. Скальный массив был безнадежно изуродован лучевым оружием и орбитальной бомбардировкой, всю растительность на его склонах уничтожили страшные взрывы. В глубоких воронках лежали оплавленные остатки лазерных батарей орбитальной обороны, пытавшихся сдержать натиск кораблей Империума.
Когда две трети пути уже было пройдено, дорога неожиданно вышла на широкое искусственное плато, образующее полку на склоне горы и выстланное феррокритом. Повсюду валялись обломки армейских орнитоптеров, вокруг которых лежали обгоревшие тела их экипажей. На западном краю плато виднелись скрытые под каменным козырьком гладкие стальные ворота.
Бронетехника рассредоточилась, занимая строго оговоренные позиции. Остановившись, «Химеры» опустили рампы, изрыгая батальоны закаленных в боях драгунов. Зазвучали отрывистые приказы и забористая ругань сержантов — гвардейцы приступили к расчистке территории, оттаскивая тела погибших в стороны, пока танки сдвигали уничтоженные орнитоптеры к краям плато. Спустя каких-то полчаса площадка была полностью приведена в порядок, и войско, разбившись на роты, выстроилось в две длинные колонны вдоль краев искусственного уступа. Далеко на востоке ночное небо освещалось янтарным заревом пожарищ, охвативших величественный город.
Примерно за пятнадцать минут до рассвета из-за горизонта донесся металлический гул, и вскоре уже затянутое свинцовыми тучами небо задрожало от все усиливающегося рева. Тяжелые облака над плато пришли в движение, озаряемые холодным синим светом, становившимся ярче с каждой секундой. Наконец их непроницаемая завеса словно взорвалась — и в небе возникли хищные профили трех «Грозовых птиц»; завывая посадочными двигателями, летающие машины выпустили шасси, и вскоре опытные пилоты уже остановили каждую из них точно на заранее подготовленной треугольной площадке.
Едва успев коснуться земли, «Грозовые птицы» опустили пандусы. В багровом свете бортовых ламп вырисовались силуэты могучих, закованных в броню великанов.
Над выстроившимся воинством разнеслись крики сержантов, и драгуны, залихватски притопнув каблуками подкованных сапог, вытянулись по стойке «смирно». На опаленную землю Кернунноса сходили Волки Императора.
Стальные сходни загремели в такт шагам сбегавших по ним облаченных в серые доспехи воинов, сжимающих в руках тяжелые болтеры. Космические Волки, VI Легион Императора, генетически усовершенствованные люди, являющие собой воплощение боевой мощи Империума. В их облике удивительным образом соединялись новейшие технологии и память о былых веках. Сервоприводы гудели под пластинами силовой брони второго поколения «Крестоносцев»; воины внимательно осматривались, оптическая аугметика их шлемов проверяла зону высадки на всех визуальных диапазонах, начиная с инфракрасного и заканчивая ультрафиолетовым. И в то же самое время широкие плечи воинов покрывали волчьи и медвежьи шкуры, а к помятым в частых сражениях нагрудникам крепились обереги, выполненные из железа, дерева и костей. Каждый десантник имел при себе меч либо топор, а некоторые с гордостью носили на закрепленных на поясах крючьях жутковатые боевые трофеи — покрытые позолотой черепа или экзотическое оружие. Когда Волки Императора шествовали мимо, даже самые бывалые ветераны Арктурианских Драгун отводили глаза.
Десантники рассредоточились и выстроились перед «Грозовой птицей», разбившись на отряды. Еще раз осмотрев плато, воины вскинули болтеры на караул, и головному кораблю было отправлено беззвучное сообщение. В точно установленный момент, когда небо на востоке окрасилось первыми лучами зари, по рампе передней из «Птиц» спустился Булвайф, Волчий Лорд Тринадцатой роты Космических Волков и командующий Девятьсот пятьдесят четвертым Экспедиционным Флотом. За ним следовали его старейшие лейтенанты и герои Волчьей Гвардии.
Они потрясали воображение своим великолепием: силовая броня была начищена до зеркального блеска и украшена сияющими наградами за отвагу, проявленную на многочисленных полях сражений. На серых наплечниках сверкали отлитые из золота волчьи головы, удерживающие потрепанные пергаментные листки, на которых были начертаны боевые клятвы и молитвы, обращенные к Всеотцу. Серебряные медали и украшенные рунами железные медальоны, свисавшие с их шей, повествовали о доблести, проявленной в борьбе с бесчисленными врагами Человечества. С плеч элитных Астартес ниспадали качественно выделанные шкуры, некогда принадлежавшие самым могучим полярным медведям и волкам, а к поясам были приторочены ценнейшие из трофеев — золоченые клыки, разрубленные черепа и фаланги пальцев лучших из вражеских воинов, поверженных десантниками в личной схватке. Но броня Булвайфа была особенно роскошна: выкованная мастерами-оружейниками далекого Марса и украшенная золотым орнаментом, изображающим сцены сражений. Кирасу и бронированный пояс, набранный из адамантиевых пластин, усеивали трофеи, собранные Лордом в десятках тяжелых кампаний, а на голове его сверкал обруч из кованого золота. Рукой в латной перчатке командующий сжимал тяжелый боевой топор, посаженный на стальную рукоять, обвитую полосками дубленой тюленьей кожи, а встроенный блок генератора силового поля был украшен рунами победы и смерти.
С мрачным лицом Булвайф прошествовал мимо отделений почетного караула и подошел к входу в крепость. За ним следовали два воина, не сводившие внимательного взгляда с массивных дверей.
— Они задерживаются, — проворчал Хальвдан Гибельный Глаз.
Даже в самые мирные времена первый лейтенант Булвайфа был угрюмым и задумчивым и на поле боя чувствовал себя гораздо уютнее, чем в бражном зале. Его жесткие медно-рыжие волосы, подернутые сединой, были заплетены в две тяжелые косы, спадавшие на нагрудник, а всю нижнюю часть лица скрывала колючая борода. Нос его очертаниями более всего походил на лезвие топора, острые скулы исчертила сетка старых шрамов.
Под густыми бровями лишь один глаз светился темным огнем, вторая глазница, некогда разрубленная ударом меча, пустовала. Воин оправился от страшной раны и пренебрежительно отказался прикрывать опустевшую глазницу повязкой, во времена разбойничьих набегов на Фенрисе пугая ужасным шрамом как врагов, так и товарищей. Теперь же место утраченного глаза заняла аугметическая линза — ее фокусирующий элемент тихо щелкал, пока воин осматривал вход, прикрытый разбитым козырьком. Из глотки Хальвдана донесся низкий рык:
— Проклятые глупцы, должно быть, передумали. Может, уже затевают новое предательство.
На это воин, стоявший рядом с Хальвданом, ответил пренебрежительным смехом.
— Или просто не могут открыть эти огромные двери, что вероятнее, — заметил Юрген. Он был худощавым и жилистым, кожа туго обтягивала кости лица, над кромкой нагрудника видны были канаты мышц, обвивающих шею. Черные с проседью волосы были коротко пострижены, к тому же в последнее время он перенял традицию терран брить подбородок, получая немало насмешек от товарищей по стае. — Удивительно, что после шести часов бомбардировки они все не похоронены заживо. — Он бросил на своего лорда взгляд, в котором плескалось мрачное веселье. — Кто-нибудь догадался взять с собой лопаты?
Булвайф бросил на Юргена взгляд братского недовольства. Все они были стариками по стандартам Астартес, начав еще разбойниками и братьями по мечу с Леманом, королем русов, за много лет до пришествия Всеотца на Фенрис. Когда правда о наследии Лемана наконец раскрылась, каждый воин в бражном зале короля обнажил свой железный клинок и шумно выразил желание отправиться воевать с Леманом, как должно братьям по мечу. Но все они были слишком стары, как сказал им Всеотец: среди них не было никого моложе двадцати. Испытания, которые им предстояло претерпеть, весьма вероятно, убили бы их, независимо от того, насколько они мужественны и сильны волей. Однако люди в бражном зале Лемана были могучими воинами, каждый из которых заслужил право считаться героем, и их останавливали мысли о страданиях и смерти. Король Леман был тронут их преданностью и не смог найти в своем сердце сил для отказа. Итак, его верные таны вступили в Испытания Волка, и, как и предупреждал Всеотец, подавляющее большинство из них погибло.
Из нескольких сотен выжило едва четыре десятка — число, поразившее даже самого Всеотца. В честь их мужества Леман — больше не король, но примарх VI Легиона — сформировал новую роту из выживших. С тех пор другие воины Легиона прозвали тех, кто попал в Тринадцатую, Седобородыми; сами воины роты, однако, называли себя Волчьими Братьями.
— Если они не выйдут, мы используем «Грозовых птиц» и танки, чтобы вскрыть эти двери, и отправимся за ними, — мрачно сказал Булвайф. — Так или иначе, но кампания завершится здесь.
Юрген улыбнулся и уже собрался ответить, но выражение лица Волчьего Лорда заставило его передумать. Квадратная челюсть и острый нос Булвайфа выдавали упрямство и неуступчивость даже в лучшие времена. Одного возраста с Юргеном и Хальвданом, он был лыс, и не было ни намека на седину в его коротко стриженной русой бороде. Голубые глаза были остры и смертоносны, как глетчерный лед. Булвайф поклялся примарху привести весь субсектор Ламмас к согласию, и его помощники знали: если Волчий Лорд дает слово, он становится бескомпромиссным и непримиримым, как зимний шторм.
Хальвдан ухмыльнулся над неловкостью Юргена. Безбородый лейтенант кинул в сторону собрата жесткий взгляд, но не успел ответить — глубокий грохот раздался из испещренной шрамами горы, и со скрежетом металла по камню огромные двери крепости начали раздвигаться.
По рядам драгун прокатилось волнение. Выкрики сержантов пресекли бормотание, которое слышалось тут и там. Облака пыли хлынули через растущую щель между створками, и горстка людей в рваных мундирах, шатаясь, выбралась на прохладный горный воздух. Их куртки были пропитаны потом и грязью, а ножны парадных сабель — помяты и исцарапаны. Несколько человек упали на колени, задыхаясь в изнеможении, другие просто потрясенно смотрели на Космических Волков и солдат, выстроившихся за ними.
Спустя пару мгновений появился офицер в парадной форме, не менее грязный, но еще не сломленный, несмотря на суровые испытания, которые им пришлось перенести. Он пролаял несколько приказов, и его солдаты отреагировали как могли, поправляя куртки и становясь неровным строем рядом со своим командиром. Люди продолжали выбираться наружу, присоединяясь к остальным, пока почти полный взвод потрепанных солдат не встал навытяжку перед Волками. По их форме Булвайф мог сказать, что они были солдатами из рядов Компаньонов, элитных телохранителей тиранов. В начале кампании численность Компаньонов составляла шесть тысяч человек — по тысяче фанатичных защитников на каждого из владык Империи.
Командир телохранителей окинул взглядом своих людей в последний раз, потом коротко кивнул. С прямыми спинами, чеканя шаг, солдаты прошли короткий отрезок до ждущих Космических Волков и начали один за другим отстегивать сабли и складывать их к ногам гигантов. Когда последний солдат сдал оружие, их командир подошел к Волчьему Лорду и с отсутствующим взглядом добавил свое оружие к общей куче. Булвайф бесстрастно разглядывал человека, отметив петлицы на форме.
— Где ваш командир, младший офицер? — спросил Волчий Лорд.
Тот выпрямился, руки по швам.
— Со своими предками, — ответил молодой человек, из последних сил стараясь говорить с достоинством. — Он застрелился сегодня утром, вскоре после принятия условий капитуляции.
Булвайф обдумал это и мрачно кивнул. Младший офицер отвел глаза, повернулся кругом и присоединился к своим людям. Он глубоко вздохнул, отрывисто рявкнул приказ, и выжившие Компаньоны опустились на колени, прижав лбы к феррокриту: началась церемония сдачи.
Рабы шли первыми — в рваных окровавленных рубищах, шатаясь под тяжестью тяжелых металлических сундуков. Их лица были безжизненны и перепачканы, изнуренные двумя бичами — усталостью и голодом. Один за другим они подходили к страшным, одетым в броню гигантам, ставили сундуки к их ногам и откидывали крышки, открывая богатства, лежавшие внутри; не-ограненные камни и драгоценные металлы тускло блестели в рассеянном утреннем свете — выкуп шести тиранов, грабивших свою жалкую империю вдоль и поперек. Трофеи нагромождались вокруг Космических Волков, как сокровищница дракона, вызывая алчный шепот у солдат Имперской Армии. Когда их задача была выполнена, рабы с пустым и безразличным выражением на лицах преклонили колени рядом с несметными сокровищами.
Затем вышли дочери и жены тиранов — плачущая процессия, облаченная в белые траурные одежды, — с распущенными волосами и бледными лицами, измазанными пеплом. Самые молодые отшатнулись и завопили в страхе, увидев страшных гигантов и ухмыляющихся драгун; несомненно, они провели бессонную ночь, воображая страшные унижения, ожидавшие их. Женщины упали на колени перед Волками — в нескольких ярдах от них, некоторые плакали безутешно, в то время как другие сохраняли на лицах безучастность, видимо смирившись со своей судьбой.
Последними вышли сами тираны. Они появлялись из крепости по одному, семеня под тяжестью тяжелых раззолоченных одеяний и драгоценных цепей, указывавших на их статус. Самопровозглашенные хозяева субсектора Ламмас были маленькими бледнокожими людьми с пятнистыми лицами, обвисшими от постоянного разврата и излишеств. Двоим из них требовалась помощь группы рабов. Их глаза казались стеклянными и пустыми; либо они решили встретить судьбу в наркотической дымке, либо их дух был просто сломлен тяжестью поражения. Когда тираны подошли к Космическим Волкам, поднялся новый хор женских стенаний. Дрожащие руки хватались за края их одежд, когда бывшие правители проходили мимо своих близких, чтобы предстать перед врагами. Медленно, неловко они преклонили колени перед завоевателями, по традиции своего народа обнажили шеи и приготовились к смерти.
Хальвдан и Юрген быстро переглянулись с гримасами отвращения на лицах. Булвайф изучал тиранов несколько долгих минут, затем шагнул вперед, свободно опустив топор в правой руке. Он возвышался над коленопреклоненными людьми, как мстительный бог, по очереди холодно вглядываясь в каждого.
— И вот мы встретились вновь, — сказал Волчий Лорд, — как я вам и говорил семь лет назад. Тогда я стоял в вашем дворце из хрусталя и стали, неся благую весть от нашего Всеотца, Императора Человечества. Я принес приветствие и обещания мира и порядка. Я предложил вам это, — Булвайф протянул открытую левую ладонь, — и вы плюнули в мою руку. Вы презрели дары моего господина и выставили меня на улицу, как попрошайку, угрожая убить, если мы снова встретимся. — Волчий Лорд сердито посмотрел на тиранов и показал им топор. — Перед тем как уйти, я поклялся вам, что этот день настанет. Теперь ваши флоты разбиты, а армии рассеяны. — Булвайф указал на восток. — Вашего дворца из стали и хрусталя теперь нет. Ваши сыновья мертвы, а города лежат в руинах. — Его голос понизился до горлового рычания и губы раздвинулись в оскале, обнажая длинные волчьи клыки. — Вы больше не тираны. Вы низвергнуты, и я прослежу, чтобы ни вы, ни кто-либо из вашего рода никогда не поднялись вновь.
Булвайф жестом позвал помощников. Хальвдан и Юрген шагнули вперед с мрачными лицами. Падшие тираны издали стон, и их жены горестно закричали. Но вместо того чтобы обнажить клинки, два Космических Волка сняли цепи статуса с дрожащих людей и бросили в кучу драгоценностей, а затем сорвали и богатые одеяния.
— Если бы дело оставили на мое усмотрение, вы никогда не вышли бы из этих туннелей! — прорычал Булвайф. — Я превратил бы эту гору в вашу могилу. Но Всеотец в своей мудрости решил иначе. — Волчий Лорд указал на кучи сокровищ. — Это богатство принадлежит множеству миров, которые вы разорили, — планетам, которые превратились в поля сражений по вине вашей надменности и жадности. Вы используете это достояние, чтобы начать восстанавливать все, что было утрачено, и гарантируете, что миры этого субсектора станут процветающими и стабильными членами Империума. Каждая планета скоро получит имперского губернатора для наблюдения за восстановлением, и они будут присылать мне регулярные отчеты о прикладываемых вами усилиях. — Он посмотрел вниз, на голых дрожащих людей. — Не дайте мне повода вернуться сюда вновь.
Медленно и демонстративно Булвайф опустил топор. Бывшие тираны и их семьи молчали, не в силах осознать, что им оставили жизнь и даже достоинство. Волчий Лорд развернулся и зашагал обратно к ожидавшей «Грозовой птице». Проходя между горами сокровищ, он строго посмотрел на коленопреклоненных рабов и приказал:
— Вставайте. Вы больше не рабы. С этого дня вы — граждане Империума, и до тех пор, пока жив Всеотец, вы никогда не преклоните колена перед другим господином.
Впервые на изможденных лицах бывших слуг появился проблеск жизни, и медленно, осторожно они начали подниматься на ноги. Среди знати одна молодая женщина испустила истерический крик облегчения и где ползком, где на коленях пробралась к своему отцу, который пытался прикрыть наготу дрожащими руками и смотрел с ненавистью на одинаковые спины Космических Волков.
Три воина прошли через кордон, установленный ожидавшими их боевыми братьями, к рампе «Грозовой птицы». Хальвдан украдкой глянул на низверженных тиранов позади и глухо прорычал:
— Нужно было убить их всех до единого. Они ничему не научатся, можете быть уверены. В следующие десять — двадцать лет нам придется вернуться и закончить начатое.
Но Юрген покачал головой.
— Субсектор Ламмас все еще будет тенью былого и через сотню лет, не говоря уж о двадцати, — ответил он. — Мы очень тщательно проделали свою работу, брат. Каждый город, каждый промышленный центр, каждый космопорт придется восстанавливать.
— Бессмысленные потери, — пробормотал Волчий Лорд, чем удивил обоих. — Столько разрушений. Столько жизней выброшено впустую, и все ради шести надменных глупцов.
Хальвдан пожал плечами:
— Такова цена сопротивления. Всегда было так, мой лорд, даже в старые времена на Фенрисе. Сколько жалких царьков мы повергли по велению короля Лемана? Сколько деревень сожгли, сколько драккаров разбили в щепки? Таков порядок вещей. Империи строятся на переломанных костях и реках крови.
— Да, это так, — согласился Булвайф. — Я этого не отрицаю. И дело Всеотца справедливо: Человечество должно стать снова единым, если мы хотим вернуть то, что по праву наше. Эта Галактика принадлежит нам, и наш долг — отвоевать ее, не постояв за ценой. В противном случае все страдания, через которые Человечеству пришлось пройти, окажутся напрасными.
— И мы были бы не лучше, чем вся ксено-скверна, которая была до нас, — добавил Юрген и хлопнул Булвайфа по плечу. — Это была долгая и упорная кампания, мой лорд. Ты сломил тиранов и отвоевал весь субсектор Ламмас. Гордись, зная, что исполнил свои клятвы Всеотцу, и будь доволен.
В этот момент жилистый пожилой человек, одетый в темно-серый мундир виллана Легиона, спустился с рампы десантного корабля и поспешил встретиться с приближающимся Волчьим Лордом. Это был Йоханн, один из личных хускерлов Булвайфа, и Волчий Лорд нахмурился, видя, какое напряженное у него лицо.
— Что случилось? — спросил он тихо, когда Йоханн подошел ближе.
— Два корабля прибыли в систему несколько часов назад, — с серьезным видом ответил хускерл. — Один — курьерский, со срочным сообщением от самого Лемана Русса. Нам приказано незамедлительно завершить все операции и встретиться с примархом в системе Телкары через пять месяцев.
Волчий Лорд распахнул глаза:
— Всей роте?
Йоханн помотал головой:
— Нет, господин. Всему Легиону. Приказы получены примархом от самого Всеотца. Мы направляемся на Просперо.
— Просперо? — встрял Хальвдан. — Это безумие! Где ты услышал такое?
— Так сказано в сообщении, — ответил хускерл. — Хотя причины не объясняются. Без сомнения, мы узнаем больше, когда достигнем системы Телкары.
— Пять месяцев, — повторил Юрген и покачал головой. — Наши воины и корабли разбросаны по всему субсектору, выслеживая последних из сторонников тиранов. Несколько месяцев может уйти, просто чтобы собрать всех и подготовить к путешествию.
Булвайф кивнул. Телкара находилась далеко на галактическом севере, более чем в двух секторах отсюда. Вывести роту из боевых действий и подготовить ее к такому маршруту — задача не из легких.
— Отправь курьеров с приказами для роты немедленно выступить к Кернунносу, — сказал он Йоханну. Раз большая часть Имперского Флота стояла на орбите бывшего тронного мира тиранов, было бы логичным пополнить корабельные запасы Великой Роты здесь, прежде чем они отправятся к Телкаре. Волчий Лорд сделал паузу. — Секунду. Ты сказал, что два корабля прибыли в систему. Что за другой корабль?
— Один из кораблей дальней разведки, господин, — ответил Йоханн. — Вы поручили адмиралу Яндину продолжать исследования пространства вдоль восточной границы субсектора.
— Я знаю, что поручил адмиралу Яндину, — отрезал Булвайф. — Нашли они что-нибудь?
— Да, господин, — ответил хускерл. — Разведчики сообщают, что варп-штормы утихают по всему региону, открывая все больше и больше пространства для безопасной навигации. — Он хотел сказать что-то еще, но не решался.
Глаза Волчьего Лорда сузились.
— Продолжай.
— Одному из кораблей удалось добраться до звездной системы в области, ранее отрезанной штормом, — сказал он. — Система числится на наших старых картах, хотя нет никаких признаков того, что там когда-либо была основана колония.
— Но?
Йоханн сделал глубокий вдох и выпалил:
— Но корабль-разведчик обнаружил вокс-передачу на стандартных частотах, исходящую с четвертой планеты в системе.
Булвайф помрачнел. Хальвдан покосился на Юргена и покачал головой.
— Брось, — сказал он Волчьему Лорду. — Это всего один мир. Пусть армия займется. У нас есть новые приказы, не так ли?
— Хальвдан прав, мой лорд, — добавил Юрген. — Мы отвоевали все населенные миры в этом субсекторе. Что еще мы можем сделать?
Булвайф помолчал.
— Что еще? Исполнить наш долг перед Человечеством, конечно, — сказал он, затем сосредоточил внимание на хускерле.
— Расскажи мне об этом мире, — повелел Волчий Лорд.
Боевая баржа «Железный волк» висела, словно занесенный для удара клинок, над зелено-охряной поверхностью разоренного мира. Свет далекого желтого солнца холодно блестел на готическом кафедральном соборе надстройки корабля и подсвечивал грубые боевые шрамы на бронированной шкуре. «Железный волк» повидал множество жестких сражений за последние семь лет Великого Крестового Похода, и огромная боевая баржа носила свои раны с гордостью. Она была флагманом 954-го Экспедиционного Флота, и ее почетные списки несли свидетельства о пройденных сражениях и отступившихся мирах, возвращенных во имя Императора Человечества.
Булвайф почувствовал, как свинцовый вес ускорения вдавливает его защищенное броней тело в противоперегрузочный ложемент, когда «Грозовая птица» полыхнула двигателями и стартовала из одного из похожих на пещеру пусковых отсеков «Железного волка». Гром массивных двигателей штурмового корабля внезапно стих, когда «Птица» пронеслась сквозь сверкающий изгиб стратосферы и начала постепенное снижение к поверхности. Гололит, установленный в переборке перед ложементом Волчьего Лорда, показывал траекторию «Грозовой птицы» наряду с иконками, отображающими все — от скорости и угла атаки до состояния вооружения, расхода топлива и давления в турбинах. Взаимодействуя с бортовыми системами «Птицы» через вокс-устройство своих доспехов, Булвайф запросил снимки, полученные высотной разведкой с планеты за последние двадцать четыре часа, и начал изучать пикты стальным взглядом голубых глаз.
У планеты не было имени, судя по звездным картам «Железного волка»; учитывая ее положение далеко на галактическом юге, она, вероятно, была одной из последних человеческих колоний, основанных где-то при Восьмом расселении перед Эпохой Раздора. Колонисты были очень везучими, или очень смелыми, или одновременно теми и другими, решил Булвайф. Мало таких колоний пережило последующую многовековую изоляцию; тот же субсектор Ламмас был усеян скелетами руин, оставшихся от поселений, которые оказались недостаточно сильными, чтобы выдержать варп-штормы и порожденные ими ужасы.
И этот мир тоже сильно пострадал, заметил Волчий Лорд. Значительная часть суши была бесплодной и безжизненной. Тысячи километров пустыни простирались до полярных шапок, оставив около двух десятков зеленых и живых районов, вытянувшихся, как цепочка изумрудов, вдоль экватора. Он видел очертания больших озер и внутренних морей, превратившихся в потрескавшиеся и изрытые равнины, и широкие горные склоны, ободранные до голого, неподатливого камня. Согласно показаниям комплексов ауспик-датчиков на борту «Железного волка», значительная часть безжизненной местности была опасно радиоактивной.
Булвайф остановил пикт-поток на одном изображении.
— Десятикратное увеличение, — пробормотал он в вокс-бусину.
Пикт расплылся по мере увеличения; когитаторы в основании гололита застрекотали, пока улучшающие алгоритмы превращали мазки коричневого, охряного и темно-серого в низкие округлые холмы, окружающие пологий бассейн около восьмидесяти километров в поперечнике. Серая линия сухого русла извивалась, как след змеи, через центр бассейна, местами его границы смазывались плотными наносами пыли. Широкий выступ разбитого камня и спутанных черных балок рос из пыли вдоль одной широкой излучины реки. Когда-то, сотни лет назад, там процветал небольшой город.
Громкий скрип металла и пластика раздался за спиной Волчьего Лорда.
— Должно быть, отменная была война, — восхищенно сказал Хальвдан, щурясь на пикт через плечо Булвайфа.
Булвайф протянул руку и повернул рукоять запора своего ложемента, чтобы повернуться к переднему десантному отделению транспорта. Двенадцать космодесантников его Волчьей Гвардии занимали тесное пространство, зафиксированные в своих ложементах вдоль внешней переборки отсека. Их снаряжение было очищено от песка и крови боев на Кернунносе, доспехи отполированы до зеркального блеска. Небольшой почетный караул для столь важной миссии, но Волчий Лорд не хотел снимать лишних воинов с жизненно важного боевого дежурства на бывшем тронном мире тиранов. Времени было мало, и Булвайф был полон решимости выполнить задание с имеющимися бойцами. Всеотец именно этого ждал от своих Легионов.
Волчий Лорд посмотрел на гололит еще секунду, потом в сомнении покачал головой.
— Это была чертовски странная война, — откликнулся он, указывая на безжизненные равнины вокруг разрушенного города. — Ни кратеров. Ни разбитых машин. Никаких признаков заброшенных укреплений или других полевых позиций. А разрушения простираются на тысячи километров в северные и южные широты, которые и в нормальных условиях враждебны человеческой жизни, а в этих обстоятельствах — тем более.
Хальвдан помрачнел.
— Тогда псайкеры, — проворчал он, прикоснувшись к железному амулету, свисавшему на кожаном шнуре с толстой шеи.
Псайкеры — чаще называемые первобытным народом Фенриса колдунами — начали спонтанно появляться на бесчисленных человеческих мирах незадолго до Эпохи Раздора. Их сверхъестественные силы повсеместно сеяли хаос и разрушение; могучий псайкер мог искривлять саму ткань реальности. Не раз в ходе Крестового Похода экспедиционные флоты натыкались на колонии, которые попали под власть подобных кошмарных существ. Всеотец приказал сжечь эти планеты дотла, а координаты систем вычеркнуть из звездных карт.
— Возможно, — допустил Булвайф, — но если это так, люди здесь, должно быть, нашли способ остановить их.
Юрген, чей ложемент располагался на другой стороне десантного отделения, подвинулся, чтобы лучше видеть гололит.
— Я еще не видел псайкера, пережившего атомный взрыв, — проворчал он. — Это объяснило бы всю эту радиацию и масштаб разрушений. Они разбомбили ядерными зарядами три четверти собственной планеты, чтобы уничтожить их.
— Но мы не видели никаких признаков военных, а тем более ядерного оружия, — указал Булвайф. — А тут еще это.
Волчий Лорд повернулся обратно к гололиту и передал команду. Пикт разрушенного города растворился в полихроматическом тумане. Когитаторы жужжали и щелкали. Спустя несколько мгновений из тумана образовалась другая картина.
На переднем плане показался город, построенный из сплошных плит искрящегося белого камня и искусно встроенный в склоны лесистых холмов у подножия высокого, царапающего облака горного хребта. Улицы из камня или какого-то местного композита соединяли террасные здания и кишели сотнями людей и маленьких куполообразных автомобилей, спешащих по своим повседневным делам. Детализация была небольшой, но кое-что в сцене предполагало отчаянную — почти затравленную — суету.
Аугметический глаз Хальвдана тихо щелкал, фокусируясь на изображении.
— Выглядит достаточно приятно.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 1:31:33
— Не город, — сказал Булвайф. Он налег на привязные ремни и ткнул пальцем в едва заметный темный объект на заднем плане. — Я говорю об этом.
Волчий Лорд указал на тонкую темную линию, прямую, как лезвие ножа, возвышающуюся над холмами на большом удалении от города. Хальвдан нахмурился, пристально глядя на изображение.
— Ну, оно большое, что бы это ни было, — сказал он.
— Большое? — откликнулся Юрген. — Судя по масштабу, оно должно быть огромным.
Булвайф кивнул. Изображение исчезло, сменившись другим, показывающим объект с меньшего расстояния. Это был шпиль, сужающийся к концам и немного выпуклый в середине, словно веретено, едва балансирующее на ладони человека. Поверхность была матово-черной, такой темной, что, казалось, поглощала свет вокруг. Только смутные шероховатости в силуэте шпиля намекали, что он был не совсем гладким и содержал сотни небольших уступов и узких ниш.
— Он больше пяти тысяч метров в высоту, — провозгласил Волчий Лорд. — Никто на «Железном волке» не может сказать мне, сколько лет этому шпилю или из чего он сделан. Только в одном железные жрецы пришли к согласию: скорее всего, эту конструкцию создал не человек. И еще по одной такой же в каждой из двадцати обитаемых зон, оставшихся на планете.
Юрген насупился, глядя на странные изображения:
— А ты уверен, что там, внизу, нет никаких псайкеров?
— Любой псайкер, достаточно тщеславный, чтобы построить что-то подобное, не станет прятаться, — парировал Булвайф. — Разведывательные полеты в течение последних нескольких дней позволили перехватить большое количество гражданских вокс-передач — новостей и тому подобного. В них нет ни намека на псайкерскую активность в какой-либо точке планеты.
— И все же, — сказал Хальвдан, поглаживая амулет на шее, — шпили находятся только в непосредственной близости от людей. Это не может быть совпадением.
— И я об этом подумал, — согласился Булвайф. — Нечего и говорить, что у меня будет ряд вопросов к Планетарному Сенату, как только мы закончим с важными пунктами повестки дня.
— Мне это совсем не нравится, — ворчал Юрген. — Как будто у нас нет более важных дел, мой лорд. Примарх призвал нас, так почему мы здесь прохлаждаемся? — Он махнул рукой в латной перчатке в сторону гололита. — Это мелкий мирок на самом краю человеческого пространства. Насколько мы можем судить, там около ста двадцати миллионов человек на всей планете; на Кернунносе даже городишки крупнее, чем этот! И это ничто по сравнению с тем, что нас ждет на Просперо.
Хальвдан выдвинул бородатую челюсть, но тоже кивнул.
— На этот раз, в виде исключения, я согласен с Юргеном, — сказал он. — Наша судьба лежит далеко на галактическом севере. Что можно получить именно здесь?
Брови Волчьего Лорда вопросительно поднялись.
— Как это — что можно получить? Сто двадцать миллионов заблудших душ для начала, — ответил он. — Не говоря уже о чести нашей роты! Примарх послал нас сюда, чтобы привести миры субсектора — все миры — к Согласию, и именно это я собираюсь сделать. Потребуется по крайней мере еще восемь недель, чтобы собрать остальную часть роты на Кернунносе; за это время мы должны разобраться с этой задачей.
Юрген ответил не сразу — он изучал Булвайфа несколько долгих мгновений.
— Мой лорд, ты и я дрались вместе почти триста лет, — сказал он. — Я знаю тебя лучше, чем большинство людей знают своих братьев, и я не могу не задаться вопросом: нет ли чего-то большего в этой маленькой экспедиции, чем просто исполнение долга?
Булвайф удостоил лейтенанта суровым взглядом, который Юрген выдержал без комментариев. Наконец Волчий Лорд вздохнул и повернулся к гололиту.
— С каких это пор наш долг стал так прост? — проворчал он себе под нос.
* * *
«Грозовая птица» вошла в атмосферу планеты словно на хвосте кометы и снизилась по длинной дуге над экватором. Через час челнок низко пронесся над обвитыми облачностью горами и зелеными, поросшими лесом холмами, на которых раскинулся город Онейрос. Низкие белые строения скучились на холмах, как колонии поганок, окружая плотно застроенный центр, более похожий на современный имперский город. Булвайф отметил, что высотные здания и величественные амфитеатры были построены для общественного пользования, учитывая, что Онейрос был также резиденцией планетарного правительства. Волчий Лорд также увидел террасы виноградников, окаймляющие некоторые небольшие холмы, и другие земли, отведенные под сельскохозяйственные культуры и выпас скота. Булвайф заметил, что большинство стад были небольшими и относительно молодыми, а поля кишели батраками, поспешно убиравшими урожай.
Им пришлось дважды облететь город, чтобы найти следы бывшего космопорта. Огромные посадочные площадки, которые когда-то обслуживали тяжелые грузовые челноки или малые трамповые суда, теперь заросли травой; их четкие искусственные края до сих пор были видны с воздуха. Белая отара животных, коз или овец, удрала к стоящим неподалеку деревьям, когда огромный корабль прошел над ними и зашел на вертикальную посадку. Жар от двигателей транспорта поджег широкие клинья зеленовато-голубой травы, едва корабль коснулся поля.
Ко времени, когда штурмовая рампа челнока опустилась на тлеющую землю, к «Грозовой птице» от края посадочной площадки уже приближалось около двадцати местных куполообразных автомобилей. Они благоразумно остановились поодаль, и мужчины и женщины выбрались из машин, в то время как первые воины Волчьей Гвардии выскочили на солнечный свет и оцепили корабль.
Булвайф как раз дошел до низа рампы, чтобы застать реакцию местных жителей на великанов-Астартес. Страх и удивление ясно читались на юных лицах; парни таращились на космодесантников, поражаясь их росту и мощи, а девушки с тревогой смотрели на массивные болтганы в руках воинов.
Волчий Лорд неторопливо оглядел широкое поле, несколько удивленный отсутствием наблюдателей. Даже на Кернунносе — мире, что считал себя выше древней Терры и был враждебен слугам Империума, — космопорт и дороги, ведущие к дворцу, были забиты людьми, желающими увидеть «варваров» со звезд. Неужели их визит в Онейрос держался в секрете от населения?
— Отставить, братья, — произнес Волчий Лорд в вокс-бусину, и телохранители сразу опустили оружие.
В сопровождении Юргена и Хальвдана он подошел к встречающей группе и быстро оценил их. «Никого старше двадцати одного года», — подумал он. Все они были одеты дорого: на кожаных дублетах — золотые украшения, на широких брюках — вышивка драгоценным бисером. Ни у кого не было оружия, но они держались с уверенностью и мягким изяществом, свидетельствующим о хорошей физической подготовке и упорных тренировках.
Сам того не осознавая, Булвайф смерил их взглядом хищника, выявляя, кто ведет стаю, а кто следует за лидером. Как и у всех Космических Волков, чувства Булвайфа были нечеловечески остры. Он воспринимал как запах страха, исходящий от каждого в группе, так и едкий запах вызова. Волчий Лорд обратился к молодому человеку впереди группы и вежливо кивнул:
— Я Булвайф, лорд Тринадцатой Великой роты и брат по мечу Лемана Русса, примарха Шестого Легиона.
Юноша был поражен такой прямотой. Для обычного человека он был высок и гибок; его волосы были темными, а бородатое лицо хмурым.
— Я Андрас Сантанно. Мой отец Яврен — спикер Планетарного Сената. — Кожаный дублет Сантанно скрипнул, когда тот отвесил глубокий поклон. — Добро пожаловать на Антимон, господин.
Булвайф внимательно посмотрел на молодого человека.
— Ваш голос мне знаком, — сказал он. — Не с вами ли я говорил, когда мы пытались связаться с вашим Сенатом?
На этот раз Андрас попытался скрыть удивление.
— Я… да, это так, — пробормотал он. — Мой отец, то есть спикер Сената, был проинформирован о вашем прибытии. К счастью, они сейчас заседают, обсуждая… — он остановился, внезапно заосторожничав, — важное дело. Однако они согласились принять вас, — быстро добавил юноша. — Я передал все, что вы сказали мне, и они хотели бы услышать больше. Я прибыл, чтобы доставить вас в зал Сената.
Булвайф кивнул, как будто не ждал меньшего, хотя его ум яростно работал, просчитывая возможные последствия того, что сказал Андрас.
— Тогда пойдемте, — сказал он. — Мне многое нужно обсудить с вашим отцом и его коллегами, и я боюсь, что времени мало.
Услышав ответ Булвайфа, Андрас слегка нахмурился, но быстро взял себя в руки. Он повернулся, приглашая к ожидавшим машинам:
— Следуйте за мной.
Булвайф сомневался, что хрупкие на вид антимонские автомобили могут вместить Астартес в боевой броне, а тем более везти его с достаточно приличной скоростью, однако салоны наземных автомобилей оказались способными трансформироваться под любые условия и изготавливались из более прочного материала, чем казалось. Вскоре Волчьего Лорда и его людей уже везли по замысловатому переплетению узких изогнутых дорог, что вились между высокими холмами города. Они миновали десятки приземистых округлых каменных зданий; вблизи Булвайф отметил толщину стен и прочность конструкций; во многом строения были больше похожи на бункеры, чем на дома. Бесперебойной вереницей люди заходили и выходили из каждого дома, занося припасы в мешках и уходя уже с пустыми руками. Антимонцы почти не обращали внимания на наземные автомобили, пока те бесшумно проносились мимо, а если и бросали взгляд в их сторону, то украдкой и почти недружелюбно.
Андрас сидел впереди, рядом с водителем; Булвайф ожидал потока вопросов от антимонцев, но те молчали почти всю поездку. Если они и говорили, то только друг с другом, на диалекте высокого готика и с акцентом, из-за которого Волчьему Лорду было трудно уследить за смыслом их слов.
Однако Булвайф ясно слышал напряжение в голосах и видел озабоченно сгорбленные плечи. Пока они ехали вглубь города, Волчий Лорд держался бесстрастно и внешне спокойно, но чувство тревоги неуклонно росло.
Антимонцы готовились к чему-то страшному. Это было ясно. Было ли тому причиной прибытие «Железного волка» на орбиту? Пока он не собрал больше информации, Булвайф решил оставить свои наблюдения при себе. Он знал, что его люди, несомненно, составляют собственные впечатления о городе и его жителях. Позднее, когда появится возможность, он отведет помощников в сторону и посмотрит, соответствуют ли их мысли его собственным. Впервые он начал сомневаться в мудрости принятого решения. Юрген был прав: он слишком поспешил, помчавшись к неизвестному миру в надежде на радостные приветствия и триумфальный конец годам суровой, беспощадной войны. Он слишком сильно хотел очистить душу от жестокости, которой сопровождалась кампания в Ламмасе.
Длинной колонне автомобилей потребовалось больше часа, чтобы добраться до центра, и переход от низких строений в холмах к башням собственно города был ошеломляющим. Хотя все из того же белого камня, высокие здания были совсем в другом стиле, построенные больше для эстетики и функциональности, чем для безопасности. У Булвайфа почти не осталось сомнений, что башни были возведены в первые дни колонизации.
Здание Сената отличала любопытная архитектура: у него было широкое коническое основание и большие террасы, соединенные спиральными переходами, которые поднимались снаружи здания. Вокруг наблюдалось мало людей, и все они, казалось, были заняты своими служебными обязанностями; Булвайф отметил, что у некоторых бюрократов были гололитические планшеты и портативные вокс-устройства, на вид меньше и сложнее имеющихся в Империуме. Подобные устройства, он знал, заинтересуют железных жрецов на борту «Железного волка». Оказалось, что на Антимоне удалось сохранить по крайней мере кое-что из технологического потенциала, который существовал до Эпохи Раздора. Как Андрас и его товарищи, чиновники были поражены габаритами и манерами Астартес; один пожилой человек взглянул на Хальвдана и побледнел, как лист бумаги, перед тем как быстро развернуться и поспешно скрыться в здании, откуда вышел. Бородатый лейтенант, казалось, ничего не заметил, но Волчий Лорд знал, что это не так. По скрытному обмену взглядами между бойцами Волчьей Гвардии было ясно, что странности в приеме, оказанном антимонцами, и в их настроениях в целом не остались незамеченными.
Андрас один повел Волчьего Лорда и его людей в здание Сената; они прошли через широкие открытые ворота в гулкое фойе, выложенное благородным зеленым мрамором. Ниши, окружающие круглый зал, вмещали скульптуры ручной работы отменного качества: Булвайф понял, что это первые образцы искусства и культуры, которые он увидел в городе. Скульптуры были древними, возможно, времен Эпохи Раздора или даже более ранних. Статуи были облачены в одежды, похожие на те, что носили Андрас и его товарищи, и, видимо, изображали антимонцев из многих сфер жизни: художников, естествоиспытателей, ученых, государственных деятелей и артистов. Две фигуры у входа были особенно примечательными: одна была явно космонавтом, одетым в скафандр, другая привлекла внимание Волчьего Лорда кольчугой с длинными рукавами и длинным тонким мечом на боку. Два длинных изящных пистолета были заткнуты за широкий пояс воина, а лицо скрывалось под похожим на вуаль покровом, изготовленным из мелкой кольчужной сетки.
Юрген сделал несколько шагов к статуе мечника и изучал его в течение долгих минут.
— Оказывается, вы, антимонцы, когда-то имели представление о войне, — сказал он иронично. — Какое счастье, что вы смогли оставить такие варварские увлечения в прошлом.
Напряженность в тоне Космического Волка превратила шутливое замечание в обвинение. Андрас, который уже собирался провести делегацию в богато украшенные двери в противоположном конце фойе, внезапно остановился. Спустя мгновение он холодно ответил:
— Армигерами были молодые сыны и дочери благородных Домов Антимона, и эта почетная традиция хранила нашу планету в течение тысячелетий. Если бы не воля Сената, эти обычаи были бы в ходу и сегодня.
— А, понятно, — сказал лейтенант небрежно, как и раньше. — Простите меня, если я выразился неучтиво. Я не сообразил, что вы принадлежите к знати Антимона.
Андрас оглянулся через плечо на Юргена и сухо кивнул.
— Извинений не требуется, — ответил он. — Закон… — Вдруг молодой человек умолк, прикусив язык. — Пожалуйста, идемте со мной, — сказал он тихо и продолжил путь через комнату.
Когда юный антимонец повернулся спиной, Булвайф посмотрел на Юргена и поймал испытующий взгляд темных глаз.
Молодой дворянин остановился на мгновение перед входом, чтобы успокоиться, затем положил руки на богато украшенные деревянные двери и распахнул створки. Сразу же поток хриплого крика захлестнул Булвайфа и его людей. Судя по звуку, весь Сенат сцепился в яростном споре.
Хальвдан подошел ближе к лорду.
— Не приказать ли людям изготовить оружие к бою? — тихо спросил он, наполовину шутливо, наполовину в предвкушении, но Булвайф покачал головой, расправил плечи и последовал за Андрасом в зал.
Интерьер здания Сената был захватывающим — огромное открытое пространство, поднимавшееся на высоту двенадцати этажей на изящных сводчатых арках из сверхпрочной стали. Светящиеся колонны солнечного света проникали в величественный зал через спиральные террасы, что снаружи обвивали здание, позволяя всем на первом этаже видеть ряд фресок на исторические сюжеты, вырезанных лазером на сводчатом потолке. Огромное пространство в своем соборном великолепии смиряло даже Астартес. Эффект портили только крики и ругань, эхо которых раздавалось у них над головами.
Члены Сената расположились на полукруглых балконах, поднятых на половину этажного пролета над полом зала; к ним вела центральная лестница, начинавшаяся у высокого деревянного кресла спикера. У каждого сенатора было свое похожее на трон кресло, вырезанное из древесины насыщенного медового цвета, но в данный момент мужчины и женщины вскочили на ноги, потрясая кулаками и вопя друг на друга в попытке переспорить оппонентов. Их высокий готик отличался еще более сильным акцентом и обилием специальной лексики, чем тот, что Булвайф слышал ранее; он уловил слова «лотерея» и «квоты», но мало что еще, а затем спикер заметил прибытие делегации и закричал, призывая к тишине. Как только сенаторы увидели воинов в доспехах, зал сразу замолк. Многие из старших государственных деятелей опустились в кресла с потрясенным выражением на лицах и тихими возгласами удивления. Другие глядели на Астартес с равной смесью шока, недоверия и явной враждебности.
Булвайф видел подобное выражение лиц и раньше — на Кернунносе. Внутри зашевелилось нехорошее предчувствие.
Гневный взгляд Яврена Сантанно, спикера Сената, был адресован больше его коллегам, нежели настороженным Астартес. Спикер был высоким пожилым человеком с сутулыми плечами, клювообразным носом и складками обвисшей кожи на тощей шее. Как и другие сенаторы, он носил зеленую бархатную мантию поверх богато украшенного дублета, а широкая цепь с золотыми звеньями утопала в плотной ткани на груди. Мягкая фетровая шляпа неуклюже держалась на лысой голове, подчеркивая большие, поросшие волосами уши. Бросив в сторону коллег последний предупреждающий сердитый взгляд, спикер посмотрел вниз, на Булвайфа и его воинов.
— Позвольте мне начать этот фарс, заявив для протокола, что мой сын Андрас — дурак, — сказал Яврен раздраженным голосом. — Ему едва исполнилось двадцать пять, и, хотя он уже видел зверей, подобных вам, он все еще упорствует в своем невежестве относительно того, как устроена Вселенная. — Спикер навел корявый палец на Андраса. — Он не имел полномочий для ответа на вашу передачу и тем более не имел права приглашать вас на встречу с нами в этом зале.
Яврен холодно рассматривал собравшихся космодесантников, кривя губы в отвращении от вида меховых плащей и позолоченных черепов, свисавших с их поясов.
— Я согласился на эту встречу по единственной причине: чтобы объяснить абсолютно четко, что, хотя это дитя доверчиво, мы, безусловно, нет. — Затем спикер обратился непосредственно к Булвайфу: — Судя по весу погремушек у вас на груди, я предполагаю, что вы вожак этой волчьей стаи. И каково ваше имя?
Презрение в голосе Яврена лишило Булвайфа дара речи. Волчьему Лорду только и оставалось, что пытаться сохранить самообладание. На Фенрисе подобные оскорбления привели бы по меньшей мере к пролитому вину и обнаженным клинкам. Кланы поколениями кровно враждовали и за меньшие обиды. Булвайф чувствовал напряжение, нараставшее среди его воинов в затянувшейся тишине, и знал, что если сейчас не заговорит, то Юрген или Хальвдан возьмет дело в свои руки.
Заставляя себя расслабиться, Булвайф уважительно склонил голову.
— Я Булвайф, лорд Тринадцатой Великой роты Шестого Легиона Империума…
Яврен прервал Волчьего Лорда взмахом руки.
— Не нужно перечислять нам ваши ничего не значащие звания, — сказал он. — Излагайте просьбы, Булвайф, а затем убирайтесь.
— А теперь слушайте! — Хальвдан зарычал, делая шаг в направлении спикера.
Рука воина медленно приближалась к мечу на бедре.
— Если тут имеет место непонимание, то я считаю, что оно с вашей стороны, уважаемый спикер, а не с нашей, — быстро сказал Булвайф.
В его голосе слышались железные интонации приказа, остановившие Хальвдана. Бородатый лейтенант оглянулся на своего Лорда, и выражение лица Булвайфа вернуло его на место рядом с командиром.
— Мы здесь не для того, чтобы просить что-то у вас или у вашего народа, — спокойно сказал Булвайф. — Мы также не звери, за которых вы нас принимаете. Мы Астартес, служители Всеотца, Повелителя Терры и Императора Человечества. — Упомянув Всеотца, Булвайф почувствовал, как его решимость крепнет; он поднял голову и обратился ко всему Сенату: — Мы путешествовали среди звезд, чтобы принести вам радостные вести: штормы, что разделяли нас, наконец-то утихли и Терра протягивает руку еще раз, чтобы обнять всех своих потерянных чад. То, что было разрушено, в скором времени будет выковано вновь, и новая цивилизация восстанет, чтобы возвратить себе законное место хозяина Галактики.
Булвайф не был скальдом, но его голос был ясным и сильным, а слова — так же давно знакомыми ему, как и его оружие. На лицах сенаторов испуг боролся с недоверием, в то время как лицо Андраса светилось от радости. Как будто находясь посреди боя, Булвайф почувствовал, что настрой против него начинает меняться; не прерываясь, он усилил нажим.
— Без сомнения, ваши древнейшие легенды говорят о днях, когда наш народ пересек Галактику и основал новые дома среди далеких звезд, — продолжал Волчий Лорд. — С тех пор многое изменилось, и пусть я плохой рассказчик, позвольте поделиться новостями о том, что произошло за время, пока Антимон был потерян для нас.
Итак, он начал рассказывать о наступлении Древней Ночи и крахе галактической цивилизации, о крушении и гибели миров. Он рассказал историю как умел, прося прощения у аудитории, когда сказание становилось запутанным и непонятным, — так много времени прошло, так много знаний утеряно или искажено, что ни один человек никогда не узнает всю правду о том, что происходило в течение последних тысячелетий.
Ни один из слушателей не решился прервать Булвайфа, а тем более оспорить его слова. Сказание было длинным: Волчий Лорд говорил почти не переставая, пока день переходил в вечер, и одна за другой колонны света, искрящиеся над залом Сената, менялись от желтого до мягко-золотого, от золотого до темно-оранжевого, а затем померкли совсем. Бледные осветительные сферы зажглись на металлических канделябрах, которые окружали балконы сенаторов, погружая государственных мужей в тень.
Наконец Булвайф рассказал историю о завоевании Всеотцом Терры и о создании первого Астартес для пополнения рядов его армии. Далее он поведал о начале Великого Крестового Похода и воссоединении Всеотца со своими детьми, примархами. Завершил Булвайф свой эпос первой встречей Лемана Русса и Всеотца на Фенрисе — сказанием, которое знал очень хорошо.
— И с тех пор мы верно служили ему, возвращая потерянные миры во имя Всеотца, — сказал Булвайф. — Что сегодня и привело нас сюда, уважаемый спикер. Изоляция вашего народа подходит к концу.
Волчий Лорд шагнул вперед и миновал часть пути по лестнице к трону спикера. Сенаторы зачарованно наблюдали, как Булвайф протянул левую ладонь.
— Я приветствую вас от имени Всеотца, — сказал он. — Пожмите мою руку и заключим мир. Империум приветствует вас.
Как и остальные государственные деятели, спикер Сената сел обратно на трон во время рассказа Булвайфа, но все эти долгие часы его слезящийся взгляд сохранял твердость. Поначалу он не ответил Волчьему Лорду, и большая часть его лица оставалась скрыта тенью. Затем старик медленно, неловко поднялся со своего места и вступил на лестницу, шаг за шагом спустился к Булвайфу, пройдя две трети пути, затем наклонился вперед, глядя на ладонь Волчьего Лорда.
Булвайф отшатнулся, словно от удара. Хальвдан издал гневный крик, который подхватил и Юрген. Сенаторы вскочили на ноги, потрясая кулаками и вопя, хотя было неясно, на кого именно они кричат.
Черная ярость охватила Волчьего Лорда. Ни один человек, не важно, насколько высокопоставленный, не мог назвать Космического Волка лжецом и остаться в живых. Булвайф всеми силами старался сохранить самообладание: лучше стерпеть клевету глупца и надеяться, что разум возьмет верх, чем обнажить сталь и принести разрушение еще одному человеческому миру. Он открыл рот, чтобы призвать к тишине, как вдруг бедлам заглушил резкий раскат грома.
Нет, не грома. После двухсот лет военных кампаний Булвайф знал этот звук слишком хорошо.
Сенаторы тоже слышали его. Они застыли разинув рты, а затем из города донесся низкий скорбный вопль сирен. Один из сенаторов, пожилая женщина закрыла лицо руками и заплакала.
— Они здесь! — кричала она. — Блаженная Иштар, они пришли рано! Мы не готовы!
— Кто пришел? — рявкнул Юрген. Он знал, как и Булвайф, что звук, который они услышали, не был громом; это был высокомощный боеприпас, примененный в верхних слоях атмосферы. — Что происходит?
Зарычав, Булвайф включил вокс-бусину:
— «Железный волк», это «Фенрис». Слышите меня?
Раздался статический скрежет, и Волчий Лорд подумал, что слышит слабый голос, пытающийся ответить, но звук был слишком искажен, чтобы разобрать.
Сенаторы наперегонки спешили к лестницам, одежды хлопали, как крылья паникующих птиц. Лицо Яврена превратилось в гневную маску, и он стремительно сбежал по лестнице к Булвайфу.
— Теперь я вижу, в чем ваш план! — завопил он. — Вы замышляли отвлечь нас — возможно, выманить на открытое пространство, — в то время как ваши бездушные дружки обрушатся на нас! Я знал, что вам нельзя доверять! Я так и знал! Отправляйтесь на ваш проклятый корабль и никогда больше не возвращайтесь, варвары! Мы и слышать не хотим о вашем Империуме и так называемом Всеотце!
Булвайфу хотелось схватить спикера и вытрясти из него всю наглость, но уже не было времени. Пока государственные мужи бежали из здания, он обратился к своим людям.
— Положение «Сигма», — бросил он коротко, и оружие оказалось в руках Волчьей Гвардии. — Нам нужно забраться на высоту и попытаться восстановить контакт с «Железным волком», — сказал он Хальвдану и Юргену. — Свяжитесь с челноком и передайте пилоту, чтобы подготовился к запуску. Если придется, мы будем держаться здесь, пока они не смогут забрать нас.
Оба лейтенанта коротко кивнули, и Юрген начал говорить в свою вокс-бусину. Толпа антимонцев ворвалась в зал; Волчья Гвардия нацелила на них болтганы, но Булвайф узнал в толпе друзей Андраса. При виде наведенного на них оружия молодежь остановилась, побледнев от страха. Волчий Лорд быстро осмотрел помещение и увидел Андраса рядом, все там же, где он и был, когда они впервые вошли в зал.
— Что происходит? — потребовал ответа от молодого дворянина Булвайф.
Лицо Андраса выражало потрясение и шок понимания, которые Волчий Лорд видел слишком часто на полях сражений Фенриса. Словно в кошмаром сне, дворянин повернулся к Булвайфу.
— Это Истязатели, — сказал он испуганно. — Они возвращаются.
Сражение на орбите осветило ночное небо прерывистыми вспышками и негромким, почти металлическим треском грома. Рубиновые и сапфировые линии света крест-накрест рассекали темноту, оставляя бритвенно-острые остаточные следы, пляшущие в глазах Булвайфа. Невозможно было точно сказать, кто стреляет и в кого, но для Астартес было ясно, что в битву вовлечено большое количество кораблей и «Железный волк» оказался в самом пекле.
Космические Волки бегом поднялись по спиральным переходам, кольцами окружавшим здание Сената, взбираясь как можно выше, чтобы добиться более сильного вокс-сигнала среди окрестных холмов. Юрген, бегущий рядом с Булвайфом, исторг злобное проклятие.
— Я не могу вызвать «Грозовую птицу», — сообщил он. — Может быть, из-за атмосферной ионизации от битвы наверху или какого-то широкополосного глушения.
Булвайф кивнул и включил свою вокс-бусину еще раз, надеясь, что более мощные системы связи боевой баржи смогут пробиться сквозь помехи.
— «Железный волк», это «Фенрис», прием! Какова обстановка?
Вой статических помех когтями впился в уши Булвайфа, а затем голос, слабый, но слышный, ответил:
— «Фенрис», это «Железный волк». Мы под массированной атакой кораблей ксеносов! По меньшей мере двадцать, возможно, тридцать кораблей класса крейсера и десятки кораблей сопровождения! Они застали нас врасплох — какое-то маскирующее поле, скрывающее от обнаружения ауспиками дальнего радиуса действия… — Передача растворилась в очередном статическом вое, затем появилась снова: —…сообщить о повреждении двигателей и абордажных командах противника на ангарной палубе!
Волчий Лорд оскалил зубы, нарисовав себе тактическую ситуацию, разворачивающуюся в вышине над планетой. При столь неравных силах есть только один возможный способ действия.
— «Железный волк», это «Фенрис». Уходите с орбиты и немедленно выходите из боя! Повторяю, уходите с орбиты и выходите…
Его прервал очередной диссонирующий вой статических помех. Голос — возможно, офицера боевой баржи, но слишком слабый, чтобы определить точно, — что-то кричал, затем частота распалась на рваные всплески атонального шума.
— Черные зубы Моркаи! — выругался Булвайф. — Теперь нас определенно глушат.
Он резко остановился на гладком пандусе, и Волчья Гвардия собралась вокруг.
— Насколько все скверно? — спросил Хальвдан.
Спокойный, деловитый тон противоречил ожесточенному выражению лица воина.
Булвайф мрачно посмотрел вверх, на сражение, бушующее над головой.
— В сложившейся ситуации у «Железного волка» нет шансов, — сказал он. — Если они смогут покинуть орбиту и получить некоторое пространство для маневра, возможно, смогут оторваться от противника и выйти…
На краткое мгновение красная вспышка озарила ночное небо, бросая длинные тени на стены здания Сената. Вид ее потряс притихших космических десантников; где-то в городе Булвайф услышал полный ужаса крик женщины. Через несколько секунд донесся грохот взрыва, тяжелый низкий рокот, от которого задрожал камень под ногами Волчьего Лорда.
Воины смотрели на затихающие вспышки. Ливень из длинных светящихся следов протравливал свой путь по небу, словно падающие звезды, — обломки сгорали в верхних слоях атмосферы Антимона.
— Перегрузка плазменного двигателя, — с каменным выражением лица сказал Юрген.
— Может, один из вражеских, — предположил Хальвдан, вглядываясь в темноту. — «Железный волк» крепкий. Он может сам справиться с оравой грязных пришельцев.
Булвайф хотел было согласиться, но после взрыва следы боя начали быстро гаснуть. Сражение закончилось. Он проверил вокс-бусину еще раз, на всякий случай, но каждая частота, которую он пробовал, была заглушена.
Волчий Лорд глубоко вздохнул, затем повернулся к своим воинам.
— На данный момент мы должны считать, что «Железный волк» уничтожен, — сказал он сухо.
В арьергарде своего отряда он увидел Андраса, прислонившегося к стене и тяжело дышавшего после быстрого подъема. До этого Булвайф даже не замечал, что молодой дворянин сопровождал их.
— Андрас! — окликнул его Булвайф, проталкиваясь через окружение Волков к молодому человеку. — Кто эти Истязатели? Чего они хотят?
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 1:30:30
— Мы не знаем, кто они. Каждые семь лет их корабли заполняют небо, и они… — Он глубоко и нервно вздохнул. — Они охотятся на нас, как на животных. Мужчины, женщины, дети — особенно дети. Им… им, похоже, больше нравятся детские крики. Они забирают людей сотнями, чтобы… чтобы пытать их. Я слышал от отца о временах до квоты, когда Истязатели налетали на города и забирали всех, кого могли найти.
— Когда мы прибыли, сенаторы спорили о квоте, — сказал Булвайф, — и что-то о лотерее.
Андрас кивнул, не в силах посмотреть в глаза Волчьему Лорду.
— Во времена моего прадеда Сенат решил, что Истязателей можно задобрить подношениями и они пощадят основную часть населения. Мы выдали им преступников и изгоев, заперев их в загонах, словно агнцев на заклание, в то время как остальные люди укрылись в укрепленных убежищах, построенных в горах. — Он пожал плечами. — Это сработало. Истязатели никогда не оставались дольше года, и за этот период люди, которых мы им выдавали, полностью утоляли их аппетит, после чего у них не было ни времени, ни сил, чтобы охотиться на других.
Булвайф едва сдержался, чтобы не отвернуться с отвращением от молодого человека. Идея приносить человеческие жертвы подобным монстрам вызывала у него отвращение и ужас.
— Почему, во имя Всеотца, вы не сопротивлялись? — спросил он сквозь стиснутые зубы.
— Мы воевали с ними! — воскликнул Андрас. — Сначала им давали отпор армигеры, используя все имевшиеся средства. Однажды произошел большой бой — армигеры устроили засаду на большой отряд налетчиков и убили пару десятков, в том числе и главаря. В ответ Истязатели вернулись на свои космические корабли и обрушивали ливень смерти на Антимон семь дней и семь ночей. Большая часть мира была уничтожена, и сотни миллионов людей погибли. После этого Сенат распустил армигеров и запретил любому поднимать руку на налетчиков.
Булвайф сжал кулаки.
— Тогда Сенат вас предал, всех и каждого! — прорычал он. — Если жизнь не стоит того, чтобы за нее сражаться, то это не жизнь. — С усилием он поборол желание отчитать Андраса — тот не мог отвечать за решения предков. — Как долго ваш мир страдает от Истязателей?
Андрас поднял руку и отер с глаз слезы гнева.
— Двести лет или около того, так говорят истории. Никто не знает, откуда они взялись и почему они улетают. Никого из забранных Истязателями никогда более не видели живым.
Булвайф задумчиво кивнул. Кусочки головоломки складывались вместе. Истязатели нашли Антимон вскоре после того, как обширные галактические варп-штормы начали спадать. Очевидно, эта часть пространства оставалась несколько турбулентной — Империум встретил ряд областей по всей Галактике, которые все еще испытывали циклы активности варп-штормов, сопровождавшихся краткими периодами затишья. Пришельцы мучили этот мир так долго, сколько могли, а затем улетали, вероятно к другой планете, чтобы терроризировать уже ее, прежде чем штормы начнутся и запрут их в системе.
— Полагаю, дьяволы построили черные шпили после бомбардировки, — сказал Булвайф, думая вслух.
Андрас кивнул.
— Их технология граничит с колдовством, — сказал он с оттенком благоговения в голосе. — Они сажают свои небесные корабли на террасы, встроенные в стороны большого шпиля, и выходят на охоту по всей зоне, когда им того хочется.
Булвайф задумчиво кивнул. Анализируя действия пришельцев и делая из этого возможные выводы, он постепенно выстраивал в голове характеристику этих ксеносов. Высоко над головой более длинные и яркие полосы огня в ночном небе начали дугами падать на поверхность Антимона, словно пучок горящих стрел.
— Что произойдет дальше? — спросил Волчий Лорд.
Андрас глубоко вдохнул.
— Истязатели спустятся на поверхность и укроются в шпилях, — сказал он. — Они будут ждать, наверное, день, а на следующую ночь вышлют отряды, чтобы собрать наше подношение. — Молодой дворянин горько покачал головой. — Но мы не готовы. На этот раз они прибыли раньше срока. Мы еще не закончили наполнять припасами убежища, и у нас недостаточно людей, чтобы заполнить квоту.
Булвайф вспомнил, что он слышал раньше.
— Это как-то связано с лотереей, которую обсуждали сенаторы?
Андрас виновато посмотрел на Волчьего Лорда и кивнул.
— Каждые семь лет уровень преступности резко падает, — сказал он с мрачной иронией. — В наших тюрьмах не хватит преступников, чтобы удовлетворить пришельцев, так что требуется лотерея, чтобы определить, кто еще станет частью дани. — Его взгляд упал на каменную поверхность пандуса. — Отец рассказывал, что так случалось и раньше. Именитые семьи уже пытаются предложить щедрые взятки, чтобы добиться для своих детей исключения из лотереи. — Он покачал головой. — Я не знаю, что произойдет теперь. Сенат, конечно, опустошит тюрьмы, но это, видимо, будет все, что они соберут на этот раз. Я сомневаюсь, что найдется семья с запасом еды больше чем на несколько месяцев. Когда они выйдут из убежищ в поисках пищи, Истязатели будут ждать их.
Волчий Лорд смотрел на небо и наблюдал за спуском налетчиков.
— Я думаю, они умышленно прилетели раньше, — сказал он. — Им надоели ваши подношения, Андрас, поэтому они устроили так, чтобы появился повод поразвлечься.
Это было не так уж неожиданно; во времена его собственного разбойничьего прошлого на Фенрисе он слышал о кровожадных грабителях, которые поступали точно так же.
Булвайф попытался представить себе, что в жертву гнусным аппетитам отряда безжалостных мародеров-ксеносов приносятся простые жители Фенриса, и желудок скрутило от этой мысли. Он посмотрел на Андраса и преодолел всплеск смертоносной ярости. «Мальчик ни в чем не виноват, — сказал он себе. — Если кто-то и виноват, так это старейшины». Теперь Волчий Лорд пожалел, что не взял Яврена за глотку, когда был шанс.
— Есть ли определенное место, куда вы приводите дань чужакам? — спросил Булвайф у юноши.
Андрас вытер еще мокрые от слез щеки и кивнул.
— Есть один павильон, — ответил он, — около десяти километров к востоку от Онейроса. — Он взглянул на Астартес, и его потрясло выражение лица Булвайфа. — Что вы собираетесь делать?
Волчий Лорд посмотрел в глаза молодому человеку.
— Эти ксеносы считают, что могут охотиться на людей, как на овец, — сказал он спокойно. — Я собираюсь показать им, как они ошибаются.
На следующий день, сразу после обеда, процессия округлых антимонских грузовиков выехала на дорогу, ведущую на запад от Онейроса, и отправилась вдоль широкого луга к месту подношений. Сам павильон был квадратным и почти ничем не примечательным — просто мощенный каменными плитами участок пятьдесят ярдов на пятьдесят у подножия расположенных полукругом высоких лесистых холмов. Только тяжелые железные кольца, вделанные в плиты через равные интервалы, намекали на жуткое предназначение этого места. К западу от павильона высокий, похожий на нож зловещий шпиль ксеносов уходил в облака, а его основание утопало в клочьях клубящегося тумана.
Булвайф и его лейтенанты, остановившись на склоне в тени лесной чащи, смотрели, как грузовики съехали с вымощенной белым камнем дороги и загромыхали по плитам павильона. Антимонцы не теряли времени даром, передвигаясь по каменному участку в соответствии с хорошо заученным планом. Когда последняя машина заняла свое место, пассажирские дверцы открылись, и оттуда выскочили крупные мужчины в стеганых комбинезонах. Каждый нес что-то вроде энергетического посоха или шоковой дубинки, которой принимался размахивать, едва задние борта грузовиков с лязгом открылись и скованные заключенные начали, спотыкаясь, выбираться наружу. Мужчины и женщины, одетые в бесформенные выцветшие коричневые рубахи и штаны, сбоку на шее у каждого выжжены темные тюремные татуировки. Каждую группу испуганных, еле шагающих осужденных гнали к линии железных колец. Как только их приковывали, заключенные опускались на камни и ждали. Некоторые смотрели в синее небо над головой, другие, казалось, уходили в себя и глядели в пустоту.
Хальвдан безнадежно покачал головой.
— Как они могут просто сидеть, словно овцы перед закланием? — сказал он шепотом, хотя до павильона было около километра. — Будь я на их месте, охранникам пришлось бы забить меня до потери сознания, прежде чем прицепить к одному из этих колец.
Юрген указал на дальний конец павильона.
— Похоже, вон те агнцы согласны с тобой, брат, — сказал он угрюмо.
Охранники последней партии грузовиков боролись с небольшой группой закованных жертв, которые вырывались, пинались и кусали надзирателей. Эти мужчины и женщины в одеждах различных стилей были, очевидно, свезены с улиц и домов по всему Онейросу. Они боролись против своей судьбы с энергией, порожденной абсолютным ужасом, но удары шоковых дубинок надзирателей не давали делу выйти из-под контроля. Через двадцать минут последние из плачущих и умоляющих жертв были прикованы к камням павильона, и надзиратели вернулись к машинам, даже не оглянувшись.
Булвайф оторвал глаз от прицела болтгана и передал оружие обратно Юргену. С ним было восемь воинов, включая двух лейтенантов. Боевые трофеи и почетные знаки, что они носили накануне, исчезли: воины сняли все украшения с доспехов и вымазали блестящие поверхности грязью и сажей, чтобы минимизировать предательский блеск, который мог выдать их позицию. Прошлой ночью им пришлось отбросить все старания выглядеть соответственно приличиям и приготовиться к войне.
Как только Истязатели во множестве начали садиться на Антимон, Булвайф, оставив Андраса и город, в темноте поспешил размашистым шагом на посадочное поле, где ждала «Грозовая птица». Пилот был наготове, двигатели корабля работали на холостом ходу, пока Космические Волки вооружались из больших оружейных ящиков. Волчий Лорд приказал челноку двигаться на запад, летя на уровне верхушек деревьев, чтобы скрыть движение от чужих ауспик-систем, и найти удобную стоянку на расстоянии десяти-двенадцати километров от места подношений. Пилот обнаружил почти свободную от леса лощину, достаточно большую, чтобы посадить корабль, а воины провели остаток ночи, камуфлируя транспорт сеткой и сломанными при посадке ветками. К рассвету Волчий Лорд повел свой маленький отряд в холмы вокруг павильона и приступил к планированию засады. С таким малым количеством бойцов и снаряжения возможные варианты действий были несколько ограничены.
Волчий Лорд указал на западный конец поля за пределами павильона.
— Там, между местом для дани и лесом у подножия холмов, достаточно пространства, чтобы посадить целую эскадрилью «Грозовых птиц». Они, скорее всего, приведут свои корабли туда, — сказал он. — Это будет наш огневой мешок.
Юрген скрестил руки на груди и неохотно кивнул. Воин покосился на Хальвдана, затем обратился к Булвайфу:
— Что будет нашей целью, мой лорд?
Булвайф нахмурился.
— Я думал, это очевидно, — ответил он. — Мы нанесем врагу возможно больший урон и заставим вести себя осмотрительнее. Нам нужно научить их, каждый раз выходя из шпиля, остерегаться засады.
— Я не об этом, мой лорд, — сказал Юрген. — Ты видел все эти десантные корабли прошлой ночью, их, должно быть, больше сотни в одном этом шпиле. Это не маленький отряд налетчиков — это какое-то кочевое племя или клан.
Волчий Лорд бросил на Юргена твердый взгляд:
— Ты хочешь сказать, что мы не справимся с такой задачей?
— Я говорю, что это не наш бой, — ответил лейтенант. — Этот народ — не имперские граждане, более того, их лидер назвал тебя лжецом и заявил, что не хочет иметь с нами дела. Если бы вчера не появились эти ксеносы, мы были бы сейчас на «Железном волке», планируя кампанию по завоеванию планеты и приведению ее к Согласию.
Глаза Булвайфа сердито сузились в ответ на откровенное заявление лейтенанта, но в конце концов он кивнул и признал:
— Ты все правильно сказал, брат. Но это ничего не меняет. Мы — воины Императора и защитники Человечества. Всего Человечества. Если мы не соответствуем этому идеалу, то вся кровь, пролитая нами во время Великого Крестового Похода, была напрасной, и будь я проклят, если допущу это. — Прежде чем Юрген смог ответить, Булвайф отвернулся от лейтенанта и махнул собравшимся воинам. — Осталось всего несколько часов до наступления темноты. Давайте начнем подготовку своих позиций.
Астартес вышли из лощины и быстро прошли густой лес у подножия холма. Они неспешно разметили огневой мешок, черпая знания не только из многолетних напряженных тренировок и гипноинструктажа, предоставленных Всеотцом, но также из многих лет вылазок и засад на диких просторах родного мира. Когда позиции были готовы, четырех оставшихся воинов вызвали из временного лагеря в холмах, чтобы принести тяжелое вооружение, взятое из «Грозовой птицы». Пока завершались последние приготовления к засаде, пилот «Грозовой птицы» занял высокую замаскированную позицию на одном из близлежащих холмов, чтобы предупредить о приближении чужаков.
Долго ждать им не пришлось. Через час после заката, когда потемневшее небо замерцало звездами, а поляна перед павильоном погрузилась в глубокую тень, вокс Булвайфа ожил.
— «Асы» — «Фенрису», — передал дозорный. — Множественные контакты с западного направления на малой высоте. Много тепловых следов — около десятка крупных летательных аппаратов, с два десятка мелких.
Стоя на опушке леса, Булвайф прислушался, стараясь уловить шум приближавшихся с запада кораблей. И точно: судя по еще еле слышному, но постепенно становившемуся все громче звуку, гравидвигатели. Было что-то странное в этом звуке, словно к шуму двигателей примешивался хор плачущих душ. Но страха Булвайф не чувствовал; наоборот, кровь быстрее бежала по венам в предвкушении битвы. Он прижал вокс-бусину:
— Вас понял. Переходите на точку «Альфа» и приготовьтесь к эвакуации.
— Вас понял, — подтвердил дозорный.
Теперь, когда его задание было выполнено, пилот мог спуститься к подножию холма и вернуться к «Грозовой птице», чтобы прогреть двигатели и приготовиться к быстрому отступлению.
Булвайф напоследок еще раз проверил оружие и повернулся к лейтенантам. Под кронами деревьев сгустилась практически непроницаемая тьма, но благодаря усиленным чувствам, которыми были наделены все Космические Волки, он без труда разглядел боевых братьев.
— За Русса и Всеотца, Волчьи Братья! — тихо сказал он и первым вышел из-под сени леса на поляну.
Хальвдан и Юрген последовали за ним через широкое поле к месту приношения дани. Дикие травы и полевые цветы с шелестом сгибались под их бронированной поступью. Помимо болтганов, оба лейтенанта уже обнажили клинки; оружие Булвайфа еще пребывало в ножнах, и он не сводил внимательного взгляда с западной стороны горизонта.
Не стараясь скрыть своего присутствия, они пересекли огневой мешок и подошли к месту жертвоприношений. Вскоре закованные в цепи пленники заметили идущих к ним гигантов и запричитали от страха, подозревая, что пробил их час. Космические Волки не обратили никакого внимания на панику, охватившую невольников. Когда до западной стороны павильона оставалось десять ярдов, они остановились и развернулись спиной к месту приношения дани.
Хальвдан поудобнее перехватил оружие. Его лучащийся злобой глаз светился в темноте, подобно тлеющему углю.
— Не понимаю, почему мы должны быть приманкой, — проворчал он.
— Наверное, Булвайф хотел, чтобы сердце врага наполнилось страхом при виде его самых грозных воинов, — улыбка Юргена была жестокой, — или самых уродливых — в твоем случае.
Но до перепалки дело не дошло — к западу от них над холмами появилась группа бледно-зеленых огней, которые быстро приближались. Хор плачущих голосов, до этого еле слышимый, с каждым мигом становился громче, вплетаясь в порывы ночного ветра. Истязатели прибыли.
На глазах у Волков с десяток тускло светящихся огней ринулись к земле, словно снаряды, поражающие цель. Благодаря острому ночному зрению Астартес еще издали разглядели приближавшиеся летательные аппараты во всех деталях: острые обводы небольших грациозных машин; изогнутые стабилизаторы, напоминающие лезвия; ряды острых шипов, выступающие из обшивки днища. Каждый аппарат нес лишь одного седока, и обликом своим стройные, гибкие пилоты походили на человека, хотя сочлененные доспехи их выглядели необычно. Гравициклы чужаков с воем пронеслись по обе стороны от Волков, словно стая пронзительно кричащих птиц, и спикировали к павильону за ними. Булвайф успел разглядеть лицо одного из пилотов — бледное, с резкими чертами, с татуировками и металлическими имплантатами. Глаза чужака были черны и бездонны, как пустота космоса.
Вслед за стаей гравициклов появились одиннадцать более крупных аппаратов; со смертоносным изяществом они скользнули над холмами и снизились у западного края поля. По своей конструкции они были старшими братьями странных гравициклов: те же скошенные носы, те же шипы на днищах, те же острые, как лезвие клинка, стабилизаторы. Палубы восьми транспортов кишели бледнокожими, облаченными в доспехи фигурами, которые, явно услышав о трех воинах, поджидающих на поле, сгрудились на носу кораблей.
Преимущество в численности сделало ксеносов бесстрашными и надменными, и большие транспорты спокойно приземлились на поле, после чего с них с высокомерной грацией спустились экипажи. Булвайф, которого отделяла от чужаков сотня ярдов, видел, что ксеносы постепенно разделились на несколько крупных групп; у большинства налетчиков лица были скрыты под высокими черными шлемами конусообразной формы, и в руках, затянутых в перчатки, они несли длинноствольные винтовки. Вожаки выделялись благодаря шлемам с плюмажами, похожими на конские хвосты; поверх боевых костюмов сверкала тонкая, как паутина, сетка, на которой были закреплены трофеи — выбеленные кости.
Выстроившись в неровный полукруг и держа ружья поперек груди, пришельцы двинулись к Космическим Волкам, перешептываясь между собой на шипящем языке, напоминавшем шорох высохшей змеиной кожи. Налетчики держались настороже и рассматривали огромных Астартес с тревожной пристальностью, но из того, как неторопливо они приближались, было понятно, что они не считают трех Волков серьезной угрозой.
В центре наступающей банды двигалась сгорбленная фигура с бледной кожей, облаченная в причудливый, искусно отделанный доспех; ее окружение составляла группа существ, словно сшитых из разных частей, которые кружили вокруг хозяина, как свора гончих. Длинные белые волосы горбуна, который, насколько мог судить Булвайф, был вожаком банды, были выбриты с одной стороны головы, и на тонкой коже виднелись переплетающиеся шрамы татуировок. Край не прикрытого волосами уха, длинного и острого, как у собаки, был иссечен и проколот так, что напоминал отвратительное кружево, обрамляющее череп. Шрамы украшали и высокие скулы чужака, и горло; в тонкую ткань рубцов были вставлены блестящие кусочки металла, и казалось, что сплетение шрамов образует некий сложный символ или пиктограмму, протянувшуюся от виска до ключицы. Большие глаза ксеноса сидели глубоко в глазницах, за рассеченными губами виднелись белые, неровно заточенные зубы. Вместо пальцев на левой руке торчали острые лезвия, доходившие почти до колен существа; при каждом шаге чудовища они скрежетали и звякали друг о друга. Булвайф учуял резкий запах существа, даже когда до него оставалось не менее тридцати ярдов, и чувствовалась в этом запахе примесь странных эликсиров и биомодификаций. От него покалывало кожу и тошнота подступала к горлу.
Булвайф смотрел на этих монстров и не чувствовал страха — наоборот, его переполняло неудержимое желание, голод, требовавший обнажить клинок и вонзить во врага, рубить и кромсать, забыв обо всем. Внутри звучал голос волка — неистовый дар самого Лемана Русса, казалось обретший в тот момент собственную жизнь.
«Не сейчас, — сказал он зверю внутри. — Еще рано».
Чужаки приближались, продолжая перешептываться на своем змеином языке. Новые запахи донеслись до Булвайфа и его воинов — запахи, от которых нервы задрожали, как натянутые струны. От налетчиков исходили миазмы феромонов, запах адреналина и опьяняющий аромат мускуса; усовершенствованный организм Булвайфа работал на пределе своих возможностей, стараясь отфильтровать этот яд, прежде чем тот сведет его с ума. И все равно голова кружилась, а колени дрожали. Он услышал, как Хальвдан тихо выругался, и понял, что его воинам тоже приходится нелегко.
Отвернувшись от ксеносов, Булвайф посмотрел назад, на жавшихся друг к другу пленников, цепями прикованных к камням павильона. Многие плакали, другие склонили голову в молитве. Некоторые смотрели на него, и в их широко раскрытых глазах читалась мольба.
Свободно опустив руки, Волчий Лорд обернулся к приближавшимся налетчикам и присмотрелся к уродливому существу, шедшему в середине.
— Слушай меня, чужак, — обратился он к монстру, голос его звучал твердо и отчетливо. — Ты мучил и грабил этих людей веками, так что, подозреваю, твой народ научился нашему языку. Я Булвайф, воин из русов и названый брат Лемана, примарха Шестого Легиона. Жители этого мира под моей защитой, чудовище. Ты пришел сюда на свою погибель.
Булвайф заметил, как темные глаза вожака чужаков расширились от веселого изумления. Все его гибкое тело задрожало от безумного веселья, а затем губы раздвинулись, обнажая неровные зубы, и монстр захихикал в лихорадочном возбуждении. Гротескные телохранители, вторя хозяину, затараторили и завыли, царапая когтями покрытую шрамами кожу на скулах и шершавые губы.
Усмешка ксеноса, адресованная Булвайфу, была полна острых, как иглы, зубов и напоминала оскал барракуды, а голос его, исторгнутый пропитанными феромонами легкими, клокотал и булькал.
— Ты станешь отличным подарком моему повелителю, — произнес ксенос на вполне сносном низком готике, сжав пальцы-лезвия. — О, как он будет смеяться над твоими дерзкими словами, отделяя плоть твою от костей. — Изуродованное тело чудовища вздрогнуло от удовольствия. — Твои страдания будут утонченными.
Холодные как лед глаза Булвайфа прищурились.
— Так, значит, не ты предводитель этой гнусной орды?
Ксенос равнодушно рассмеялся:
— Я лишь ничтожный слуга Даррага Шаккара, архонта кабала Кричащего Сердца. Именно он держит в своих когтях этот варварский мир.
Волчий Лорд медленно кивнул. Когда он заговорил снова, его тон был холоден и вежлив, как отшлифованное железо:
— Тогда нам больше нечего обсуждать.
Быстрее молнии правая рука Булвайфа метнулась к плазменному пистолету у бедра, и выстрел попал чужаку между глазами. Не успело обезглавленное тело ксеноса рухнуть на землю, как остальные Волки, скрывавшиеся в лесу, обрушили шквал болтерного огня на толпу налетчиков. Те стояли так близко друг к другу, что каждый выстрел находил свою цель, и разрывные болты, с легкостью пробивая легкую броню пришельцев, взрывались внутри тел, разнося их на куски. С потрескивающим шипением из-за кромки леса вылетели две крак-ракеты и подбили пару крупных транспортов — те взорвались смертоносным фонтаном огня и раскаленных обломков. Разразившись гневными криками, ксеносы развернулись и открыли огонь из винтовок, наугад паля в темноту. При стрельбе их оружие издавало пронзительное жужжание, и на деревья обрушился поток гиперзвуковых осколков.
Юрген и Хальвдан, стоявшие позади Булвайфа, подняли болтганы и присоединились к истреблению застигнутых врасплох налетчиков. Один за другим ксеносы падали, корчась и истекая едкой кровью.
Телохранители погибшего вожака чужаков прорвались сквозь шквальный огонь. Ненависть, подпитанная наркотиками, превратила их уродливые лица в ожесточенные маски, и твари напали на Волчьего Лорда. Эта бешеная атака послужила примером остальным налетчикам, и десятки воинов-ксеносов ринулись к новой цели.
Атакующие набросились на Булвайфа; с шипением пронеслись потоки осколков, часть из них прошла мимо, часть срикошетила от благословленного Механикум доспеха. Над его головой пронеслась группа гравициклов ксеносов, и северная опушка леса оказалась под обстрелом. В ответ в небо устремилась, оставляя за собой огненный след, осколочная ракета, которая взорвалась в самой гуще нападавших, и машины рухнули на землю, изрешеченные осколками.
Не отступая ни на шаг, Волчий Лорд схватился за силовой топор, висевший на поясе. Активировав энергетическое поле оружия, он с древним боевым кличем бросился навстречу атаке чужаков. Свита вожака окружила его со всех сторон, они пытались достать его когтями или вцепиться клыками, но каждый раз Булвайф останавливал их грозными взмахами топора. Он отрубал конечности, рассекал тела, вспарывал животы и отсекал головы, пока вокруг него не выросла груда мертвецов. Волк внутри него бесновался, стараясь вырваться на волю, но Булвайф, сконцентрировавшись на своих движениях и на оружии, сдерживал зверя.
Мгновение спустя в схватку вступили Юрген и Хальвдан, широкими взмахами силовых мечей врубаясь в орду врагов. Ракеты и сосредоточенный болтерный огонь остальной Волчьей Гвардии уничтожили еще несколько транспортов в тылу чужаков. Уцелевшие гравициклы не оставляли попыток достать врага, притаившегося под сенью леса, но темнота и густорастущие деревья обеспечивали Астартес достаточное прикрытие от огня.
По нагруднику Булвайфа скользнуло зазубренное лезвие штыка; другой штык задел правую ногу, оставив след на поножах, третий удар пришел слева и сзади и попал в переплетение кабелей доспеха под мышкой Волчьего Лорда. Он наотмашь ударил топором, снес с плеч голову одному налетчику и вогнал лезвие в грудь тому, кто нанес ему удар сзади. Атакующих справа он остановил двумя выстрелами в упор из плазменного пистолета. Разряд ионизированного газа заставлял тела чужаков или разлетаться на части, или вспыхивать в результате вторичного термального воздействия.
И вдруг ксеносы отхлынули от Волчьего Лорда, подобно обратившемуся вспять приливу. Несколько осколков задели его грудь и руки, но это были случайные выстрелы наугад. Уцелевшие налетчики бежали с поля боя, под прикрытием гравициклов поспешно отступая к оставшимся транспортам.
Воздев окровавленные клинки, Булвайф и его лейтенанты с боевым кличем, исполненным смертельной жажды мести, бросились вперед. Волчий Лорд почувствовал, как осколок пробил доспех чуть выше колена, но внезапная боль лишь на мгновение замедлила атаку. Взвыв гравитационными турбинами, в воздух поднялись два транспорта — и незамедлительно стали целью для двух крак-ракет. Первая ракета взорвала борт одного из них, и по десантной палубе прокатилась волна пламени. Летательный аппарат накренился, и с правого борта, переваливаясь через ограждение, посыпались охваченные огнем тела. Но и накренившись, транспорт все равно ринулся вперед и, ревя двигателями, лег на курс, уводивший по плавной дуге на запад. Мощный взрыв разнес второй транспорт на части, и на поле рухнули горящие обломки. Некоторые попали в другие летательные аппараты, только отрывавшиеся от земли; их десантные палубы тоже пострадали, но недостаточно, чтобы вывести транспорты из строя. Остроносые корабли развернулись и вскоре исчезли из виду, устремившись к далекому шпилю, который сулил им защиту. Через несколько мгновений Булвайф и его люди остались одни на поле, усыпанном горящими кусками транспортов и мертвыми телами.
Волчий Лорд отозвал воинов из засады.
— Юрген, проверь людей и доложи мне, — приказал он лейтенанту, а сам направился к павильону.
При виде приближающегося гиганта в доспехах, выглядевших черными на фоне пламени за его спиной, и с силовым топором в руке пленники у павильона сжались от страха. И преступники, и невинные жертвы смотрели на Булвайфа с благоговением, к которому примешивался неконтролируемый животный ужас. Окинув взглядом жавшихся друг к другу людей, Булвайф заговорил, и голос его звучал громко и повелительно:
— Слушайте меня, жители Антимона. С этой ночи вы более не будете жить в страхе. Возвращайтесь в город и расскажите всем о том, что здесь случилось. Скажите, что Всеотец послал своих воинов, чтобы защитить вас, и что мы не успокоимся, пока последний чужак не будет изгнан навсегда из вашего мира.
Взмахнув силовым топором, он разбил цепи, удерживавшие первую группу пленников. Раздались вскрики, люди отшатнулись, а затем со смесью удивления и восхищения воззрились на разрубленные звенья. Когда Волчий Лорд добрался до второй группы, бывшие заключенные из первой уже со всех ног мчались на восток, к городу.
Вскоре к Булвайфу присоединился Хальвдан, и его силовой меч, потрескивая, с легкостью рассекал железные звенья. Наконец последние пленники были освобождены и направились обратно к Онейросу, после чего лейтенант искоса взглянул на Булвайфа; аугметический глаз его смотрел бесстрастно, скрывая мысли владельца.
— Неплохо для начала, — сказал Хальвдан. — Но нам повезло. Проклятые ксеносы слишком долго заправляли этой планетой и потеряли бдительность. Полагаю, вскоре они захотят свести счеты и вернутся. Чем займемся сейчас?
Волчий Лорд выпрямился и посмотрел на запад:
— Вызовем «Грозовую птицу» и отправимся на юг. Мы уведем охотников за собой, и у жителей Онейроса будет шанс добраться до города. А затем найдем в пустошах подходящее место для базы и посмотрим, насколько сильно этот народ хочет вернуть себе свою планету.
Над развалинами зарождалась гроза. Булвайф чувствовал, как в воздухе накапливается статическое электричество, прикасаясь, подобно мягкой ласке, к открытым участкам кожи на лице и руках. Порыв сухого горячего ветра пронесся над разбитыми камнями, оставшимися от зданий павшего города; за ним последовал гулкий раскат грома где-то далеко на востоке, и Волчий Лорд вынырнул из глубин восстановительного транса. Благодаря серии самогипнотических упражнений, которые он проделал машинально, мозг быстро пробуждался участок за участком. Всего через несколько мгновений Булвайф открыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы полностью активировать дыхательные органы. Системы жизнеобеспечения, встроенные в доспех, закончили очистительные процедуры, в ходе которых были убраны, а затем выведены на поверхность кожи измененными потовыми железами токсины; после этого в кровь Волчьего Лорда были впрыснуты стабилизаторы метаболизма.
По оценке Булвайфа, он отдыхал менее часа. Слишком мало, учитывая, какому облучению он подвергся, но пока придется обойтись и этим. Нужно было осмотреть временный лагерь и убедиться, что все укрыто и надежно закреплено, до того как разразится буря.
Место их последней стоянки было расположено в ста километрах к югу от обитаемой зоны Онейроса — в развалинах небольшого городка, и, хотя со времен холокоста, устроенного ксеносами, прошло двести лет, уровень остаточной радиации тут был все еще высок. За прошедшие три месяца отряд Булвайфа десятки раз менял позицию. Они никогда не оставались на одном месте дольше чем на неделю и старались не выходить за пределы радиоактивных областей, надеясь, что здесь их не обнаружат поисково-ударные патрули врага.
Волкам удавалось наносить Истязателям внезапные удары и затем скрываться от жестокой погони только благодаря двум факторам: огромному опыту Булвайфа, приобретенному за годы набегов, и мобильности, которую обеспечивала десантная «Грозовая птица». Разделившись на группы по три человека, они нападали на любые объекты практически во всех обитаемых зонах планеты. Навыки, полученные за время охоты в лесах родного Фенриса, и боевое мастерство, пришедшее за сотни лет войны, позволяли Волкам молниеносно атаковать из засады отдельные рейдерские группы ксеносов или подбивать из ракетных установок низко летящие транспорты, которые курсировали между шпилями чужаков и городами антимонцев. Каждый раз схема атаки была одинакова: напасть, нанести как можно больший урон, а затем быстро отступить в незаселенную местность и избегать обнаружения до тех пор, пока не появится возможность ударить снова. Булвайф хотел отвлечь на себя как можно больше Истязателей и тем самым положить конец регулярным налетам на поселения антимонцев. Судя по интенсивности ответных действий ксеносов, пока этот план работал. Чужаки установили постоянное патрулирование пустошей, причем отдельные группы заходили далеко на север и юг, вплоть до полюсов. В последние же несколько недель они стали использовать орбитальную бомбардировку, обстреливая наиболее крупные из разрушенных городов в надежде выкурить добычу из укрытия.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 1:30:51
Успех Астартес объяснялся только одним: они были не только готовы, но и физически способны переносить большие тяготы и лишения, нежели их противник. Скромного аварийного пайка, который несла «Грозовая птица», благодаря строгому нормированию хватило на месяц, но улучшенный метаболизм воинов позволял извлекать питательные вещества из растений, животных и даже неорганических материалов, которые были бы смертельны для обычного человека. Они вставали лагерем в диких, пустынных местах, где не было никакого укрытия от самой жестокой непогоды; они получили такую дозу облучения из-за остаточной радиации, которая убила бы простого смертного за несколько часов. Не раз поисковые группы врага выходили на след Волков, но в конце концов им приходилось прекращать преследование, потому что местность становилась для них непроходимой.
Однако за этот успех Волкам пришлось дорого заплатить. Радиоактивное излучение ослабляло регенерационные способности организма, к тому же чужаки часто наносили яд на свое оружие, и в результате многие члены отряда страдали от плохо заживающих ран. Из двенадцати Астартес под командованием Волчьего Лорда трое были ранены так тяжело, что впали в Красный Сон — глубокую кому, во время которой тело пыталось справиться с самыми серьезными повреждениями. На данный момент у Булвайфа было три группы по три воина: две из них выполняли боевые задачи в разных точках планеты, третья же охраняла раненых братьев, давая им время восстановить силы.
Волкам пришлось нелегко, но уже появились обнадеживающие признаки того, что благодаря их действиям баланс сил на Антимоне начал постепенно меняться. Истязатели по-прежнему нападали на города, иногда проявляя почти звериную жестокость, но атаки эти были несогласованными и редко давали значимый результат. Однако гораздо важнее было другое: судя по всему, послание Булвайфа каким-то образом разнеслось по всем антимонским поселениям. После той ночи, изменившей все, жертвенные поля использовались все реже, а если и использовались, то совсем не для той цели, для которой они были предназначены. Когда Волкам случалось проходить мимо павильонов, они находили там различные подношения: еду или лекарства, завернутые в водонепроницаемую ткань, или просто цветы, растущие в той местности, или несколько бутылок вина. Иногда к такому свертку прилагалась записка, написанная на местном наречии, и тогда воины часами пытались разгадать странные письмена и понять смысл послания. Булвайфу же смысл этот был абсолютно ясен: жители истерзанного мира знали, что отряд делает ради них, и были благодарны за это.
Волчий Лорд заметил, что у подножия пологого холма, на котором он сидел, что-то движется. Вскоре из развалин небольшого строения показался Хальвдан и начал подниматься по склону, прихрамывая и то и дело останавливаясь. В схватке с беловолосой женщиной из армии ксеносов могучий воин был ранен в бедро отравленным кинжалом, и пока что рана не собиралась заживать. Булвайф не мог даже предположить, как Хальвдан, несмотря на страшную боль, умудряется ходить, не говоря уж о том, чтобы сражаться.
Булвайф жестом разрешил воину сесть, и Хальвдан, благодарно кивнув, опустился на землю. Он отцепил с пояса фляжку и сделал большой глоток; на бледной коже под глазами проступили морщины усталости.
Булвайф кивнул:
— Обе группы целы?
— Да, благодарение Всеотцу, — ответил Хальвдан. — Хотя Юрген сообщает, что у него есть раненые. — Бородатый воин взглянул на восток, где размытое коричневое пятно на горизонте указывало на приближавшуюся бурю, и еще раз глотнул из фляжки. — Я проверил припасы, как ты приказывал.
— Быстро ты управился, — удивленно поднял бровь Волчий Лорд.
Хальвдан хмыкнул.
— Проверять особо нечего, — сказал он. — На каждого по сорок зарядов для болтганов, всего восемь гранат, двенадцать мелта-зарядов и две крак-ракеты. Приплюсуй сюда то, с чем сумеют вернуться оба патруля. Не осталось ни одной нетронутой аптечки, а повреждения доспехов у каждого воина составляют от десяти до восемнадцати процентов. Короче говоря, почти ничего не осталось. У нас хватит ресурсов еще на одну серию патрулей или же на одно серьезное сражение. И все. — Он вздохнул, вперив в Волчьего Лорда тяжелый взгляд красного искусственного глаза. — Мы должны были явиться на Кернуннос четыре недели назад. Они обязательно пришлют кого-нибудь на поиски. Тактическая группа может прибыть со дня на день.
— К чему ты клонишь? — Волчий Лорд внимательно посмотрел на своего боевого брата.
Хальвдан опять глотнул из фляги. Судя по запаху, внутри было антимонское вино.
— Мне не больше твоего нравятся эти проклятые чужаки, но, лорд, мне кажется, мы уже сделали все, что было в наших силах. — Воин пожал массивными плечами. — Сам Леман не стал бы требовать большего от наших братьев, и ты это знаешь. Как только вернется «Грозовая птица», почему бы нам не отправиться в более уютные края и затаиться до тех пор, пока не прибудет подкрепление?
Это предложение захватило Булвайфа врасплох.
— Мы не можем останавливаться. Не сейчас, когда перевес наконец склоняется на нашу сторону. Если мы сейчас сбавим напор, то инициатива перейдет к противнику, и я ручаюсь, что они сделают все возможное, чтобы этим воспользоваться.
— Да, но… — Хальвдан умолк, пытаясь найти подходящие слова для тревоживших его мыслей. Через мгновение он сдался и высказал все напрямую: — Мой лорд, мы ничем не обязаны этим людям. Они не задумываясь отвергли твое предложение. Ты знаешь, что это значит.
Волчий Лорд зло прищурился.
— Прекрасно знаю! — прорычал он. — И я исполню свой долг, если до этого дойдет, как и положено слуге Всеотца. Посмотри, как я расправился с этим субсектором, — разве можешь ты думать иначе?
Хальвдан поднял руку в примирительном жесте:
— Я же не говорю, что ты размяк…
— Я прекрасно понял, о чем ты говоришь, брат, — прервал его Булвайф. — Ты не можешь понять, почему я изо всех сил защищаю народ, который нам позже все равно предстоит завоевать.
Волчий Лорд поднялся на ноги. Из сочленений доспеха посыпалась пыль, которую тут же развеял ветер.
— Мы крестоносцы, Хальвдан. По воле Всеотца мы должны спасти потерянные миры и вернуть их Человечеству. Если есть хоть малейший шанс на то, что нам удастся убедить местных жителей в нашей правоте и тем самым избежать повторения событий на Кернунносе, то ради этого я сделаю все, что в моих силах. Буду сражаться до последнего вздоха, если понадобится.
Хальвдан недоверчиво посмотрел на Булвайфа снизу вверх, затем покачал головой и вздохнул. С трудом встав, он хлопнул Волчьего Лорда по плечу.
— «Птица» вот-вот вернется, — сказал он. — Лучше пойдем встретим ее, заодно посмотрим, не привез ли нам Юрген какой-нибудь подарок.
Оба Астартес спустились с холма и вышли на пыльную равнину, что простиралась к западу от разрушенного города. Вскоре на горизонте возник черный силуэт, летящий низко над землей, чтобы укрыться от орбитальных детекторов. Оба Волка сразу же заметили, что с кораблем не все в порядке: из одного двигателя валил дым и челнок не мог держать курс. На столь опасной высоте пилоту явно лишь с большим трудом удавалось удерживать «Птицу» от крена.
Через несколько минут корабль завис над посадочной площадкой и тяжело опустился на пыльную землю. По рампе сбежали четверо Волков, включая и пилота, с огнетушителями в руках. Бросившись к корме «Грозовой птицы», они затушили дымящийся двигатель. Тем временем Юрген подошел к Булвайфу и Хальвдану, которые все еще стояли в нескольких ярдах от корабля.
— Вы такую прогулку пропустили! — сказал он, встав перед командиром. — Когда мы пролетали через обитаемую зону Онейроса, за нами увязалась пара истребителей ксеносов. Погоня была еще та, но потом мы их сбили.
— Насколько все плохо? — спросил Булвайф.
Юрген помрачнел:
— Насчет корабля нужно спросить пилота. Еще двое наших братьев впали в Красный Сон. Один из них, скорее всего, лишится ног — если вообще выживет.
Волчий Лорд отреагировал на новости коротким кивком:
— А как прошло патрулирование? Удачно?
— Да, — ответил Юрген не задумываясь. — Даже лучше, чем мы рассчитывали.
— Неужели? Как так получилось?
Лейтенант скрестил руки на груди:
— Мы летели обратно, и тут пилот заметил оживление в воздушном пространстве Онейроса. Оказалось, что Истязатели как раз проводят несколько масштабных налетов на город, и я решил рискнуть и подобраться поближе. Мы скрытно проникли в зону и сели рядом с жертвенным полем. Там-то наш патруль и обнаружил кое-что любопытное.
— Еще одну посылку? — Булвайф нахмурился.
— Нет, — ответил Юрген. — Послание. — Он сунул руку в поясную сумку и достал клочок бумаги. — Записка была обернута вокруг рукояти кинжала, а тот был воткнут между камнями, которыми вымощен пол павильона.
Волчий Лорд внимательно осмотрел записку. К его удивлению, текст был написан на архаичном низком готике, отличавшемся от местного диалекта и более похожем на тот праязык, который был понятен людям большинства обитаемых миров. В записке были указаны частота вокса, время и имя. Андрас.
— Как думаешь, что это значит? — Юрген не сводил глаз с Булвайфа, наблюдая за его реакцией на послание.
Булвайф сверился с внутренним хронометром доспехов. До времени, назначенного в записке, оставалось лишь несколько часов.
— Это значит, что антимонцы готовы сделать следующий шаг.
Они прибыли на место за четыре часа до назначенного срока. Прежде чем занять наблюдательную позицию у жертвенного поля, им пришлось пролететь над пустошами и проскользнуть над поросшими лесом холмами. Булвайф не сомневался, что по воксу с ним говорил именно Андрас, но это еще не давало повода не опасаться засады.
Волки затаились в ожидании; над ними через регулярные интервалы пролетали корабли ксеносов, в основном направлявшиеся к Онейросу. Как и говорил Юрген, Истязатели, судя по всему, направили значительную часть своего контингента на разграбление города, не думая о возможных потерях. Булвайф следил за пролетающими аппаратами и добавлял полученные данные к зарождавшемуся в голове плану.
В точно условленное время из-под сени леса, окаймлявшего дорогу к востоку от павильона, вышли три завернутые в плащи фигуры и направились к жертвенному полю. Волки были поражены: никто не заметил антимонцев, пока те не вышли из укрытия. Булвайф наблюдал, как фигуры приблизились к павильону и припали к земле у места встречи, и принял окончательное решение.
— Я иду к ним, — сообщил он лейтенантам. — Оставайтесь на позиции до дальнейших приказов.
Затем он вышел из тени и пошел к площадке, на которой двенадцать недель назад они устроили Истязателям первую засаду.
Антимонцы заметили его приближение издалека. Их глаза, скрытые низко надвинутыми капюшонами, неотрывно следили за ним, но троица не шевелилась до тех пор, пока между ними и Булвайфом не осталось лишь несколько ярдов. Затем одна из фигур плавно поднялась и шагнула навстречу. По тому, как двигался человек, Булвайф определил, что это Андрас.
— Рад встрече, — тихо сказал Волчий Лорд, протягивая руку.
Андрас ответил на рукопожатие, обхватив его запястье в воинском приветствии.
— Мы ждали две недели, надеялись, что вы найдете наше послание, — сказал молодой аристократ. — Мы рады, что вы пришли. Как ваши дела?
— Неплохо, — осторожно ответил Булвайф. — Спасибо за дары, которые твой народ оставляет для нас. Сенат изменил свое мнение?
— Сената больше нет, — сообщил Андрас. — Рейдеры убили их всех в прошлом месяце.
— Как это случилось? — Новость удивила Булвайфа.
— Наши запасы еды быстро подходят к концу, — пояснил Андрас. — То же и во всех городах Антимона. Прежде чем ситуация стала совсем отчаянной, мой отец и другие сенаторы решили вступить в переговоры с предводителем Истязателей и попробовать заключить какое-нибудь соглашение. — Все тело дворянина напряглось. — Предводитель чужаков согласился на встречу в здании Сената, но пришел он вовсе не для переговоров. Вместо этого его воины захватили сенаторов и пытали целую неделю. С тех пор Онейрос не знает покоя, налетчики заполонили улицы и используют любые средства и оружие, чтобы пробиться в укрытия под холмами.
— А что вожак ксеносов? — спросил Булвайф.
— Он лично участвовал в пытках сенаторов, но потом вернулся в шпиль.
Волчий Лорд задумчиво кивнул:
— И чего же ты хочешь от нас, Андрас, сын Яврена?
Андрас откинул капюшон. Лицо его покрывали синяки, на левой щеке алел свежий шрам.
— Мы хотим к вам присоединиться, — ответил он. — Среди аристократов всегда были те, кто втайне придерживался старых традиций армигеров. Ваш бой с налетчиками в ту ночь дал нам мужество действовать самим. Уже некоторое время мы нападаем на чужаков в пределах города и даже добились некоторого успеха, но он был бы в сто раз больше, если бы рядом с нами сражался ваш отряд.
К откровенному удивлению Андраса, Булвайф покачал головой:
— На этом этапе стычки с ксеносами внутри Онейроса не принесут большой пользы.
— О чем ты? — прошипел Андрас. — Разве не этим вы занимались в последние три месяца?
— Отличие в том, что все мои действия имели единственную цель, — объяснил Булвайф, — и цель эта — разделить налетчиков и в конце концов стравить их между собой.
Андрас нахмурился и разочарованно качнул головой:
— Не понимаю.
— Это потому, что сам ты никогда не совершал набегов, — ответил Булвайф. — А я совершал, когда-то очень давно, и все, что я узнал об Истязателях, доказывает, что они не сильно отличаются от разбойников Фенриса.
— И что из этого? — отозвался Андрас.
— Они жадные. А жадность толкает к предательству, — пояснил Булвайф. — Сила разбойничьей шайки зависит от того, насколько силен ее вожак. Он всегда чуть-чуть сильнее, злее и умнее, чем остальные, и тем самым удерживает банду вместе. Он забирает лучшую часть добычи, но до тех пор, пока всем достается заслуженная доля, его подчиненные не возражают. Но когда добычи становится меньше, пора начинать беспокоиться. Тогда-то дело и принимает опасный оборот.
Андрас на мгновение задумался:
— И ты сделал так, что Истязателям стало труднее забирать много рабов.
— Да, и попутно постарался прикончить как можно больше ксеносов, — подтвердил Булвайф. — Каждый раз, когда рейдерская группа попадает в засаду, когда транспорт оказывается подбит, вожак Истязателей предстает в глазах своей банды слабым. Ручаюсь, некоторые его подручные уже подумывают о том, как бы забрать власть над бандой себе.
— И если нынешний вожак умрет, то остальные передерутся между собой за его место, — сделал вывод Андрас.
— Именно, — согласился Булвайф. — Сейчас большинство Истязателей в Онейросе, и это самый подходящий момент, чтобы убить вожака и положить начало кровавой борьбе за власть.
— Но как ты собираешься это сделать? Как я уже сказал, он вернулся в шпиль.
— Мне нужен только один из транспортных кораблей Истязателей, — сказал Булвайф. — Ксеносы думают, что в парящих цитаделях им ничто не угрожает. Я собираюсь их в этом разубедить.
Андрас внимательно посмотрел на Волчьего Лорда:
— Я могу достать для тебя транспорт, но только при одном условии: ты позволишь нам помочь вам при нападении на шпиль.
Булвайф предупреждающе поднял руку:
— Я отдаю должное твоему мужеству, но нам помощь не нужна.
— Неужели? Ты умеешь управлять этими кораблями?
— Пока нет, — признал Волчий Лорд. — А ты?
— Пока… нет, — неохотно отозвался Андрас, — но за прошедшие двести лет мой народ многое узнал о языке чужаков. — Молодой аристократ выпрямился в полный рост, но даже так доставал лишь до груди огромного Астартес. — Мы можем добыть для вас транспорт и объяснить, как читать показания приборов. Взамен просим лишь взять нас с собой, когда вы будете атаковать шпиль.
Булвайф не мог скрыть восхищения, которое вызвало в нем мужество юноши.
— Сколько вам потребуется времени?
— Если захочешь, мы можем нанести удар хоть сегодня ночью, — с уверенностью ответил Андрас. — Согласен? Отлично. Тогда расскажи, в чем твой план.
Согласовав план с Андрасом, Волчий Лорд собрал отряд, и вслед за антимонцами они пешком двинулись к Онейросу. На окраине города Булвайф увидел вблизи все те разрушения, что учинили ксеносы. Здания, полыхавшие в центре города, окрасили небо в оранжевый цвет; на холмах вокруг Онейроса виднелись следы осадных работ, целью которых были подземные убежища. По ночному небу скользили летательные аппараты, но Андрас и его товарищи, воспользовавшись кружным путем, провели Астартес по извилистым улицам к большой площади, расположенной в нескольких километрах от здания Сената. На площади развернулась временная полевая база чужаков: четыре транспорта, рядом с ними — около сорока налетчиков.
Андрас привел Волков в бывшее муниципальное здание, от которого остался только выгоревший каркас; отряд должен был ждать там, пока он и его соотечественники выполняют первую часть плана. Довольно скоро Андрас и еще восемь человек вернулись, уже вооруженные и облаченные в замысловатую чешуйчатую броню воинской касты Антимона. Шестигранные чешуйки доспехов были отполированы до зеркального блеска и едва заметно пахли озоном, отчего в носу у Булвайфа защипало.
— Готово, — сообщил молодой дворянин. — Мы уже некоторое время планировали такую операцию, правда для других целей. Мы хотели отвлекающим маневром увести Истязателей от убежищ, чтобы люди могли выйти на поиски еды. — Андрас помрачнел. — Надеюсь, если наш план сработает, столь отчаянные меры не понадобятся.
Булвайф кивнул:
— Сколько ждать?
— Еще около двадцати минут, — ответил Андрас, сверившись с часами.
Воины приготовились ждать, в оставшееся время проверяя оружие и наблюдая за движением на площади. Булвайф присел рядом с Андрасом.
— Ты уже задал мне много вопросов, — сказал он, — а теперь и я хочу задать тебе один.
Андрас оторвался от частично разобранного пистолета, который держал на коленях, и посмотрел на Волка.
— Хорошо, — сказал он ровным голосом. — Что ты хочешь узнать?
— Когда мы только прибыли на Антимон, на наши сигналы никто не ответил, кроме тебя. Почему ты пошел против Сената и ответил на наше обращение?
Андрас заговорил не сразу. Его губы сжались в тонкую линию, в глазах появилось затравленное выражение.
— Когда мне было лишь четыре года, Истязатели забрали мою мать и сестру, — сказал он наконец. — Они ворвались в наше убежище. Отец успел спрятать только меня, всех остальных нашли налетчики. Его жизнь пощадили, потому что он был сенатором, но остальных… остальных забрали, и он даже не пытался этому помешать. Моей сестре было всего два года. — Юноша надавил на внутренние уголки глаз, сдерживая слезы. — Когда мне было десять, я пробрался на чердак и начал тренироваться с клинками моего прадеда. Я поклялся, что заставлю Истязателей заплатить за то, что они сделали, если мне представится такой шанс. И когда ваш корабль появился на орбите, я решил, что этот шанс упал мне в руки.
Булвайф положил руку на плечо юноши:
— Так и есть, Андрас. Я клянусь тебе в этом.
Где-то в отдалении раздался слабый, но характерный звук взрыва, за которым послышались треск и хлопки выстрелов. С каждым мгновением шум битвы нарастал, пока не превратился в грохот настоящего сражения.
Андрас поднялся на ноги.
— А вот и отвлекающий маневр, — сказал он. — Теперь посмотрим, что в ответ предпримут Истязатели.
Чужаки на площади засуетились. Всего через несколько минут три транспортных корабля поднялись в воздух и на большой скорости скрылись за вершинами холмов, направляясь к источнику шума.
Андрас улыбнулся.
— Они всегда держат один корабль в резерве, — сказал он, кивнув в сторону транспорта, все еще стоявшего на площади. — Теперь нужно только разобраться с десятью оставшимися воинами.
— Предоставь это нам, — кивнул в ответ Булвайф.
Здание, в котором они укрывались, стояло на боковой улице совсем рядом с площадью, приблизительно в ста ярдах от транспорта и его команды. Булвайф подозвал свою восьмерку воинов коротким приказом, и Астартес приготовили оружие к бою.
— Действуем быстро, братья, — сказал он Волкам. — Сейчас не время для скрытности. Убейте мерзавцев как можно скорее и отходите.
Не дожидаясь ответа, Волчий Лорд первым вышел на улицу и направился прямиком к Истязателям.
Ксеносы заметили его, когда он не преодолел и пятидесяти метров. Его обостренный слух уловил шипящий поток приказов, которыми разразился офицер противника; чужаки быстро отступили в укрытие и открыли огонь. Осколки вспороли воздух вокруг Булвайфа, некоторые со звоном отскочили от пластин доспеха. Он ответил двумя выстрелами плазменного пистолета: первый поразил офицера ксеносов, когда тот перебегал из одного укрытия в другое, и практически разорвал жертву пополам; второй обратил в пар голову и плечи налетчика, который целился из винтовки.
Вокруг Волчьего Лорда раздались выстрелы болтеров, и в ночи резко зазвучали воинственные крики. И вновь Булвайф почувствовал, как при этих звуках просыпается зверь внутри. «Не сейчас, — подумал он, сдерживая зверя. — Не сейчас, но время скоро придет».
Стреляя на бегу, Космические Волки уничтожали одного ксеноса за другим, пока трое оставшихся в живых не обратились в бегство, скрывшись в одной из боковых улиц на дальней стороне площади. Булвайф не стал тратить на них время и бросился к транспорту с топором наготове. Он взобрался на борт как раз в тот момент, когда пилот корабля также решил спасать свою жизнь и спрыгнул на землю с противоположной стороны.
Остальные члены отряда Булвайфа и воины Андраса поднялись на борт через несколько мгновений. Ранульф, пилот Волков, и двое антимонцев, которые, по словам Андраса, понимали язык ксеносов, сразу же обступили панель управления, пытаясь определить назначение приборов. Через минуту Ранульф нажал на несколько клавиш, и силовая установка ожила, издавая постепенно нарастающий вой. Затем нилот взялся за ручку рулевого управления, и транспорт медленно оторвался от земли. Нос его неторопливо развернулся к западу, и корабль неуклюже двинулся вперед.
— Быстрее! — поторопил Булвайф. — Ксеносы вернутся с минуты на минуту! Если мы не доберемся до шпиля прежде, чем они поднимут тревогу, нам конец!
— Так точно, лорд, — ответил Ранульф. — Всем на борту: хватайтесь за что-нибудь!
Он потянул за рычаг, и корабль ринулся вперед, набирая скорость, пока город и погруженные в сумерки окрестности не слились в сплошную полосу под днищем.
Пока транспорт, подобно стреле, мчался к шпилю, Андрас пробрался поближе к Булвайфу.
— Ты уверен, что план сработает? — спросил он.
Булвайф тщательно обдумал ответ:
— Если нам удастся попасть в реакторный зал, я уверен: мы сможем обрушить шпиль. Что же до остального… Все в руках судьбы.
— Но откуда ты знаешь, что мы найдем их вожака? — не сдавался аристократ.
Волчий Лорд жестоко улыбнулся.
— Не волнуйся. Как только он поймет, что мы замышляем, он сам придет к нам.
Десять минут спустя они увидели шпиль ксеносов. Огромная конструкция черным силуэтом выделялась на фоне ночного неба; слабое свечение антигравитационных приводов отбрасывало на ее стены бледно-голубые отблески. По всей поверхности шпиля через равные интервалы мерцали зеленые огни, и тут и там с посадочных площадок поднимались летательные аппараты, чтобы на большой скорости скрыться в ночи.
Внезапно из кабины управления донесся голос Ранульфа:
— Лорд, тут какое-то шипение из вокса! Кажется, это запрос опознавательного сигнала!
Булвайф присел, стараясь как можно лучше укрыться за бронированным ограждением палубы. Так же поступили и остальные Астартес, и Волчий Лорд, оглянувшись на Андраса, посоветовал:
— Я бы на твоем месте пригнулся. Сейчас начнется самое интересное.
Мгновенно все небо вспыхнуло в лучах лазеров и пунктирах огнестрельных очередей — то ожили защитные батареи шпиля. Несколько энергетических разрядов ударило в нос транспорта, пробив бронированную обшивку и обрушив на пассажиров град осколков. Булвайф повернулся к кабине управления.
— Лети к центру шпиля! — крикнул он Ранульфу. — Там должны быть посадочные площадки для ремонта и заправки!
Транспорт ринулся вперед сквозь шквал огня. Внезапность и высокая скорость превратили его в трудную мишень для стрелков в шпиле, и всего за несколько секунд корабль преодолел оставшееся до цитадели расстояние. В центральной секции башни Ранульф заметил подходящую площадку, на полной скорости направился к ней и только в последнюю минуту перед посадкой переключил двигатели на торможение.
Жесткая посадка сопровождалась хрустом и треском рвущегося металла, от которых заныли кости. Всех пассажиров бросило вперед, в развороченную носовую часть, а транспорт продолжал скользить по поверхности площадки, днищем высекая снопы искр. Наконец сила трения взяла свое, корабль замедлил движение и остановился менее чем в десяти метрах от противоположного края.
Какое-то время ушло на то, чтобы выбраться из разрушенного носа. Юрген и Хальвдан шли впереди и первыми спрыгнули на площадку, держа оружие наготове. За ними без промедления последовали остальные Волки и воины Андраса, чьи лица были скрыты бармицами. Добравшись до ограждения палубы, Булвайф обернулся к Ранульфу:
— Сделай так, чтобы к нашему возвращению это корыто было готово к отлету. Иначе нам предстоит долгая пешая прогулка до Онейроса!
Волчий Лорд перепрыгнул через палубное ограждение, и поверхность площадки лязгнула под его ногами. В пяти ярдах от транспорта виднелся широкий низкий люк, который вел внутрь шпиля; взмахнув рукой, Булвайф приказал своим боевым братьям двигаться туда.
К нему подошел Андрас, за спиной которого ждали остальные антимонцы.
— И что теперь? — спросил юноша.
Булвайф кивнул в сторону люка.
— Похоже, что это грузовой люк, через который в цитадель доставляют запчасти и припасы. Коридор за ним рано или поздно выведет нас к реакторному залу, — сказал он и кивком подозвал Хальвдана. — Давай сюда мелта-заряд, нам нужен проход!
Лейтенант прикрепил к люку один из шести оставшихся мелта-зарядов. Через несколько секунд послышался хлопок перегретого воздуха, и в толстой обшивке двери образовалась большая дыра с оплавленными краями, в которую тут же нырнули Юрген и еще двое Волков, и в коридоре зазвучали болтерные выстрелы.
По всей разгрузочной зоне были разбросаны обломки контейнеров, уничтоженных взрывом; их содержимое высыпалось на черный пол и частично расплавилось. Тела погибших, заключенные в броню, все еще дымились — такой силы был взрыв, вызванный мелта-зарядом.
Пока Волчий Лорд и остальные члены штурмовой группы пробирались через брешь, Хальвдан отцепил с пояса переносной ауспик, ввел серию команд, и экран прибора тут же засветился.
— Есть сигнал от мощного источника энергии приблизительно в семистах метрах отсюда, — доложил лейтенант, указывая в сердцевину шпиля. — Должно быть, реактор.
— Веди, — приказал Булвайф, коротко кивнув. — Нам нужен кратчайший маршрут к реактору, и препятствия не имеют значения.
Следующие двадцать минут штурмовая группа пробиралась вглубь шпиля, руководствуясь энергетическими следами на ауспике Хальвдана. Булвайф и его Волки двигались по служебным коридорам с невероятной скоростью; танец смерти, отрепетированный во множестве боев, сметал любые препятствия, которые Истязатели пытались установить на их пути. Огромные переходы, по которым они шли, имели обтекаемые контуры, а стены состояли из множества граней, словно вся цитадель была высечена из необычного кристалла. Стены чуть слышно гудели от заключенной в них энергии, и каждую грань пропитывал лиловый свет, озарявший тонкую резьбу на кристаллической поверхности, но бессильный разогнать сумрак в коридоре.
На пути к центру шпиля ксеносы запечатали все люки и позади каждого организовали наспех укрепленные Рубежи обороны. Каждый раз Волки пробивали в люке дыру с помощью мелта-заряда, а затем расстреливали защитников, пока те еще не пришли в себя после взрыва. Это была проверенная временем тактика, которую Астартес довели до совершенства во множестве абордажных операций, и, пока они сохраняли темп наступления, остановить их было крайне трудно.
Очередной взрыв вывел их в большой зал, вдоль стен которого стояли странные пульсирующие консоли управления, а в центре — почти пятьдесят воинов-ксеносов, и Булвайф понял, что они уже близки к цели. Пробив в люке дыру, Волки оказались под плотным огнем из осколков. В Юргена и двоих воинов, шедших первыми, попало несколько десятков смертоносных игл, но доспехи защитили от большей части выстрелов. С занесенными силовыми мечами и цепными топорами они бросились в самую гущу ксеносов и через мгновение вступили в безжалостный рукопашный бой.
Волчьего Лорда, пробравшегося сквозь брешь следующим, с трех сторон атаковали облаченные в доспехи воины, вооруженные винтовками и зазубренными ножами. Выстрелом из плазменного пистолета Булвайф отбросил назад нападавших слева, а на тех, кто подбирался справа, обрушил сокрушительный удар силового топора. Острое лезвие с одинаковой легкостью рассекало как стволы винтовок, так и защищенные броней тела, и ксеносы в замешательстве отступили. Булвайф бросился за ними, открывая дорогу в зал Хальвдану и остальной части отряда.
Осколки со свистом проносились в воздухе, и в ответ заговорили пистолеты антимонцев. Андрас встал слева от Булвайфа, мечом отражая атаки ксеносов. Несколько выстрелов попали и в него, но иглы с искрами отлетали от аристократа, — очевидно, экипировка армигеров включала и какое-то защитное силовое поле. Остальные антимонцы, вступив в схватку со свирепой яростью, расстреливали и закалывали каждого Истязателя, оказавшегося рядом.
Ксеносы сражались до последнего; когда их магазины опустели, они вступили в ближний бой, примкнув штыки, и бились до последнего воина. Потери понес и отряд Андраса; Волки Булвайфа получили по несколько мелких ранений.
— Двигаемся дальше! — скомандовал Волчий Лорд, указывая на открытый арочный проход в дальнем конце зала.
Они вошли в обширное помещение, потолочные своды которого сходились в одной точке высоко над головой. Зал имел восьмиугольную форму; вдоль стен стояли консоли управления, и еще три арочных прохода вели в другие помещения. В середине зала располагался огромный веретенообразный кристалл, подвешенный на сложной конструкции из распорок и матриц, индуцирующих силовое поле. Воздух здесь был пропитан энергией, и ее пульсация отзывалась резонансом в костях Волчьего Лорда.
— Мы пришли, — сказал он. — Хальвдан, установи последние заряды. Остальные — перекройте все входы.
— Надеюсь, двух зарядов хватит, — заметил лейтенант.
Прихрамывая, он подошел к кристаллу и внимательно осмотрел его поверхность, прикидывая, где могут находиться наиболее уязвимые точки.
Остальные быстро рассредоточились по огромному реакторному залу, чтобы перекрыть три других входа и дать Хальвдану возможность работать без помех. Булвайф, отстав всего на несколько шагов, направлялся к противоположной стороне зала, когда Истязатели начали контратаку.
Они ударили с трех сторон одновременно. Из всех трех проходов в зал обрушился шквал огня, снаряды опасно рикошетили от стен помещения. Стена огня была настолько плотной, что отряду пришлось, пригнувшись, броситься в укрытие, чем и воспользовались ксеносы, немедленно перейдя в наступление. Защищенные броней воины ворвались в зал через арки справа и слева, оттеснили антимонцев и вынудили вступить врукопашную Волчью Гвардию Булвайфа.
Булвайф видел, что на другой стороне зала один из воинов Андраса, держа по пистолету в обеих руках, открыл огонь по проходу под третьей аркой. Его силовое поле заискрило, отражая ответные выстрелы, а затем пара энергетических лучей сине-фиолетового цвета поразила его в грудь. Силовое поле разрушилось, и воина разорвало на части.
Вслед за энергетическими выстрелами в атаку бросились ксеносы в черной броне, вооруженные длинными тяжелыми глефами, вокруг которых трещали синие дуги электрических разрядов. Через несколько мгновений погиб еще один из армигеров — его разрубило надвое ударом этого смертоносного оружия, а двое Волков, охранявших вход, вынуждены были отступить, не выдержав страшного натиска.
В результате внезапной атаки пространство перед аркой освободилось, и в зал вошло высокое стройное существо, облаченное в необычный замысловатый доспех и окутанное клубящейся синей аурой энергии. В правой руке существо держало длинный изогнутый меч из черного металла, в левой — длинноствольный пистолет. Волосы вошедшего свободно спускались ниже плеч длинными черными прядями, а лицо… От его вида кровь застыла в жилах Булвайфа.
У вожака ксеносов не было лица, точнее, у него было множество лиц. Призрачные лики сменяли друг друга, стеная в агонии, — мужские, женские, детские, — и каждое лицо было маской непередаваемой боли и страха. Через весь зал Булвайф чувствовал ужас, который излучала эта голографическая личина, — ужас, ощутимый столь же ясно, как лезвие ножа, прижатого к щеке.
Волк внутри пробудился и обнажил клыки, наполняя своего хозяина яростью и жаждой крови и как будто спрашивая: пора?
«Пора», — ответил Булвайф и отдался во власть звериной ярости. Воздев сверкающий топор над головой, Волчий Лорд издал долгий вой — древний клич, рожденный в первобытных лесах старой Терры, — и бросился на врага.
Путь ему преградили два телохранителя с глефами наперевес. Булвайф убил их двумя выстрелами плазменного пистолета, проделав в груди каждого дымящуюся дыру. Третий телохранитель вожака прыгнул вперед и сделал быстрый выпад глефой, столь быстрый, что глаз был не в силах уследить за движением; но боевое безумие полностью завладело Булвайфом, и он действовал, практически не задумываясь. Он отбил клинок обухом топора, а затем обратным ударом перерубил врагу шею. Отбросив обезглавленный труп в сторону, Булвайф с воем ринулся на вожака.
Ксенос ждал его, все так же спокойно держа меч. Не думая об опасности, движимый безумной яростью, Волчий Лорд нанес удар, который раскроил бы обычного человека надвое, но силовое оружие натолкнулось на поле темной энергии, которое окружало чужака. Движение топора замедлилось, как если бы лезвие проходило через слой мокрого песка, и когда оно достигло цели, то оставило лишь царапину на сложном доспехе ксеноса.
Эта атака окончилась бы для Булвайфа смертью, если бы не один из его воинов. Расправившись со своим противником у входа, Ларс, гигант из Волчьей Гвардии, бросился на предводителя Истязателей. Его топор также столкнулся с силовым полем и только вскользь задел шлем врага. В ответ ксенос взмахнул изогнутым мечом, и голова Ларса скатилась с плеч.
Взбешенный Булвайф обрушил на ксеноса серию быстрых ударов, целясь в руки и туловище, но чужак, превратившись в смертоносный вихрь, с легкостью уклонялся от ударов или молниеносно парировал. Черный клинок сверкнул вновь, и Булвайф смутно ощутил, как острие погружается в бок. Освободив меч, ксенос легко отпрыгнул назад и довольно зашипел. Волчий Лорд взревел от ярости, которая не находила выхода, и выстрелил в грациозную фигуру из плазменного пистолета, но силовое поле просто рассеяло заряд.
Прежде чем Булвайф смог вновь атаковать, справа в него врезался воин в черном доспехе. Телохранитель вожака сбил Волчьего Лорда с ног, и они оба упали, сплетясь в клубок. Каждый пытался добраться до своего клинка быстрее соперника и первым нанести смертельный удар. Краем глаза Булвайф заметил, что вожак ксеносов придвинулся ближе, держа меч наготове, а затем услышал, как совсем рядом рявкнул пистолет кого-то из антимонцев, и пуля пробила шлем телохранителя.
Пока Булвайф сталкивал с себя труп ксеноса, Андрас пробежал мимо двоих армигеров, собираясь напасть на предводителя врагов. Антимонцы продолжали стрелять, но пули, казалось, просто исчезали в клубящейся пустоте, которая окружала Истязателя. Его клинок сверкнул в очередной раз, но силовые поля армигеров защитили их. Мечи рубили и кололи ксеноса, но тот уклонялся от них с презрительной легкостью. Однако даже этого было достаточно, чтобы отвлечь его внимание и дать Булвайфу прийти в себя.
Волчий Лорд поднялся на ноги и обнаружил, что в ходе бешеной рукопашной ксеносы теснят его воинов к центру зала, все уже сжимая круг. Многие из Волчьей Гвардии также отдали себя во власть вульфена и теперь устроили вокруг себя адскую бойню, но казалось, что на место каждого поверженного врага тотчас же становятся два новых. Все шло к тому, что штурмовая группа Булвайфа будет полностью разбита всего через несколько минут.
За спиной Волчьего Лорда раздался крик, ясно слышимый во всем зале. Он обернулся, увидел Хальвдана, стоявшего рядом с огромным кристаллом, и какая-то часть сознания, не охваченная боевым безумием, подсказала, что заряды на реакторе установлены.
Булвайф повернулся к вожаку ксеносов и ясно понял, что предстоит сделать. Он бросился вперед, с каждым шагом набирая скорость.
К этому времени оба воина Андраса уже погибли, и молодой дворянин сражался с предводителем один на один. Он орудовал клинком с необыкновенным мастерством, но ксенос был быстрее и опытнее, и только энергетический щит пока спасал Андраса от неминуемой смерти. Каждый удар врага по щиту отзывался дугой энергетического разряда, пробегавшей по поверхности чешуйчатых доспехов Андраса, и не оставалось сомнений, что защита вскоре исчезнет.
Стремление убить Андраса настолько захватило ксеноса, что тот заметил атаку Булвайфа лишь в последний момент. Истязатель молниеносно сменил позицию и занес меч для удара, который отсек бы голову врагу, но Булвайф застал его врасплох, отбросив плазменный пистолет и схватив руку ксеноса, державшую меч. Энергия силового поля проникла сквозь доспех Волчьего Лорда, подобно ледяной воде, холод, как острие ножа, впился в кости, но Булвайф лишь сжал зубы и не ослабил хватку.
Ксенос этого не ожидал. Разразившись проклятиями, он попытался отступить, но Булвайф бросил топор и освободившейся правой рукой обхватил шею вожака. Издав рык, в котором не было ничего, кроме животного бешенства, он поднял стройного ксеноса, развернулся и бросил его на энергетический кристалл, до которого было всего несколько метров. Как только силовое поле Истязателя соприкоснулось с кристаллом, вокруг энергетического сердца шпиля возникла концентрическая волна света, а ударная волна, последовавшая за ней, сбила с ног почти всех в зале. При взрыве тело предводителя ксеносов мгновенно испарилось, и лишь дымящиеся фрагменты его разбитого доспеха рикошетом ударили в стены, как осколки разорвавшейся гранаты.
Затем послышался резкий звук без какого-либо определенного тона; казалось, он дрожью отозвался в самом каркасе шпиля. Взрыв вырвал Булвайфа из глубин боевого безумия, и он увидел, что последние оставшиеся в живых ксеносы бегут из зала со всех ног.
Андрас, еще не оправившийся после напряжения битвы, остановился рядом с Волчьим Лордом.
— Что происходит? — крикнул он.
Булвайф подобрал свое оружие с пола.
— Похоже на сигнал тревоги. — Ему тоже пришлось кричать. — Наверное, силовое поле повредило реактор. Надо пробираться обратно к транспорту, немедленно!
Пятеро воинов Андраса и двое из Волчьей Гвардии Булвайфа остались лежать мертвыми в окружении груды убитых ксеносов. Юрген и Хальвдан уже бросились на помощь выжившим — они забирали тела своих, чтобы вынести их из шпиля. Затем все кинулись к выходу, двигаясь тем же маршрутом, по которому пришли. Воины были готовы расправиться с любым, кто встанет на пути, но Истязатели, услышав сигнал тревоги, спешили покинуть шпиль, спасая собственную жизнь. Когда отряд добрался до посадочной площадки, в небе уже становилось тесно от кораблей ксеносов, торопливо улетавших от обреченной цитадели. На площадке перед подбитым транспортом выросла гора тел; на некоторых были доспехи, на некоторых — нет, но все убитые встретили смерть от выстрелов болтгана или под стрекочущим полотном цепного меча Ранульфа. Сам пилот, в забрызганных кровью ксеносов доспехах, стоял на площадке перед посадочным трапом корабля. Булвайф поднял топор, чествуя несгибаемого Ранульфа, и отдал приказ всем подняться на борт.
— Сколько осталось до детонации зарядов? — спросил он у Хальвдана.
— Еще секунд пятнадцать или около того, — ответил лейтенант.
Взвыли гравитационные турбины, заскрипел металл, и покалеченный транспорт, опасно кренясь влево, поднялся в воздух. На взлет это было мало похоже, скорее, корабль просто рухнул с площадки, и пассажиры пережили несколько тошнотворных моментов, пока двигатели транспорта боролись с силой притяжения.
Прошло десять секунд, и шпиль осветился изнутри серией взрывов, распространявшихся, подобно ряби на воде, от его центра. По всей башне плясали дуги молний, каждая длиной в тысячу ярдов, срезая посадочные площадки со стен одну за другой, а на кристаллическом покрытии оставляя глубокие борозды. Затем массивный шпиль, словно подрубленное дерево, начал медленно оседать на поверхность планеты. Его верхушка рухнула на каменистую землю и разлетелась фонтаном осколков, подняв огромное облако пыли, которое накрыло несколько километров. Наконец и весь шпиль завалился набок и исчез в череде грандиозных взрывов.
От ударной волны транспорт закрутился волчком и вошел в штопор. Несколько головокружительных секунд Булвайф был уверен, что они неминуемо разобьются, но Ранульф сумел уйти с фронта волны и выровнять транспорт, когда до земли оставалась лишь какая-то сотня метров. Столб дыма и пыли, поднимавшийся все выше позади них, подсветили первые лучи зари.
— И что теперь? — спросил Андрас, прислонившись к погнутому палубному ограждению.
Лицо его было пепельно-серым.
Булвайф окинул взглядом небеса: десятки кораблей ксеносов, врубив двигатели на полную мощность, набирали высоту, уходя на орбиту.
— Мы возвращаемся в Онейрос, — ответил он. — Там посмотрим, что выжившие будут делать дальше. Или они передерутся между собой за власть, или…
— Или?
Волчий Лорд пожал плечами:
— Или в самое ближайшее время к нам пожалуют гости.
Все утро небеса пестрели инверсионными следами, оставленными кораблями Истязателей, взбиравшимися в верхние слои атмосферы. Поначалу жители Онейроса крайне нерешительно высовывались из убежищ, ошеломленно разглядывая столб дыма и грязи, вздымавшийся на западном горизонте. Булвайф и Андрас тем временем повели своих воинов к зданию Сената, чтобы там решить дальнейшую судьбу Антимона.
Первые несколько часов ушли на перевязку раненых, распределение остатков боеприпасов и обеспечение безопасности здания. Лишь когда солнце стало клониться к закату, а с ближайших холмов донесся шум празднества, Андрас отправил одного из своих армигеров, чтобы тот раздобыл провизии и вина.
Перед самым закатом на площади появилась торжественная процессия горожан, несущих с собой все, что оставалось от их скудных запасов: копченое мясо, маринованные овощи и приторное вино. Сейчас воинам Булвайфа эта снедь казалась пиршеством, достойным самого примарха.
Они ели и пили до поздней ночи, наслаждаясь общением с боевыми братьями, вместе с которыми сразились с самой смертью и выстояли. Булвайф наблюдал за ними, исполнившись гордости, — жители Антимона сумели достойно показать себя. Он был уверен, что в недалеком будущем эта планета подарит Имперской Армии множество отважных солдат, а то и достойных кандидатов в воинство самого Всеотца.
Когда на мир опустилась тьма, на террасы Сената были выставлены посты самых зорких солдат, в задачу которых входило своевременное объявление воздушной тревоги. Но все было спокойно, да и Астартес не могли обнаружить ни единого признака враждебных кораблей на орбите. Это насторожило Булвайфа, и вместе с Андрасом он провел бессонную ночь, ежесекундно ожидая атаки.
Когда забрезжил рассвет, один из стоявших в дозоре десантников заметил среди облаков два характерных следа. Булвайф и Андрас как раз сидели на ступенях лестницы, взбегающей к трону спикера, когда ожил вокс.
— «Фенрис», говорит «Грозовой клинок». Как слышно, прием?
Услышав этот голос, Булвайф стряхнул с себя оцепенение и вскочил на ноги. Он вперил взор в потолок, словно хотел просверлить его силой мысли и увидеть зависший над ними крейсер Космических Волков.
— «Грозовой клинок», говорит «Фенрис», слышу вас хорошо! Доложите обстановку.
— Наша ударная группа вошла в систему двадцать часов назад и, соблюдая режим молчания, направилась к планете, — отчитался офицер, дежуривший на капитанском мостике «Грозового клинка». — Когда до цели оставалось примерно восемь часов, мы были атакованы крупной флотилией ксеносов, но нанесли им серьезный урон. Уцелевшие корабли противника отступили к точкам варп-перехода на краю системы.
К этому моменту и воины Волчьего Лорда, и армигеры Андраса уже столпились вокруг Булвайфа. Им не терпелось узнать новости, и он не стал их томить ожиданием:
— Штурмовая группа, подошедшая с Кернунноса, уничтожила Истязателей! Антимон свободен!
И армигеры, и Астартес встретили это известие радостными криками. Андрас подошел к командиру десантников и радостно похлопал того по спине.
— Дружище, мы перед вами в неоплатном долгу, — обратился он к возвышавшемуся над ним воину. — Это утро навеки войдет в историю как День Освобождения Антимона.
Волчий Лорд только покачал головой.
— Вы нам ничего не должны, брат, — произнес он. — Мы просим от вас лишь верного служения Всеотцу и своевременного взноса десятины.
Улыбка на лице молодого аристократа померкла.
— Я не понимаю, — пробормотал он.
Булвайф засмеялся и примирительно поднял руки:
— Пока что можете не беспокоиться. Пройдет еще несколько месяцев, прежде чем Империум пришлет к вам своих представителей и начнет интеграцию Антимона в общую структуру субсектора. Думаю, сейчас вам стоит озаботиться восстановлением Сената, что послужит весьма хорошим началом. Настоящая работа еще впереди.
Андрас отдернул руку, лежавшую на плече Волчьего Лорда, и отшатнулся.
— Это какое-то недоразумение, — пробормотал молодой воин. — Мы не собирались становиться частью Империума. Ведь мы только-только обрели свою свободу!
Сердце Булвайфа налилось свинцовой тяжестью. Юрген и Хальвдан, заметив, как их командир меняется в лице, подошли ближе. То же сделали и три армигера Андраса; их лица напряженно застыли.
Волчий Лорд помолчал, в отчаянии подыскивая правильные слова — слова, способные предотвратить то, что, как он чувствовал, должно было вот-вот случиться.
— Андрас, — начал он, — послушай меня. Я прибыл на этот мир, потому что он нужен Империуму. Империуму нужно, чтобы все планеты, на которых живут люди, объединились и заново построили то, что было утеряно давным-давно. Поверь мне, жизнь в этой Галактике полна опасностей. Существуют виды ксеносов, которые не хотят ничего, кроме нашего тотального уничтожения — или чего похуже. Тебе и твоему народу это прекрасно известно.
Он сделал шаг к молодому дворянину; армигеры положили руки на эфесы мечей.
— Андрас, мы должны объединиться ради общей цели. Должны. Так приказал Всеотец, и мой долг чести — подчиниться. Антимон станет частью Империума, брат. Так или иначе, но станет. — Булвайф протянул юноше левую ладонь. — Впереди вас ждет славное время. Тебе лишь нужно принять мою руку.
Лицо Андраса исказилось.
— Как ты можешь так говорить после всего, через что мы прошли вместе? Разве не ты говорил, что жизнь, за которую не стоит драться, на самом деле не жизнь? — Голос юноши задрожал от гнева. — Антимон свободен, и таким он и останется. Этот мир защитят его армигеры!
Булвайф грустно покачал головой:
— Империум не потерпит отказа, Андрас. А потому я спрашиваю в последний раз: ты с нами?
Лицо молодого воина обратилось в застывшую жестокую маску. Он медленно качнул головой:
— Если придется, я сражусь с тобой.
Булвайф опустил протянутую ладонь, чувствуя, как сердце его сжимает ледяной холод.
— Как скажешь, брат, — с горечью в голосе произнес Астартес. — Да будет так.
Топор взметнулся подобно молнии, рассекая пространство, разделявшее двух воинов. Андрас даже не успел заметить удара, принесшего ему смерть. Долю секунды спустя прогремели болтерные выстрелы, и оба не успевших оправиться от изумления армигера повалились на пол.
Булвайф еще долго стоял, взирая на трупы молодых отважных людей, наблюдая за тем, как растекается по полу их кровь. Неожиданно ожил вокс:
— «Фенрис», говорит «Грозовой клинок». Ударная группа вышла на орбиту и ожидает указаний. Штурмовые подразделения находятся в полной боевой готовности, пеленгаторы вычислили цели, подходящие для предварительной обработки артиллерией. Что прикажете, прием?
Волчий Лорд отвел взгляд от мертвецов, лежавших у его ног. Когда он заговорил, голос его звучал твердо, точно закаленная сталь:
— «Грозовой клинок», вызывает «Фенрис». Данная планета отвергла Согласие. Приказываю перейти к плану «Эпсилон» и немедленно начать боевую операцию.
С тяжким грузом на душе Волчий Лорд переступил через тело Андраса и, оставляя за собой кровавый след, взошел к трону спикера. Затем он опустился на заскрипевшее под его весом деревянное сиденье и положил боевой топор на колени.
Люди Антимона все еще продолжали праздновать День Освобождения, когда на их головы начали падать первые бомбы.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 2:35:23
Scions of the Storm Отпрыски Бури Автор: Anthony Reynolds. Источник: сборник Tales of Heresy.
Поначалу обитатели планеты, обозначенной на картах как мир Сорок Семь — Шестнадцать и долгие века остававшейся изолированной в стигийской мгле Древней Ночи, выказали стремление воссоединиться со своими давно потерянными братьями. В течение вот уже четырех тысяч лет они полагали, что нет никого во Вселенной, кроме них, и даже саму Терру начали полагать не более чем легендой старины — мифом, аллегорией, сказкой о великой прародине, придуманной предками. И все они с радостью распахнули свои объятия Несущим Слово, с изумлением и восторгом разглядывая огромных, закованных в серые доспехи воинов Астартес.
— Непростительно развращенные служители языческой веры, — с отвращением в голосе произнес первый капитан Кор Фаэрон, возвратившись со встречи.
— Разве Крестовый Поход начат не для того, чтобы собрать все разрозненные ветви Человечества, сколь бы заблудшими они ни были? — возразил Сор Талгрон, капитан Тридцать четвертой роты. — Неужто Бог-Император не желает, чтобы вернейший из его Легионов привел сих заплутавших чад к истинному свету?
Официально распространяющийся по Галактике Империум Человечества черпал свои основы в атеизме и провозглашал торжество «истины» науки и логики над «лживостью» религий и спиритуализма. В то же время XVII Легион уже принял мир таким, каков он есть на самом деле, хотя порой это было и непросто. Сор Талгрон осознавал, что уже близок день, когда божественность Императора ни у кого не станет вызывать сомнений. Вере предстояло стать величайшей из опор Империума и куда более значимой, нежели неисчислимые миллиарды солдат Имперской Армии, и более влиятельной, нежели Легионы Астартес. Именно вера должна была стать тем звеном, которое скрепит разрозненные частички Человечества.
Даже слепейшие из Легионов, сильнее прочих бранившие священное писание Лоргара, со временем придут к пониманию абсолютной истины, скрытой в словах примарха. И Сор знал, что однажды придет день, когда все те, кто смел сомневаться, будут молить о прощении. Пускай сам Император и отрицал свою божественную природу, это ни в малейшей степени не могло затушить пламя веры в XVII Легионе, ведь Лоргар собственноручно начертал: «Лишь подлинное божество способно отречься от своей божественности».
— Так, значит, Талгрон, теперь ты читаешь мысли Императора? — прорычал Кор Фаэрон. — Что ж, раз уж ты обрел просветление, то, может быть, расскажешь и нам — простым смертным?
— Я ни в коей мере не претендую на это, первый капитан, — отрезал Сор Талгрон.
Они сверлили друг друга полными ядовитой злости взглядами сквозь дым, поднимавшийся от нескольких дюжин лампад. Круглый, разделенный на сектора зал, где собрался военный совет, был расположен в самом сердце «Фиделитас лекс»[4], флагмана Лоргара. Застывшие в полнейшем молчании капитаны остальных рот с большим интересом наблюдали из теней за тем, чем закончится это противостояние. Но в спор капитанов вмешался Эреб, тихий и мудрый первый капеллан Легиона, выйдя на самую середину утопленной в пол площадки и приняв на себя отравленные злобой взгляды.
— Мне и первому капитану необходимо посоветоваться с Уризеном, — мягко произнес Эреб, прерывая спор. — Да пребудет с вами мудрость Лоргара!
Все еще силясь унять свой гнев, Сор Талгрон поклонился первому капеллану, повернулся на пятках и быстрым шагом покинул зал собраний вместе с прочими капитанами. Взмахом руки он приказал расступиться облаченным в балахоны слугам, намереваясь отправиться к «Штормовой птице» и возвратиться на свой крейсер «Доминатус санктус», чтобы воссоединиться с Тридцать четвертой ротой.
Минуло уже более месяца с той поры, когда Сор Талгрон в последний раз лицезрел благословенного примарха XVII Легиона, и то, что Уризена не было на военном совете, заметно сказывалось. Все спорили, в Легионе начинался разлад; они нуждались в возвращении Лоргара.
Но прошел уже стандартный терранский месяц с той поры, как святой примарх уединился в личной келье… месяц со дня его встречи с Императором Человечества. Все это время он не подпускал к себе никого, даже Эреба и Кора Фаэрона — ближайших своих советников и товарищей. Сорок седьмой экспедиционный флот застыл на месте, ожидая приказаний.
В последний раз Сор Талгрон мимолетом видел примарха, когда Уризен бежал к своим личным покоям сразу после возвращения со встречи с Императором, и был поражен выражением лица Лоргара до глубины души.
Примарх всегда лучился любовью и уверенностью, окружая себя непробиваемым щитом веры, внушая и восхищение, и страх. Поговаривали, будто сила Волка таилась в его неукротимой ярости, Льва — в несгибаемом упорстве; Жиллиман славился как гениальный стратег, а силой Лоргара являлись непоколебимая вера, несокрушимая уверенность в своей правоте, безудержная, непоколебимая самоотверженность.
Как ни старался Эреб укрыть Уризена от Легиона, взгляд Сора Талгрона на долю мгновения встретился со взглядом примарха, прежде чем тот исчез за дверями шлюза. В глазах Лоргара он увидел такую бездну отчаяния, что пал на колени. Сор зарыдал, ему было страшно и тошно. Что же должно было произойти на борту боевой баржи Императора, чтобы Лоргар утратил свое незыблемое спокойствие?
Не успел Талгрон вылететь к «Фиделитас лекс», как его вызвал Эреб, требуя возвратиться в зал военного совета: Уризен огласил свое решение.
Торопливо вышагивая по лабиринту коридоров «Фиделитас лекс», капитан Сор Талгрон возносил молитвы, чтобы только снова увидеть примарха, но его ждало разочарование.
Впрочем, решение действительно было принято — спустя целый месяц, проведенный в бездействии, у XVII Легиона появилась цель.
— В своей великой милости, — произнес Эреб, обращаясь к заново собравшимся капитанам Несущих Слово, — Уризен изъявляет желание привести к Согласию сию давно утраченную ветвь Человечества, подчинить ее подлинным Имперским Истинам.
Капитаны начали перешептываться, но Сор Талгрон только кивнул, соглашаясь. Именно так XVII Легион и поступал с самого начала Крестового Похода. Они несли славу Имперских Истин всякому обнаруженному миру, и хотя продвигались не столь быстро, как другие Легионы, но позади них оставались лишь миры, всецело преданные Императору. Всякий, кто отвергал Истины или же оказывался недостоин их, превращался в прах под сапогами одержимых праведным гневом Астартес Лоргара, но все, кто усвоил их уроки и принял объятия Имперских Истин, делали это искренне.
Сор Талгрон бросил победный взгляд на Кора Фаэрона, но первый капитан не выглядел разочарованным, словно это и не он минутой ранее призывал к войне.
— И все же, — вновь заговорил Эреб, — для Уризена это стало тяжелым, сложным решением. Братья, вы должны знать, что Император недоволен нашим Легионом.
Зал погрузился в глубокое молчание, каждая пара глаз пристально вглядывалась в первого капеллана. У Сора Талгрона похолодело в груди.
— Насколько мы можем судить, Императора не устраивает то, с какой скоростью мы продвигаемся вперед. Его не радуют подаренные нами миры — покорные и верные. В своей мудрости, — продолжал Эреб, и было ясно, что за спокойствием в его голосе скрывается с трудом сдерживаемая скорбь. — Император выразил недовольство нашим благословенным примархом, самым искренним и преданным из своих сыновей, а нам приказал ускорить Крестовый Поход.
Собравшиеся капитаны снова начали угрюмо перешептываться, но Сор Талгрон не обращал на них никакого внимания, пытаясь осознать весь смысл слов капеллана.
— Сердце благословенного примарха понимает, что, будь на то время, жители Сорок Семь — Шестнадцать осознают всю ошибочность языческих верований и, направляемые нашими капелланами и боевыми братьями к свету Истин, станут образцовыми гражданами. Но Император выразился ясно, и Уризен, как вернейший из Его сыновей, не осмелится оспорить приказаний отца, сколь глубоко бы те ни ранили его душу.
— Каковы же будут распоряжения, первый капеллан? — задал вопрос капитан Седьмой роты Аргел Тал.
— Нам просто не оставили времени для того, чтобы обратить этих невежественных язычников к Имперским Истинам, — с явной неохотой процедил Эреб. — Но их нынешние воззрения слишком темны и невежественны, чтобы с ними мог мириться Империум. Как вы понимаете, мы обязаны предать Сорок Семь — Шестнадцать огню.
От этих слов Сор Талгрон зашатался, точно от удара, ошеломленный и напуганный тем, что мир, куда еще можно было принести просвещение, оказался обречен на гибель — и из-за чего? Из-за того, что Император слишком нетерпелив? Десантник и сам устыдился собственного богохульства. Он даже мысленно принес обет искупить свой невольный грех многочасовым покаянием и самоистязанием, как только завершится война.
Едва оправившись от шока, вызванного исходящими от Лоргара приказами, все капитаны XVII Легиона всецело, с фанатичной целеустремленностью, отдали себя приготовлениям к грядущей войне. Сор Талгрон напомнил себе, что в первую очередь является воином Лоргара; не ему было оспаривать или обсуждать приказы. Во-первых и в основных, он был лишь оружием в руках примарха и сражался там против того, где и на кого указали.
Не прошло и суток, как более чем сто девяносто миллионов человек погибли — около девяноста восьми процентов населения обреченного мира.
Крейсера и линкоры Сорок седьмого экспедиционного флота вышли на высокую орбиту планеты и более двадцати часов подвергали бомбардировке обреченный, погибающий в буре пожаров мир. Циклонические торпеды и прицельные залпы бортовых систем «адского огня» раздирали облачный покров, выжигая дотла целые континенты.
Только одному городу удалось уцелеть в этом светопреставлении. Именно он служил столицей планетарному правительству и являлся средоточием богомерзкого культа. Защищенный сияющим энергетическим куполом, языческий храм-дворец раскинулся практически на весь город. Поскольку Легион не имел права оставлять позади ни единого уцелевшего еретика, ибо это противоречило приказам Императора, пять полных рот десантников высадились на поверхность, чтобы закончить начатое.
Сор Талгрон, капитан Тридцать четвертой, вместе со своими боевыми братьями погрузился в одну из «Штормовых птиц», которые тут же спикировали в затянутое грозовыми тучами небо планеты. И уже очень скоро он понял, что, сколь бы неистовой ни была бомбардировка, предшествовавшая их высадке, вражеские оборонительные сооружения так и не были уничтожены. С земли вскидывались грохочущие ослепительные молнии энергетических залпов, уничтожившие несколько десантных кораблей даже раньше, чем те успели войти в атмосферу. Почти сотня драгоценных жизней боевых братьев оборвалась в мгновение ока.
Сор Талгрон отдал распоряжение, чтобы уцелевшие «Штормовые птицы», несущие бойцов его роты, сменили траекторию, а также отправил предупреждения спускающимся следом за ними братьям-капитанам Четвертой, Седьмой, Девятой и Семнадцатой рот, посоветовав приближаться к куполу с разных направлений. Едва он успел передать последнее сообщение, как его корабль получил попадание, лишился крыла и сорвался в штопор. Отстрелив штурмовые люки, находясь все еще на высоте девятнадцать с половиной тысяч метров, Сор Талгрон выпрыгнул из гранитно-серой «Штормовой птицы», возглавив остальных космодесантников, чьи прыжковые ранцы с ревом включались у него за спиной.
Вывалившись из грозовых облаков, Сор Талгрон увидел под собой развалины враждебного города; двигатели прыжковых ранцев только ускоряли падение Астартес. И хотя с этой высоты десантники еще прекрасно видели планетарный изгиб, но разрушенный мегаполис простирался настолько, насколько хватало глаз. И в самом центре всех этих руин высился сияющий купол — энергетический волдырь посреди почерневшей от ожогов плоти вражеских территорий.
Купол достигал двадцати километров в диаметре и возвышался над землей примерно на четверть этого расстояния. Не обращая внимания на бьющие из туч и с поверхности молнии, капитан Тридцать четвертой роты спокойно установил наиболее подходящее место для высадки и передал нужные координаты своим воинам.
Приземлились они в пяти километрах от купола. Враждебный город казался единой, цельной суперструктурой, составленной из сотен этажей; величественные ущелья проспектов были испещрены пещерными ходами улиц, выходивших на балконы и террасы. Очень многое, конечно, из былой роскоши кануло в небытие, но уцелело куда больше, чем ожидал Сор Талгрон, — похожий на стекло материал, из которого в этом мире делалось буквально все, был явно прочнее, чем казался с первого взгляда. До начала бомбардировки город, должно быть, выглядел просто потрясающе, но капитан с большой подозрительностью относился к подобному изобилию. Он нутром чувствовал, что за всей этой красотой может таиться опасность.
Никто из находившихся снаружи мерцающего щита не уцелел в безжалостной бомбежке. От жителей Сорок Семь — Шестнадцать, которые оказались в это мгновение под открытым небом, остались лишь горстки пепла — их кости и плоть сгорели в ревущем пламени. Внутри же стеклянных зданий лежали миллионы обугленных тел. Десятки тысяч человек встретили свою смерть в языческих святилищах, и их тела сплавились в единые омерзительные груды обгорелого мяса, изуродованного настолько, что трудно было поверить, что оно действительно когда-то принадлежало живым людям.
Масштабы случившейся бойни потрясали.
С боевых барж, зависших на высокой орбите, посыпались десантные модули, обрушившиеся на планету, подобно смертоносному метеоритному дождю. Несколько десятков капсул были уничтожены еще в момент прохождения через грозовые тучи, и их пассажиры погибли.
Поначалу десантники, высадившиеся на поверхность, не встретили ни малейшего сопротивления. Но вскоре из-за мерцающего купола стали появляться первые трехногие боевые роботы, с чьих похожих на мечи рук били электрические заряды, и битва началась.
Мир, окутавшийся черными тучами, бился в агонии. Изуродованное небо непрестанно озарялось яркими, слепящими всполохами молний. Основное сердце Сора Талгрона бешено стучало в груди, гоня по венам перенасыщенную кислородом кровь. Работающие на пике возможностей адреналиновые железы питали его ярость, подхлестывали нервную систему и придавали ему сил. В ноздри бил запах озона и электричества.
Десантник нырнул в укрытие и прижался к поврежденному, но все еще остающемуся гладким стеклянному шпилю, когда очередной боевой робот выпустил по нему прирученную молнию. Электрическая дуга с треском ударила в стену буквально в полуметре от капитана, и по ее поверхности заплясали искры. Тихо выругавшись, Сор Талгрон вогнал в болт-пистолет свежую обойму. Небо содрогнулось от оглушительного раската грома, и десантник почувствовал, как вибрация прокатывается по всему его телу.
Робот выстрелил вновь и на этот раз попал точно в грудь одному из Астартес — брату Кадмону, едва успевшему высунуться из укрытия. Мощь удара была такова, что воина подбросило в воздух, закружило и с сокрушительной силой впечатало в соседний шпиль. Кадмон безвольно сполз на землю, его доспехи почернели и пошли пузырями, и Сор Талгрон понял, что тот погиб. Тело продолжало дергаться в судорогах еще несколько минут, пока по нему пробегали остаточные электрические разряды. Плоть испеклась внутри силовой брони, а кровь вскипела — энергетическое оружие роботов раскаляло объекты не хуже, чем лазерные пушки отделений Опустошителей.
Сор Талгрон разразился проклятиями. В этот день погибло уже и без того слишком много воинов его роты, и в душе капитана нарастали гнев и жажда отмщения.
Апотекарий Урлон уже направлялся к поверженному брату, рискуя собственной жизнью, чтобы затащить труп в укрытие.
— Поторопись, апотекарий! — выкрикнул Сор Талгрон. — Нельзя здесь оставаться! Надо уничтожить эти треклятые шпили!
Уже в который раз за этот бой капитан вознес молитву, чтобы затея Кола Бадара завершилась успехом. Разрушится ли кажущийся непробиваемым купол энергетического щита, если взорвать шпили, как предлагал лучший из сержантов роты? Сор Талгрон очень надеялся, что тот прав, иначе еще до исхода этого дня погибнут почти все их братья.
На секунду его взгляд задержался на апотекарии, исполнявшем свой мрачный долг по извлечению генного семени Кадмона. Сверло со скрежетом пронзило керамитовую броню и, разбрызгивая кровь, погрузилось в плоть.
Рядом ударили еще несколько молний. Смертоносные заряды не зацепили никого из десантников, но капитан понимал, что это только вопрос времени, — скоро противник обойдет их позиции и откроет по его людям прямой огонь. Боевые машины врага оказались опасными, а вовсе не тупыми, предсказуемыми автоматами, умели приспосабливаться к условиям и вносили в свою тактику изменения, необходимые, чтобы нанести пришельцам максимальный ущерб.
Искусственный интеллект.
Святотатство.
Император личным указом наложил вето на подобные исследования, что стало одним из пунктов соглашения между Террой и Марсом. И выступать против слова Его — суть величайшая ересь. И не имело никакого значения, что обитатели Сорок Семь — Шестнадцать не знали об этом договоре.
— Слышу вас, капитан, — коротко ответил приглушенный и лишенный эмоций голос. — Какие будут приказания?
— Нам нужна ваша поддержка. Нас прижали к земле. Противник занимает позиции на укрепленном балконе. Дистанция… — Сор Талгрон оглянулся на ближайшего сержанта — брата Эршака.
— Сто сорок два метра, подъем восемьдесят два градуса, — откликнулся тот, рискнув высунуться из укрытия и взглянуть на врага.
Десантник едва успел отскочить обратно, когда в его сторону ударили сразу несколько молний, от попаданий которых содрогнулся весь шпиль.
— «Терций», ты слышал? — спросил капитан по воксу.
— Вас понял, — пришел ответ. — Выдвигаемся на позиции.
Отряд попал под вражеский огонь на одной из улиц-мостов, перекинутых над бездонными рукотворными ущельями, разделявшими разные районы города.
Бросив взгляд вниз, Сор Талгрон увидел, как многие тысячи его боевых братьев, закованных в гранитно-серые доспехи, продвигаются следом за многочисленными танками Легиона и отчаянно сражаются за каждый дюйм, отделяющий их от сияющего купола. С такой высоты выбросы огня из стволов нескольких тысяч болтеров казались пляшущими огоньками свечей; грохот выстрелов заглушался бесконечными раскатами грома. Оставляя за собой дымные спирали, ракеты одна за другой устремлялись к смертоносной, не знающей страха или жалости армии роботов. Работающие на грани перегрева орудия плевались струями ослепительно-яркой, раскаленной добела плазмы.
Хотя боевые машины врага и казались удивительно хрупкими, но продвигались под градом обрушившегося на них огня, практически не получая повреждений. Изящные, похожие на лапки насекомых ноги не знали усталости, и роботы неотвратимо приближались, проходя сквозь шквал болтерных зарядов. Машины были защищены щитами, словно вытканными из молний, вспыхивавших и искрившихся при каждом попадании. Под ответным огнем противника Астартес несли чудовищные потери; энергетическое оружие косило десантников одного за другим и отбрасывало «Хищников» и «Лэнд Рейдеры».
Плотные залпы лазерных орудий раз за разом ударяли в щиты роботов, пока в тех не возникала перегрузка, и тогда машины разлетались на куски, но количество выстрелов, требовавшихся для нейтрализации даже одной из них, было просто немыслимым.
Стоило вопросам войны и поставленным задачам завладеть мыслями Сора Талгрона, как все моральные терзания были отброшены в сторону. Не оставалось ни малейших сомнений в ереси обитателей Сорок Семь — Шестнадцать. Чтобы приговорить их к уничтожению, хватало и того, что этот народ добровольно создавал машины, обладающие искусственным интеллектом.
Как бы то ни было, но капитан Тридцать четвертой роты все же питал жалость к тем, кого Легион должен был уничтожить. В его душе внезапно вспыхнул огонь негодования, удививший Сора Талгрона своей силой.
Почему Император не позволил XVII Легиону хотя бы попытаться привести Сорок Семь — Шестнадцать к Истинам?
С самого момента высадки Сор Талгрон не увидел ни единого человека… Десантникам оказывали сопротивление только боевые роботы, хотя повсюду валялись изуродованные до неузнаваемости обгоревшие останки людей.
— А вот и они! — воскликнул сержант Эршак, вырывая Сора Талгрона из раздумий.
Эскадрон «Терций» стремительно поднимался с нижних уровней — три угловатых серых тела приближались с невероятной быстротой. Новейшая разработка кузниц Марса; пилотам «Лэндспидеров» приходилось поспешно уходить в сторону, закладывая крутые виражи, чтобы успеть увернуться от неожиданно возникавших под ними живых торпед. Двигатели машин проревели над мостом, где залегли Сор Талгрон и его боевые братья, и с воем устремились к точке, указанной сержантом Эршаком, набирая высоту и накрывая территорию огнем.
Тяжелые болтеры обрушили на противника сотни сверхскоростных разрывных зарядов, мультимелты взвыли, накрывая роботов простыней раскаленной плазмы, сжигая щиты и обращая машины в груды оплавленного металла.
— Цели ликвидированы, — доложил командир эскадрона, пролетев под мостом, переброшенным через рукотворное ущелье, прежде чем описать в воздухе тугую петлю и скрыться вдали.
— Отлично поработали, «Терций», — произнес Сор Талгрон, вновь выходя на открытое пространство.
Перед его глазами возникли зеленоватые матрицы наведения. По сетчатке побежали потоки данных, позволяющих вычислить координаты для следующего прыжка. Двести семьдесят четыре метра.
Капитан торопливо передал полученную информацию братьям, отдал отрывистый приказ и, как только получил в ответ поток подтверждений, без лишних церемоний устремился к низкому ограждению моста. Ступив на перила, он оттолкнулся и бросился в пропасть.
Но в ту же секунду, как гравитация повлекла его вниз, взревел прыжковый ранец. Заработали мощные управляемые двигатели, и капитан взмыл ввысь, оставляя за собой дымный след.
Боевые братья из Тридцать четвертой прыгнули сразу за ним. Вдалеке Сор Талгрон увидел и другие отделения штурмовиков своей роты, мчащиеся по небу, подобно роям светлячков, плюясь огнем из прыжковых ранцев. Они перелетали пропасти с отвесными стенами и перекрещивающиеся каньоны между стеклянными зданиями, стараясь избегать плотного вражеского огня.
На самом краю зрения возникли стрелки указателей цели, привлекая внимание капитана, и, оглянувшись через плечо, он увидел еще несколько боевых роботов, неторопливо выходивших на балкон, выступавший из стеклянного здания подобного утесу на теле скалы. Машины подняли руки, беря Сора Талгрона и его ветеранов в прицел, и по серебристым клинкам побежали искры.
Капитан выкрикнул предупреждение и заложил крутой вираж, уходя от противника. Спустя долю секунды прямо над его головой прошипели три ослепительные молнии. Следом ударил оглушительный, могучий раскат, но системы звукоподавления, встроенные в шлем, снизили его громкость до приемлемой величины.
Двое из ветеранского штурмового отделения Талгрона не успели увернуться и рухнули вниз, сбитые энергетическим оружием. Электрические разряды перекинулись и на тех, кто летел рядом с ними, выводя из строя жизнеобеспечение и сбивая с толку системы наведения.
— Взять их! — приказал Сор Талгрон и развернулся к врагам даже прежде, чем дымящиеся останки погибших братьев успели исчезнуть в кипящем котле битвы за нижние уровни.
Всем его существом завладел гнев, и капитан переключил двигатели прыжкового ранца на полную тягу, чтобы приземлиться прямо среди вражеских машин.
Всего им противостояло три робота, и Сор Талгрон, падая на них с неба, вскинул болт-пистолет и открыл огонь, раз за разом посылая во врагов тяжелые, ревущие в воздухе заряды. Вспыхнули энергетические щиты, и смертоносные болты бессильно скользнули по стальной броне.
Навстречу Несущим Слово устремились электрические дуги. Воздух завибрировал и задрожал от энергии, а Сор Талгрон получил сообщение о гибели еще одного из своих воинов.
В ярости, мечтая лишь о том, чтобы обрушить гнев на железных тварей, капитан круто спикировал к стеклянному уступу. В последнюю секунду сопла прыжкового ранца развернулись к земле, и Сор Талгрон распрямил ноги. Завывая, двигатели смягчили его падение.
Еще только скользя по гладкой поверхности и пытаясь остановиться, капитан уже выхватил силовую булаву, и в ту же секунду ее навершие окуталось призрачным энергетическим ореолом. Сор Талгрон уже знал, что электрические щиты вражеских машин могли легко отразить огонь болтеров, но куда хуже спасали от ударов, нанесенных в рукопашной, и стрельбы в упор. Было крайне важно сократить дистанцию.
При виде роботов Сор Талгрон исполнился ненависти. Кощунственные отродья!
Искусственно созданные пародии на людей. Само их существование казалось оскорбительным. Видя этих богопротивных созданий, Сор Талгрон уже не был столь уверен в том, что войны можно было избежать.
Роботы были столь же высокими, как и дредноуты, но при этом казались куда менее громоздкими, чем смертоносные боевые машины Легионов Астартес. Человекоподобные тела тварей были выполнены из того же стекловидного материала, как и все остальное в городе, — быть может, это объяснялось тем, что это вещество не проводило электричества, — на широких плечах покоились безликие головы, напичканные электроникой. Там же, где у человека положено находиться ногам, у машин располагались суставчатые лапы — длина каждой из них составляла около трех метров. Лапы придавали роботам омерзительный облик уродливой смеси человека и паука, пускай в этих тварях не было и крупицы органики.
Руки машин выглядели вполне по-человечески, разве что ладони им заменяли серебристые острые клинки. Когда роботы сводили их вместе, между ними проскакивали электрические разряды.
Тела тварей были покрыты сетью серебряных вен, отходивших от скрытых внутри их корпусов «сердец» — энергетических батарей, хранивших всю мощь прирученной бури. По этим металлическим каналам пробегали электрические импульсы, питая энергией все необходимые системы: двигательные, мыслительные, оружейные, а также щиты, делавшие роботов практически неуязвимыми.
Машины перемещались стремительными резкими движениями, точно какие-то длинноногие птицы, стремясь остановить атакующих Несущих Слово. В потоках дымного пламени, рвущегося из прыжковых ранцев, рядом с Сором Талгроном приземлились и остальные братья. Заговорили болт-пистолеты, и огнеметы извергли огонь, окатывая врага пылающим прометием, но большую часть угрозы приняли на себя засверкавшие электрическим светом щиты, окружавшие каждого робота.
Яростно закричав, Сор Талгрон набросился на ближайшее из отродий.
Разумная машина увернулась и с оглушительным грохотом хлопнула серебряными, извергающими молнии «ладонями». К капитану Тридцать четвертой роты устремилась сияющая дуга энергии, но тот предвидел удар и успел уйти в сторону. Электрический разряд прошел мимо, и от его жара загорелись свитки с клятвами, прикрепленные к наплечнику.
Зная, что твари понадобится некоторое время на перезарядку, капитан поспешил приблизиться к ней. Размахнувшись булавой, он ударил в щит робота; силовые поля столкнулись с громким треском, и в воздухе разлился запах озона. Удар сумел пробить электрический щит, и тот распался, осыпав десантника искрами.
Приблизившись еще на один шаг и зарычав от натуги, Сор Талгрон со всей силой обрушил булаву на паучью лапу машины. Хотя изящная конечность и казалась хрупкой, на деле оказалась прочной, будто закаленная пласталь, и стеклянистая поверхность только покрылась сеточкой мелких трещин.
Робот издал мучительный свистящий звук, напоминающий мелодичную трель какой-то певчей птицы, и попытался отскочить назад, но поврежденная нога подломилась, едва он попытался перенести на нее вес.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 1:39:05
Сор Талгрон навис над тщетно пытающейся подняться машиной. Обе здоровые конечности заскребли по гладкому полу балкона, и тварь вновь засвистела, подобно раненой птице. Робот принялся размахивать руками, разбрасывая вокруг себя электрические разряды. Один из них едва не угодил в капитана. Тогда Сор Талгрон впечатал в грудь противника свой тяжелый сапог и обрушил на круглую голову машины силовую булаву. Из смявшегося черепа брызнули искры, перестало сиять силовое ядро, встроенное в корпус, а серебряные вены, бежавшие сквозь полупрозрачную плоть, потемнели.
Еще одна машина лишилась своего щита, и выстрел мелты расплавил ее корпус. Жидкое стекло потекло, подобно лаве, с шипением заливая ноги существа и пол вокруг. Развернувшись, Сор Талгрон открыл огонь из болт-пистолета по следующему роботу, но энергетический щит сумел остановить все заряды.
С ошеломляющим треском существо свело руки, и очередной ветеран погиб, когда его подбросило в воздух и выжгло все внутренности мощным электрическим разрядом.
Сержант Эршак набросился на робота со спины и ударил огромным силовым кулаком. Раздался громкий хлопок, и щит рассеялся.
Оглушительно залаяли болт-пистолеты, и Сор Талгрон вместе с остальными ветеранами направился к лишившейся защиты машине. Она зашаталась под градом выстрелов, разразившись отчаянными птичьими криками. По голове твари поползла сеть трещин. Сержант Эршак вогнал в искусственный череп существа еще один болт — мощный заряд влетел точно в брешь и разорвался внутри головы робота, разметав ее осколками стекла.
Но и умирая, машина оставалась смертельно опасным противником. Робот уже начинал заваливаться, пьяно шатаясь и разбрасывая искры, бьющие из обрубка шеи, когда вдруг вскинул руки, направил на Сора Талгрона серебристые конусы и с оглушительным треском бросил в него губительную молнию.
Капитан успел заметить движение противника и даже попытался уйти в сторону так, чтобы не принять грудью всю мощь удара, но разряд все равно подбросил его в воздух. Весь мир незамедлительно погрузился во тьму — расплавились от жара фотохроматические линзы шлема. Броня наполнилась едкой вонью горелой проводки и расплавившихся кабелей. Сор Талгрон с силой врезался в стену, расколов ее гладкую поверхность, а затем, отлетев от нее, соскользнул с края террасы.
Он рухнул в пропасть, отчаянно размахивая руками и ногами. Все так же ничего не видя, капитан закрутился в воздухе, стараясь найти хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Но закованные в керамитовые перчатки пальцы беспомощно, производя громкий визг, скребли по гладкому стеклу.
Его падение внезапно прервала терраса уровнем ниже, когда он врезался в нее с сокрушительной силой. Нормальный человек наверняка погиб бы, рухнув с высоты в тридцать пять метров, но Сор Талгрон даже сумел самостоятельно подняться на колени — он серьезно ушибся, однако кости остались целы. Пошла пузырями и дымилась краска на броне, по ее поверхности пробегали остаточные электрические разряды. Капитан сорвал с головы поврежденный шлем. Убедившись, что попадание молнии испортило его безнадежно, Сор Талгрон отбросил шлем в сторону; его лицо залила краска гнева.
В ноздри бил запах паленого мяса — его собственного мяса. Капитан заморгал, пытаясь привыкнуть к слепящим вспышкам молний.
Облик большинства боевых братьев XVII Легиона повторял благородные черты их примарха, но сам Сор Талгрон обладал лицом человека, рожденного для войны, с широкими, резко очерченными скулами и носом, который ломали столько раз, что тот превратился просто в мясистый ком. Несущий Слово мучительно скривился и выругался, заставляя себя подняться на ноги, хотя все мышцы отчаянно протестовали.
Рядом, спустившись в столбе пламени, рвущемся из прыжкового ранца, приземлился сержант Эршак, а за ним и все выжившие ветераны отделения «Геликон».
— Вы целы, капитан? — спросил сержант.
Сор Талгрон кивнул и в свою очередь спросил:
— Что с роботом?
— Уничтожен, — доложил Эршак, протягивая руку. — Мы расчистили дорогу к куполу.
Приняв предложенную руку, капитан позволил сержанту помочь ему подняться. Последние остатки электрического заряда вспыхнули искрами на их перчатках и предплечье Эршака. Распрямившись, Сор Талгрон благодарно кивнул и из-под ладони посмотрел в сторону мерцающего защитного купола.
Теперь от него их отделяли каких-то пятьсот метров, и от напряжения, гудевшего в воздухе, коротко остриженные волосы капитана вставали дыбом.
Огневая мощь, обрушенная на необъятный силовой купол с земли, потрясала воображение. Сотни танков обрабатывали его мерцающую стену таким ливнем снарядов, что запросто уже разрушили бы до основания целый городской квартал. Деми-легион титанов — высоких, как дома, машин разрушения, созданных адептами Марса, — обратил против купола всю мощь своих орудий, но даже этим грозным машинам Империума не удавалось добиться хоть сколько-нибудь значимого эффекта.
Из-под мерцающей сферы появлялись все новые и новые богомерзкие роботы, проходившие сквозь завесу невредимыми благодаря защищавшим их энергетическим сферам. Твари неровными порядками текли по улицам, чтобы дать бой Несущим Слово, с их рук одна за другой срывались молнии. «Да сколько же их еще у противника?» — подумал Сор Талгрон.
Капитан чуть не ослеп, когда небо разорвал очередной всполох орбитального удара, нанесенного по самой верхушке купола. Но тот стоял как стоял, и казалось, что не существует на свете такой огневой мощи, чтобы пробить его.
— Очень надеюсь, что из задумки Кола Бадара что-нибудь выйдет, — произнес сержант Эршак.
— Как и я, друг мой, — отозвался Сор Талгрон.
Его взгляд застыл на огромных серебряных шпилях, окружавших купол кольцом. В них вновь и вновь ударяли молнии, бившие из бурлящих грозовых облаков, и высокие башни гудели от текущей по ним энергии. По нескольку раз в минуту накопленный ими заряд высвобождался, и тогда по улицам прокатывался оглушительный гром, а на танки и десантников обрушивались электрические дуги, уносившие с каждым ударом десятки жизней.
Прямо на глазах Сора Талгрона и отделения «Геликон» один из таких зарядов сорвался со шпиля и ударил в могучий титан класса «Полководец», обстреливавший купол издали. Всего долю секунды спустя до капитана докатился раскат, грозивший разорвать незащищенные барабанные перепонки. Пустотные щиты титана пали, не выдержав мощи заряда, и он дернулся, точно от боли. В ту же секунду в голову пытавшегося отступить титана ударили электрические дуги, выпущенные остальными шпилями, и сорокаметровый колосс завалился прямо на два «Лэнд Рейдера», раздавив их так, словно они были сделаны из бумаги.
Между огромными грозовыми башнями располагались шпили поменьше, и хотя в них тоже регулярно били молнии, но разряжались они не в войска Астартес, а в сам купол. Изучив происходящее с безопасного расстояния, Сор Талгрон согласился с мнением Кола Бадара, что именно это и поддерживало целостность щита. Накопленная ими энергия срывалась с серебряных игл, вливаясь в барьер и усиливая его. Теперь капитан верил, что, уничтожив их, сумеет разрушить и купол.
Шпили стояли на самом верху города-дома, и по ним было практически невозможно прицелиться с земли, а защитные башни легко уничтожили бы любой самолет, попытавшийся сбросить на них бомбы. Поэтому эта работа выпадала на долю штурмовых отделений. К сожалению, на такую высоту смогли забраться не более четверти от его экипированных прыжковыми ранцами воинов — никто не предвидел, что враг сможет оказать столь неистовое сопротивление. Теперь людей хватало для разрушения только трех шпилей, и Сор Талгрон далеко не был уверен, что это окажет хоть какое-то воздействие на щит.
Впрочем, отступать все равно было уже поздно.
Он увидел, как вдалеке в небо взмыли оставляющие за собой дымный след закованные в серые доспехи фигуры и устремились к намеченным целям. Пришло время испытать теорию Кола Бадара на практике, и капитан поймал себя на том, что снова молится.
— Обязательно получится, — мрачно произнес себе под нос Сор Талгрон, после чего устало вздохнул и открыл канал вокс-связи со штурмовиками. — Доложите обстановку.
— Первая группа, цель взята, — прозвучал в ответ гортанный рык Кола Бадара, самого опытного ветерана и автора этой идеи.
Сор Талгрон верил, что бесстрашного и хорошо разбирающегося в тактике сержанта ждет большое будущее.
— Ожидаю указаний, — добавил Кол Бадар.
— Вторая цель взята, капитан, — раздался голос сержанта Бахари, командовавшего второй группой. — Устанавливаем мелта-заряды.
Со своего места Сор Талгрон мог видеть, как десантники из второй группы располагаются вокруг тонкого серебряного шпиля, возвышающегося менее чем в пятидесяти метрах от мерцающего купола. Первая группа удерживала точно такой же шпиль, но пятьюдесятью метрами выше.
— Сержант Пэблен? Отделение «Лементас» контролирует третью цель?
— Встретились с сопротивлением, капитан, — отозвался Пэблен.
На фоне его голоса завывали цепные мечи, кричали Астартес и раздавались раскаты грома. Последовал оглушительный взрыв, и канал связи забил треск белого шума. Спустя несколько секунд вокс заговорил снова:
— Брат Эктон на связи.
— Докладывай, брат, — приказал Сор Талгрон.
— Капитан, сержант Пэблен убит. Я временно принимаю командование третьей группой.
Эктон был наиболее опытным бойцом отделения «Лементас» — закаленным в боях ветераном, способным сохранять спокойствие перед лицом даже самых чудовищных событий. И поскольку он служил долее всех прочих в отделении, именно ему и полагалось принять командование, если что-нибудь случится с сержантом. Вскоре сквозь треск помех вновь пробился голос Эктона:
— Удерживаем позиции. Мелта-заряды размещены.
— Отличная работа, брат Эктон. Всем группам: подрыв зарядов по моей команде! — приказал капитан и решительно кивнул, оглянувшись на Эршака.
— Вот и момент истины, — прокомментировал тот.
Сор Талгрон мрачно усмехнулся и произнес:
— Взрывайте.
Мелта-бомбы, заложенные у подножий трех серебряных шпилей, детонировали одновременно. Поначалу Сор Талгрон не заметил никакого эффекта и уже решил, что их затея провалилась. Но затем один из шпилей начал заваливаться. Мелта-заряды расплавили его основание, превратив стеклянистый материал в бурлящую лаву. Раздался металлический скрежет и треск рассеивающегося электричества, и достигающий километровой высоты шпиль рухнул набок, ударив точно в энергетический купол.
В ту же секунду зашатались и накренились еще две накопительные башни. Сначала все происходило точно в замедленном кино, но с каждой секундой их падение ускорялось.
Почему-то Сор Талгрон почувствовал уверенность, что даже если уничтожение шпилей и повредит купол, то лишь на время.
— Вперед! — закричал он, взмывая в воздух и на столбе пламени устремляясь к энергетическому барьеру.
Прыжковый ранец выбивался из сил, сражаясь с гравитацией и неся капитана к намеченной цели.
Чем ближе Сор Талгрон подлетал к куполу, тем сильнее ощущалось напряжение в воздухе; кожу начало пощипывать, а в ушах неистово загудело.
Он был не более чем в пятидесяти метрах от барьера, когда на тот обрушилась первая башня. Капитана ослепила вспышка куда более яркая, чем все предыдущие.
Еще секунда, и с энергетической полусферой столкнулись два других шпиля, разбрасывая искры. Между поваленными башнями заметались электрические разряды, проделавшие брешь в поверхности купола.
Не мешкая, Сор Талгрон помчался к пролому, выжимая все возможное из прыжкового ранца, сжигая последние капли топлива.
Неровные всполохи молний заметались внутри пробоины, и завеса начала вновь сплетаться в непробиваемый покров. Капитан издал боевой клич и, содрогаясь всем телом, когда сквозь него проходили электрические разряды, влетел в смыкающуюся брешь, понимая, что отныне отрезан от товарищей и что обратной дороги уже нет.
Прыжковый ранец дымился и искрил, но Сор Талгрон набрал достаточную скорость, чтобы проскользнуть в пугающе сузившуюся дыру. В глазах у него помутилось, и обгоревшее, дымящееся тело капитана камнем рухнуло на балкон дворца, расположенного внутри сияющего барьера.
Мышцы распластавшегося на стеклянном полу Сора Талгрона еще несколько секунд непроизвольно сокращались, пока по ним пробегали остаточные электрические разряды. Когда он наконец сумел подняться на одно колено, кожа на его лице все еще продолжала дымиться. Капитан отстегнул крепления, и ставший бесполезным разбитый прыжковый ранец с лязгом упал на балкон.
— Это было… не слишком приятно, — произнес Эршак, тоже поднимаясь на ноги.
Его сливочного цвета плащ превратился в опаленные, изодранные лохмотья. Кое-где одеяния еще продолжали тлеть, но сержант спокойно сорвал их с себя и отбросил в сторону.
Сквозь дыру успели пройти только бойцы отделения «Геликон». Еще три уцелевшие штурмовые группы остались снаружи. Сор Талгрон разразился бранью.
На то, чтобы создать даже столь недолговечную брешь во вражеском щите, ушли все мелта-бомбы, имевшиеся у его штурмовиков. И мало того что они не могли повторить тот же трюк, так к тому же капитан не мог и связаться с братьями, не сумевшими последовать за ним, и предложить им иной вариант действий. По всей видимости, купол поглощал вокс-связь с той же легкостью, что и бившие в него молнии. Энергетический щит, сквозь который они с таким трудом прошли, надежно заглушал также любые сигналы извне.
Опаленное лицо Сора Талгрона неистово зудело, но он сумел отрешиться от боли и огляделся.
Участок города, охраняемый щитом, не был затронут войной и являл собой воистину потрясающее зрелище. Перед капитаном простирались хрустальные купола, стеклянные шпили и переплетения серебряных мостов, сверкавших, подобно путине, покрытой росой.
Но мысли Сора Талгрона сейчас занимало вовсе не окружающее великолепие — его внимание было целиком сосредоточено на массивном стеклянном здании вдалеке, точнее, на возвышавшейся над ним титанической статуе.
Глаза десантника сузились, когда он внимательно рассмотрел этот монумент. Высотой более километра, колосс из серебра и стекла изображал мужчину, стоящего с воздетыми к небу руками. Каждую секунду в распростертые ладони из купола били молнии, и статуя купалась в потоках энергии, прокатывавшихся по всему телу.
Сор Талгрон почувствовал, как в его душе вскипает ненависть.
Перед ним было вовсе не изображение почитаемого основателя города или же героя древности — это был идол, олицетворяющий божество, которому поклонялись жители Сорок Семь — Шестнадцать.
— Так, значит, это правда, — с отвращением пробормотал сержант Эршак. — Все они — чертовы идолопоклонники.
— Лоргар, придай мне сил, — прошептал Сор Талгрон.
— Капитан, — произнес сержант, сверившись с ауспиком, — отмечаю множественные сигналы, приближающиеся к нашей позиции. Какие будут указания?
— Пойдем туда, — заявил Сор Талгрон, тыча пальцем в сторону огромной скульптуры, — и прикончим каждого, кого встретим. Вот такие будут мои указания.
Удивительно, но внутри щита они не встретили ровным счетом ни малейшего сопротивления.
После ожесточенной битвы, идущей снаружи, полное отсутствие врагов в сердце города-дома казалось жутковатым и тревожащим.
Десантники зашагали по изгибающемуся мосту из тонкого стекла, постепенно приближаясь к колоссальному храму, опасаясь каждого угла, прислушиваясь к каждому шороху.
Снаружи энергетического щита продолжалось ожесточенное сражение; эти роботы оказались смертельно опасными противниками и использовали вооружение, с каким, насколько было известно Сору Талгрону, не приходилось сталкиваться еще ни одной экспедиции. И в то же время здесь, внутри непробиваемого купола, царила тишина, можно даже сказать — безмятежность.
Они шли по крытым проулкам, и звуки шагов разносились отчетливым эхом.
— Точно в склепе оказались, — проворчал Эршак.
Сор Талгрон не мог с ним не согласиться. Ему уже почти хотелось, чтобы наконец объявился враг, только бы разрушить эту напряженную тишину.
Соблюдая осторожность, Несущие Слово вышли на широкий мост, соединявший два сверкающих хрустальных шпиля, медленно и неуклонно приближаясь к храмовому зданию, возвышавшемуся перед ними подобно удивительному каменному цветку, в самой середине которого стояла колоссальная статуя, изображавшая ложного бога. Сор Талгрон не мог смотреть на омерзительного идола — повелителя бурь, без того чтобы в сердце его не вскипала ярость.
На улицах и мостах далеко внизу десантники неоднократно замечали роботов, шагающих к мерцающему куполу, чтобы присоединиться к идущей снаружи битве, но машины то ли не догадывались, то ли просто не беспокоились о штурмовиках, проникших на их территорию.
Казалось, будто весь огромный, точно материк, город-дом вырос вокруг единственного выглядящего чужеродным храма; все улицы, мосты, переходы и летные трассы внутри купола вели к нему. Не возникало сомнений, что это здание являлось объектом величайшей значимости для местных обитателей, и Сор Талгрон был уверен, что именно там и скрываются уцелевшие жители Сорок Семь — Шестнадцать.
У десантников ушло совсем немного времени, чтобы преодолеть те десять километров, что отделяли их от сердца города, но, несмотря на стремительные темпы этого марш-броска, они могли бы идти с той же скоростью еще многие дни.
Наконец они добрались до храма. Статуя божества бурь угрожающе возвышалась над ними, и по раскинутым рукам колосса струились молнии. Несущие Слово как раз вышли из-под высокой арки, сложенной из многочисленных обломков неизвестного кристалла, и уже начинали приближаться к входу в строение, когда заговорил сержант Эршак.
— Фиксирую сигналы живого происхождения, — предупредил он, сверившись с ауспиком.
Впервые с момента прибытия на Сорок Семь — Шестнадцать десантники обнаружили хоть кого-то, кроме роботов.
По приказу Сора Талгрона отделение «Геликон» выстроилось вокруг капитана в оборонительном порядке. Затем они направились дальше, с каждым шагом все ближе и ближе подходя к гигантскому цилиндрическому храму.
В стенах виднелись похожие на отверстые рты треугольники врат. Внутри здание было залито ослепительным светом, мешавшим различить, что же там происходит.
Несущие Слово осторожно подошли к ближайшим вратам, и Сору Талгрону пришлось смотреть из-под ладони, чтобы хоть как-то защитить глаза от непривычно яркого освещения. Изнутри доносилось еле слышимое неразборчивое бормотание, и капитан кивком приказал своим людям входить.
Пройдя через врата, они словно волшебным образом перенеслись в другое измерение. Сор Талгрон почувствовал, как изменился воздух, касающийся его обгоревшего лица. Внутри храма было прохладно и повсюду разливалось слабое благоухание, в то время как снаружи было жарко и в ноздри бил едкий запах озона. Взгляд капитана тут же устремился к своду. Огромное здание представляло собой высокий полый цилиндр, чьи стены исчезали далеко вверху. Все пространство было наполнено ярким мерцающим светом, точно стекавшим вниз подобно какому-то неторопливому призрачному водопаду. Волшебство этого света только подчеркивалось удивительным, похожим на перезвон хрустальных колокольчиков звуком и гулом энергии. По краям центральной шахты ввысь уходили сотни крытых балконов и галерей, соединенных мостками. Завороженный этим поистине чарующим зрелищем, Сор Талгрон чуть не упустил тот миг, когда за их спинами бесшумно сомкнулись стеклянные стены, запечатав врата.
Посреди зала, на украшенной резьбой стеклянной колонне, возвышалась точная копия стоявшего в половине километра над ними колосса, хотя этот идол и был «всего-то» пятидесяти метров в высоту. Голова божества была запрокинута, точно в священном восторге, а руки тянулись к небесам, скорее всего прославляя их или вознося молитву.
Статуя сверкала в потоках омывающего ее света.
Пол перед десантниками спускался вниз рядами ступенчатых ярусов, и их были сотни. Ярусы были заполнены толпами мужчин, женщин, детей, стоящих на коленях. Первые люди, которых Несущие Слово увидели с момента своей высадки на Сорок Семь — Шестнадцать, — последние обитатели этого мира.
Все они стояли, склонив головы в молитве, обращаясь к стеклянному идолу своего языческого повелителя бурь. По оценке Сора Талгрона, в этом зале, похожем на амфитеатр, расположилось порядка сорока тысяч человек, и каждый что-то тихо шептал, покачиваясь из стороны в сторону, будто в глубоком трансе. Никто из них словно и не замечал появления Несущих Слово.
На приподнятом помосте в самом низу круглых ярусов, опираясь на посох, выполненный из стекла и серебра, стоял крошечный старичок. Он окинул Сора Талгрона и его братьев оценивающим взглядом. Этот человек не выглядел удивленным или хотя бы смущенным их появлением; более того, на изрезанном морщинами лице застыло выражение усталого ожидания.
— Держитесь рядом, — велел капитан своим людям. — Без моего приказа не стрелять.
Его взгляд встретился со взглядом того, кто вряд ли мог быть кем-то, кроме как духовным лидером этой цивилизации. Тот самый человек, с кем Кор Фаэрон вел переговоры менее чем двое суток назад. В сопровождении боевых братьев «Геликона» Сор Талгрон медленно начал спускаться по лестнице, направляясь к престарелому вождю этого общества.
Словно повинуясь некоему безмолвному приказу, все присутствовавшие в зале поднялись на ноги, разглядывая вторгшихся в их владения космических десантников. Несущие Слово насторожились и нацелили оружие на толпу. Сор Талгрон ожидал увидеть на лицах людей гнев и ненависть, но все они смотрели на огромных Астартес с потерянным видом и даже несколько разочарованно.
— В бой не вступать, — предупредил Сор Талгрон.
Конечно, на первый взгляд эти люди не выглядели опасными, но капитан по личному опыту знал, что бывает достаточно даже одного-единственного человека, чтобы толпу захлестнула жажда крови, — и если говорить по правде, то капелланы Легиона мастерски умели разжигать в душах слушателей подобные чувства. Стоило всей этой массе людей сорваться, и в храме началось бы сущее светопреставление. Да, боевые братья успели бы прикончить очень многих, уничтожив сотни, а то и тысячи врагов, но десантников было всего полдюжины против более чем сорока тысяч обитателей планеты. Даже Астартес не выстояли бы.
Воины XVII Легиона спустились по пологой лестнице, настороженно разглядывая расступающуюся перед ними толпу. Язычники смотрели в ответ, храня гробовое молчание, что куда сильнее смущало Сора Талгрона, чем если бы раздавались крики и призывы к отмщению; это, по крайней мере, было бы понятно.
Старик с мрачным спокойствием ожидал, пока они приблизятся.
— Позволь спросить, что мы сейчас делаем? — прошептал сержант Эршак, используя закрытый канал вокс-связи, чтобы их не могли услышать даже остальные штурмовики.
— Я хочу знать, так ли извращены эти люди, как мы думаем, — по той же линии отозвался Сор Талгрон.
С Эршаком они были знакомы уже много лет и воспитывались вместе при храме на Колхиде — суровом родном мире Несущих Слово, поэтому капитан не обращал внимания на подобные нарушения протокола со стороны сержанта и высоко ценил его мнение. И хотя Эршак ничего не ответил, Сор Талгрон почувствовал, что его старый друг не согласен с его решением. Впрочем, капитан достаточно хорошо знал сержанта, чтобы понимать: тот в любом случае последует за ним.
Спустившись, десантники взбежали по ступеням, ведущим к помосту, где дожидался старик. Сор Талгрон нацелил болт-пистолет в голову престарелого священнослужителя и тихо приказал:
— «Геликон», занять периметр!
— Слушаюсь, капитан, — кивнул сержант и, раздав краткие указания бойцам, выставил десантников на позиции.
Отделение рассредоточилось и принялось изучать толпу на предмет потенциальной угрозы.
Талгрон стоял на помосте перед ветхим жрецом. Ростом старик был десантнику едва ли по пояс, но, хотя и выглядел чахлым, глаза его были яркими и сияли интеллектом. Тем не менее что-то в его взгляде порождало в душе Сора Талгрона смутное беспокойство. Не окажется ли священнослужитель колдуном? Впрочем, капитан тут же отбросил это предположение. Старик заметно нервничал, но никакой угрозы от него не исходило. Командир штурмовиков опустил пистолет.
— Я — Сор Талгрон, капитан Тридцать четвертой роты Семнадцатого Легиона, — громко и отчетливо произнес он, прерывая затянувшееся молчание.
— Разрушители, зачем вы принесли смерть в наш мир? — вопросом на вопрос ответил ему старик на странной разновидности архаичного низкого готика.
— Приказываю тебе незамедлительно объявить полную капитуляцию своих армий и отречься от владычества над миром, числящимся под номером Сорок Семь — Шестнадцать, — продолжал капитан, пропуская слова старца мимо ушей. — Ясно?
— Зачем вы принесли смерть? — повторил старик, но Сор Талгрон и на этот раз не ответил.
— Ты прикажешь отключить энергетический купол, защищающий это здание, — не терпящим возражений тоном добавил капитан, — и заставишь своих людей и эти адские мыслящие машины прекратить любые враждебные действия. Я понятно изъясняюсь?
Старик вздохнул и устало опустил голову, а затем вытянул руку, привлекая внимание Сора Талгрона к медленно поднимавшемуся из пола темному стеклянному кубу. Новое оружие? Пистолет снова прыгнул в руки капитана.
Внутри казавшегося цельным куба вдруг стал проявляться какой-то образ, и, не чувствуя, чтобы от этого предмета исходила какая-то прямая угроза, Сор Талгрон осторожно подошел к нему. Идеальных очертаний стеклянный куб доходил простому человеку до груди, но капитану пришлось нагнуться, чтобы разглядеть изображение.
Поначалу предмет, возникший в глубине темного стекла, был размытым и просвечивал, но потребовалось всего несколько секунд, чтобы изображение обрело отчетливость. Устройство определенно напоминало продвинутый пикт-проектор, но те выдавали картинку, довольно условно передающую реальность. Тут же предмет казался подлинным, реальным артефактом, заключенным в стеклянный куб.
Сор Талгрон видел перед собой открытую книгу, написанную от руки чернилами и золотой краской. Края страниц покрывал невероятно сложный узор, состоящий из вензелей и линий. В общий рисунок были включены стилизованные изображения людей и мифических существ. Каждая страница была исписана плотным, уверенным и удивительно знакомым почерком.
Как и любой из боевых братьев XVII Легиона, Сор Талгрон ежедневно по нескольку часов проводил в уединении и рисовал, но ему никогда прежде не доводилось видеть такой восхитительной работы. Стиль и умение автора были столь феноменальны, что ни капитан, ни кто-либо другой из Несущих Слово не могли даже и надеяться достигнуть подобных высот. Книга была делом рук несомненного гения, и вряд ли это могли быть руки простого смертного. В самом деле, сравниться с этим произведением искусства могли лишь труды самого Уризена, но капитану лишь пару раз удавалось мельком бросить на них взгляд…
Глаза Сора Талгрона окончательно расширились от удивления, когда он присмотрелся внимательнее. Текст был написан на диалекте высокого готика, употреблявшемся исключительно духовной элитой его собственного родного мира — Колхиды.
— Что это? — изумленно заморгав, прошептал Сор Талгрон.
Капитан перевел взгляд на стоящего рядом старика, но не смог понять того выражения, что увидел в его глазах. Тогда командир штурмовиков вновь посмотрел на книгу, заточенную в темном кубе.
— «…И да объединится вся Вселенная в вере…» — вслух прочитал он строчку, открывавшую страницу. Его голос задрожал. Ему были знакомы эти слова. Более того, он знал этот текст наизусть. Сор Талгрон тяжело сглотнул. — «…Объединена под властью… Бога-Императора Всего Человечества», — продолжил он хриплым шепотом, заканчивая чтение священной строки.
В растерянности и недоумении капитан повернулся к священнослужителю.
— Я не понимаю, — произнес Сор Талгрон.
— Мы — Отпрыски Бури, — ответил старик, широким жестом обводя всех собравшихся в зале людей.
— Именем Лоргара, и что это должно было мне сказать? — прорычал капитан.
Старик фыркнул, хромая, прошел мимо него к кубу и приложил пальцы к поверхности устройства. Страницы заточенной в стекле книги замерцали и начали быстро перелистываться. Каждая из них была украшена искусными узорами и испещрена плотными письменами. Слегка поводив пальцами по кубу, священнослужитель замедлил смену страниц, продолжавших переворачиваться, пока глазам десантника не предстала самая первая из них.
Старик печально усмехнулся, указывая на нее.
Капитан Тридцать четвертой роты в изумлении взирал на изображение, занимавшее весь лист, — сияющую фигуру, облаченную в удивительные золотые доспехи. Божественный лик был запрокинут к небу, его окружал золотой нимб.
Бог-Император Человечества.
Взгляд Сора Талгрона был прикован к изображенной на рисунке броне, к узорам на искусно украшенном древнем нагруднике… том, что Он носил еще тогда, когда возглавлял армии Объединения, в стародавние времена маршировавшие по разоренной Терре… На доспехах были начертаны символы Его власти — символы, которые узнавали и которых обоснованно страшились еще до наступления Древней Ночи, они же украшали и броню Легио Кустодес, личной гвардии Императора.
Знаки эти выступали барельефом на броне Императора и воплощали Его гнев… молнии.
И тут капитан понял все.
Жители Сорок Семь — Шестнадцать поклонялись Императору.
Сор Талгрон нервно сглотнул, по-прежнему не в силах отвести взгляд от Повелителя Человечества.
Отпрыски Бури — так назвал старик свой народ; дети грозы. Они почитали Императора как бога, считая Его воплощением бушующих на их планете штормов.
— Теперь ты знаешь, — произнес жрец.
Он снова коснулся гладкой поверхности куба, и трехмерное изображение священной книги исчезло.
— Значит, в этой войне с самого начала не было необходимости, — произнес Сор Талгрон. — Ваши люди не еретики.
— Нет, — ответил старик. — Мы мечтали присоединиться к Империуму. Мы так долго полагали, будто остались одни в этой тьме.
— Мы можем все остановить, — сказал Сор Талгрон. — Вы должны отключить щиты, чтобы я мог связаться со своим командованием.
Сколько людей уже погибло! И ради чего? Капитан почувствовал себя опустошенным. Весь этот геноцид стал следствием простого недопонимания.
Отпрыск Бури грустно улыбнулся и подошел к Сору Талгрону, а затем приложил морщинистую ладонь к левой стороне груди капитана, туда, где находится сердце.
— Дай слово, что остаткам моего народа будет сохранена жизнь, и я отключу купол, — произнес старик.
— Клянусь, — сказал Сор Талгрон.
Как только энергетический купол, защищавший храм-дворец Отпрысков Бури, замерцал и исчез, Сор Талгрон поспешил связаться с «Фиделитас лекс» и доложить обо всем, что узнал.
— Понял тебя, Талгрон, — кратко ответил Кор Фаэрон. — Мы немедленно сообщим Уризену. Оставайтесь на месте.
Вокс-связь дальнего радиуса прервалась, и людям Сора Талгрона пришлось провести в томительном ожидании несколько долгих минут. Несущие Слово продолжали удерживать толпу под прицелом, пока Сор Талгрон пристально изучал изображение Императора.
Медленно тянулись секунды. Когда щит был выключен, отделение «Геликон» стало получать потоки вокс-сообщений от своих товарищей. Исходя из них можно было понять, что боевые действия на Сорок Семь — Шестнадцать полностью прекратились.
— Фиксирую сигнатуру телепорта, — доложил наконец Эршак.
— Скоро уже все закончится, отец, — уважительно произнес Сор Талгрон. — Уризен будет рад, когда удостоверится, что мы с вами — единоверцы.
Еще мгновение, и по кругу верхнего яруса амфитеатра стали один за другим возникать темные силуэты воинов, телепортировавшихся с зависшего на низкой орбите «Фиделитас лекс». Сначала они казались просто яркими пятнами света, но постепенно обретали плоть.
Вскоре вся сотня закованных в терминаторские доспехи космических десантников материализовалась полностью и тут же нацелила оружие на людей Сорок Семь — Шестнадцать. Капитан Тридцать четвертой роты слегка приподнял бровь.
— Ты несколько перестарался с драматическим эффектом, брат, — вздохнул Сор Талгрон, поднимая руку, чтобы поприветствовать Кора Фаэрона.
Тот сухо кивнул в ответ, но спускаться к ним не стал.
Начали материализоваться еще две фигуры, но на сей раз на помосте возле Сора Талгрона. Увидев, кто именно спускается к ним, капитан изумился и поспешил припасть на одно колено и почтительно склонить голову. Он чувствовал, как тяжело забилось его сердце в ожидании окончания телепортации.
Теплая ладонь опустилась на его темя; прикосновение было тяжелым, но в то же время мягким.
— Поднимись, сын мой, — произнес новоприбывший спокойным властным голосом.
Но по телу Сора Талгрона все равно прокатилась дрожь с трудом сдерживаемой паники. В конце концов, Астартес редко доводилось оказываться в подобной ситуации.
Распрямившись, капитан Тридцать четвертой роты поднял взгляд, чтобы посмотреть в озабоченное лицо полубога.
* * *
Лоргар был столь же величествен и пугающ, как и всегда. Голова его была полностью лишена волос, а каждую пядь обнаженной кожи покрывал узор в виде золотых листьев, благодаря чему примарх сиял, подобно статуе, отлитой из живого металла. Веки полных мудрости и невероятной сосредоточенности глаз были выкрашены сурьмой; как и всегда, Сор Талгрон даже одной секунды не смог выдержать взгляда Уризена.
Такая жизненная сила, такая глубокая боль, такое напряжение и, да, такая затаенная жестокость таились в этом взгляде, что, пожалуй, только другой примарх и сумел бы посмотреть в его глаза, не разрыдавшись и пав на колени перед живым богом.
Лоргар был на голову выше Сора Талгрона, его стройное тело было заключено в поистине потрясающие доспехи. Каждая из перекрывающихся пластин была выкрашена в гранитный цвет и гравирована клинописью Колхиды. Поверх брони была накинута роскошная мантия цвета запекшейся крови, богато украшенная золотой вышивкой.
Уризен, Золотой, Миропомазанник — у примарха XVII Легиона было много имен. Для тех, кого он провозглашал еретиками, Лоргар становился воплощением смерти, для тех же, кто принимал истинную веру, он был — всем.
— Мы довольны твоими успехами, капитан, — раздался мягкий голос.
Сор Талгрон с благодарностью посмотрел на человека, сопровождавшего примарха. Эреб. Да и кто еще мог осмелиться ответить за Уризена?
— Благодарю вас, первый капеллан, — почтительно склонил голову Сор Талгрон.
— Это он? — спросил Лоргар, окинув пристальным, внимательным взглядом жреца, просто окаменевшего на месте возле капитана Тридцать четвертой роты, который от удивления едва не забыл о нем.
Престарелый иерарх тяжело опирался на посох, в его глазах метался ужас. Священник только и мог, что покачивать головой да бессвязно бормотать.
— Так точно, мой повелитель, — отозвался Сор Талгрон. — Полагаю, что он возглавляет церковь Императора на этой планете.
Эреб улыбнулся, но веселья в его глазах не было. Командиру штурмовиков был хорошо знаком этот взгляд, и от понимания в его жилах заледенела кровь.
— Я давал слово, что мы не причиним зла его народу, — настойчивым тоном произнес Сор Талгрон. — Эреб, не выставляй меня лжецом.
— Брат, ты становишься мягкотелым, — заметил первый капеллан.
— Полагаю, — произнес капитан Тридцать четвертой роты, переводя взгляд на Лоргара, — в наследственной памяти обитателей этой планеты скрыта память о Боге-Императоре. Это праведные, искренне верующие люди, хотя они и почитают его в образе грубой стихии. Повелитель, их крайне несложно привести к Имперским Истинам. Уверен, знай мы об этом раньше, то сочли бы войну за Сорок Семь — Шестнадцать ненужной и даже вредной.
Эреб стоял, запрокинув голову и разглядывая гигантское изображение бога бурь, но при этих словах насмешливо приподнял брови и обменялся с примархом веселым взглядом, прежде чем снова повернуться к Сору Талгрону.
— Капитан, ты выполнил свой долг, — сказал капеллан, обходя старика, точно волк, кружащий возле жертвы, — и сумел спасти жизни множества наших братьев. За это ты будешь награжден.
— Это еще не все, — произнес Сор Талгрон. — Полагаю, они… повелитель, каким-то образом они сумели перехватить наши сигналы. Я видел копию…
Его голос затих, когда Уризен снова пронзил его взглядом, и капитан опять задрожал, не в силах вынести этого.
— Давай-ка пройдемся, — произнес примарх, и капитан понял, что непроизвольно зашагал следом за ним.
Голос властителя Несущих Слово обладал такой силой, что Сор Талгрон не смог сопротивляться, даже если бы захотел.
— И его возьми, — бросил Уризен через плечо, и Эреб осторожно, но настойчиво потащил за собой жреца.
Следом за ними, повинуясь кивку капеллана, свои позиции оставили и воины отделения «Геликон».
Сойдя с помоста, примарх зашагал к крутой лестнице, взбегавшей к кольцу терминаторов Первой роты, неподвижно замерших на краю амфитеатра. Сор Талгрон поспешил за ним. Но возле самых ступеней Лоргар неожиданно остановился и посмотрел на капитана Тридцать четвертой роты, одарив его слабой сардонической улыбкой, затронувшей лишь самые уголки губ.
— Такое ощущение, что я написал «Лектицио Дивинитатус» целую вечность тому назад, — произнес примарх.
— Это величайшее из всех когда-либо написанных литературных произведений, — подчеркнул Сор Талгрон. — Подлинный шедевр.
Услышав это, Эреб разразился беззаботным смехом, и Талгрон почувствовал, что начинает злиться. Лоргар же спокойно пошел дальше, с каждым шагом преодолевая сразу четыре ступени, и капитану было довольно непросто поспевать за ним. Уризен словно и не замечал лиц тысяч верующих, разглядывавших живого золотого бога.
— В последние месяцы очень многое переменилось, — произнес примарх. — И у меня открылись глаза.
— О чем вы, повелитель? — спросил Сор Талгрон.
— «Лектицио Дивинитатус» — пустышка, — сказал Лоргар. И в его голосе прозвучало легкая, но все же ощутимая злоба. — Пустышка.
Силясь понять услышанное, Сор Талгрон нахмурил брови. Быть может, повелитель Несущих Слово испытывал его веру и преданность?
— Я начал писать новую книгу, — провозгласил Лоргар, одарив Сора Талгрона заговорщическим взглядом. Они уже стояли на самом верху лестнице. — И близок к ее завершению. Талгрон, она станет моим самым главным произведением, чем-то действительно осмысленным. Поверь, ты забудешь «Лектицио Дивинитатус».
— И о чем же она будет? — Капитан не смог сдержать любопытства, хотя и чувствовал, что опасно близко подходит к черте дозволенного.
— Кое о чем очень важном, — с дразнящими интонациями в голосе ответил Уризен.
Когда они вышли на верхний ярус, Кор Фаэрон опустился на одно колено перед своим господином и примархом. Когда же первый капитан распрямился, в его глазах можно было увидеть яростное пламя фанатизма. Облизнув губы, терминатор посмотрел на старого жреца, преодолевавшего лестницу при поддержке заботливого и предупредительного Эреба.
— Повелитель… — произнес Сор Талгрон и почувствовал, что во рту у него пересохло. Он спиной ощущал на себе взгляд священника, но старался не обращать на того внимания. — Скажите, неужели мы приговорим всех этих людей к смерти… только лишь потому, что они слишком долго были отрезаны от Терры?
После этих слов на некоторое время воцарилась мертвая тишина, которую наконец осмелился нарушить Кор Фаэрон:
— Невежество не оправдывает богохульства, брат.
Лоргар бросил ледяной взгляд на первого капитана, и тот попятился, опуская глаза и заметно бледнея.
Тогда примарх приобнял Сора Талгрона за плечи и отвел в сторонку. Стоя настолько близко к своему повелителю, капитан ощутил пьянящий аромат дорогих масел и ладана.
— Порой, — с искренней скорбью в голосе произнес Лоргар, — нам приходится что-то приносить в жертву.
Он заставил капитана обернуться. Старый священник продолжал смотреть на них с ужасом. Краем глаза Сор Талгрон заметил, как примарх едва заметно кивнул.
В руке Эреба внезапно возник кинжал с изогнутым клинком. Сор Талгрон закричал, но Лоргар надежно удерживал его за плечи, и капитан штурмовиков никак не мог помешать лезвию погрузиться в шею старика.
Все еще удерживая свою жертву одной рукой, Эреб выдернул нож, и из раны ударил алый фонтан. Горячая артериальная кровь залила освященные доспехи, окрашивая их в темно-красный цвет.
Омочив палец в кровавом гейзере, Эреб быстро начертал на лбу умирающего иерарха восьмиконечную звезду — символ, значения которого Сор Талгрон еще не знал. Затем первый капеллан отбросил труп в сторону, позволив скатиться по той же лестнице, по которой сам же только что помогал подниматься старику. Тело подскакивало и переворачивалось, ударяясь о ступени. Наконец, изломанной и безжизненной марионеткой с неестественно раскинутыми ногами и руками, оно остановилось, прокатившись лишь половину пути, и под ним начала расплываться лужа крови.
Не успели перепуганные жители Сорок Семь — Шестнадцать что-либо предпринять, как Первая рота открыла огонь. В грохоте выстрелов потонули вопли несчастных жертв. Терминаторы методично и хладнокровно расстреливали из болтеров и автопушек безоружных мужчин, женщин и детей. Тяжелые огнеметы поливали плотную толпу потоками жидкого пламени.
Израсходовав боеприпасы, терминаторы столь же спокойно перезаряжали оружие, вгоняя на место полные магазины, заменяя барабаны с крупнокалиберными патронами, заправляли в пулеметы свежие ленты и подключали новые прометиевые баки. И продолжали стрелять дальше.
— Скажи, Сор Талгрон, ты доверяешь мне? — спросил Лоргар, и его дыхание обожгло лицо капитана.
Шокированный и устрашенный происходящей на его глазах бойней, командир штурмовиков не нашелся с ответом.
— Ты веришь мне? — более жестко повторил Уризен, и в голосе его прозвучал такой переизбыток чувств, что ноги Сора Талгрона начали подкашиваться.
Наконец капитан Тридцать четвертой роты нашел в себе силы посмотреть в бесстрастное золотое лицо примарха, его повелителя и наставника. И осторожно кивнул.
— Тогда поверь, когда я скажу, что это было необходимо. — В интонациях Лоргара сквозил с трудом сдерживаемый праведный гнев. — Вот к чему нас привел Император в своей мудрости, — продолжал примарх. — Вот Его воля. Вот Его милость. И теперь кровь невинных на Его руках.
Оглушительная пальба начала стихать. Кор Фаэрон отдал отрывистый приказ, и терминаторы Первой роты пошли по рядам, осматривая тела и добивая тех, кому каким-то чудом удалось уцелеть под шквальным огнем.
— Мне необходимо знать, кому я могу доверять, — произнес Лоргар, и в его словах звучало такое беспокойство, что капитан впервые в жизни испытал страх — подлинный страх, — которого не должен был знать воин Астартес. — Мне надо знать, кто из моих людей последует за мной туда, куда мне придется отправиться. Скажи, Несущий Слово, на тебя можно положиться?
— Конечно… — прошептал Сор Талгрон, голос его звучал сухо и хрипло.
— Последуешь ли за мной в адское пекло, если я попрошу об этом? — спросил Лоргар.
Сор Талгрон некоторое время не отвечал, но затем медленно кивнул.
Уризен внимательно рассматривал своего капитана, и душа того затрепетала под этим пронзительным взглядом. Сор Талгрон был практически уверен, что примарх намеревается убить его прямо здесь и сейчас.
— Прошу вас, повелитель, — прохрипел командир штурмовиков. — Я готов следовать за вами. Клянусь. Невзирая ни на что.
Неожиданно ярость исчезла из глаз Лоргара, растворившись, будто ее и не было. «И с чего я взял, что Уризен может желать моей смерти?» — подумал Сор Талгрон. Он даже чуть не рассмеялся вслух, настолько нелепой казалась сейчас эта мысль.
— Ты спрашивал, над каким трудом я работаю сейчас, — беспечным, обыденным голосом произнес примарх. — Пока что я называю его «Книгой Лоргара».
Повелитель Несущих Слово отпустил Сора Талгрона. Золотые губы изогнулись в улыбке, и капитан Тридцать четвертой роты почувствовал, что на сердце у него стало легче.
Лоргар же тихо засмеялся.
— Понимаю, звучит немного высокомерно, — сказал он. — И все же мне хотелось бы, чтобы ты прочел ее.
Затем примарх посмотрел капитану прямо в лицо, и глаза Миропомазанника сияли огнем.
— Скажи, Сор Талгрон, что помнишь ты о древних верованиях Колхиды?
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 2:35:45
The Voice Голос Автор: James Swallow. Источник: сборник Tales of Heresy.
В безмолвии остается место лишь правде.
Но как прийти к нему? Задача не из простых. Для начала придется спросить себя, где вы можете найти достаточно спокойное место? Где вас ожидает царство абсолютной, ничем не нарушаемой тишины?
Вопрос этот в первый же день задавался каждому из новобранцев, но мало кому из них доставало мудрости, чтобы высказать хотя бы более-менее близкую к верному ответу догадку.
Большинство оказавшихся на борту громадного, выкрашенного в эбонитовый цвет корабля устремляли свой взгляд к усеянной звездами темноте за порталами иллюминаторов. «Вон там, — говорили они. — Тишина пребывает в этой лишенной воздуха мгле». Ведь раз там нет атмосферы, необходимой для распространения звука, стало быть, там никогда не раздастся ни речь, ни песня, ни крик. Вакуум молчит, полагали они.
И их поправляли. Ведь даже там, где нет атмосферы, довольно шумно — там царство хаоса. Пускай неаугментированные люди не могли этого слышать, но там все гудело от космической радиации и скрежета «шестеренок» вращающейся и стареющей Галактики. Даже у самой темноты есть звук, просто у нас нет таких ушей, чтобы его услышать.
Так спросим же снова: где то самое тихое место?
— Здесь, — лишенным эмоций голосом едва слышно прошептала Лейлани Моллита. — Тишина здесь, внутри меня.
Женщина прижала руки к груди, и ее распрямленные ладони и перекрещенные большие пальцы сложились в великую аквилу. В глубине своего сознания, за закрытыми глазами и грохотом мчащейся по венам крови, послушница Сестер Безмолвия пыталась найти подлинную тишину.
Бледное симпатичное лицо Лейлани раздраженно скривилось. Ей опять не удалось. Эта мысль еще не успела оформиться, как женщина поняла, что возможность уже упущена. Волшебные объятия внутреннего спокойствия распались, едва слова сорвались с ее губ.
В гулкой тишине святилища ее шепот прозвучал подобно грохоту гигантской волны, разбившейся о берег, и Лейлани почувствовала, что щеки ее слегка покраснели. Злясь на саму себя, она открыла глаза и заморгала.
Наставница стояла чуть в стороне, наблюдая за своей ученицей с неизменным сосредоточенным выражением, которое, казалось, никогда не сходило с ее лица. Она чуть повела головой, и единственная прядь иссиня-черных волос на выбритой голове, собранная в тугой пучок, легла на плечо золотой боевой брони. Под гибкими доспехами ее ноги были дополнительно защищены высокими армированными красными сапогами, а руки — перчатками из прочной кожи. Рукава были собраны из стальных пластин, а кольчужные штаны сплетены из мелких колец, так что напоминали змеиную кожу. Поверх брони был надет табард, но оружие, шлем и роскошный, отороченный мехом боевой плащ отсутствовали.
Амендера Кендел из Штурмового Кинжала, Рыцарь Забвения и Сестра Безмолвия, стояла, не произнося ни звука. Во взгляде ее янтарных глаз читалась забота воспитателя о подающей надежды ученице.
Лейлани постаралась подавить свое изумление. Ей-то казалось, что в зале для медитаций Черного Корабля нет никого, кроме нее; она даже не подозревала о присутствии кого-то еще. Девушка понятия не имела, как долго Кендел уже стоит рядом, наблюдая за тем, как ее воспитанница ищет, но так и не находит своего внутреннего фокуса. В отличие от Рыцаря Забвения молодая сестра была облачена лишь в кольчужную рубашку и легкую накидку с капюшоном, какую носили все послушники, еще не успевшие дать присягу. Лейлани вскинула обнаженные руки и начала отчаянно жестикулировать, но наставница остановила ее, едва заметно покачав головой. Затем Кендел коснулась подбородка кончиками двух пальцев. «Словами», — говорил этот знак.
Губы послушницы сжались. Она отчаянно мечтала о том дне, когда ни единого слова более не сорвется с них, но ей только что ясно дали понять, что это случится не сегодня. И чувства, всколыхнувшие ее при этом, заставили девушку осознать, что до принесения Клятвы Безмятежности ей еще очень далеко.
— Сестра Амендера, — заговорила она, и ее шепот, сколь бы тихим он ни был, прокатился эхом по всему необъятному залу Санктум Афонориум, — чем могу вам служить?
Ладонь Кендел легла на пояс из алой кожи, и пальцы наставницы затеребили его; прослужив уже несколько месяцев в качестве адъютанта Рыцаря Забвения, Лейлани хорошо знала этот жест. Наставница собиралась с мыслями, выстраивая их в стройные ряды так же, как готовила к бою своих Охотниц на ведьм. Послушница была готова поверить, что Амендера за всю жизнь не приняла ни единого необдуманного решения.
«Тебя продолжают мучить сомнения». Рыцарь изъяснялась на мыслезнаке, одном из языков жестов, используемых Сестрами Безмолвия. Обладая не очень объемистым словарем, он был весьма изящен, позволял работать с наиболее запутанными и важными логическими построениями и был куда более утонченным, нежели размашистый, резкий боезнак — командный язык, применяемый Сестрами во время военных действий. Очень многие жестикуляции Кендел просто невозможно было бы перевести на имперский готик. В мыслезнаке использовались такие смысловые оттенки, что их не смог бы передать ни один другой человеческий диалект, и, вынужденная отвечать голосом, Лейлани ощущала себя калекой.
— Вы правы, — признала она. — Мне трудно смириться с теми новостями, что приходят с внешней границы.
Слова торопливо срывались с ее губ и разносились тихим эхом вдоль изгиба стальных стен зала для медитаций. Послушница почувствовала себя еще более неловко оттого, что разговаривала вслух в этом священном месте. «Аэрия Глорис», как и все прочие суда, составлявшие флот Дивизио Астра Телепатика, был оборудован афонориями — просторными помещениями, где были установлены машины, подавляющие посторонние звуки и создающие некое подобие абсолютной тишины. И нарушение ее казалось неприличным, святотатственным, но сестра Амендера, видимо, даже не собиралась препроводить свою ученицу в соседнюю комнату, скрытую за черным занавесом, богато украшенным золотой вышивкой.
Не было ли это таким же испытанием, как и тот ритуальный вопрос? Вполне вероятно. Когда Лейлани оказалась под началом Кендел, та ясно дала понять, что возлагает большие надежды на свою юную ученицу, и уже не в первый раз послушница гадала, найдет ли в ней Амендера то, чего ожидает.
— То, чему мы стали свидетелями в Цитадели Сомнус, — продолжала Лейлани, — этот… это существо, которое привез «Эйзенштейн» с Исстваана. — Послушница покачала головой, вспомнив о мутировавшем Астартес, начавшем волнения в орбитальной цитадели Сестринства; этот человек стал непостижимой, отвратительной карикатурой на прежнего верного воина Императора. — Госпожа, я постоянно думаю о нем, и из-за этого мне становится трудно сосредоточиться на работе. — Она опустила взгляд к стальной палубе. — Все эти слухи о предателях, о Ереси. И Хорус…
Имя Воителя, слетевшее с ее губ, казалось, прозвучало громче выстрела. Прервавшись на полуслове, послушница вновь посмотрела на наставницу.
Кендел кивнула.
«Нам всем очень трудно принять весть о его предательстве. И я бы солгала, если бы сказала, что хоть кто-то из Сестер остался безразличен к этой ужасной двуличности».
— Случившееся украло мой покой, — призналась Лейлани. — Все время думаю о тех замечательных людях, о благородных Астартес, с которыми столь часто сражались бок о бок… и тут вдруг узнаю о чудовищной лжи, просочившейся в их ряды… — Девушка поежилась. — Астартес и примархи, можно сказать, приходятся родней самому Императору Человечества, и если уж их терзают подобные разногласия, то… — У сестры-послушницы пересохло во рту, когда она набиралась смелости закончить фразу. — Госпожа, что если этот кошмар уже постиг и Сестринство?
Наставница отвела взгляд.
«Я прежде об этом не упоминала, — жестикулировала она, — но мне как-то раз довелось повстречаться с ним, с Воителем. Он именно таков, каким его описывают. И если он и в самом деле отверг власть Терры, то будет сражаться, пока остается с кем воевать или пока его не настигнет кара».
Столь открытое признание наставницы странным образом успокоило мысли Лейлани. На службе Сестрам Безмолвия ей пришлось повидать всякое: псайкеров, сходивших с ума из-за прикосновения к тайнам кипящего безумием варпа, людей, чьи тела и разум изменялись до неузнаваемости, и существа, скорее мертвые, нежели живые, обладающие инфернальной психической силой, — но все это были враги, чьи мотивы можно было понять и с чьим существованием как-то удавалось примириться. Но предатели? Чем можно было объяснить их действия? Они жили в величайшую эру в истории Человечества, Галактика легла к их ногам, Великий Крестовый Поход ничто не могло остановить, так почему же столь высокопоставленный деятель, как Воитель Хорус, вздумал разрушить дело Императора, когда триумф был уже близок?
«Кто знает?» — ответила сестра Амендера.
Сестра-послушница покраснела, услышав отголоски эха и осознав, что последнюю мысль произнесла вслух.
Тихий шелест роскошного шелкового занавеса привлек их внимание, и они увидели, как в зал входит Пустая Дева — сестра Фессалия Нортор. Суровое, испещренное шрамами лицо ее было мрачным, и она явно слышала произнесенное послушницей, поскольку отрывисто ответила на боезнаке:
«Казнить Воителя. Предатель. Тогда статус восстания: Ослаблен/В Нарушенном Состоянии. Мятеж будет Прекращен прежде, чем Разрастется/Нанесет Заметный Ущерб».
Нортор бросила на Лейлани тяжелый взгляд, в котором читался явный упрек. Вторая по чину в Штурмовом Кинжале, она нисколько не скрывала своей ненависти к мятежникам Воителя. Ее дыхание с тихим хрипом вырывалось из встроенных в гортань механизмов; там, где у Кендел и Лейлани шею покрывала здоровая кожа, у Пустой Девы блестела металлом аугметика. Вставка из полированной серебристой стали заменяла кусок плоти, утраченный в бою с йоргалли в недрах одного из их «бутылочных миров». Биологи Сестринства заменили протезами не только шею, но и легкие Фессалии. Порой Лейлани даже завидовала ей, ведь Нортор не позволила заменить искусственными аналогами свои голосовые связки, разрушенные кислотной атмосферой, которой дышали ксеносы. Эта женщина стала настолько «молчаливой» Сестрой, насколько только возможно.
— Остается только надеяться, что Воитель осознает всю ошибочность своего выбора, — произнесла Лейлани, но, не успев договорить, поняла, насколько глупа и маловероятна эта надежда.
«Он обязан остановиться. — Нортор сумела немного обуздать свой гнев и перешла на более внятный мыслезнак. — Восстать против Императора? Это же верх безумия! Единственное, чем можно объяснить эту выходку, — банальная зависть к величию его Отца. — Пустая Дева покачала головой. — Или же он и в самом деле сошел с ума».
В словах Фессалии Лейлани услышала отзвук все тех же мыслей, что давно уже гуляли по Сестринству. Одновременно с новостями о восстании стали поступать слухи и о других странных событиях. Приходили известия о стремительном увеличении числа сектантов, поклонявшихся лидеру Человечества. Это казалось совершенно немыслимым; нельзя же молиться тому, кто избрал светский путь развития для своего народа! Но так называемый «Лектицио Дивинитатус» раз за разом всплывал в самых неожиданных местах. Если сказать по правде, послушница находила это учение столь же неприемлемым, сколь и предательство Хоруса. Но хотя Император и не был богом, он был столь могуществен и великолепен, что ошибка тех, кто склонялся перед ним в религиозном восторге, казалась довольно незначительной. С другой стороны, подобные заблуждения простительны для невежественных обитателей отсталых планет, но никак не для образованных граждан Империума.
Обратив внимание на то, что ее заместительница до побеления суставов сжимает планшет, сестра Амендера вопросительно посмотрела на Фессалию. Та едва заметно кивнула и протянула устройство начальнице. Лейлани догадывалась, что именно там содержится, — обновленные указания, поступившие от верховного стратума Сестринства, базирующегося на Луне, полученные напрямую от высших чинов Департаменто Инвестигатес.
Точные характеристики и местоположение Черных Кораблей, а также назначенные им цели были известны лишь горстке избранных, дослужившихся до высших чинов Сестер Безмолвия, верховным лордам Терры да самому Императору, хотя тайны из основных их задач и не делалось. Численность Черных Кораблей, выполняющих поручения по всей Галактике, не разглашалась; с уверенностью можно было сказать лишь одно: рано или поздно, но каждый из миров однажды увидит их в своем небе, готовых принять назначенный груз. Свою дань они взимали не сокровищами, не товарами… Все они — и «Аэрия Глорис» в том числе — были не только военными кораблями, но также и лечебницами, приютом для тех граждан, кого коснулась печать псайкерства. Каждый из миров, принявших свет Императора, был обязан выдавать любого, кто обладал должным психическим потенциалом, вне зависимости от того, успел тот проявиться или продолжал дремать; те же, кто отказывался сдаться добровольно, кто пытался бежать из раскинутых сетей, становились целью, жертвами Черных Кораблей и Сестер.
Псайкеры всех мастей и способностей загонялись в темные трюмы палуб-темниц, где их подвергали тщательным проверкам. Очень многие, не сумев выдержать всех испытаний, умирали под строгими взглядами Надзирателей и Исполнителей. Были и другие, кому просто нельзя было позволить оставаться в живых: либо они оказывались слишком опасны, либо их рассудок был чрезмерно извращен варпом. Прах их кремированных тел отправлялся к ближайшей звезде.
Те, кто оказывался достаточно крепок, чтобы выжить, и достаточно умен, чтобы покориться воле Империума, являли собой счастливое меньшинство. В дальнейшем их ожидали куда более тяжкие испытания в стальных чертогах Города Видений на самой Терре, где располагался также и штаб Дивизио Астра Телепатика. Там псайкерам предстояло сделать первые шаги на пути к ритуальному усмирению души и вхождению в хор астропатов.
Охота на псайкеров и их охрана представляли собой столь непростую задачу, что с ней не сумел бы управиться ни один обычный человек. По правде сказать, любая попытка набрать экипаж Черного Корабля из простых солдат Имперской Армии или даже великих Астартес привела бы к катастрофе. Некоторые псайкеры обладали силой извращать и подчинять своей власти сознания других людей. Нередко пси-колдуны могли затуманить вам мысли, обрести контроль над вашим телом, просто пожелав этого. Среднестатистического человека запросто можно было заставить открыть двери камер, причем так, что он и не заподозрит, насколько ужасен его поступок, и никогда в жизни не узнает, что освободил чудовище. В то же время этот тяжкий труд нельзя было доверить и безмозглым сервиторам. Только Сестры Безмолвия, обладающие даром Тишины, были достаточно сильны, чтобы контролировать псайкеров. Это становилось возможным благодаря их абсолютной преданности Императору, в жертву своему долгу они приносили все: каждый удар своего сердца, каждую каплю своей крови. И знаком их служения была клятва вечного молчания.
Сестры становились подлинным ядом для ведьм. Случайные мутации человеческого генома приводили к тому, что один из миллиона рождался с псайкерскими способностями, но лишь один из миллиарда обретал драгоценный дар парии — Неприкасаемого. К их появлению привела холодная логика эволюции. Раз уж существовали колдуны, обладающие практически безграничными возможностями, обязательно должны были родиться те, кто находился на другом краю генетического спектра, — те, чьи ментальные силы являли собой полную противоположность дарам варпа, те, простого присутствия которых хватало, чтобы погасить даже самый яростный псайкерский пожар. Все Сестры были такими Неприкасаемыми, пси-пустыми, надежно защищенными от колдовства ведьм, на которых они вели охоту. Иммунные к ментальным атакам, они одной своей аурой ошеломляли и разоружали своих жертв, и не найти такого воина, кто лучше бы справился с этой задачей.
Но, несмотря на все это, ничего сверхчеловеческого в них не было. Они много и тяжело тренировались, чтобы заслужить право сражаться бок о бок с элитными воинами Империума, и, конечно же, сами были уважаемыми, достойными, но все-таки — людьми. И, так же как все, были обременены обычными людскими сомнениями и страхами.
Амендера Кендел размышляла, взвешивая пикт-планшет в ладони и наблюдая за сестрой-послушницей, на лице которой читалась буря эмоций. Рыцарю не требовались телепатические способности, чтобы знать, о чем думает Лейлани. Удушливый кошмар восстания Хоруса навис над миром черным саваном, заслонившим от них свет. Каждая Сестра на борту корабля, признавалась она в том или нет, в минуты покоя раз за разом возвращалась мыслями к этому невероятному происшествию. Покой, царивший на «Аэрия Глорис», способствовал погружениям в думы, ведь разум не приемлет неподвижности и всякую пустоту замещает размышлениями и фантазиями, которые, если их вовремя не усмирить, могут выйти из-под контроля. В обычные дни, чтобы справиться с этой проблемой, хватало поддерживавшейся в Сестринстве стальной дисциплины и выполнения служебных обязанностей, но вся эта история с предательством Воителя… с Ересью… Тяжелые мысли врывались в умы людей подобно дикому когтистому хищнику, сметающему любые преграды на своем пути.
Кендел сделала над собой усилие и, отбросив все постороннее, взглянула на пикт-планшет. Тот был помечен личной печатью Целии Гарроды, Охотницы на ведьм, Сестры-Спутницы, а чуть выше красовался знак Сестры-Командора Дженеции Кроул. Амендера облизала внезапно пересохшие губы. Кроул, командир Хищной Стражи и один из военных советников самого Императора, занимала самый высокий статус среди всех живущих Сестер. И ее подпись на планшете с указаниями недвусмысленно указывала на всю серьезность ситуации.
Рыцарь стянула с руки перчатку и прикоснулась к сенсорной панели, позволив игле анализатора уколоть палец. Спустя мгновение кровяной замок распознал ее ДНК и бессмысленная мешанина знаков на экране была расшифрована, сменившись описанием задачи.
На первых страницах повторялось все то же самое, что Кендел успела услышать во время вступительного совещания на станции «Евангелион». «Аэрия Глорис» предписывалось покинуть привычный маршрут и совершить варп-прыжок к ближайшей орбитальной платформе, чтобы как можно быстрее пополнить припасы и отправиться в полет к сектору Опалун. Черный Корабль совсем недавно вышел в рейс, и его тюремные палубы были практически пусты; Кендел догадывалась, что именно это и послужило причиной выбора для срочного задания «Аэрия Глорис», но предпочитала держать подобные мысли при себе.
Полученные приказы были обманчиво просты и прямолинейны. Один из старейших и самых крупных кораблей Сестринства — «Валидус» трижды не вышел на связь в положенное время и теперь официально числился пропавшим без вести. В отличие от «Аэрия Глорис» он уже завершал облет, и его палубы были переполнены многочисленными телепатами, пирокинетиками, кинетиками, сновидцами и колдунами всех мастей. Он должен был выйти на орбиту Луны еще месяц назад. Приказ Старшей Сестры Гарроды был выражен простым, резким боезнаком:
«Поручение/Задание. Искать-обнаружить-оценить. Установить причину аномалии. Вернуть, если возможно».
За этими словами скрывалось множество вопросов. И прежде случалось так, что пропадал Черный Корабль. Какой бы боевой мощью и продвинутыми маскирующими технологиями они ни обладали, звездолеты Астра Телепатики все-таки не были неуязвимы. По ряду причин они практически всегда путешествовали в одиночку и могли погибнуть, став жертвой враждебной флотилии или же угодив в космическую аномалию. Кендел вспомнила «Гонор Галтис», уничтоженный засадой эльдарских пиратов, «Белое Солнце», сгинувший в варп-шторме, и многие другие корабли.
К сожалению, воображение подсказывало и худший из всех возможных вариантов — побег заключенных. В тюрьме, где содержатся колдуны, это становится сущим кошмаром. Поэтому в приказ Гарроды и была включена фраза, позволяющая Кендел при необходимости сделать этот рейс «Валидуса» последним.
Сейчас «Аэрия Глорис» находился буквально в нескольких часах полета от того места, откуда пропавший корабль последний раз выходил на связь, и с каждой секундой в душе сестры Амендеры росло беспокойство. Хуже всего было понимать, что вызвано оно не только пропажей «Валидуса», но и личными тревогами. Кендел даже почувствовала себя слегка виноватой перед своей воспитанницей. Сестра-послушница Лейлани, конечно, позволила страху перед мятежом Воителя слишком сильно овладеть ее сознанием, что не могло не сказаться на качестве ее медитаций, но ведь мысли самой Амендеры, если быть честной, были сейчас заняты куда менее значимыми делами.
«Валидус» шел под флагом Рыцаря Забвения, сестры Имрилии Геркаази, которую Кендел не назвала бы человеком посторонним. Более того, они познакомились еще в детстве, в железных коридорах Черного Корабля, такого же, как и этот, и одновременно стали кандидатами в Сестры Безмолвия. Обе были уроженками планет Предела Белладонны, и в годы учебы их объединяло смутное чувство землячества, но со временем, когда они обрели статус Сестер, былая дружба забылась. И вот по прошествии нескольких лет они стали непримиримыми соперницами, лелеющими свою неприязнь. Амендера приглушила воспоминания о причине этой вражды, оставив их кипеть и бурлить за границами сознания. Подобные размышления только помешали бы сосредоточиться на задаче.
Сестре Кендел было любопытно, знала ли Охотница на ведьм Гаррода об этом конфликте? Вполне возможно, ведь мало что могло ускользнуть от внимательного взгляда сестры Целии. Также существовала вероятность, что подобным образом Амендеру собирались проверить. Она прекрасно понимала, что находится под неусыпным наблюдением после происшествия в Цитадели Сомнус и того случая с отступником из Гвардии Смерти, Натаниэлем Гарро. Вот только не могла пока сказать, к чему все это приведет.
Неожиданно она почувствовала на себе пристальные взгляды своей заместительницы и послушницы, ожидавшей указаний. Кивнув, Кендел продолжила перелистывать страницы на пикт-планшете.
«Ничего такого, о чем бы нам не говорилось раньше, — свободной рукой показала она. — Отчеты о грузе и предыдущих заходах в порты. Оценка текущего состояния оружия и основных систем…»
Она осеклась. Среди прочих многочисленных голосовых сообщений, отправленных астропатами «Валидуса», было одно особенное, выделяющееся. Служебная информация, включающая, например, позывные Черного Корабля, полностью отсутствовала; обычно заголовок сообщений, передаваемых между кораблями, содержал массу дополнительных ключей и кодов. Но не в этом случае. Послание было отправлено открыто, без предварительного шифрования. В пространство.
Кендел коснулась кнопки «проиграть», и планшет воспроизвел сообщение. В тишине Афонориума раздавшийся голос прозвучал подобно крику.
Женщина, отправившая это послание, выговаривала звуки хрипло, со странным акцентом, точно давно уже забыла, как это делается, и теперь отчаянно пыталась научиться снова. Точнее, она раз за разом произносила одно-единственное слово. Всего одно, но в нем звучал такой ужас, что сестра Амендера почувствовала, как ее ладони непроизвольно сжимаются в кулаки. Нортор и Моллита же слушали, затаив дыхание.
— Голос, — произнесла женщина. — Голос… — И вновь, срываясь на визгливый крик: — Голос!
— Что это может значить? — Послушница моргнула и мрачно покосилась на пикт-планшет. — Похоже, это была Сестра, но она говорила… говорила вслух.
Пустая Дева, стоявшая рядом, медленно кивнула. Обычно, связываясь с кем-то, кто находился вне зоны видимости, Сестры Безмолвия использовали древний, пригодный для машинной передачи вариант мыслезнака, известный как код Орсе и представлявший собой последовательности щелчков, для необученных ушей звучавший подобно скрежету несмазанных шестеренок. Но эта женщина, наверняка входившая в свиту Геркаази, мало того что не прибегла к его помощи, но и бездумно нарушила Клятву Безмятежности — зловещее предзнаменование.
«Корабль не выходил из Эмпиреев, — произнесла Фессалия. — Нам остается только догадываться, с чем они столкнулись в варпе».
По коже Амендеры пробежал холодок, какой бывает летним днем, когда жаркое солнце неожиданно скроется за тучей. Ей вспомнились смрад смерти и разложения, наполнявший коридоры Цитадели Сомнус, и облепленный мухами, похожий на гигантское насекомое гуманоид, несущий гибель и хаос с каждым шагом своих когтистых лап.
Ей не требовалось пустых фантазий, чтобы представить себе ужасы варпа. Она уже видела, как они проникают в реальный мир.
Беснующийся кровавый океан безумия, волны безымянных, немыслимых расцветок, завывающие ураганы чистых эмоций — вокруг «Аэрия Глорис», приближавшегося к «Валидусу», свирепствовали кошмары Имматериума. Населявшие варп несметные полчища тварей кричали и выли, силясь пробить энергетический пузырь поля Геллера, и скребли когтями по Черному Кораблю, осмелившемуся проникнуть в реальность подлинной психической стихии. Даже всех Сестер, находившихся сейчас на борту, не хватило бы, чтобы сдержать ее мощь. Не обладай «Аэрия Глорис» защитным барьером, его мгновенно уничтожили бы.
«Валидус» дрейфовал и практически не подавал признаков жизни, если не считать тусклого изумрудного свечения эмиттерных катушек варп-двигателей. На потерявшемся корабле все еще работали реакторы, питавшие его энергией, но при этом он не предпринимал никаких попыток развернуться и сблизиться с «Аэрия Глорис» — не выходил на связь ни по воксу, ни при помощи узконаправленного лазера. Живой и в то же время мертвый «Валидус» безмятежно парил в окружающем хаосе.
Встреться два корабля в реальном пространстве, можно было бы отправить разведывательную группу, в то время как «Аэрия Глорис» остался бы в отдалении и мог задействовать пушки и торпеды, если бы выяснилось, что «Валидус» представляет угрозу и должен быть уничтожен. Но здесь, среди ревущих Эмпиреев, следовать подобным протоколам не представлялось возможным. Тут требовался более деликатный подход.
Соблюдая предельную осторожность, команда капитанского мостика подводила «Аэрия Глорис» все ближе и ближе к «Валидусу», пока их мерцающие призрачные поля Геллера не коснулись друг друга. По пучкам золотых проводов и механодендритов от специальным образом настроенных когитаторов побежали указания многочисленным сервиторам, вычислявшим энергетические спектры второго корабля. В течение нескольких напряженных минут происходила синхронизация полей. Подобно тому как два пузырька встречаются на поверхности пруда, защитные барьеры соприкоснулись, выгнулись и наконец объединились. Это был весьма сложный маневр, но экипажи Черных Кораблей набирались из самых лучших и породистых мыслящих рабов. Сейчас от них требовалась максимальная сосредоточенность, чтобы поддерживать слияние, — малейшая ошибка могла привести к разрушению энергетических сфер, оставив людей беззащитными перед океаном безумия.
Как ни странно, «Валидус» просто безмятежно дрейфовал, словно плыл в спокойных водах. Закаленные ветераны из рабов тихо шептались, полагая это обстоятельство дурным знаком, а те, кто думал, что их не видят Сестры, даже опускались на колени и возносили молитвы Терре и Императору.
Варп был постоянен только в одном — в своем бешенстве. Но тут, в этом месте, среди грохота и бурь, царило удивительное спокойствие; если представить Эмпиреи как простой планетарный океан, то можно было бы сказать, что здесь не было ни малейшего дуновения ветерка, полный штиль и ничем не нарушаемая водная гладь, пролегшая от горизонта до горизонта. Теперь представим себе капитана, никогда прежде ничего подобного не видевшего, и команду, которая, как и все моряки со времен деревянных парусных кораблей, страшившуюся всего неизвестного.
На нижних палубах «Аэрия Глорис» энергия наполнила жизнью механизмы, способные пронзить пространственно-временной континуум, и телепортационная площадка окуталась ярким светом. Сестры, стоявшие на ней, замерцали, подобно миражам, и исчезли.
Едва угасло свечение, сопровождавшее переход, сестра Амендера указующе взмахнула обнаженным мечом. Справа от нее стояла Лейлани, в одной руке сжимавшая болт-пистолет, а в другой — ауспик, всецело сосредоточившаяся на показаниях тихо попискивающего устройства.
Слева от Кендел уже отдавала отрывистые приказания сестра Фессалия, и ее руки отбрасывали причудливые тени на трех Сестер-Вигиляторов.
Амендера неосознанно коснулась лба и рассеянно пробежала пальцами по красной татуировке в виде аквилы. Она осторожно вдохнула местный воздух и внимательно осмотрела широкий коридор с низким потолком, где они только что появились. Рыцарь ожидала, что на «Валидусе» будет холодно, а может быть, и атмосфера окажется разреженной из-за вышедших из строя систем жизнеобеспечения и близости к внешней обшивке, — Кендел осознанно настроила телепортационный сервитор так, чтобы тот не стал перемещать их в центр потерявшегося корабля, поскольку риск промахнуться серьезно увеличивался с расстоянием. Но воздух оказался теплым и сухим, как в пустыне сразу после заката. Кроме того, он был еще и удивительно неподвижен, и пыль словно плыла в какой-то прозрачной, едва текущей жидкости.
Кендел шагнула вперед, занося меч, и сделала несколько коротких, пробных взмахов. Несмотря на странное чувство неправильности, ничего необычного она не находила. Гравитация была вполне нормальной, и в коридоре пахло… нет, никаких непривычных ароматов тоже не было.
— Фиксирую тепловой след, — удивительно невыразительным тоном произнесла Лейлани, указывая в дальний конец коридора.
Там, в тусклом зеленоватом свете настенных ламп, можно было разглядеть очертания квадратных ящиков, сваренных из обрезков труб и стальной проволоки.
«Клетки», — показала сестра Нортор жестами.
Рыцарь Забвения кивнула и направилась вперед. Но не успела она сделать и двух шагов, как ее заставил обернуться тревожный вздох. Одна из Сестер-Вигиляторов стояла возле железного опорного столба, протянув к Амендере сжатую в кулак руку. В свете люминосфер было видно, как сквозь пальцы сыплется струйкой металлический песок. Вигилятор показала то место, где дотронулась до колонны. Ее прикосновение оставило глубокую вмятину. Железо рассыпалось в мельчайший порошок при самом ничтожном воздействии.
Кендел щелкнула пальцами, и Лейлани, уверенно подойдя к столбу, провела ауспиком по всей его длине. Проверив показания, она нахмурилась и повторила процедуру, явно оставшись неудовлетворенной полученными результатами.
— Удивительно, — сказала она, и голос ее прозвучал глухо, словно издалека. — Если верить ауспику, то этот участок куда более стар, нежели металл в других частях коридора… — Девушка нахмурилась еще сильней. — Ему, должно быть, уже несколько миллионов лет.
Это был один из тех редких случаев, когда Рыцарь допустила раздраженный стон, прежде чем знаками приказать отряду выдвигаться. Все это было, конечно, весьма странно, но сейчас они не могли позволить себе зацикливаться на мелочах. Сестры зашагали дальше, приближаясь к брошенным клеткам, и тут Кендел поняла, куда именно они телепортировались. Они находились в том отсеке хозяйственных палуб «Валидуса», где содержались охотничьи звери ловчих отрядов.
Понимание пришло в тот самый миг, когда Амендера как раз пересекла некую невидимую черту и была погребена под неожиданным потоком ощущений. Дело было не в каком-то силовом барьере и не в переборке, отделявшей одну секцию коридора от другой, — просто секунду назад мир казался мертвым и неподвижным… и вдруг наполнился запахами и звуками. Вероятно, что время нарушило свой ход возле металлической колонны, и эти участки коридора располагались в разных измерениях.
Когда к ней приблизилась Нортор, Кендел увидела на лице Пустой Девы гримасу отвращения. Воздух казался густым от резкого, оставляющего медный привкус на языке запаха долгое время назад пролившейся здесь крови, тяжелого духа ржавчины, покрывавшей все вокруг, прозаичного смрада гниющего мяса и фекалий. Кроме того, в этом месте совершенно иначе воспринимались звуки — они стали более отчетливыми, более резкими. Услышав скрип и шорохи, доносящиеся из одного из разломанных вольеров, Амендера вошла и увидела внутри кучки мелких костей, плоти и белых перьев. Среди останков мертвого хищника также не трудно было заметить и поблескивающие на свету золотые псайкерские оковы.
Одна из Сестер-Вигиляторов нацелила болтер в том направлении, откуда исходил звук, и щелкнула рычажком на прикладе; прикрепленный к стволу фонарь включился, озаряя темноту овалом холодного белого света. Скрип прекратился, и во мраке зажглась пара глаз. Остальные Сестры тоже активировали фонари и увидели перед собой огромного мастифа с бледной шерстью, разглядывавшего Кендел и принюхивавшегося. Морда аугметированного пса была коричневой и влажной, а на спине его в такт дыханию позвякивали имплантированные стеклянные трубки с усиливающими препаратами. Подойдя ближе, Нортор защелкала пальцами, отдавая зверю цепочки команд, но тот не обратил на них ни малейшего внимания. Спустя несколько секунд мастиф отвернулся и опустил морду, возвращаясь к прежнему занятию. Сделав еще один осторожный шаг, Кендел смогла разглядеть, что пес согнулся над лужей крови, натекшей из ран на голове и шее одного из корабельных рабов. У мертвеца отсутствовала крышка черепа, а в руках он сжимал коломет, из тех, что выдавались Сестрам. Амендера несколько секунд разглядывала покойника — судя по всему, он воспользовался этим оружием, чтобы пригвоздить собственные ноги к палубе, выпустив длинные стрелы в каждую голень, а затем еще одну — в свободную руку.
— Он пытался распять себя, — заметила Лейлани.
Пес снова повернулся к ним, уголки его губ медленно поплыли вверх и в стороны, обнажая металлические зубы, в горле зародилось утробное рычание. Кендел услышала, как зашипела и забулькала жидкость в трубках. Неоднократно спускавшая этих зверей с цепи, Амендера отлично понимала, насколько опасными они могут быть, а потому покосилась на сестру Фессалию и сделала знак открытой ладонью:
«Огнемет».
Одним плавным движением Нортор сдернула оружие с пояса и выставила перед собой; раздалось шипение, на огнемете зажглась сигнальная лампа. Не успел охотничий пес прыгнуть на нее, оттолкнувшись от палубы стальными лапами, как его окатила струя пылающего прометия. Издав отчаянный визг, мастиф испустил дух, и отряд двинулся прочь, направляясь к внутренним люкам.
Кендел заметила, что сестра-послушница замешкалась над трупом собаки, и щелкнула пальцами. Покорно склонив голову, Лейлани последовала за наставницей.
Поводя фонарем из стороны в сторону, Рыцарь покосилась на молодую Сестру.
«Это не единственная смерть, которую нам доведется сегодня увидеть, — показала она. — Будь внимательна».
Вигиляторы шли впереди, и повсюду отряд видел трупы, лежащие вповалку друг на друге вдоль стен и внутри разломанных клеток. Рапторы, собаки, сервиторы.
Но ни одной Сестры.
Схема внутреннего устройства «Валидуса» хранилась в трубках памяти ауспика Лейлани, и, как только отряду удалось установить свое местонахождение, уже не составляло проблемы понять, какими путями следует воспользоваться, чтобы добраться до капитанского мостика Черного Корабля. Продвижение абордажной группы ненадолго прервалось, пока Фессалия передавала вокс-сообщение на «Аэрия Глорис». Стаккато щелчков сообщало остальным Сестрам, что все идет хорошо и в соответствии с планами. Впрочем, сестра-послушница могла только гадать, что именно из увиденного ими на борту этого корабля могло «соответствовать планам».
«Валидус» представлял собой просто склеп, дрейфующий в варпе; и если раньше корабль нельзя было назвать царством тишины, то теперь это название ему очень подходило. Лейлани не хуже других Сестер знала аварийные протоколы. Законы, по которым жили на Черных Кораблях, были суровы и неизменны: если экипаж не мог совладать с постигшей судно катастрофой, включались защитные системы, распылявшие по тюремным палубам Пожиратель жизни — биологическое оружие, обладающее ужасающей скоростью распространения и смертоносностью. Если все Сестры «Валидуса» погибли, так же как и найденные в коридорах рабы, все псайкеры тоже должны были быть уничтожены. Иначе почему абордажная группа была по-прежнему жива, а не оказалась растерзана в ту же секунду, как взошла на борт? Кроме того, несложно было понять: что бы ни послужило причиной смерти бедолаг, но это был не газ и не биологическое оружие.
Отряд продолжал спускаться все глубже в недра Черного Корабля, следуя длинными коридорами с лабораторными камерами, отгороженными от внешнего мира сферическими щитами из пси-токсичного фазового железа, проходя по мосткам, переброшенным между служебными палубами. Над их головами застыли на подвесных рельсах остановившиеся на полпути вагоны, прежде перевозившие экипаж и грузы с яруса на ярус огромного корабля; за их окнами был виден только тусклый свет ламп. В своем путешествии Сестры еще не раз сталкивались с загадочными аномалиями: места, где металл по непонятным причинам превращался в пыль или влажную массу; участок, где в воздухе совершенно неподвижно, словно на картине, висел дым; комнаты, стены, полы и потолки в которых были покрыты тонким, всего в одну молекулу толщиной, слоем человеческой крови. Все это казалось Лейлани нелепым, бессмысленным; скорее всего, здесь не обошлось без пагубного влияния варпа.
Наконец они вышли на командную палубу и оказались в широком коридоре, в дальнем конце которого был виден открытый амфитеатр мостика; вдоль стен тянулись проходы, уводящие к служебным помещениям. Там, освещаемые желтоватым светом люминосфер, лежали груды тел, выглядевшие так, словно паникующая толпа погибла одновременно, на бегу, и люди повалились друг на друга. Сестра Фессалия, возглавлявшая строй, неожиданно остановилась и подняла руку, призывая отряд последовать ее примеру. Лейлани услышала странный шелест, напоминающий шорох прибоя, накатывающего на песчаный берег. Прошло несколько секунд, прежде чем сестра-послушница поняла природу этого звука. Дыхание.
Внимательно присмотревшись к ближайшей груде тел — благодаря простой коричневой униформе с минимальным количеством украшений и знаков различия можно было понять, что все они когда-то были рабами, — она ужаснулась. Никто из них по-настоящему не был мертв. Глаза лежащих вповалку матросов невидящими взорами смотрели вдаль, словно люди эти впали в кататонический ступор.
Нортор слегка дотронулась до одного тела мыском сапога. Не увидев никакой ответной реакции, она опустилась на корточки и взяла ладонь раба в руку. А спустя мгновение сломала ему палец. Раздался влажный треск кости, но матрос даже не пошевелился.
Сестра Амендера, осторожно перешагивая через тела, направилась к диафрагме открытого люка у дальней стены; последовав за ней, Лейлани увидела спасательную капсулу. Как и весь коридор, она была заполнена телами. Одни были пристегнуты к креслам, другие просто лежали на полу. Как и остальные рабы на командной палубе, они были живы, но неподвижны. Послушница взглянула в лицо человеку, который, судя по погонам, был офицером мостика. Глаза у него были точно как у куклы: остекленевшие и бесконечно пустые.
— Что бы здесь ни произошло, но оно полностью выжгло их разум. — Девушка огляделась. — Всем. Всем и сразу.
У Лейлани запершило в горле, когда она представила себе, как эта сцена повторяется по всему «Валидусу», — как каждый член экипажа превращается в пустую оболочку, когда его сознание погибает в огне неистового мгновенного выброса ментальных сил.
— Во имя Терры, — прошептала она, — что же здесь произошло?
Вигилятор, стоявшая чуть дальше по коридору, постучала по стальной переборке, привлекая внимание остальных.
«Здесь нет Сестер», — показала она жестами.
«За мной», — приказала Рыцарь Забвения.
Вигиляторы растащили в стороны тела, преграждавшие проход к капитанскому мостику, и Сестры Безмолвия шагнули в просторный зал, держа оружие на изготовку, внимательно оглядывая каждый темный угол в ожидании нападения. Над овальной нишей управления была расположена длинная платформа, спроектированная так, чтобы командующий офицер мог стоять, словно капитан древних времен, облокотившись на поручни, и видеть всех своих подчиненных. На ней также располагались посты самых старших по званию членов экипажа, и широкие гололитические экраны образовывали над ними сияющую арку. Большинство дисплеев показывали только статические помехи, но некоторые по-прежнему функционировали, и бегущие по ним строчки данных в числовом виде отображали процессы, происходящие внутри автономных систем реактора и неспешную работу механизмов жизнеобеспечения. Лейлани обратила внимание, что на один из экранов поступал сигнал с внешней камеры; на нем был виден тупоносый профиль «Аэрия Глорис», — резко вырисовывавшийся на фоне красно-фиолетового ада варп-пространства. Остальные рабочие дисплеи были обрамлены темно-красным светящимся контуром, предупреждавшим об аварийной ситуации. Одна из Сестер-Вигиляторов внимательно изучила инженерную панель и пробежалась по кнопкам пальцами в кожаных перчатках.
«Ликвидация не была запущена, — показала она. — Протокол уничтожения не применялся».
Нортор оторвала взгляд от консоли перед капитанским креслом:
«Журнал уцелел».
Вложив меч в ножны, Кендел знаком приказала сестре Фессалии продолжать. Пустая Дева ввела последовательность команд, и в ту же секунду ожила сеть вокс-динамиков, утопленных в стальные переборки.
Лейлани заметила человека в темном кепи командующего, растянувшегося в тени разветвляющейся под потолком опоры, — это его голос, записанный на инфобобину, звучал сейчас в сырой атмосфере мостика. Все отчеты были краткими и точными и разделялись трескотней числовых данных. Командующий докладывал о срочном сигнале, поступившем на корабль в обход стандартного протокола связи; это была едва слышная просьба, которая не понравилась астропатам «Валидуса» тем, что была как-то странно сформулирована. Также псайкеры жаловались на чувство тревоги и тошноту, вызываемые специфическим шумом, сопровождавшим сообщение. Настораживало их и эхо фазового сдвига. Однако послание сопровождалось шифрами, говорившими о том, что содержащие в нем указания одобрены высшими чинами Сестер Безмолвия. Послушница заметила, как нахмурилась Рыцарь. В полученном от Гарроды коммюнике не было ни слова о том, что «Валидусу» перед его исчезновением поступали какие бы то ни было особые указания.
Голос командующего поведал, что послание содержало одно-единственное распоряжение. «Валидусу» предписывалось остановиться в этой точке вечно бушующего варпа и ожидать следующего сеанса связи. Так они и поступили, но в итоге столкнулись с теми же аномалиями пространственно-временного континуума, которые абордажная команда уже видела на нижних палубах. Когда закончился этот отчет, Фессалия включила следующий.
«Это последняя запись», — указала она.
Вновь раздался голос командующего; он звучал так, словно принадлежал другому человеку. Его уверенные, спокойные интонации исчезли, как не бывало. Прислушавшись, Лейлани поняла, что явственно различает нотки самой обыкновенной паники. Офицер из последних сил заставлял себя сохранять самообладание. Он то замолкал, то начинал бессвязно бубнить, говорил то громче, то тише, повествуя об участи корабля.
Он рассказывал, что на тюремных палубах какое-то время царило подозрительное, неестественное спокойствие, а потом все неожиданно изменилось. Это было словно цунами, словно вспышка сверхновой; все псайкеры разом пробудились в своих камерах, сжигая системы сдерживавших их нейронных кандалов, — мощные препараты, призванные подавлять их способности, вдруг стали неэффективными. Астропатический хор «Валидуса» зашелся в крике. Отовсюду неслись вопли, плач и…
На этом командующий умолк.
«Последняя запись обрывается на этом месте, — сообщила сестра Фессалия. — Больше ничего нет».
Лейлани неожиданно замутило, ее словно всю вымазали в грязи. Мысль о таком числе вырвавшихся на свободу мятежных псайкеров была отвратительна ей. Это оскорбляло все то, ради чего сражались Сестры, и после всего этого ей страстно хотелось помыться.
Передернувшись от омерзения, сестра-послушница бросила взгляд на мостки, поднимающиеся от командной платформы. Они вели к единственному металлическому толстостенному люку, окруженному тяжелым чугунным кольцом, — он должен был открываться в узкий туннель, ведущий к обиталищу астропатов, при помощи которых корабли отправляли послания через межзвездные пучины. На всех звездолетах подобные помещения тщательно ограждались от всех остальных, поскольку даже пси-интерференция могла привести к ошибкам в их ювелирной работе. На Черных Кораблях этот вопрос приобретал тысячекратно большую важность.
Лишь самые квалифицированные, самые покорные астропаты годились для того, чтобы работать на судне среди всего этого пси-шума, и продолжительность их жизни была куда меньше, чем на других кораблях. Даже санкторум, изолированный от остальных помещений самыми продвинутыми технологиями, энергетическими полями и толстыми стенами, выполненными из пси-устойчивых металлов, мало чем мог им помочь. Лейлани поймала себя на размышлениях о том, что могло произойти с ними во время этого… пробуждения.
Оглянувшись, она обнаружила, что ее разглядывает Рыцарь Забвения. Сестра Амендера явно подумала о том же самом, поскольку отдала краткое приказание на боезнаке:
«Исследовать и оценить».
Угрюмо кивнув, Лейлани сбросила плащ, чтобы тот не мешал ей пролезть в узкий люк наверху. Расчехлив болт-пистолет, она проверила оружие и начала взбираться по лестнице, стараясь не выдавать того, как сильно дрожат ее руки.
Когда люк открылся, она увидела перед собой узкий сумрачный туннель, освещаемый тусклыми голубыми лампами. Не оглядываясь, Лейлани вошла в него, поводя по сторонам стволом пистолета. В затхлом неподвижном воздухе висел явственный запах разложения.
Вскоре она вышла в сферическое помещение с гладкими стенами. Свет давало кольцо слабых овальных ламп, бегущих по его экватору. Все поверхности от одного полюса до другого были исписаны изящным бисерным почерком. Зайдя в санкториум, Лейлани сразу же ощутила некоторую неправильность происходящего — и почти тут же к ней пришло понимание.
— Гравитация, — сообщила она громко. — Здесь есть гравитация.
Обычно астропаты предпочитали жить в невесомости, в санкторумах, защищенных от генераторов искусственного притяжения, чтобы спокойно парить в воздухе, не заботясь о такой столь примитивной, столь приземленной вещи, как ходьба. Но здесь антигравитационное поле не было включено, и, осмотревшись, сестра-послушница нашла взглядом искрящуюся панель, из которой были выломаны тумблеры управления.
Потом она увидела их и все поняла. Хор «Валидуса» состоял из трех астропатов; все они, поднявшись под потолок, сняли с себя балахоны и скрутили их в канаты, обмотав вокруг шеи и закрепив на потолке. Потом один из них, по всей видимости, разрушил систему управления.
Тела повесившихся псайкеров слегка покачивались на сквозняке, ворвавшемся в открытый люк. Тусклое освещение не позволяло по-настоящему разглядеть их лица, но Лейлани и так видела, что они превратились в раздувшиеся, окровавленные шары, — по всей видимости, перед смертью астропатов охватил припадок безумия, поскольку они ногтями исполосовали себя до мяса.
Увидев белое как мел лицо послушницы, Кендел сразу поняла, что произошло в санкторуме астропатов.
«Все цели самоликвидировались». Лейлани, не задумываясь, воспользовалась боезнаком, но Амендера не стала ее одергивать. Девушка сейчас была слишком потрясена увиденным. Моллита обладала куда более сильным характером, нежели готова была признать. — Рыцарь Забвения никогда бы не выбрала себе в спутницы слабака, — и, к сожалению, она отказывалась проявить себя во всей своей полноте. И именно это было основной преградой на ее пути к Клятве Безмятежности, знаку аквилы и званию настоящей Сестры.
«Приказы?» Сестра Фессалия встала перед Кендел, поигрывая оружием.
Рыцарь Забвения ненадолго задумалась, а потом качнула головой.
«Разделимся, — приказала Амендера. — Вигиляторы направятся к корме. — Кендел поднесла руку к груди. — Моя группа — к носовым отсекам. Необходимо прочесать все палубы».
Она свела руки вместе и сцепила пальцы. В одном из своих значений этот символ мог быть понят как «объединение», в другом — «столкновение» и даже как «смешение». Но сейчас он означал, что отряд должен найти и локализовать цель. Описывать задачу подробнее смысла не имело — вполне достаточно было и последних слов командующего.
«Мы найдем наших Сестер, — перешла Кендел на мыслезнак. — Это наш долг и святая обязанность».
Нортор сложила руки в знамении аквилы.
— Во имя Императора! — прошептала Моллита.
Спустившись по лестнице, они словно очутились в ледяной пещере: под их ногами заскрипели льдинки и снег. Коридор, уходивший к тюремному отсеку, был устлан, словно покрывалом, серым маслянистым талым месивом. Этот морозный пейзаж скорее можно было ожидать увидеть зимним днем на каком-нибудь отсталом колониальном мирке, но никак не среди металлических стен космического корабля. Изо рта Кендел вырвалось облачко пара, и она вопросительно посмотрела на послушницу. Их группа сейчас находилась в глубинах «Валидуса», на приличном расстоянии от внешней обшивки, и межзвездный холод никак не мог проникнуть сюда. Рыцарь поднесла палец к встроенному в бронированный воротник переключателю вокса, чтобы связаться с Вигиляторами и узнать, не сталкивались ли они с чем-то подобным. Быть может, речь шла просто об очередной загадочной аномалии, каких было полно на этом заброшенном корабле.
Но неожиданное движение Нортор заставило ее замереть. Пустая Дева дернула головой, указывая на высокие колонны грязного льда, выросшие в одном из углов. За ними виднелось какое-то шевеление… и пар чьего-то дыхания.
— Кто здесь? — озвучила общий вопрос сестра-послушница. — Назовите себя!
Кендел ощутила хорошо знакомую тяжесть в затылке. Нечто сродни предчувствию перед грозой или же отдаленному эху. Она только и успела, что сжать увенчанную орлиной головой рукоять меча, когда из-за ледяных глыб выскочила фигура и бросилась на Сестер, скользя по снежному месиву.
Это был мужчина, с головы до ног покрытый коркой инея; на одной его ноге болтался железный обруч с приваренным к нему обрывком цепи. Амендера увидела кривую ухмылку и безумно расширившиеся, удивительно белые глаза. Ладони псайкера окутались облачками пара, и Рыцарь ощутила, как падает температура. Он ловил снег, образующийся во влажном воздухе, и превращал его в ледяные клинки.
Кендел была хорошо знакома с этой породой: криокинетик. Она вскинула руку, останавливая Нортор, уже собиравшуюся вогнать в него болт, и позволила колдуну подойти ближе. Его босые ноги громко шлепали по заиндевевшей палубе.
Спустя мгновение Рыцарь увидела в его глазах выражение, какое появлялось у всех ее прежних жертв, когда те наконец осознавали, что происходит. Псайкер так торопился дотянуться до нее, что и сам не заметил, как перешел тонкую призрачную черту, за которой на него начал влиять ген парии. Он угодил в невидимый круг, внутри которого Неприкасаемая обращала в небытие всякое влияние варпа. У всех Сестер великий дар Тишины проявлялся по-разному и с разной силой; в случае Амендеры речь шла о широкой незримой сфере, окружавшей ее и подавлявшей способности псайкеров тем надежнее, чем ближе они подходили.
Криокинетик споткнулся, снежный вихрь вокруг его рук развеялся, а лед разлетелся множеством осколков. Кендел посмотрела ему прямо в глаза предостерегающим взором и покачала головой.
Псайкер оттолкнулся пятками от земли и прыгнул. Даже зверю хватило бы ума испугаться и отступить перед подобной преградой, но если этот человек и обладал чувством самосохранения, то давно уже его утратил. Он бесстрашно закричал и бросился на Рыцаря Забвения.
Сколь бы ни был развит у Сестры эффект парии, но защищал он только от чар, телепатии и прочих колдовских трюков, а против любого физического воздействия — попадания из огнестрельного оружия, удара мечом или когтями — был абсолютно бесполезен. Однако Сестры Безмолвия не зря годами тренировались в Схола Беллус на Луне. Кендел спокойно, практически небрежно отмахнулась от противника, обрушив тяжелую рукоять своего оружия на его череп. Раздался глухой звук удара, и псайкер, рухнув на колени, откатился в сторону по насту.
— Ты что, не видишь, кто перед тобой? — спросила Лейлани. — Тебе нечего противопоставить нашей Тишине.
— Вы не слышите! — закричал колдун, срываясь на глухой лай. — Если не слышу я, то и вы не должны! — Он вскочил на ноги и снова бросился к Кендел. — Ты не должна этого слышать!
В том, что он совсем спятил, не оставалось никаких сомнений.
По всей видимости, выброс пси-энергии, спаливший мозги рабам и сервиторам, задел его только краем и псайкер сумел воспользоваться всеобщей паникой, чтобы сбежать из камеры. Впрочем, это не имело никакого значения. Все равно теперь от него не было никакого толку.
Рыцарь Забвения шагнула ему навстречу, сжимая полуторный меч обратным хватом. В последнюю секунду она прокрутила оружие в руках так, чтобы противник напоролся на клинок шеей, и позволила инерции закончить начатое дело. Из обезглавленного тела ударил фонтан крови, заливая грязный снег. Золотую броню Кендел забрызгало алым, но кровь, бившая из рассеченных артерий, быстро иссякла. Амендера переступила через остывающий труп и направилась дальше, роняя с клинка теплые, парящие на холоде красные капли.
«Как думаешь, что он хотел сказать? — Сестра Фессалия поравнялась со своей предводительницей. — Он говорил что-то про „слышать“. Быть может, это как-то связано с последним сообщением, поступившим с этого корабля?»
Кендел коснулась подбородка кончиками двух пальцев, и Нортор медленно кивнула, соглашаясь с ней.
— Голос, — прошептала Лейлани. — Но что это значит?
Спускаясь ниже, они стали замечать новые странные нотки в окружающей атмосфере. Воздух словно становился гуще, все вокруг было просто пропитано сальным металлическим запахом, оставлявшим омерзительный привкус, от которого никак не удавалось избавиться, сколь бы часто ни прикладывалась Лейлани к трубочке с водой, запас которой хранился в ее кирасе. Послушница видела, что Рыцарь Забвения и Пустая Дева ощущают то же самое; на их лицах возникло настороженное, мрачное выражение, как только отряд вошел во внешнюю секцию тюремной палубы, где размещались камеры для наименее опасных обитателей. Лейлани наугад заглянула в несколько кают и увидела, что во всех пол покрыт странной влажной массой, которая, возможно, когда-то была телами, если, конечно, существует на свете пламя, способное растопить плоть подобно воску. Воздух был неестественно неподвижным и настолько густым, что стал ощутимым. Послушница чувствовала кожей лица его призрачные прикосновения, подобные тем, что испытываешь, когда попадаешь в тончайшую паутину.
Фессалия Нортор, шедшая впереди, неожиданно сбилась с шага и замерла, и Лейлани тоже остановилась, приготовившись к встрече с очередным спятившим псайкером или к тому, что сейчас покажет свой уродливый лик какое-нибудь удивительное порождение варпа. Но Пустая Дева спокойно повернулась к спутницам и показала:
«Сестра».
Они нашли ее посреди одного из помещений; женщина сидела на темной железной палубе, скрестив ноги и задумчиво склонив голову. Руки Сестры лежали на изящной рукояти обнаженного меча. Лейлани было хорошо знакомо то особенное спокойствие, которым лучилась сейчас эта Сестра, — полнейшее отсутствие эмоций и движения. Это состояние, за неимением лучшего слова, называли Тишиной.
Губы женщины шевелились беззвучно, но послушнице достаточно было распознать буквально пару слов, чтобы понять, какую из литаний читает сейчас незнакомая Сестра.
— Мы Преследователи, и не уйти нашей Добыче. Мы Воины, и горе тому, кто осмелится выступить против нас… — Лейлани, осознав, что произнесла это вслух, смутилась и покраснела.
Увидев, как помрачнела Амендера, послушница вновь посмотрела на обнаруженную ими Сестру. С почти целиком выбритой головы безжизненно свисал единственный пучок ржаво-рыжих волос, пропитавшихся потом. Бледно-розовый шрам, изуродовавший левую сторону ее лица, пересекал скулу и спускался по шее подобно стрелке, указывая на молнии, выгравированные на наплечных пластинах. Поскольку эта женщина обладала тем же званием, что и Кендел, у Лейлани не осталось никаких сомнений, кто сидит перед ними.
Сестра Имрилия Геркаази из Белых Когтей зашлась сухим кашлем и открыла глаза, нарушая свою боевую медитацию. Левый пересеченный шрамом глаз женщины заменял аугметический протез из синего стекла и позолоченных деталей. Командир «Валидуса» холодно, оценивающе разглядывала послушницу.
Геркаази полностью проигнорировала протянутую Нортор руку и поднялась самостоятельно, стряхнув с себя неподвижность. Взгляды Имрилии и Амендеры встретились; вся нижняя половина лица женщины была скрыта под маской в виде решетчатых ворот, но послушница готовы была поклясться, что губы Геркаази скривились в усмешке.
«Я, конечно, знала, что кто-нибудь придет за нами, — показала Рыцарь Белых Когтей, — вот только ни за что бы не подумала, что это окажешься ты».
«Нас выбрал жребий, — с ледяным выражением лица ответила Кендел. — Штурмовые Кинжалы идут туда, куда им приказывают идти».
Конфликт между двумя Рыцарями был столь явным, что Лейлани не могла не вспомнить слухи о старом соперничестве между Кендел и Геркаази. Одна знакомая послушница как-то рассказала ей, что обе Сестры когда-то плечом к плечу выступили против огненной ведьмы на Шеол Тринус. Имрилия отказалась отступить перед натиском могущественного противника и перегруппироваться и была ранена горящими обломками, а впоследствии возложила всю вину на Кендел, отказавшуюся остаться и помочь. Прежде Лейлани полагала эту историю пустой байкой, но теперь, видя застарелые рубцы на лице Рыцаря отделения Белых Когтей, готова была признать, что в слухах была заключена толика правды.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 2:35:58
Заметив на себе изучающий взгляд, Геркаази шагнула к послушнице.
«Ну что, налюбовалась, болтунья?» — спросила Рыцарь, и аугметический глаз блеснул в свете ламп.
Лейлани смущенно уставилась в палубу.
«Я чувствую колдовство, — сообщила сестра Фессалия. — Близко».
Рыцарь со шрамом кивнула, но ничего не ответила, продолжив общаться с бывшей подругой.
«Это все? Вас только три?»
«Нас сопровождают три Сестры-Вигилятора, — покачала головой Амендера. — Я отправила их другим путем, к отсекам на корме».
«Значит, ты отправила их на верную смерть». Геркаази издала приглушенный смешок.
Нортор тут же сжала кулак и набрала тональный запрос на сенсорах, встроенных в суставы перчатки. Лейлани услышала, как в воксе прозвучал стандартный сигнал вызова. Несколько секунд Сестры ждали ответа от второй команды, но слышали только шипение статических помех. Нортор слегка побледнела и покачала головой.
«Ужас разгуливает по этому кораблю. Я потеряла многих Сестер, сражаясь с ведьмами, сбежавшими во время всего этого безумия. — Геркаази тряхнула головой. — Мы убили ровно столько, сколько могли убить».
Побагровев от гнева, Кендел схватила второго Рыцаря за руку. Амендера не делала никаких знаков, но ее вопрос и без того был ясен.
Сестра Имрилия с преувеличенной осторожностью высвободилась и показала:
«У нас просто не было времени, чтобы отправить предупреждение. Надо было спешить сюда и возводить стену. Иначе бы все было потеряно».
— Стену?
Геркаази поморщилась, услышав голос, но Лейлани решила не обращать на это внимания.
— Я не понимаю.
Нортор сложила руки на бронированной груди, прижимая кулаки к локтям. Этот жест означал стену, бастион и заточение.
— Что здесь произошло? — спросила послушница.
«Ответь ей», — потребовала Кендел.
Геркаази пронзила девушку ядовитым взглядом, но потом кивнула и заговорила на мыслезнаке. Ее движения были столь стремительными и резкими, что необученному зрителю могли бы показаться тренировочными катами какого-то похожего на танец боевого искусства.
Сестра Имрилия рассказала о тех событиях, следствием которых стало и загадочное послание, пойманное станцией «Евангелион», и последняя запись в корабельном журнале «Валидуса».
Когда Черный Корабль вошел в варп и остановился в этой странной «пустоте в пустоте», со всего судна стали поступать сообщения о слабых псионических аномалиях. Некоторые матросы даже утверждали, будто видели блуждающие по коридорам привидения; в общем и целом такие проявления вполне обычны там, где неудержимая агония томящихся в заточении телепатов оставляет на стенах свой след, но было тут и кое-что странное.
Эти призраки действовали слаженно, выполняя задачи скорее военные, нежели потусторонние. Вскоре на тюремных палубах вспыхнул мятеж. Многие псайкеры либо покончили с собой, либо просто погибли, не выдержав ментальной волны, захлестнувшей их камеры. Как была вынуждена признать Геркаази, она и ее Сестры слишком поздно сумели понять, что происходящее вовсе не случайно и имеет своей целью освобождение самых могущественных псайкеров на борту «Валидуса». Каждый следующий импульс открывал все больше дверей и сжигал пси-кордоны, но неожиданно обретшие свободу колдуны не пытались проникнуть на другие палубы. И, что куда более удивительно, они уходили к самому сердцу мрачных тюремных коридоров, собираясь вместе. Отряд Сестер-Обвинителей рискнул отправиться следом, чтобы выяснить, что задумали выродки; все, кто ушел на задание, погибли, но прежде успели передать отчет о происходящем.
За время учебы Лейлани прочла немало книг, хранившихся на высоких стеллажах либрария Цитадели Сомнус, начиная от первого тома «Псайкана Оккультис» и заканчивая «Молчаливыми суждениями Меланы Вердтханд». Из этих произведений молодая послушница многое узнала о колдунах. И верила, что умение использовать меч, болтер и Тишину — лишь половина той подготовки, что необходима настоящей Сестре; столь же ценным было и умение разбираться в повадках врага. Благодаря своим исследованиям она знала о самых удивительных разновидностях псайкеров и потому прекрасно понимала, о чем рассказывает Геркаази, в то время как Нортор и Кендел смотрели на Рыцаря Белых Когтей со все растущим недоверием.
Та с мрачным выражением на лице продолжала:
«Самые опасные, самые сильные из колдунов, находившихся на „Валидусе“, собирались вместе и сливались в единое целое». На последнем жесте Сестра Имрилия словно сделала ударение, с силой сжав ладони вместе и сцепив пальцы: сплавление, слияние или объединение.
Лейлани почувствовала, как кровь стынет у нее в жилах.
— Я читала об этом, — встряла она. — Коллективный разум, образованный отдельными сознаниями телепатов. На древней Терре в Эпоху Раздора, в национальном государстве Жермании, для его обозначения использовалось особое слово. Гештальт.
Сестра Амендера угрожающе шагнула к Геркаази.
«Пожиратель жизни, — раздраженно размахивала руками Кендел. — Почему он не был использован?»
Все четыре Сестры некоторое время стояли неподвижно, обдумывая сложившуюся ситуацию. Какая бы сила ни привела к ней, какова бы ни была природа псионического импульса, создавшего это противоестественное слияние, сейчас стоял только один вопрос: как справиться с ним? Лейлани тут же поправила себя: «Как уничтожить его?» — поскольку столь чудовищной мутации не было места в упорядоченной Галактике Императора.
Геркаази вернулась к своему повествованию и теперь выглядела не столько раздраженной, сколько печальной из-за воспоминаний о тех мерах, на которые ей пришлось пойти. Прекрасно понимая, что, даже объединившись, Охотницы на ведьм, Вигиляторы и Обвинители «Валидуса» ничего не смогут противопоставить чудищу, питающемуся силами многочисленных колдунов, Имрилия поступила единственно возможным образом.
Последнее ее приказание предписывало всем Сестрам рассредоточиться по тюремным палубам. Они должны были отыскать подходящее место, чтобы погрузиться в медитацию и начать чтение литаний, — подходящее место, чтобы выпустить на волю свой дар Тишины. Среди прочих Сестер были те, кого именовали Дочерьми Врат: отчасти из-за их масок, половинных или полных шлемов, напоминающих своим дизайном ворота старинных замков, но также это название определялось и их миссией — становиться нерушимой преградой на пути безумия псайкеров, угрожающих покою Империума. Верная своему долгу, Геркаази приказала окружить коллективный разум и не позволять ему вырваться. Каждая из Сестер Безмолвия стала бастионом в крепостной стене, сквозь которую не мог прорваться ни один колдун. Печать парии жгла выродков ледяным огнем. Но в то же время ни одна из Сестер не могла покинуть назначенной ей позиции. Ситуация зашла в тупик.
«К счастью, теперь есть вы, — продолжала Имрилия, возвращаясь к мыслезнаку. — Вы займете мое место, а я пойду и уничтожу тварь».
Кендел сжала губы. Ее бывшая подруга нисколько не изменилась, а случившееся с ними на той безлюдной планете не только не сломило Геркаази, но, напротив, лишь сделало ее еще более упрямой и жесткой. Несмотря на то что обе они находились в одном звании, Имрилия продолжала обращаться с Амендерой как с подчиненной.
«Мы прибыли не в качестве подкрепления, — заметила Кендел. — Наша задача — спасти вас».
Имрилия ответила гневным взглядом, шрам на ее щеке начал наливаться кровью. Так же как хирурги Сестринства заменили ей глаз, они с легкостью могли исцелить и разгладить зарубцевавшуюся плоть на ее лице, но она предпочла сохранить это уродство и носила его словно какую-то почетную награду. Амендера презрительно скривила губы — подобного стоило бы ожидать от Астартес, но никак не от Сестры.
«Мы не можем нарушить цепь. — Геркаази всем своим телом выражала негодование. — Стоит выпасть одному звену, и ужас вырвется на свободу, начнет охоту по всей Галактике. Это единственный выход. Я пойду и убью его».
«Мы, — поправила Кендел, обводя отряд рукой. — Мы вместе убьем его».
«Моллита заменит Рыцаря в кольце, — кивнула Нортор, — и мы сможем напасть на тварь втроем».
Кендел посмотрела на сестру-послушницу и покачала головой. Сколь бы ни были велики ее книжные познания, каким бы ни был ее потенциал, Лейлани еще не была готова к этой роли. Ее по-прежнему обуревали многие сомнения, ее мысли были слишком беспокойны, чтобы прийти к подлинной Тишине. Рыцарь Забвения показала жестами, что желает, чтобы место Геркаази заняла Пустая Дева.
Фессалия Нортор помедлила всего долю мгновения, столь краткую, что вряд ли бы это заметил кто-то недостаточно с ней знакомый, а потом опустилась на колени и обнажила меч, принимая позу для медитации. Но прежде чем погрузиться в транс, она сняла огнемет и без лишних слов и церемоний вручила его послушнице.
Кивнув, Лейлани приняла оружие и выпрямилась, стараясь найти в себе должную отвагу.
В следующую секунду Геркаази шагнула вперед, становясь почти вплотную с Кендел.
«Поддержка не требуется, — резко и сердито размахивала руками она, перейдя на боезнак. — Ждите здесь».
«Помнится, ты порицала меня за то, что я отказалась тебе помогать. Теперь же ты отвергаешь мою поддержку, когда я предлагаю ее добровольно?» С каждым жестом Амендеры шрам на щеке Имрилии становился все более пунцовым, подобно маяку, выдавая ее гнев.
Было мгновение, когда казалось, что Геркаази взорвется и выразит все свои обвинения вслух, но затем она отвернулась:
«Ладно, идем. Но помни: вы на моем корабле и приказываю здесь я». Рыцарь Белых Когтей не стала дожидаться ответа и зашагала к люку.
«Согласна», — скрестила пальцы на груди сестра Амендера и, обернувшись, заметила внимательный взгляд послушницы.
За созданной париями стеной простиралось царство безумия — безумия и фантомов.
Призраки набрасывались на них со всех сторон, проходя сквозь стены и палубы, выползая из теней, выскакивая из-за колонн. Они мерцали и стенали; от их воя закладывало уши.
Болтерные заряды и струи горящего прометия пролетали сквозь них, не причиняя вреда. Мало толку было бы и от мечей. Но, приблизившись, призраки вскрикивали и испарялись, словно утренняя роса под лучами солнца, едва успев войти в зону, где начинал действовать эффект парии. Однако среди миражей, подобные кинжалу, скрытому под плащом, таились и создания из плоти и крови. Все они некогда были матросами «Валидуса», но лишились рассудка так же, как и те, кого Сестры уже видели на верхних палубах. Вот только в отличие от тех бедолаг не впали в ступор, но превратились в кровожадных безумцев. Прячась за спинами спектральных двойников, они накидывались на Кендел, Геркаази и Моллиту, размахивая арматурой или вырванными из человеческих тел конечностями.
Заточенные внутри незримого барьера, силы, извратившие сознание этих рабов, обратились против себя. Подчиненные им люди походили на зверей, угодивших в западню, утративших все человеческое. В их выжженных мозгах господствовали мрак и пустота. Кендел случайно встретилась взглядом с мужчиной, одетым в комбинезон механика, но не увидела в его глазах ни единого признака разума — лишь то же самое отрешенное выражение. Ее охватило бешенство: эти чертовы болваны не были даже врагами, а были просто жертвами колдовства, захлестнувшего «Валидус».
Но Амендера не позволила эмоциям помешать ей дать безмозглым тварям то, чего те заслуживали. Ее меч выписывал одну дугу за другой, вспарывая тела, разбрасывая алые брызги.
Оба Рыцаря Забвения сражались так, словно были зеркальными отражениями друг друга. Их тела сами собой вспомнили долгие годы, проведенные в тренировочных залах Сестринства. Лейлани шла следом, поливая врагов пылающим прометием из подобного колоколу зева огнемета. Противники погибали один за другим, разваливаясь под ударами мечей или же превращаясь в живые факелы. Нематериальные твари обращались в пыль, зависавшую в неподвижном воздухе, а настоящие устилали палубу своими трупами.
Когда возникла минутная передышка, все три Сестры уже задыхались от усталости. Кендел увидела, как Геркаази вытирает клинок об одежду убитого раба, и задалась вопросом: как воспринимает Рыцарь Белых Когтей этих несчастных созданий? И поняла, что вряд ли они сойдутся во мнении. Сестра Имрилия всегда делила мир на черное и белое, на хороших и плохих. В ее сознании не было места оттенкам серого; если честно, именно это и послужило основной причиной разногласий между Кендел и Геркаази.
Лейлани повесила огнемет на плечо, затушив трепещущий язычок пламени.
— Клянусь Троном, — хриплым голосом произнесла она, — они лезли на нас, точно муравьи-солдаты из потревоженного муравейника. Боюсь даже представить, какая сила ими руководила.
Геркаази окинула послушницу неодобрительным взглядом, словно пытаясь убедить ту замолчать, но Моллита была слишком увлечена своими мыслями, чтобы это заметить. Лицо Лейлани неожиданно побледнело, когда ее посетила ужасная догадка.
— Наставница, — опасливо произнесла девушка, — а что если все это, — послушница широким жестом обвела стены Черного Корабля, — только часть какой-то игры, затеянной взбунтовавшимися Астартес? — Она уже не могла сдерживаться, и слова полились ручьем: — Нам доподлинно известно, что некоторые из Легионов причастны к колдовству и…
Лязг бронзы о сталь вынудил послушницу замолчать, и Кендел, обернувшись, увидела, как Геркаази снова бьет рукоятью меча о палубу.
«Неужели она всегда настолько болтлива?» — спросила Имрилия.
«А ты боишься, что она может оказаться права?» — откликнулась Кендел.
Не утруждая себя ответом, Геркаази отправилась дальше. Взмахнув мечом, она указала на широкий овальный люк впереди. Ни с чем не сравнимый металлический запах псайкеров был здесь особенно силен, их ментальное эхо вызывало привычную пульсацию в висках Амендеры.
За люком обнаружилось помещение, в дальнем конце которого виднелась дымящаяся молекулярная печь. Это зрелище было последним, что видели в своей жизни наиболее опасные и неуправляемые псайкеры, оказавшиеся на борту Черного Корабля.
Их казнили прямо здесь, завалив на железную палубу, а затем сбрасывали трупы в печь, где они превращались в пепел. Предположительно ни один колдун не мог воскреснуть после столь тщательного уничтожения.
Здесь Сестры и обнаружили коллективный разум — составлявшие его мужчины и женщины сгрудились вместе. Кто-то стоял, кто-то лежал, а кто-то и вовсе удивительным образом парил в воздухе возле стен. В отличие от тел на верхних палубах, эти были вполне живы и подвижны, но от этого было только хуже.
— У них нет лиц, — произнесла Лейлани.
Впрочем, это замечание было верным только отчасти. У каждого из почти сотни представителей этого противоестественного слияния были и глаза, и нос, и рот, но их черты пребывали в постоянном движении, изменении. Они казались лишь эскизами, незаконченными набросками человеческих лиц. В одно мгновение вы видели длинный нос и узкий разрез глаз, затем наблюдали за тем, как они округляются, как расширяются скулы, а рот превращается в едва заметную щель. Кости их черепов непрерывно издавали щелкающие и хлюпающие звуки, непрерывно перестраиваясь в новые комбинации.
Все они разом обернулись к Сестрам, выворачивая шеи самым причудливым образом. Послушница скинула огнемет с плеча и проверила прометиевый бак — тот опустел уже наполовину. Пальцы ее легли на спусковой крючок, и оружие тихо зашипело, готовое к бою.
«Вот он, — показала Геркаази. — Это и есть Голос».
Они вошли в комнату, и ближайшие к ним части гештальта поспешно отпрянули, стараясь держаться как можно дальше от излучающих псионическую отраву Неприкасаемых. Три женщины выстроились в плотный треугольник так, чтобы каждая из них прикрывала свой угол атаки.
В отличие от криокинетика и аугметированных псов, на постоянно изменяющихся лицах невозможно было прочитать никаких эмоций, никаких явных проявлений агрессии. Они просто спокойно наблюдали за Сестрами сотней пар глаз, в которых едва заметно сиял один общий интеллект.
Лейлани задумалась над тем, как можно убить это порождение Хаоса; оружия, которое принесли с собой Сестры, явно не хватило бы, чтобы уничтожить все тела разом. Как отреагирует гештальт, если начать резать его по частям?
Тела покачнулись и одновременно испустили вздох. Их лица обрели нахмуренное выражение и перестали изменяться.
— Довольно, — заговорили они хриплым, лишенным эмоций хором, и от этого по спине послушницы побежали мурашки; разные группки псайкеров произносили разные звуки, создавая странную, противоестественную гармонию. — Опустите оружие…
Лицо Геркаази перекосилось от гнева, когда она услышала это требование. Рыцарь Белых Когтей зарычала и ринулась вперед — и ближайшая группа тел бросилась врассыпную. Сестра Амендера пыталась остановить спутницу, но было уже слишком поздно. Меч Имрилии, на котором еще не успела остыть кровь прошлых убийств, обрушился на плечо облаченной в тюремную робу женщины, на лбу которой виднелось клеймо телекинетика. Этот удар развалил несчастную практически пополам, а Геркаази, не теряя времени, уже развернулась к стоявшему рядом мужчине и отсекла ему руку. Он повалился на палубу, заливая металл хлещущей из обрубка кровью.
Остальные псайкеры разбегались с удивительной скоростью, напомнив Лейлани стайку древесных птиц с ее родной планеты. Отдельные части коллективного разума утекали, подобно воде, оставляя позади убитых и раненых. Послушница вдруг поняла, что смотрит на них как на некую единую сущность, более не воспринимая псайкеров как независимые части чего-то большего.
Лишившись связи с остальными, мужчина с искалеченной рукой неожиданно зашелся криком, а кости его черепа затрещали, перестраиваясь, пытаясь придать лицу изначальный облик. Оставшись в одиночестве, псайкер стал напоминать того безумца, с которым Сестры столкнулись в коридорах. Геркаази заставила его умолкнуть, вспоров колдуну горло.
— Опустите оружие! — В этот раз каждый член гештальта кричал в полную мощь своих легких.
Отраженный эхом от стен помещения, этот рев был настолько силен, что Сестры на секунду остановились.
Лейлани ощутила замешательство. Тех псайкеров, что набились в эту комнату, и то хватило бы, чтобы расправиться с вторгшимися на их территорию Рыцарями и послушницей, а уж образованному ими удивительному организму и подавно доставало сил, чтобы уничтожить Сестер, обрушив на их головы стальное покрытие потолка, или спалив весь кислород в пирокинетической буре, или любым другим способом.
Так почему же они еще живы?
— Чего вы хотите? — спросила она.
Внутри у нее все похолодело, когда она услышала ответ, произнесенный множеством ртов:
— Лейлани Моллита. Имрилия Геркаази. Амендера Кендел. Я ждал вас.
— Они знают, как нас зовут… — После рева толпы голос послушницы прозвучал непривычно тихо.
«Колдовство! — яростно заплясали пальцы Геркаази. — Они прочитали наши мысли!»
«Это невозможно, — спокойно ответила Кендел. — Ни один телепат не сумеет проникнуть в крепость наших сознаний. Мы — Неприкасаемые».
— Я знаю, кто вы, — откликнулся хор. — Нам надо поговорить.
Лица столпившихся псайкеров пребывали в постоянном движении, перестраиваясь с каждым словом.
Психические волны накатывали на Сестер, подобно волнам маслянистого океана. Присутствие коллективного разума отзывалось тихим эхом в их головах. Послушница еще крепче сжала огнемет, отчаянно пытаясь справиться с нервной дрожью. Вначале все эти ужасы, прочитанные Лейлани в либрарии, потом изуродованный варпом Астартес на лунной базе, а теперь еще и это… Казалось, что все легенды, все мифы о разрушительных силах, действующих в этой Вселенной, были абсолютной правдой.
«Уж не знаю, из какого темного угла варпа ты выползла, тварь, но я отправлю тебя обратно». Кендел вложила меч в ножны и решительно вскинула болтер.
— Перед вами вовсе не лик Хаоса, — зашлась в хохоте толпа. — Я просто посланник, явившийся передать сообщение.
«Что еще за сообщение?» — резкими, рубящими движениями потребовала ответа Кендел.
— Предупреждение… — продолжал хор. — Однажды вы его уже получали… но было слишком поздно, чтобы изменить ход вещей. Ты была там, Амендера Кендел. Ты все видела своими глазами.
Рыцарь едва заметно кивнула и сложила пальцы в жесте, обозначающем Астартес.
— Гарро… — прошептала сестра-послушница.
— Услышьте новое предупреждение. — Хриплый хор немного помедлил. — Донесите его до ушей Императора Человечества. Приближается Тьма, Сестры. Скоро откроется великое Око, и Хорус возвысится. Мне ведома история будущего.
Кендел переглянулась с послушницей. Способность к предвидению была задокументированным даром, хотя и очень редким, и к тому же предсказания было крайне трудно интерпретировать. Лейлани знала, что наставница сейчас прокручивает в голове услышанные слова; если это слияние и в самом деле обладало достаточным могуществом, чтобы проникнуть сквозь завесу времени, то Сестры получили возможность узнать о событиях, которым еще только предстояло произойти.
Геркаази же лишь звучно сплюнула на палубу и взмахнула мечом.
«Уничтожить тварь! — показала она. — Все это просто уловки колдовского отребья, а то и самого Воителя! Нельзя терпеть присутствия этой мерзости в реальности богоподобного Императора. Чудовище необходимо убить!»
Она ринулась в бой, высоко подняв меч и вращая головой, подобно ястребу, высматривающему жертву.
Когда она приблизилась, коллективный разум разделился на небольшие группки, отступавшие от Рыцаря вдоль измазанных сажей стен.
— Я вам не враг! — раздался многоголосый крик. — Приближается буря, но все еще можно исправить!
Однако ответом на эти слова стал лишь очередной взмах меча, сразивший еще одного псайкера.
— Вы можете предотвратить тысячелетия бесконечных войн! — В голосе хора явственно слышались паника и отчаяние. — Поверьте мне!
Одна из групп неожиданно бросилась прямо к Лейлани, и послушница вскинула огнемет, уже готовясь уничтожить бегущих к ней псайкеров, когда на их лицах проступила одинаковая умоляющая маска.
— Чего вы хотите? — крикнула молодая Сестра.
— Я всего лишь проводник… посыльный и послание. В безумии варпа рвутся нити пространства и времени, разрушается гобелен причинно-следственных связей. Именно это и позволяет мне говорить с вами. — (Несколько рук схватили Лейлани за края одежды.) — Я обращаюсь к вам из тех дней, что еще не наступили. Ваше настоящее — это мое прошлое. Я живу в аду, который, надеюсь, вы сумеете предотвратить. Прошло уже несколько столетий, но пожар войны не утихает.
* * *
Амендера Кендел некогда искренне полагала, что во всей Вселенной уже не осталось ничего, что могло бы повергнуть ее в шок. За долгие годы служения Сестринству, на пути от простой послушницы к чину Рыцаря Забвения, она повидала всевозможные ужасы, познала всю высоту человеческой доблести, заглянула в самые чудовищные глубины людских душ. Но эта ее уверенность рухнула, полностью разбилась, когда пришло известие о Ереси, когда она впервые посмотрела в глаза твари, порожденной самим Хаосом. Ей пришлось признать, что законы, повелевающие Вселенной, слишком сложны, чтобы их мог охватить человеческий разум.
И теперь ей снова бросили вызов. Проще всего было бы пойти путем, указанным Имрилией: устремиться в атаку, разразившись воинственным кличем. Геркаази никогда не хватало ума и терпения, чтобы хотя бы на мгновение остановиться и подумать. Порой Кендел и себя ловила на том, что в силу привычки и закоснелости принимает поспешные решения. Вот почему она и выбрала Лейлани своим адъютантом: порой Рыцарь видела в ней, словно в зеркале, молодую себя и старалась постоянно держать ее как можно ближе, чтобы хотя бы временами будить уснувшее в душе ощущение чуда.
Вот только как постичь то, что сейчас вершилось перед ее глазами?.. К ним обращался не кто-то, существующий здесь и сейчас, а голос из дней, что еще не наступили. Вестник из будущего? Как бы ни старалась Амендера смириться с этой мыслью, все равно та казалась совершенно невероятной, невозможной. Но, с другой стороны, они сейчас находились в варпе, а тот сам по себе являлся царством весьма странных вещей. В нем воедино сплетались эмоции и материя, фантазии и реальность. Если здесь искажалось само пространство, почему не могло измениться и время?
— Здесь и сейчас, — кричали псайкеры, — из своего «небудущего» я вглядываюсь в зыбучие пески прошлого, — все тела одновременно поднесли по два пальца к своим подбородкам, — чтобы поговорить.
Геркаази застыла на месте, перехватила рукоять меча и, развернувшись на пятках, рассекла ведьму, оказавшуюся на расстоянии удара. Она пока не замечала псайкеров, обступивших сестру Лейлани, умоляюще протянувших свои руки, заглядывающих в глаза. Кендел подошла к послушнице, еще не придумав, что делать.
— Ты знаешь меня, — говорил гештальт, и его лица вновь начали изменяться. — Смотри. Смотри!
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 2:36:10
В этих произнесенных нараспев словах, в их модуляции и манере речи было нечто пугающе знакомое и в то же время — нет. Почему-то казалось, что этот голос должен звучать моложе. У Рыцаря перехватило дыхание, когда лица коллективного разума закончили свое изменение и обрели постоянство. Кендел почувствовала, как у нее холодеет внутри от страшного предчувствия.
— Ты знаешь меня, — повторили лица, каждое из которых зеркально повторяло черты самой Лейлани Моллити.
Послушница закричала в ужасе, разглядывая окружающих ее людей. Не было никаких сомнений, что их облик имитирует ее собственный, вот только так, словно бы она прожила долгую, полную невзгод жизнь. Она видела себя такой, какой могла бы стать примерно к ста годам. Тембр голосов пробудил в ней воспоминания о матери. Сходство с этими тварями было непостижимым, пугающим. И Лейлани не могла отрицать: голос был ее собственным. Она попятилась, выронив огнемет из дрожащих пальцев:
— Но… как это возможно?
Весь хор разом вздохнул и ответил:
— Мне пришлось совершить ужасные поступки, чтобы попасть сюда. Заключить договоры и союзы, навсегда изувечившие мою душу.
— Мы Неприкасаемые, — просипела Лейлани. — У нас нет души.
— Еще как есть, — ответили ей. — Иначе мне нечего было бы принести в жертву, я не имела бы нужной валюты, чтобы расплатиться за это путешествие.
Лейлани увидела, что оба Рыцаря Забвения смотрят на нее с неприкрытым ужасом и изумлением. Голос же продолжал звенеть подобно колоколу:
— Эту цену я… ты заплатила охотно. Доверься мне. Отведите меня к нему, и вместе мы сумеем построить Вселенную, где не будет…
Раздался странный звук; его нельзя было назвать ни воем, ни хрипом, ни криком — он объединял в себе все три эти составляющие. Он сорвался с губ Геркаази, лицо которой скривилось в гримасе ненависти и гнева. Ее возмущение было столь велико, что Рыцарь Белых Когтей просто не могла больше сдерживаться. Ее свободная рука выписывала в воздухе яростные пируэты.
«Предательская сучка! — Ее пальцы двигались настолько быстро, что понять, о чем она говорит, было непросто. — Если это порождение безумия говорит правду, значит, ты стала якшаться с ведьмовским отродьем! Ты оступилась от присяги, принесенной Трону Терры и Императору!»
Лейлани пыталась найти хоть какие-то слова, но мысли ее путались. В конце концов, ведь и говорила с ними сейчас не она, а лишь некая ее инкарнация — женщина, какой она могла бы стать. И все-таки, видя всех этих псайкеров, носящих ее лицо, она не могла сдержать дрожь. Если все это правда, то какую же цену ей пришлось заплатить, что за договоры, о которых упоминала «старшая она», понадобилось заключить? Заигрывание с ведьмами явно должно было стать самым незначительным из ее проступков; чтобы создать мост через варп, требовалось самое черное колдовство. Ген парии надо было выжечь из ее ДНК. Ей самой требовалось стать частичкой коллективного разума, чтобы пробить брешь в пространстве и времени. Что же такое должно было произойти, чтобы подобный шаг показался ей оправданным?
Сестра-послушница испытывала внутренний конфликт. Происходящее было столь омерзительно, что ее едва не стошнило, но зерно истины в этом все-таки было.
— Да, — прошептала она наконец. — Я могла бы так поступить. Если бы это было действительно необходимо, я не стала бы задумываться о цене. Я поступила бы так же.
Обратив взор внутрь, она нашла там подлинное спокойствие и обрела свет нового понимания себя. В Безмолвии не оставалось места ничему, кроме истины.
Именно эта мысль и проводила ее в темноту, когда меч Геркаази пронзил ее спину и, пробив кирасу, вышел из груди.
Кендел едва смогла сдержать крик; ее рот раскрылся, но сила священной клятвы не позволила голосу вырваться на свободу.
Глаза сестры Лейлани закатились, из горла хлынула кровь, и тело девушки начало оседать, как только Геркаази выдернула клинок из раны. С металлическим лязгом труп повалился на палубу. Вокруг сразу же стала расплываться багровая лужа.
Амендера вскинула болтер и нацелила его на Имрилию. Рука, сжимавшая оружие, заметно тряслась. По щекам потекла предательская влага.
Ей хотелось прокричать этот вопрос, но голос не пришел.
«Как ты можешь спрашивать?! — вызывающе посмотрела на нее Геркаази, словно не веря, что Амендера посмеет выстрелить. — Я остановила всю эту мерзость прежде, чем она свершилась. Удушила тварь в ее колыбели».
Псайкеры, стоявшие вокруг них, вначале зашептали, затем забормотали, а после сорвались на крик. Они вцеплялись друг в друга и истошно выли, раздирая в кровь лица. В их вопле раз за разом повторялось одно и то же единственное слово, в такт которому начали резонировать стены:
— Нет! Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…
Воздух вибрировал, палуба стонала. Кендел пришлось отпрыгнуть в сторону, когда один из пирокинетиков неожиданно изверг пламя, превратив в живые факелы несколько товарищей по заточению. В другом углу психокинетик утратил контроль над своими силами и исчез в вихре псионического торнадо. Сейчас они все походили на беспомощных щенков, потерявших хозяина, — колдуны просто сходили с ума. Гибель Моллиты разрушила удерживавшие их связи, и теперь коллективный разум распадался прямо на глазах Рыцарей Забвения.
Сорванные пси-огнем, с потолка падали пластины металлической обшивки. В носу защипало от вырывающегося из лопнувших труб газа и дымного зловония горящего мяса. Увертываясь от очередного пылающего снаряда, Кендел увидела, как Геркаази исчезает под градом обломков. «Валидус» вновь сотрясла дрожь, застонали переборки; Амендера вспомнила об удивительной зоне спокойствия в варпе. Как долго еще та могла продержаться, учитывая, что здесь произошло?
Сделав два первых шага к выходу, Рыцарь Забвения помедлила и оглянулась, чтобы унести с собой воспоминание о лежащем на палубе трупе Лейлани… и увидела, что все вокруг начинает разрушаться, рассыпаясь зернистым песком. Откуда-то из глубины зала донесся грохот болтера, но Кендел бросилась бежать, не обращая на это ни малейшего внимания; попутно она застрелила пару колдунов, преграждавших дорогу. Выскочив в коридор, она почувствовала, что ноги ее скользят и утопают в ставшей удивительно вязкой палубе. По стенам расползалась паутина разложения, старя все на своем пути. Само Время впилось клыками в «Валидус», и аномалии, прежде ограниченные, распространились на весь корабль.
Кендел защелкала пальцами одной руки но суставам другой, передавая по всем частотам сигнал срочного вызова и надеясь найти в этом дымном полумраке сестру Фессалию либо хоть кого-то из Белых Когтей, все еще остававшихся где-то здесь. Вокс затрещал, но ответа она так и не дождалась. Тогда Амендера нащупала под плащом телепортационный маяк. Она сжала его тонкий золотой стержень в ладони, но большой палец остановился, не успев коснуться кнопки. Почему Нортор не отозвалась? Куда все подевались? Из каких глубин ада явился этот треклятый корабль?
Сплюнув, Амендера мрачно взглянула на мигающий огонек телепортатора…
В следующую секунду палуба под ее ногами разверзлась и Рыцарь провалилась в небытие.
В ее глаза ударил свет, и Кендел зашлась кашлем.
Она заморгала и поняла, что лежит, опутанная ремнями, в какой-то странной жидкости. Амендера старалась сосредоточиться, разглядывая мерцающую тень на темной стене. Спустя некоторое время к ней стали возвращаться восприятие и чувства. Она лежала в ванне, наполненной до краев бледно-розовой жижей, и была полностью обнажена, если не считать тех мест, где к ее сморщившейся воспаленной коже были подключены непонятные металлические устройства. Судя по всему, это был нартециум — контейнер, наполненный лекарствами, призванными исцелить ожоги и раны. Рыцарь видела их на медицинских палубах «Аэрия Глорис», но вот самой оказываться в них ей как-то не доводилось. Густая жижа препятствовала любым попыткам пошевелиться, давила на нее. Кендел могла лишь слегка повернуть голову, да и то только потому, что она находилась выше эмалированных бортов.
В помещении было довольно темно — свет исходил только от единственной лампы да от испускающих красные лучи глаз сгорбленного сервитора. Тот неспешно передвигался между двумя консолями, попискивавшими в такт ее пульсу и дыханию.
Кендел бросила взгляд на свои руки и увидела на ладони, в которой сжимала телепортационный маяк, след от ожога. Все-таки ей удалось уцелеть. Она вздохнула и поняла, что воздух обжигает ее легкие; внутри все горело.
— Очнулась все-таки. — Тот, кто произнес это, таился в тени позади нартециума.
Кендел сморгнула и покосилась на сервитора, но полумеханический раб не обратил на нее никакого внимания. Рыцарь попыталась подняться, но ремни держали крепко.
— Не стоит! — Голос звучал хрипло и слабо. — Все, чего добьешься, так это того, что снова откроются раны, на лечение которых мы потратили много времени.
Фигура пошевелилась, выделяясь из окружающих теней.
Это определенно была женщина… Сестра. Бесформенные одеяния, слабый блеск выбритой головы, на которой был оставлен один-единственный пучок волос. Сказать по правде, теперь Амендера была действительно удивлена; даже темнота не мешала понять, что перед ней стоит не какая-нибудь послушница, но достаточно высокопоставленная Сестра Безмолвия. И то, что она говорила вслух, требовало анафемы.
Женщина, казалось, заметила ее удивление. Она заговорила снова, и в голосе ее явственно сквозила злоба:
— Мы здесь одни. А сервитор уж точно никому не расскажет. Так что никто не узнает, что я позволила себе подать голос. — Скрывавшаяся в тени Сестра коснулась подбородка двумя пальцами. — Ты находишься на борту «Аэрия Глорис». Эта глупая стерва Нортор бросилась спасать твое бесчувственное тело. Телепорт возвратил тебя на корабль. — Странная Сестра качнула головой. — Но Пустая Дева перехода не пережила.
У Кендел защемило в груди; они много лет дружили с Фессалией, и эта утрата болью отозвалась в сердце.
— Кое-кому из Белых Когтей удалось уйти в спасательных капсулах. — (Кендел услышала глухой, издевательский смех.) — Мы просто везунчики. Не каждый день увидишь такое зрелище. — Сестра всплеснула руками. — «Валидус», — раздираемый псионической бурей, заживо пожираемый свихнувшимся временем. Корабль разметало на клочки, а варп вокруг него закрутился водоворотом. Ах, — женщина поежилась, — какое все-таки наслаждение расписывать все это, не прибегая к языку жестов!
Кендел гневно вскинула правую руку, насколько это позволяли ремни, чтобы отступница смогла прочитать ответ:
«Ты нарушила присягу. Нарушила Безмолвие».
— О, Он простит меня. — Говорившая шагнула ближе, и Амендера увидела перед собой Имрилию Геркаази. — Вера в Него позволила дойти мне до спасательной капсулы, когда ты оставила меня умирать. Это Его рука направляла мой меч, когда я казнила отступившуюся послушницу. Именно Он помог мне, когда ты бросила меня на Шеол Тринус.
Разъяренно зарычав, Кендел рванулась вперед, натягивая удерживавшие ее ремни, и розовая жидкость брызнула на пол. Из раскрывшихся ран потекли тонкие струйки крови, смешиваясь с целебным составом. Вся несправедливость того факта, что стоящая перед ней безжалостная, бессердечная тварь выжила, а бедная Лейлани погибла, наполняла ее душу ненавистью и отвращением.
Геркаази подошла еще ближе и слегка склонила голову:
— Кем бы ни было то чудовище, я покончила с ним, как и обещала. Твоя послушница вступила в связь с порождением варпа, и обсуждать тут нечего. — Имрилия вздохнула. — Допускаю, что в его словах и в самом деле могла быть толика истины, но подумай сама, если это и вправду был посланец из еще не оформившегося будущего, то его смерть здесь и сейчас разорвала цепь событий и они уже никогда не произойдут. — Рыцарь Белых Когтей кивнула своим мыслям. — Можно даже сказать, что я спасла ее от самой себя. Теперь она не покроет себя позором, а семена скверны в ее душе не смогут прорасти.
«Посланник, — морщась от боли, жестикулировала Кендел. — Ты убила посланника. Не имеет значения, что нам хотели сказать, но мы должны были выслушать, прежде чем принимать решение. Он говорил о войнах, которые можно предотвратить, о великом пожарище!»
— Даже если ты станешь болтать, тебе никто не поверит, — покачала головой Имрилия. — Ты только погубишь свою репутацию, ведь я стану все отрицать. Как минимум ты разрушишь свою карьеру. В худшем же случае добьешься раскола в Сестринстве. — Геркаази внимательно разглядывала собеседницу, смакуя каждое слово на языке. — Скажи, Амендера, ты и вправду желаешь этого?
«Ты просто слепая дура. Безмозглая и самоуверенная дура. — Кендел отвернулась. — Ты и такие, как ты, — раковая опухоль Империума».
— Поверь, мое зрение куда острее твоего, — ответила Геркаази, вновь отступая в тень. — Мои глаза открыты для правды. Лишь только у столь совершенного существа, как Бог-Император, есть право вмешиваться в плетение времени.
Услышав слово «Бог». — Кендел озадаченно посмотрела на Рыцаря Белых Когтей, но та уже отвернулась и начала удаляться, продолжая бормотать практически себе под нос:
— Если война и случится, то лишь потому, что она угодна Ему. Сестра, я носитель Слова Его, и нет места рядом со мной тем, кто хранит молчание, видя славу Его.
Геркаази растворилась во мраке, и Кендел закрыла глаза. Она пыталась вновь обрести внутреннюю тишину, но не находила ее.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 2:36:45
Call of the Lion По Зову Льва Автор: Gav Thorpe Источник: сборник Tales of Heresy
Пространство взорвалось яростным калейдоскопом красок. Из точки варп-перехода вырвался космический корабль — плоскобокий, ощетинившийся оружием. Прошло лишь мгновение с того момента, как распахнулись врата варпа и «Копье Истины» было выброшено в реальность, но уже открывались пусковые шахты и из разверстых утроб ангаров лился красный свет.
Боевая баржа изрыгнула рой беспилотных зондов, тут же устремившихся прочь от ее бронированных бортов, кружа и сплетая сложный узор, делая корабль похожим на растревоженный пчелиный улей. Их сканирующие устройства выискивали малейшие признаки опасности, Прошло еще несколько минут, и свою механическую матку покинули патрульные челноки, выбрасывая из дюз потоки раскаленной добела плазмы. Они разделились на три эскадрильи: одна заняла позиции у носа баржи, вторая — позади кормы, а третья взяла под свою опеку борта. Защитившись таким способом, «Копье Истины» начало постепенно замедлять невероятную скорость.
Стоявший на командном мостике магистр ордена Астелян, как и остальные члены экипажа, уже успел полностью снарядиться и изготовиться к битве. И каждый из офицеров сейчас раздавал указания всем подразделениям соблюдать полную боевую готовность.
Это был не просто какой-то там ритуал. Сколько бы ни было у него патрульных машин, какова бы ни была мощь его орудий, «Копье Истины», как, впрочем, и любой космический корабль, становился крайне уязвимым при выходе из варпа. Так же как человеку необходимо некоторое время, чтобы начать ориентироваться в окружающем мире после потери сознания, боевой барже и ее экипажу требовалось сейчас свыкнуться с реальным пространством.
Астелян, как и три его товарища — Галедан, Асторик и Мелиан, уже облачился в силовую броню. Все они являлись командирами рот, находившихся сейчас на борту боевой баржи. Матовую черноту их доспехов нарушали только красный крылатый меч — герб Легиона — на левом наплечнике и номер роты на правом. Из-под керамитовых пластин тянулись тускло-серые кабели, проходившие под мышками к ранцу, обеспечивавшему броню энергией.
Невзирая на тщательный уход, доспехи воинов носили явные признаки износа — пятнышки ржавчины, рубцы от полученных в бою повреждений, самодельные детали. До Астеляна доходили слухи, что уже разработана более совершенная броня — с усилением защиты суставов и меньшим числом уязвимых мест. Но миновало уже более четырех лет с тех пор, как орден в последний раз являлся на базу, чтобы пополнить свои запасы.
Вокруг четверки могучих Астартес суетились несколько десятков прислужников, одетых в простые балахоны и белые туники. В большинстве своем они трудились за терминалами, но некоторые записывали приказания командиров на информационные планшеты. Щелканье логических машин, треск телетайпов, ритмичное постукивание каблуков по палубе да тихий шепот техников — вот и все, что можно было здесь услышать. Каждый был занят своим делом: никакой пустопорожней болтовни, исключительно обмен краткими сводками.
— Локальное сканирование планетарных тел не выявило.
К поясу Астеляна были прицеплены силовой меч и кобура с болт-пистолетом. Это вооружение принадлежало ему с того самого дня, как его назначили сержантом, а именно — вот уже четырнадцать лет. И они столь же явно говорили о его звании, как и знаки различия на его кирасе. Сейчас он поглаживал эфес меча, дожидаясь, пока сенсоры не соберут более полную информацию.
— Локальное сканирование искусственных объектов не выявило. Активированы системы дальнего сканирования.
Секунды ползли мучительно медленно, пока «Копье Истины» постепенно «приходило в себя» и восстанавливало способность слышать и видеть.
— Тактические дисплеи снова в строю.
Это сообщение ни у кого не вызывало особого ажиотажа. Да, корабль сумел вырваться из безумия варпа, но ему еще только предстояло оправиться от перелета и восстановить зрение и слух.
— Сеть локальных коммуникаций установлена. — Спустя еще несколько минут техник добавил: — Сканирование успешно завершено. Угрозы не обнаружено.
Пускай никто и не вздохнул с облегчением, но общая напряженность на мостике явно ослабла. На смену настороженности пришла сосредоточенность, подозрительности — любопытство.
Астелян посмотрел на массивный цифровой дисплей, куда поступала после обработки вся входящая информация. На данный момент картинка была довольно примитивной — просто изображение основных планетарных тел. Чтобы предоставить более подробные сведения, зонды должны были проработать несколько дней.
Прошло еще несколько часов, и на окраинах Солнечной системы выскочили из варпа еще восемнадцать собратьев «Копья Истины». Каждый из них тут же окружил себя роем кораблей сопровождения и исследовательских зондов. Еще семь боевых барж, три авианосца и восемь легких крейсеров приближались к молчаливым мирам, обращающимся вокруг темно-красного шара в самом центре системы. Незримые плотные потоки лазерной связи разрезали пустоту, неся сообщения о местоположении единиц флота.
Спустя еще пару часов связь была полностью восстановлена. Капитаны флотилии произвели необходимую корректировку курса и ускорения, направляя свои корабли к внутренним мирам.
Темные Ангелы приступили к тщательному изучению системы DX-619.
Астелян хранил спокойствие. Как бы ни хотелось ускорить процесс, но должно было пройти еще не меньше семи дней, прежде чем флотилия сбавит скорость в должной мере, чтобы выйти на орбиту одной из планет, так что магистр решил провести время с пользой и собрать как можно больше сведений по этому, до сих пор не изученному, участку Галактики.
Сюда Темных Ангелов привел радиосигнал — слабый, практически неразличимый; чуть слышный шепот, почти заглушаемый даже фоновым излучением Вселенной. Скорее всего, он ничего и не значил — просто космическая аномалия, вызванная нарушениями в звездных ритмах, или же насчитывающее уже многие тысячи лет эхо, принадлежащее цивилизации, давным-давно ставшей всего лишь прахом минувших эпох. Во всяком случае, именно такие результаты и получали с вероятностью в девяносто пять процентов десантники при изучении подобных систем. Практически все эти места были давно покинуты; к тому же даже в самые славные дни человеческой экспансии люди всегда селились весьма далеко друг от друга в необъятной тьме космоса.
Армии, отправившиеся в Великий Крестовый Поход, в первые годы успешно приводили к Согласию сотни планет, расположенных в довольно-таки плотно населенных системах, окружавших Терру. Но здесь, во всепоглощающей тьме между спиральными рукавами, былые колонии встречались крайне редко, и возникали вполне обоснованные сомнения, что хоть одна из них сумела пережить Эпоху Раздора.
Да, каждый раз, отправляясь в варп-переход, Астелян готовился к сражениям, к неожиданным открытиям, но с каждым прыжком только укреплялся в понимании того, что вряд ли им повезет найти здесь уцелевшие форпосты Человечества.
Теперь вам понятно, почему магистр с таким скептицизмом посматривал на экраны. Корабли флотилии начали неторопливо сближаться, и по многочисленным дисплеям мостика побежали строчки поступающих от них результатов сканирования. Техники суетились перед терминалами управления и коммуникационными модулями, чертыхаясь при каждом обрыве связи и радостно улыбаясь коллегам при ее восстановлении.
Сейчас Астелян не обращал на них ни малейшего внимания; его взгляд был прикован к единственной полоске на главном дисплее — амплитуде перехваченного радиосигнала. Именно этой тоненькой волнистой линией были заняты все мысли Астеляна. Тусклая белая черта на черном фоне, практически неподвижная, показывающая разве что шумы сотворения Вселенной.
— Четыре дня, — пробормотал он себе под нос.
Четыре дня ожидания выхода на связь. Четыре дня до той секунды, когда он прикажет флотилии развернуться и лечь на курс к очередной точке варп-перехода. Он не мог позволить себе тянуть время, так что ровно через четверо суток корабли должны были начать разгон, готовясь к очередному прыжку.
Оторвавшись от экрана, Астелян кивнул Галедану, своему заместителю. Тот поклонился и принял управление, после чего магистр покинул мостик.
— Командующему просьба пройти на мостик, — произнес Галедан по интеркому, и голос его прозвучал настолько механически, что оставалось только догадываться, чего же именно хочет капитан.
Астелян же, облаченный лишь в свободный балахон, сидел в эту минуту за небольшим столиком, просматривая отчеты оружейников. Отвечать на призыв не было ни малейшей необходимости. В конце концов, существуй действительная потребность в присутствии магистра, Галедан и выражался бы яснее. Тревоги тоже не объявляли, так что Астелян был уверен, что речь идет не более чем о стандартных проверках или о требующей его разрешения процедуре сканирования.
Не торопясь, он убрал отчеты в ящик и поднялся из-за стола. Бросив взгляд на небольшой иллюминатор, магистр увидел, что звезда DX-619 теперь кажется куда более близкой. На самом краю сияющего диска вырисовывался темный силуэт планеты. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Вот уже трое суток они сближались с этим миром, и лететь оставалось еще целых два дня. Сейчас планета казалась всего лишь крошечным темным пятном — очередной безжизненный камень, каких немало попадалось на пути Темных Ангелов.
Ощущая груз все нарастающей усталости, Астелян направился через металлические и пласкритовые внутренности корабля к мостику.
Когда перед магистром с шипением распахнулись тяжелые створки дверей, он увидел, что на мостике кипит деятельность. Техники согнулись над приборами, собравшись группами по четыре-пять человек, и, казалось, проверяли друг у друга вычисления и графики.
Когда Галедан обернулся, Астелян увидел в глазах своего заместителя странный блеск и ожидание. В отличие от магистра ордена, Галедан облачился в доспехи, как и приличествовало старшему офицеру на мостике. Заскрипели сервоприводы брони, и капитан указал на основной экран.
Стоило Астеляну войти в помещение, как взгляд его остановился на полосе радиосигнала. Магистр застыл на месте, успев сделать лишь три шага. Тонкую линию искажали вполне заметные возмущения. Амплитуда сигнала не была слишком высока, но явно выбивалась за пределы допустимых погрешностей. Постаравшись совладать с собой, Астелян подошел к Галедану. Капитан бросил вопросительный взгляд на главного инженера, и тот молча кивнул.
— Докладывайте, — распорядился Астелян.
— Командир, мы получили подтверждение искусственности сигнала, — отозвался Галедан, и при этих словах его губы тронула улыбка.
Астелян переключил внимание на главного инженера — долговязого мужчину с редеющими волосами и седой бородкой.
— Автоматическое повторение? Откуда идет сигнал? — спросил Астелян.
Им уже доводилось сталкиваться со старыми спутниками связи и маяками, каким-то чудом продолжавшими передавать сообщения, хотя те, кто их отправлял, уже давно истлели в могилах.
— Сигнал поступает с четвертой планеты, обладает изменчивой природой и, скорее всего, не механичен, — заметил инженер.
— Объявить общую тревогу! — приказал Астелян. Во многом это была просто предосторожность, но экипаж должен был понять, что происходит нечто действительно значимое. — Передать полученные сведения по всем кораблям. Назначить флотилии точку встречи: сигма-абсолют. Также прошу как можно скорее выслать магистру Белату приглашение встретиться со мной в предельно короткие сроки.
Дальнейшее сканирование выявило, что обитатели планеты и в самом деле умеют поддерживать радиосвязь, а техникам вскоре удалось подтвердить, что мир этот населяют люди, разговаривающие на одном из диалектов Терры. Новости об обнаружении изолированного человеческого поселения мгновенно облетели весь флот, и Белат поспешил переправиться на «Копье Истины» ради встречи с собратом-магистром.
Астелян дожидался его прибытия, стоя в полном боевом облачении на посадочной палубе. Его сопровождали три старших офицера на борту и почетный караул, состоявший из воинов Первой роты.
В ангаре вокруг них громоздились десантные модули, огромные бомбардировщики типа «Кастелян», штурмовые машины «Предвестник» и пять похожих на ястребов перехватчиков «Падальщик». Практически все оставшееся пространство было заполнено стойками с бомбами и ракетами, ящиками со снарядами и штабелями энергетических ячеек.
Глухой лязг над головой магистра известил о прибытии транспортного челнока Белата. Тут же ожили расположенные под потолком системы стыковки, и остатки воздуха легким бризом вырвались в вакуум через открывшиеся створки шлюза. Выбрасывая пар из гидравлических узлов, спустился тяжелый лифт, несущий на себе изящный челнок. Его мигающие сигнальные огни озарили помещение оранжевым светом, отбрасывая танцующие тени на стены вокруг космодесантников.
Пока лифт опускался, Астелян подумал о том, как мало ему все-таки известно об их госте. Ему впервые представился случай встретиться лично с магистром братского ордена. Конечно, их корабли производили обмен сообщениями, но все они касались лишь простых формальностей. Флотилия, несущая орден Белата, присоединилась к Астеляну только две недели назад в системе Калкабрины. В тот день Белат передал сигнал, что на помощь экспедиции его прислал сам примарх Темных Ангелов — Лев.
Так вышло, что прежде Астеляну не было ничего известно об этом магистре, что, впрочем, и неудивительно. Сразу после того, как на Калибане был найден их примарх, в Легион валом повалили новые бойцы, и очень многие командиры разбросанных по всей Галактике экспедиционных групп никогда ранее не встречались.
Но был весьма любопытен тот факт, что подкрепления вообще были посланы, ведь у ордена Астеляна и так было весьма немного работы, и вряд ли эту проблему могли решить дополнительные силы.
— Полагаю, Лев хочет, чтобы Белат поднабрался опыта в общении с ветеранами, прежде чем отправить его в самостоятельное плавание, — произнес Галедан, прошедший столь долгий путь со своим командиром, что легко угадывал его мысли.
Астелян неразборчиво проворчал что-то в ответ, не спуская глаз с наконец остановившегося челнока. Нос корабля, так похожий на птичий клюв, с шипением раскрылся, образуя сходни, на которых возникла одинокая фигура, закованная в силовую броню.
Ожидающим его прибытия Белат показался излишне молодым. На вид ему было всего-то тридцать или тридцать пять лет. Но, учитывая, что в последние годы Легион увеличил численность почти на двадцать тысяч человек, Астелян не слишком удивлялся тому, что столь юный Астартес занимает должность магистра. Сразу после Калибана многие командиры рот возглавили собственные ордены, составленные из новобранцев. По правде сказать, это стало причиной стремительного продвижения по карьерной лестнице и для самого Астеляна. К тому же было принято решение не слишком рассеивать терранских ветеранов по разным орденам, так что в ряде случаев новичков возглавляли совершенно не обладающие боевым опытом люди.
У Белата была бледная кожа и темные волосы, что свойственно большинству уроженцев Калибана, но глаза у него были ярко-голубыми, а не обычными для этого народа карими или серыми. Его удивительно короткая стрижка резко контрастировала с длинными косами Астеляна. На тонкогубом лице гостя словно застыла маска собственного превосходства.
Остановившись перед встречающей группой, он приветственно прижал кулак к груди. Астелян кивнул в ответ и тут обратил внимание еще на одну примечательную деталь.
— Что это у тебя? — спросил он, указывая на правый наплечник Белата, где у других космических десантников полагалось находиться знакам отличия, но у этого воина на нем красовался герб в виде щита, разделенного на белые и синие четверти, с вписанным в поле мечом, сжатым когтистой лапой.
— Символ моего ордена, — несколько обескураженно ответил Белат. — Он называется Воронье Крыло.
Астелян с недоумением покосился на Галедана.
— Один из рыцарских орденов, — пояснил капитан. — Такие знаки различия приняты среди обитателей Калибана.
— А это? — спросил Астелян, наводя обвиняющий палец на второй наплечник Белата, где герб Темных Ангелов был начертан на темно-зеленом фоне.
— Достославный Лев Эль’Джонсон постановил, что все выходцы с Калибана должны носить зеленые цвета в память о лесах нашей родины, — откликнулся Белат, и в голосе его не было ни малейшего намека на дерзость. — Это также и знак признательности за те войны, в которых мы участвовали, когда под руководством Льва сражались за владычество над планетой.
Астелян кивнул, предпочтя никак не комментировать эти слова. Оба магистра немного помолчали, в течение еще нескольких секунд разглядывая друг друга, прежде чем Астелян заговорил вновь.
— Добро пожаловать на борт «Копья Истины», — произнес он, протягивая руку. — Рад встрече.
Его собеседник немного помедлил, прежде чем обезоруживающе улыбнуться и пожать предложенную ладонь.
— Большая честь для меня, — сказал молодой магистр ордена.
В сопровождении свиты Астелян и Белат, покинув посадочный ангар, вышли в коридор, тянущийся вдоль хребта «Копья Истины». Они направились к ближайшему лифту, проходя мимо высоких арок, за которыми открывались залы, где десантники Астеляна готовились к битве. Многочисленные отряды облаченных в силовые доспехи воинов тщательно проверяли свое вооружение и упражнялись под бдительным присмотром строгих сержантов. Знамена были почтительно извлечены из креплений на стенах, бойцы заделывали мельчайшие трещинки на своей броне и покрывали ее свежей краской, а кто-то уже приносил торжественные клятвы перед святынями Легиона.
— Мой орден тоже готов драться, — заверил Белат, когда они остановились перед дверями лифта.
Один из воинов почетного караула шагнул вперед и коснулся широкой металлической пластины на стене. Двери лифта распахнулись, образуя проход, достаточный для двоих Астартес. Астелян вошел в кабину, взмахом руки освободив свою свиту. Лифт представлял собой куб с ребром примерно десяти футов и с толстыми пласкритовыми стенками. К двум магистрам присоединились также Галедан, Асторик и Мелиан.
— А готов ли он не драться? — спросил Астелян, как только двери захлопнулись.
Лифт содрогнулся и начал стремительно возноситься сквозь бесчисленные этажи боевой баржи.
— Не уверен, что понимаю, — отозвался Белат, повышая голос, чтобы его можно было расслышать за скрежетом цепей и лязгом механизмов.
Задрожав, лифт на секунду замер, прежде чем продолжить свое движение, но уже направляясь вдоль горизонтали, к носовой части корабля. Астелян внимательно посмотрел на своего гостя и произнес:
— Мы существуем лишь для того, чтобы нести слово Императора. Да, мы способны обрушить Его гнев на головы неверных, но не должны жаждать войны.
— Мы рождены для битвы, — возразил Белат.
— Несомненно. Но также мы несем и ответственность выбора, решая, с кем именно нам надлежит сражаться, — заметил Астелян. — Устремляясь в бой, мы должны быть уверены, что поступаем правильно. Только так и можно всем сердцем жаждать победы. Именно через осознание собственной правоты мы становимся столь жутким противником, именно это вынуждает нас совершать жестокие поступки, но с каждым разом все меньше тех, кто хотел бы встать у нас на пути. Стоит нашему гневу высвободиться, как ничто и никто не сможет уже его удержать. Мы неистовы в нападении, непобедимы в обороне, как и все Астартес. Но, пожалуй, порой слишком рвемся вступить в драку из-за малейшего пустяка, и нам необходимо помнить, что планета, сокрушенная нашими сапогами, обязательно затаит обиду, для ее удержания нам потребуются и ресурсы, и постоянное присутствие войск. В то же время лежащий перед нами мир вполне может встретить нас как братьев и с радостью принять мудрость Императора, добавляя нам силы, а не рассеивая ее.
— Лев выковал мечи из наших тел и разума, — произнес Белат. — Острие наше падет туда, куда направит десница его. И не нам судить, на кого должна пасть его кара. Наше дело — нести ее. Пускай дипломаты и бюрократы спорят о причинах, мы же должны посвятить себя истреблению врагов.
Словно подчеркивая слова молодого магистра, лифт резко остановился, и где-то под потолком раздался мелодичный сигнал. Галедан открыл двери, и три капитана первыми вышли в коридор. Следующим собрался шагнуть Белат, но на его плечо легла тяжелая ладонь собрата-магистра, заставляя развернуться.
— Ты, как и я, возглавляешь более тысячи лучших воинов Галактики, — сказал Астелян. — Император даровал мне эту власть, но вместе с ней пришла и ответственность за каждое принятое мной решение. Уж не знаю, какой ты там опыт успел получить в своем Вороньем Крыле, но ты должен понимать, что война — это кровь и потери. Только глупец может мечтать о ней.
— Сам Лев избрал меня на роль главы ордена, — откликнулся Белат, осторожно, но уверенно убирая с плеча руку собеседника. — Да. У меня есть приказ примарха, и я выполню его — не раздумывая.
Ничего не говоря, Астелян вышел из лифта и свернул налево, где виднелись высокие деревянные резные створки, резко выделявшиеся на фоне металла и пласкрита стен. Узор выглядел угловатым, лишенным смысла. Закованные в латную перчатку пальцы магистра ветеранского ордена скользнули по линиям рисунка.
— Я сам украсил эти двери, — сказал Астелян, поглядывая на Белата. — Многие и многие часы я трудился, по памяти воспроизводя узоры Сибрских Степей Терры — моей родины. Этот рисунок способен многое поведать тому, кто знает, как его прочесть.
— И о чем же он повествует? — спросил Белат, и раздражение в его голосе сменилось удивлением.
— Об этом мы поговорим позже, — с некоторой неохотой произнес Астелян, распахивая двери. — Сейчас нам предстоит спланировать наши действия.
— Что ж, позже значит позже, — согласился Белат, входя следом за ним в открывшееся помещение.
Магистры оказались внутри командного зала «Копья Истины». Вдоль стен тянулись ряды мертвых экранов и спящих терминалов, напротив которых выстроились ряды пока еще пустующих скамей. В воздухе ощущалось дремлющее напряжение, ожидающее той минуты, когда это тихое помещение станет эпицентром событий, ведущих к покорению очередных миров.
Белат не уделил особого внимания оборудованию, которое, без сомнения, имелось и на его собственном корабле, сразу же направившись к овалу стеклянного помоста, возвышающегося посреди зала. Астелян последовал за ним, предварительно приказав Асторику включить гололит.
Стеклянная поверхность вначале пошла серой рябью, но вскоре запылала ярко-зеленым светом. Капитан быстро пробежался пальцами по панели управления, и над помостом возникла медленно обращающаяся вокруг своей оси сияющая сфера. Еще несколько нажатий — и отдельные области на ее поверхности выделились мерцающими контурами, по которым в кажущемся беспорядке были разбросаны яркие точки.
— Перед нами четвертая планета данной системы, — пояснил Астелян. — В данный момент мы находимся приблизительно в семистах тысячах километров до выхода на близкую орбиту в стандартной эклиптической плоскости. Визуальный контакт пока не установлен, но я вывел на карту основные источники энергетических всплесков и радиосигналов. Скорее всего, они указывают на местоположение наиболее заселенных районов.
— Она населена? — спросил Белат, и в голосе молодого магистра явственно прозвучало возбуждение.
— Да, она обитаема, — с улыбкой ответил Астелян. — Похоже, вы все-таки не зря присоединились к нам. Вот уже пять лет мы скитаемся по этим заброшенным закоулкам Галактики, и наконец-то нам удалось найти хоть какие-то признаки разумной жизни. Надеюсь, ты осознаешь, насколько тебе повезло.
— Разумеется, — произнес Белат, прежде чем глубоко вздохнуть и повернуться к Астеляну, торжественно прижимая кулак к груди. — Прошу позволения возглавить удар.
Асторик и Галедан было расхохотались, но осеклись под строгим взглядом Астеляна.
— Твой энтузиазм, конечно, достоин похвалы, но все-таки несколько преждевременно рассуждать о боевых действиях.
— Значит, вы собираетесь вступить с ними в переговоры? — поинтересовался Белат, не спуская глаз с гололитической карты планеты.
— Еще не решено, — ответил Астелян. — Ситуация довольно деликатна.
— Насколько можно судить, обитатели этого мира еще не подозревают о нашем появлении, — заметил Галедан, разглядывая проекцию хищным взором, словно перед ним была не иллюзия, а подлинный мир. — Передав ответный сигнал, мы раскроем себя и лишимся преимущества неожиданности.
Астелян кивнул, соглашаясь.
— В этих трансляциях царит полнейший хаос, — признал он. — Даже и не знаю, с кем именно здесь можно выйти на связь. Единой правительственной частоты выделить не удается. По всей видимости, в данном случае мы имеем дело с несколькими государствами.
— Это может сыграть нам на руку, — произнес Белат, задумчиво посмотрев на собрата-магистра. — Думаю, нам стоит выйти на связь с одной из наций и начать работать с ней, чтобы заручиться их поддержкой, прежде чем открыть свое существование остальному населению планеты.
— Да, но с кем же нам начинать переговоры? — проворчал Астелян, покачав головой. — Нам неизвестно, кто из них обладает наибольшим могуществом, если там вообще есть лидер. Наше появление легко может вызвать вооруженные конфликты между странами и даже гражданские войны.
— Прежде чем предпринимать какие-либо шаги, не помешает вначале разобраться, — заметил Асторик и продолжил, обведя взглядом остальных: — Нам нужны подробности, которые могут сообщить только местные.
— Наши инженеры уже проводят анализ их потоков связи, — сказал Астелян. — Полагаю, мы сумеем узнать больше благодаря радиоперехвату.
— Почему бы нам просто не спуститься туда и не взглянуть на все самостоятельно? — спросил Белат. — Или, что еще лучше, захватить парочку языков и задать им нужные вопросы.
— Для этого нам потребуется выбрать какое-нибудь тихое местечко, — заметил Галедан, разглядывая голограмму. Затем он удовлетворенно качнул головой и ткнул пальцем в один из районов южного континента. — Похоже, этот регион не слишком плотно населен. Города расположены на значительном удалении друг от друга, и мы сумеем приземлиться незамеченными.
Асторик внимательно изучил сводные данные, возникшие возле голографического изображения планеты.
— Менее чем через три часа в этом регионе стемнеет, — сказал он. — Одна из лун идет на убыль, вторая полностью скрыта тенью этого мира.
— Хорошо, я лично возглавлю наземную операцию, создам временную базу и постараюсь собрать как можно больше сведений, — подвел итог Астелян. — Разведывательная рота должна приготовиться к десантированию.
— Магистр, вы и в самом деле уверены в своем решении? — спросил Галедан. — Было бы куда более уместно отправиться мне либо кому-нибудь еще из капитанов. Вы слишком ценны, чтобы рисковать вашей жизнью без лишней надобности.
— Вот уже три года прошло с того дня, когда я ощущал землю под ногами! — прорычал магистр. — И будь я проклят, если отдам кому-нибудь право первому ступить на эту планету!
В полном соответствии с собственным желанием Астелян первым спустился по сходням огромного штурмового челнока класса «Предвестник». Силуэт корабля, вырисовывавшийся на фоне закатного неба, более напоминал небольшую мобильную крепость, нежели транспортное судно. Из его корпуса выдавались восемь бронированных башен, вооруженных лазерными орудиями. Поворачивались из стороны в сторону стволы пулеметов, внимательно изучали горизонт прицелы ракетных установок и противопехотных тяжелых болтеров.
Рычание антигравитационных турбин заставило Астеляна поспешить сойти с трапа. Мимо попарно пронеслись десять гравициклов, оседланных десантниками в облегченных доспехах. Как только они отдалились на несколько метров от челнока, их двигатели оглушительно взвыли, и машины разведчиков разделились. Вскоре окружающая мгла поглотила огни их двигателей. В ту же секунду в недрах «Предвестника» утробно заурчали двигатели двух «Лэндспидеров», чье тяжелое вооружение готово было обеспечить поддержку более стремительным машинам.
Громыхая сапогами, по трапу сбежали несколько отрядов Астартес, и пласталь задрожала под их тяжелыми шагами. Вскоре вся рота выстроилась перед капитаном, прежде чем рассеяться и занять позиции на местности.
Астелян неторопливо огляделся, позволяя автосенсорам шлема оцифровать окружающий пейзаж и позволить ему видеть так же ясно, как днем. Если верить вычислениям Асторика, в трех километрах от места высадки должен был лежать небольшой городок. Для приземления была выбрана площадка между засеянными полями, которые разделяли высокие глиняные стены и рвы. Тут и там виднелись силуэты крестьянских сараюшек. На западе стоял дремучий лес, за которым скрывался город. С северной стороны ноля переходили в круто вздымающиеся холмы, но в основном территория оставалась открытой и ровной. Именно то, что эти места хорошо простреливались, и повлияло на решение Астеляна высадиться здесь.
Тут он и рассчитывал встретиться с обитателями планеты.
Обладая опытом трех первых контактов, магистр знал, насколько важны ближайшие минуты и часы. Сканирование не выявило наличия не только орбитального трафика, но и даже простейших спутников связи, а стало быть, визит гостей из космоса мог серьезно перепугать местных обитателей. Астелян специально выбрал для высадки предельно тихую местность, чтобы привыкнуть к этому миру и как можно осторожнее представиться аборигенам, — было бы не слишком разумно сбрасывать орды закованных в сталь воинов в каком-либо из крупных городов, если, конечно, не ставить себе задачей всеобщую панику.
То, что эта планета не знала космических технологий, удивляло, но не было чем-то из ряда вон выходящим. Темные века привели к тому, что многие миры утратили большую часть своих знаний и погрузились в глубочайшее варварство и невежество. На данный момент Астелян размышлял об обнаруженных землях ни как о враждебных, ни как о дружественных — просто как о задаче, требующей разрешения.
Он приказал разбить командный пункт в пятистах метрах от «Предвестника», на заброшенной ферме. Она являла собой набор простых пласкритовых кубических строений, выполненных по стандартному образцу, использовавшемуся человечеством во времена расселения по Галактике. Пока остальные подразделения занимали позиции в других зданиях, расположенных поблизости от точки высадки, магистр раздумывал над тем, не удастся ли здесь обнаружить и другие шаблонные конструкции. Конечно, его самого это мало заботило, но вполне могло заинтересовать Механикум Марса.
Издалека докатилось эхо взрыва, и Астелян, вырванный из забытья, стремительно выскочил через узкую дверь. Вдалеке, среди деревьев, к небу поднимался густой дым. Во тьме метались огненные всполохи, и спустя пару секунд до магистра долетели отзвуки новых разрывов.
В наушниках шлема запищал сигнал вызова, и Астелян отдал мысленный приказ, активируя устройство. На связь вышел сержант Аргеон, возглавлявший разведывательную группу.
— Тот маленький городишко, магистр, на поверку оказался военной базой, — как бы между делом доложил он. — И не думаю, что они были готовы к дружественному визиту.
Астелян громко выругался. Гравициклы успели отдалиться почти на три километра, и подкреплениям потребовалось бы несколько минут, чтобы добраться до них. Впрочем, не успел он толком продумать сложившуюся ситуацию, как сенсоры шлема уловили новый сигнал.
В раздавшемся шуме безошибочно угадывался приближающийся гул реактивных двигателей.
Следом сработали радары защитных систем «Предвестника», также обнаружившие направляющуюся к ним технику, и в небо в столбах пламени взметнулись ракеты, устремившиеся к западному горизонту. Низкие облака окрасились всполохами взрывов, но нельзя было с уверенностью утверждать, удалось ли уничтожить цели.
Не прошло и минуты, как магистр получил ответ: к «Предвестнику» устремилась длинная вереница небольших черных объектов; они врезались в штурмовик, распускаясь на его броне огненными цветами, разбрызгивая вокруг капли горящего топлива. По всей видимости, хотя бы одной из вражеских машин удалось уцелеть.
Едва Астелян задумался над тем, как ему действовать в сложившихся обстоятельствах, как в наушниках вновь зазвучал голос Аргеона.
— Сэр, они собираются атаковать наши позиции, — доложил сержант. — Ждем ваших указаний.
— Приказываю отойти на километр назад и закрепиться, — распорядился Астелян, понимая, что гравициклы хороши для разведки, но никак не для боевых действий.
— Вас понял, магистр, — отозвался Аргеон.
Судя по данным, поступавшим с тактического дисплея, сержант Кайван, не дожидаясь приказа, выдвинул три своих отряда вперед и занял границу леса. Астелян был уверен, что этот ветеран прекрасно осознает, что делает, и не стал его отзывать.
— Магистр, прикажете готовиться к отходу? — спросил по коммуникатору сержант Жак.
— Не раньше, чем нам станет известна численность их воздушных сил, — ответил Астелян.
Не было ни малейшего смысла грузить отряды в уже поврежденный «Предвестник», не будучи уверенным в том, что у противника нет оружия, способного уничтожить космический челнок.
Поступил еще один сигнал вызова, на сей раз с орбиты.
— Мы вычислили координаты для орбитальной бомбардировки, — раздался спокойный и уверенный голос Белата.
— Отставить! — рявкнул Астелян. — Быть может, у них и нет орбитальных кораблей, но никто не даст гарантии, что они не обладают стационарными орудиями, способными нанести ответный удар. Не выдавайте своих позиций.
— Вас понял, — отозвался Белат. — Высылаю штурмовики для обеспечения воздушного превосходства.
— Хорошо. Мне надо, чтобы ты прикрыл зону высадки и подготовил своих парней к десантированию, — приказал Астелян.
— Уже подготовил. — В голосе Белата прозвучала явственная обида.
— Значит, ожидай моего приказа, — закончил Астелян.
Половина «Предвестника» была объята огнем. Уцелевшие орудия выпускали одну за другой противовоздушные ракеты. Над челноком с ревом проносились силуэты реактивных машин, а спустя мгновение земля сотрясалась от взрывов.
Тяжелые бомбы вгрызались в заросшее травой поле, оставляя широкие воронки, вскидывая в воздух фонтаны грязи и камней. Время от времени снаряды били прямо в десантный корабль, постепенно разрушая пласталь брони и рокрит внутреннего каркаса.
Неожиданно раздался оглушительный продолжительный треск — новые взрывы были не столь мощными, зато ложились куда точнее и ближе к кораблю. По зоне высадки заработала артиллерия.
Со стороны леса доносился стрекот примитивного автоматического оружия, прерываемый громыханием болтеров. Люди Кайвана вступили в бой со столь внезапно появившимся противником. Астелян вновь не смог сдержать потока ругательств. Информации катастрофически недоставало, чтобы выработать мало-мальски приемлемую стратегию. Он до сих пор ничего не знал ни о численности, ни о дислокации вражеских войск.
Встретившись с подобной неопределенностью, любой командир Астартес поступил бы точно так же, как решил действовать он: бить первым и побеждать.
— Кайван, удерживай позиции! — прорычал Астелян в переговорное устройство. — Передать координаты артиллерии магистру Белату. Жак, выдвигай «Опустошителей» к холмам и открывай заградительный огонь. Всех остальных перекидывай на север, пускай прикроют Кайвана. Мелиан, держи своих парней в полной готовности, чтобы прийти на помощь тем, кому потребуется.
Не дожидаясь, пока его люди начнут выполнять полученные указания, Астелян бросился обратно в дом. Тот был практически пуст, если не считать обломков мебели и нескольких ветхих тряпок. Посреди гостиной сержант Геменот воздвиг тактический дисплей — простую стеклянную панель проектора, связанного с передатчиками боевой баржи Темных Ангелов, зависшей на геостационарной орбите в нескольких тысячах километров над поверхностью.
На экране отображалась грубая топографическая карта окрестностей, на которой мерцали значки, обозначающие отряды десантников. Астелян мучительно пытался сопоставить графические сведения с доносящимися снаружи взрывами, выстрелами и поступающими по внутренней связи донесениями. Хорошего было мало; магистру никак не удавалось собрать происходящее в единую, цельную картину.
— Второму и третьему отряду построиться! — приказал он, выходя из хижины.
Еще одна бомба зарылась в поле возле фермы, осыпав комьями земли и мелким щебнем Темных Ангелов, сплотившихся вокруг своего магистра. Астелян укрылся под защитой низкого каменного ограждения и теперь окидывал взором границу леса.
Оттуда продолжали доноситься звуки стрельбы и взрывов. Судя по всему, на остальных направлениях обстановка оставалась более спокойной, поэтому он повел своих людей туда.
Не успев укрыться под защитой деревьев, десантники угодили под артиллерийский обстрел. Астелян пошатнулся, когда на него накатила ударная волна, и увидел, как падают Ратис и Кериос. Встревоженный, он остановился, готовясь прийти им на помощь, но оба воина Астартес поднялись, снова сжимая в руках болтеры, — броня боевых братьев была испещрена выбоинами, но не пробита. Убедившись, что его люди не пострадали, Астелян снова поспешил к лесу, на ходу обнажая силовой меч и выхватывая болт-пистолет.
Деревья росли настолько плотно, что даже днем под их кронами царил полумрак. Сквозь гниющую листву кое-где пробивались чахлые папоротники, но в целом отсутствие света делало эту землю практически бесплодной. Сапоги десантников глубоко погружались во влажную почву, увязая в ней.
Ориентируясь по вспышкам выстрелов и реву болтеров, Астелян вывел своих людей к первому из отрядов, находившихся в подчинении Кайвана. Обороняющиеся Астартес удерживали позиции под изгибом длинного низкого холма, перестреливаясь с невидимым для магистра противником. Выпущенные врагами пули вздымали фонтанчики грязи и рикошетили от брони Темных Ангелов.
Как только Астелян приблизился, командир отряда повернулся к нему.
— Магистр, сержант Риян предпринимает попытку зайти им с фланга, — доложил Астартес. — Он полагает, что нам противостоят от нескольких сотен до тысячи человек, пытающихся прорваться к зоне высадки.
— Стало быть, мы должны им ответить, — сказал Астелян.
Взмахом руки он приказал десантникам следовать за собой и взбежал на холм. Тут же стало очевидно, что враги используют деревья и складки местности для укрытия, показываясь лишь на долю секунды, чтобы выстрелить из своих примитивных винтовок и снова спрятаться.
Едва магистр показался на вершине холма, как пальба усилилась. Огонь был сконцентрирован на точке чуть правее его. Во все стороны разлетались ошметки коры, раскачивались низко нависающие ветви, роняя листву. Астелян почувствовал несколько ударов в грудь и плечо, но решил, что это не заслуживает его внимания.
Отряды, до того державшиеся за его спиной, разделились и пошли в наступление — пока один из них выдвигался вперед, второй обрушивал на противника шквал болтерного огня. Затем первая волна Астартес занимала позиции и тоже начинала стрелять, чтобы в свой черед прикрыть товарищей. Разрывные болты раздирали в клочья стволы и тех невезучих солдат, что пытались спрятаться за ними.
Теперь Астелян наконец-то сумел разглядеть своих врагов. Все это были темнокожие мужчины, облаченные в грязную синюю униформу. Пускай они скорее походили на крестьян или чернорабочих, нежели на солдат, но до последнего удерживали свои позиции и самоотверженно продолжали поливать Темных Ангелов огнем.
Оглянувшись, Астелян увидел, что остальные Астартес продолжают следовать за своим командиром.
Шальная пуля ударила в его шлем, и голова магистра на мгновение запрокинулась. Попадание оглушило его, заставив рухнуть на колени, правая линза передавала только помехи, и автоматика шлема пришла в действие, пытаясь откалибровать оптические системы.
На склоне холма возникли расплывчатые силуэты. Все еще практически ничего не видя, Астелян вскинул болт-пистолет и один за другим выпустил все восемь зарядов. Два противника просто распались на куски, а остальные предпочли броситься к ближайшему укрытию.
Секунды текли, но изображение на правый глаз так и не поступало.
Зарычав, магистр отступил назад и укрылся за деревом. Повсюду, срывая листву и калеча кору, били осколки снарядов, свистели пули. Сохраняя предельное спокойствие, он убрал оружие и отстегнул шлем, услышав знакомое шипение, с которым выравнивалось атмосферное давление, затем пристегнул поврежденное устройство к поясу.
Ощутив запах крови, Астелян дотронулся до правой щеки, и его перчатка окрасилась алым. Трудно было сказать прямо сейчас, насколько серьезным оказалось ранение, но, поскольку он не испытывал никаких неудобств, магистр предположил, что его задело лишь краем. И улучшенная кровь десантника должна была вскоре свернуться, надежно запечатав разрыв на коже.
Не теряя самообладания, Астелян перезарядил болт-пистолет и вынул меч из ножен, а затем бросился вперед, одиночными выстрелами вгоняя болты в высовывающиеся из-за стволов головы и конечности. Теперь, когда расстояние между десантниками и местными солдатами сократилось, сражение обращалось в полнейшее безумие. Мимо магистра то и дело с визгом проносились снаряды, но ни один из них, к счастью, так и не задел его. Огонь артиллерии начинал ослабевать; трудно сказать почему — то ли враги опасались попасть по своим, то ли до пушек добрались Астартес. Тем не менее несколько снарядов все-таки разорвалось возле Астеляна, окатив того душем из гнилой листвы и горячей грязи.
Внимание его привлек новый звук — ритмичные басы работающего пулемета. Это обнадеживало, и, оглянувшись, Астелян увидел тяжеловооруженного десантника, стоявшего широко расставив ноги и поливавшего противника огнем. Из ранца воина одна за другой сыпались пустые гильзы.
Не выдержав столь яростного напора, враги дрогнули и попрятались за деревьями. Астартес же, воспользовавшись секундной передышкой, снова устремились в атаку, и лес содрогнулся от рева болтеров и боевых кличей.
По всей видимости, Рияну удалось провести свой обходной маневр, поскольку враги поспешно отступали со своих позиций на западных рубежах. С севера же подходило все больше Астартес. Огнеметы жадно вылизывали деревья пламенными языками, а ослепительные копья мультилазеров пронзали с безукоризненной точностью каждую воронку, каждую траншею, где мог схорониться неприятель.
Ярость, охватившая Темных Ангелов, превратила отступление аборигенов в бегство. Многие солдаты бросали оружие, и их панические вопли тонули в треске болтерных выстрелов, свисте и грохоте разрывающихся фраг-ракет, характерном шипении лазерных орудий.
— Отставить преследование! — приказал Астелян. — Найдите мне с десяток раненых для допроса.
— Танки! Танки! Танки! — раздался неожиданный крик Рияна. — С севера и запада к нам приближаются бронированные гусеничные машины!
Издали донесся грохот взрыва, и связь на секунду забили помехи. Затем коммуникатор ожил снова:
— Говорит Николян. Бронемашины применяют крупнокалиберное вооружение. Сержант Риян серьезно ранен.
— Жак, выдвигайся к Рияну и принимай командование на себя, — отрывисто приказал магистр.
Подтвердив получение приказа, выбранный им сержант поспешил к северу. Астелян же махнул рукой оставшимся Астартес, чтобы те следовали за ним.
Парой минут позднее над лесом раздалось урчание двигателей внутреннего сгорания. Теперь, лишившись своего шлема, магистр был вынужден полагаться на своих боевых братьев, выслеживавших вражеские танки в окружающей тьме. Десантникам не составляло ни малейшего труда выследить приближающуюся бронетехнику, выбрасывавшую позади себя шлейф горячих выхлопных газов.
Продолжая вглядываться в ночь, Астелян уловил знакомый запах топлива, произведенного на основе нефти. А еще через мгновение увидел, как вырывается огонь из главного орудия боевой машины, использовавшей гигантский валун, чтобы подобраться к десантникам на расстояние в две сотни метров. Снаряд взорвался буквально в нескольких шагах за спиной магистра, осыпав того грязью, и сзади донесся крик раненого Астартес.
Зная, откуда ведется огонь, Астелян сумел разглядеть танк чуточку внимательнее. Это была довольно компактная машина с непропорционально крупной башней, из которой выпирал укороченный ствол. Танк пустил в ход свои пулеметы, и вокруг вновь засвистели пули. Затем главное орудие повернулось, беря позиции Темных Ангелов в прямую наводку.
— Рассеяться! — в полный голос прокричал Астелян, бросаясь вправо, — энергетическая броня позволяла ему перемещаться гигантскими скачками и покрывать по полудюжине метров за один-единственный шаг.
Дерево, росшее возле того места, где укрывался отряд, разлетелось в щепки. Брат Андубис не успел уйти от взрывной волны и с силой приложился о ближайший пень, но тут же поднялся и махнул рукой, показывая, что не получил серьезных повреждений.
Отряд перегруппировался, и на огневую позицию вышел вооруженный лазерной пушкой брат Алексиян. Он припал к прицелу так, словно это была некая гипертрофированная снайперская винтовка, и навел оружие на танк. А затем плавно нажал на спусковой крючок, и ослепительный луч ударил точно под основание башни. Над машиной взметнулся столб огня, и из распахнувшихся люков начали выскакивать люди. Только двум из них удалось отбежать на безопасное расстояние, когда сдетонировал боезапас и в небо ударил фонтан пламени и шрапнели. Свет от взрыва осветил несколько десятков солдат, шедших в бой под прикрытием бронированной машины. Астартес вновь вскинули оружие и открыли стрельбу.
За грохотом болтеров и ревом пламени, рвущегося из догорающего танка, явственно донесся отчетливый гул — приближались бомбардировщики «Кастелян». Между поваленными деревьями в сотне метров от Астеляна земля вспучилась взрывами, и десятки вражеских солдат прекратили свое существование. Отрывистый лай тяжелого болтера известил магистра о штурмовике, прошедшем на бреющем полете и уничтожившем еще один отряд противника. Удовлетворенный проделанной работой, пилот заложил вираж и повернул машину к зоне высадки.
Астелян приказал своим бойцам постепенно отходить на начальные позиции и готовиться к обороне. Неприятель попытался было сразу же рвануться в наступление, но своевременное появление «Кастелянов» и «Падальщиков», обрушивших на лес потоки ракет и огня, убедило его не пытаться преследовать отступающих Астартес.
Возвратившись к точке высадки, магистр увидел, что, хотя им и удалось причинить серьезный ущерб живой силе противника, Темные Ангелы и сами несут значительные потери из-за непрекращающихся бомбежек, залпов артиллерии и танков.
Раненые Астартес сидели и лежали возле трех апотекариев, зашивавших порезы, прижигавших раны и вообще предпринимавших все мыслимые шаги для того, чтобы десантники смогли дотянуть до той минуты, когда им будет обеспечен надлежащий уход на борту корабля. В большинстве своем бойцы в течение ближайших минут должны были снова стать в строй. Но троим уже не дано было сражаться.
В печальном молчании Астелян наблюдал за тем, как Вендриллис, старший апотекарий, переходит от одного павшего Астартес к другому. Он отсоединял и откладывал в сторону кабели, питающие броню погибших воинов. После, используя встроенный в его перчатку экстрактор — замысловатый набор хирургических инструментов, Вендриллис вспарывал их доспехи на спине, обнажая мертвую плоть.
Даже со своего места магистр видел, что скрытый под пластинами брони блестящий черный внутренний панцирь его собрата по ордену весь залит кровью. Вендриллис сделал глубокий надрез, обнажая позвоночник, и погрузил экстрактор во внутренние ткани. Провернув перчатку и потянув, апотекарий извлек нижний прогеноид — яйцеобразную железу, хранившую генное семя Астартес, которое можно было пересадить очередному новобранцу. Поместив драгоценный орган в вакуумное хранилище, Вендриллис распрямился и направился к следующему мертвецу.
С одной стороны, эта процедура несла напоминание о том, какая судьба ожидает каждого космического десантника, но с другой — в некотором роде успокаивала. Каждый из Астартес нес в себе генное семя самого примарха и, погибая, давал жизнь новым поколениям воинов. Понимание того, что даже в своей смерти они будут служить Легиону, позволяло Темным Ангелам хранить бесстрашие в бою и с легким сердцем идти на самопожертвование.
Впрочем, Астелян знал, что в случае гибели не будет вспорот экстрактором, ведь его прогеноиды созрели уже более двадцати лет назад и были изъяты в покое и безопасности корабельного лазарета. Он внес свою лепту в будущее Темных Ангелов и теперь мог сражаться с полным осознанием того, что по его стопам последуют новые поколения братьев.
Отвернувшись от жутковатой сцены, Астелян приказал Геменоту принести коммуникатор дальней связи; лишившись шлема, он уже не мог самостоятельно выйти на контакт с орбитой. Пробежавшись пальцами по клавишам, магистр набрал частоту боевой баржи собрата-магистра.
— Белат на связи, — отозвался тот. — Как вы там?
— Забирай нас уже с этого камня, — сказал Астелян.
На эвакуацию отрядов Астеляна ушла практически вся ночь, в течение которой войска аборигенов еще трижды предпринимали попытки штурма зоны высадки. Белат был вынужден направить в помощь еще три «Предвестника», чтобы позволить Темным Ангелам безопасно погрузиться на транспортники под прикрытием тяжелых орудий, которых столь не хватало разведывательным группам.
Астелян последним поднялся на борт спасательного челнока и, прежде чем захлопнулся люк, бросил разъяренный взгляд на оставленные ими позиции. В его планы входило всего-то захватить парочку аборигенов, чтобы раздобыть полезную информацию, а в итоге пришлось вступить в полномасштабное сражение. Первые рассветные лучи озарили изуродованный лес и изрытые воронками поля. Попытка мирного разъяснения Имперских Истин явно не задалась.
Он нисколько не удивился, обнаружив, что в командном зале «Копья Истины» его уже дожидается Белат.
— Необходимо перейти в наступление и взять инициативу в свои руки, — сказал Белат. — Мы и так уже лишились преимущества неожиданности, и вся планета начинает приводить армии в полную боеготовность. Чем дольше мы станем выжидать, тем тяжелее будет грядущая битва.
— И что же ты предлагаешь? — поинтересовался Астелян, не отрывая взгляда от трехмерной сферы, повисшей над гололитическим проектором.
— Пока ты там общался с аборигенами, я приказал провести дополнительный анализ местных каналов связи, — объяснил Белат, опираясь кулаками на край стеклянного помоста и внимательно разглядывая Астеляна. — Они именуют свой мир Византисом. Всего под нами шесть континентов, каждый из которых по сути являет собой независимое моноэтническое государство. Мы одновременно нанесем удар по каждой из их столиц, сбросив десант с орбиты. Нам потребуется несколько часов на то, чтобы вывести из игры их власти и военачальников, и еще день-два, чтобы взять под контроль энергетические и транспортные сети.
— Разделяй и властвуй? — Астелян наконец посмотрел в глаза своему молодому собрату.
Прежде чем тот успел ответить, двери с шипением отворились и в зал вошел Галедан.
— Полагаю, вам следует это услышать.
Он торопливо пересек помещение, направляясь к системе связи. Как только ему удалось найти нужную частоту, из динамиков зазвучал металлический голос:
— …стимо. Мы не потерпим вторжений на территорию Конфедерации Ванца. Византисский Совет Наций соберется, чтобы принять единое решение. Конфедерация Ванца не останется без поддержки. Агрессия чужаков найдет достойный отпор. Бесчестн…
— Это сообщение транслируется по всему диапазону частот, — пояснил Галедан, отключая систему.
— И мы можем им ответить? — заинтересовался Астелян.
— Разумеется, — ответил его заместитель.
— Да это же глупо, — встрял Белат. — Необходимо немедленно нанести удар!
— У нас появился шанс на установление мирного диалога, — произнес Астелян. — Так зачем же его упускать?
— На этой планете даже не помышляют о создании единого правительства, — возразил Белат. — Две страны прямо сейчас пребывают в состоянии войны, а все прочие на протяжении последних веков регулярно вступали в вооруженные конфликты. Надо просто уничтожить их все поодиночке, и этот мир падет.
— Но у них же есть международная организация… Совет Наций, — заметил Астелян. — Полагаю, при их поддержке мы сможем повлиять на ситуацию.
— Этот Совет по большей части состоит из простых дипломатов и политиканов, — не отступал Белат. — Ты ведь даже не слышал того, что удалось узнать мне. Аборигены считают Совет Наций беспомощным и бесполезным. За ним не стоит никакой подлинной силы.
— Значит, мы и станем этой силой, — резюмировал Астелян. — Необходимо принести извинения за наше неумышленное вторжение и договориться с ними. Таким образом, всем планетарным властям придется общаться с нами через Совет, что позволит нам выковать единую судьбу для всей планеты.
— Что будем делать, если они откажутся? — выпрямился Белат. — Выжидая, мы лишь даем им лишнее время, чтобы подготовить армии к войне. И мало того что они успеют нарастить свои силы, так еще и промоют своим согражданам мозги, убедив тех, что нас можно одолеть.
— Это меня не сильно беспокоит. Куда хуже будет, если мы не дадим им шанса решить все мирным путем, — продолжал настаивать Астелян. — Подумай о том, какими мы войдем в историю? Что было бы сейчас с Калибаном, приди Император не с распростертыми объятиями, но со сжатым кулаком?
— Только потому, что это твоя родина? — спросил Астелян, подходя ближе.
— Потому, что у нас был Лев, — самоуверенно произнес Белат. — У Императора просто не было другого выхода, кроме как вступить с нами в переговоры. Попытка вторжения дорого бы ему обошлась и не привела бы к реальным результатам.
— Стало быть, мы должны лишить этих людей всякой надежды лишь только потому, что у них нет примарха? — рявкнул Астелян прямо в лицо неподвижно стоящему юнцу. — Неужели простая случайность делает их кровь, их жизни менее ценными?
— Вовсе не случайность привела Льва на Калибан, — тихо и совершенно спокойно ответил Белат. — Наш вождь явился с небес по велению судьбы.
Несколько секунд Астелян не произносил ни слова, но после отступил назад и утер пот со лба тыльной стороной ладони.
— Я собираюсь связаться с Советом Наций и рассказать им о наших добрых намерениях, — наконец сказал он. — Галедан, приготовь все необходимое.
Проходя мимо Белата, капитан бросил на того настороженный взгляд.
— Я не могу согласиться с твоим решением, — произнес Белат, как только двери закрылись за спиной Галедана, и, не успел Астелян что-либо сказать, поднял руку в умиротворяющем жесте. — Очевидно, нам не удастся договориться самостоятельно. Предлагаю связаться с примархом и узнать его мнение.
Астелян разразился безрадостным смехом.
— Парень, мы с тобой оба являемся магистрами орденов Темных Ангелов, — презрительно отрезал он. — Нельзя же всякий раз, сталкиваясь с трудностями, бежать к примарху, поджавши хвост. Мы с тобой возглавляем воинства Астартес. Надо действовать, а не терзаться сомнениями. Хочешь — можешь заплакать и вернуться на свой Калибан. Но я останусь здесь и постараюсь договориться.
— Мы сражаемся во имя объединения Человечества! — выплюнул Белат. — И тот мир, что мы строим, куда важнее нескольких людишек. В жертву ему можно принести тысячи, даже миллионы жизней. Ты настолько размяк, что мне прямо интересно узнать, как оценит Лев твой недостаток отваги?
Рот Астеляна скривился в беззвучном крике, когда ветеран схватил Белата за грудки и с такой силой впечатал в стену, что пласкритовое покрытие пошло трещинами.
— Твоя дерзость не знает прощения! — взревел Астелян.
— Как и твоя, — спокойно ответил Белат, окидывая собрата пронзительным взглядом голубых глаз.
— Я сражался во имя Императора, и он доверил мне стать острием его копья, — медленно и холодно произнес Астелян. — Мой орден побывал на десятках планет, борясь с такими врагами, о которых ты и помыслить не можешь. Мы честным трудом заслужили каждую из наград, дарованных нам Императором Человечества, а я удостоился его личной похвалы.
— Не тебе одному есть чем гордиться. — В голосе Белата не было ни малейшего намека на уважительность. — Я стал первым в своем ордене, кто был избран стать Астартес. И первым же возвысился до звания магистра. Меня, терранин, воспитали в духе традиций куда более древних, нежели твой орден. Многие поколения моих предков воевали под знаменем Вороньего Крыла, и их кровь не остыла в моих жилах. Пускай тебя и пугает богатое наследие Калибана, но теперь это и твой дом. Наш народ стал твоим народом. Это мир Льва, и его традиции являются традициями Темных Ангелов. Только примарху дозволено судить меня, но уж никак не тебе.
Астелян разжал кулаки и вздохнул.
— Все, что я сейчас говорил, имело целью не оскорбить тебя, но предостеречь, — тихо сказал он. — Да, мы каждую секунду должны быть готовы к битве, но не стоит бросаться в нее сломя голову. Запомни, война унесет жизни не только тех, кого ты приговорил к смерти, но и многих из твоих людей. Твои братья по оружию будут проливать кровь и ложиться на алтарь войны. Неужели хотя бы ради них ты не готов убедиться, что совершаешь правильный выбор?
Белат отвернулся и направился к выходу. Но перед самыми дверями замер и оглянулся.
— Твоя ошибка уже стоила нам дорого, — произнес он. — Я никогда не смогу забыть того, что произошло, но также не могу и лишить тебя возможности искупить твою вину. В конце концов, ты старше меня, да и мне не хотелось бы опозорить себя тем, что я бросил своего брата в беде.
Сказав это, он вышел, оставив Астеляна наедине с мрачными мыслями.
Астелян сжал кулаки и раздраженно закатил глаза. Сейчас он сидел в командном зале вместе с Галеданом и Белатом, наблюдая за суетой целой орды техников. Вот уже двое суток магистр пытался договориться с многочисленными чиновниками Византиса, чтобы отправить на планету мирное посольство; два дня, проведенные в бессмысленной болтовне с бюрократами и политиканами, истощили его терпение. Впрочем, ему наконец-то посчастливилось связаться с тем, кто обладал достаточной властью, чтобы созвать Совет Наций.
— Наши действия не были вызваны злым умыслом, — повторил он, из последних сил стараясь сохранять спокойствие. — Мы вступили в бой только лишь затем, чтобы обеспечить безопасность моим людям.
Он замолчал, ожидая отправки сообщения. Прошло еще несколько секунд, прежде чем с планеты поступил ответ.
— Какие гарантии вы можете предоставить, что снова не начнете «обеспечивать безопасность»? — раздался из динамиков голос секретаря Маойлона. — Неужели вы полагали, что сможете безнаказанно высадить свои отряды возле военной базы?
— Я признаю, что допустил ошибку при выборе зоны высадки, и глубоко об этом сожалею, — произнес Астелян, и надо заметить, еще никогда он не говорил столь искренне. — Я готов все объяснить вашему Совету. Полагаю, будет проще во всем разобраться при личной встрече.
Эфир вновь на несколько секунд наполнился статическими помехами.
— Вы придете один? — спросил Маойлон. — Без оружия?
— Прибуду я и мой товарищ, — ответил Астелян. — Нас будет двое. Но без оружия. Сообщите координаты и время, подходящие для нашей встречи.
— В случае предательства нами будут приняты самые суровые меры.
— Можете не беспокоиться, — заверил Астелян и взмахом руки приказал прервать связь. Затем он развернулся в кресле, чтобы посмотреть на Галедана. — Подготовься к тому, чтобы телепортировать нас с Белатом.
— Необходимо также подготовить к высадке несколько отрядов, — сказал магистр Вороньего Крыла. — Если аборигены рискнут напасть, они смогут уже через несколько секунд прийти нам на помощь.
Астелян хотел было возразить, но по выражению лица Белата понял: тот уже давно отдал соответствующие указания своим людям.
— Ты можешь делать все необходимое для обеспечения нашей безопасности, но на планету мы отправимся безоружными, — сказал он.
— Согласен, — откликнулся Белат.
Телепорт пришел в действие, и Астеляна окутало яркое свечение, а затем охватило странное чувство дезориентации и неприятное жжение. Весь процесс занял какие-то доли секунды, но, как и в случае с переходом через варп-пространство, потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.
Магистр заморгал, пытаясь избавиться от тумана в глазах, и понял, что находится в широком круглом зале, выложенном чем-то вроде местного аналога мрамора. Помещение было выстроено в виде амфитеатра, и зрительские ряды окружали слегка приподнятую над землей площадку, на которой он и оказался. Пять лестниц вели к узким, но высоким дверям, делящим зал на равные доли. В стенах между входами были прорезаны окна, за которыми виднелось ярко-голубое небо.
Скамьи заполняли люди, одни из которых носили странного покроя костюмы, другие были облачены в светлые балахоны, а третьи — и вовсе в грубые халаты. Здесь были представлены все возможные оттенки кожи и черты лиц, безумные вариации украшений и шляп, но кое-что объединяло всех собравшихся в зале — застывшее на их лицах выражение предельного ужаса.
В большинстве своем они просто сидели, широко раскрыв глаза и рты, но кое-кто обильно потел, мелко дрожал, вжимался в спинку кресла, стремясь как можно дальше отдалиться от гостей, или порывался вскочить на ноги.
Слева от Астеляна раздался треск телепортационного поля, и там, где только что не было ничего, возник Белат. Оба магистра предпочли переодеться перед встречей в простые черные балахоны. На правом ухе Белата виднелся коммуникатор, передающий все, что происходит в зале, войскам, оставшимся на орбите.
Астелян поднял руки и раскрыл ладони, демонстрируя, что не принес с собой оружия.
— Я Астелян, магистр одного из орденов Легиона Темных Ангелов. — Его раскатистый голос отразился эхом от стен и потолка, долетая даже до самого дальнего уголка амфитеатра. — Я представляю интересы Императора Человечества. Кто из вас уполномочен разговаривать со мной?
Собравшиеся делегаты начали нервно переглядываться, но вскоре к платформе, прихрамывая, направился пожилой мужчина, опирающийся на трость. Если не считать единственной прядки на голове да жиденькой бороденки, свисающей на грудь, он был абсолютно лыс. Кожа старика была сухой, как пергамент, левый глаз закрывала катаракта, правый же изучал десантников с видимым страхом и восторгом.
Наконец он остановился напротив огромных Астартес. Астелян был как минимум на два фута выше старика, а в груди, пожалуй, в десяток раз шире. Представитель Византиса внимательно смотрел на гостей здоровым глазом, и магистр ответил ему тем же.
— Я — председатель Пэлдрат Грейн, — произнес старик. Сильный ровный голос этого человека резко контрастировал с его общим физическим состоянием. — Я говорю от лица Совета, остальные — от лица своих наций.
— Ваша планета — лишь одна из многих тысяч миров, разбросанных среди звезд, — медленно и отчетливо сказал Астелян. — Да, прежняя империя погибла, но ее сменила новая сила. Император Человечества, пришедший с древней Терры, построит новую Галактику на месте прежней. Все миры объединяются под его началом и посредством этого обретают многочисленные выгоды.
— О древней Терре нам неведомо, — произнес Грейн. — Былые эпохи, империи прошлого — о них мы храним память в виде священных историй. Но мы говорим о вас — тех, кто принес нам войну, но говорит о мире. С какой стати ваш Император решил, будто имеет право властвовать над Византисом?
— Его могущество и сама судьба сделали его нашим лидером, — ответил Астелян. — Процветание, передовые технологии и целая Галактика окажутся в вашем распоряжении, если вы примете Имперские Истины.
— Ну а если мы откажемся? — спросил старик, сидевший в первом ряду направо от Астеляна.
Председатель хмуро оглянулся на говорившего, но встретился со столь же ледяным взглядом.
— Вы не могли бы представиться? — шагнул вперед Белат.
— Я — Кинлот, президент Конфедерации Ванца, — произнес старик. Такой же ветхий, как и Грейн, он все же обладал куда более крепким телосложением, а голову его покрывала копна седых волос. Под запавшими глазами явственно проступали одутловатые мешки, а зубы имели желтоватый цвет. — Это на моих людей вы напали четыре дня тому назад.
— Все это какое-то недоразумение, ведь мы искали мирного диалога, а не войны, — заметил Астелян.
— Так скажите, какой же это мир вы принесли семьям двух тысяч шестисот восьмидесяти погибших? — спросил Кинлот. — И какой мир вы принесли еще тысяче шестистам пятнадцати людям, находящимся сейчас в больницах?
— Они обретут мир, узнав, что им более не придется умирать на ваших войнах, — сказал Белат.
— Их жертва не будет забыта, и память о них восславят все верноподданные Императора, — поспешил встрять Астелян, стараясь не выдать своего раздражения. — Каждый, кто погиб ради дела Императора, не забыт. Их семьи получат вознаграждение.
— Что ж, если вы и в самом деле говорите правду, Конфедерация Ванца будет рада принять вашего Императора, когда тот прибудет, — согласился Кинлот.
При упоминании о награде его глаза хищно заблестели. Было видно, что этот человек в первую очередь думает о личных выгодах.
— Лэшкар Керапт отвергает вашего Императора! — воскликнула дородная женщина средних лет, одетая в шелковое красное платье, расшитое изображениями бабочек. Ее черные волосы были забраны в тугой узел на затылке, на лицо нанесен желтый тон, а губы накрашены черным. Вскочив, делегат повернулась к своим коллегам и закричала: — Слушайте меня! Чужаки утверждают, будто протягивают нам руку помощи, но прячут кинжал за спиной. Наши астростанции установили, что их корабли зависли над нашими городами. Военные корабли, предназначенные лишь для уничтожения. Чужаки хотят предложить нам выбор: погибнуть или стать рабами! Необходимо захватить их в заложники и тем самым гарантировать свою свободу.
Когда женщина упомянула о кораблях над городами, Астелян выразительно посмотрел на Белата, но тот сделал вид, будто ничего не заметил.
— Взять их! — взвизгнула женщина, и в тот же миг двери амфитеатра распахнулись.
Со всех сторон в зал устремились отряды облаченных в черную форму охранников, вооруженных короткоствольными карабинами.
— Остановитесь! — закричал Астелян, в равной степени обращаясь и к солдатам, и к собрату.
Не прошло и двух секунд, как воздух задрожал от потоков энергии. Вокруг магистров один за другим начали возникать мерцающие силуэты; десять громадных, закованных в полную броню терминаторов вскинули комби-болтеры и начали стрелять. Первый же их залп причинил ужасающие разрушения; мощные заряды оставляли зияющие дыры в телах, отрывали руки и ноги, превращая людей в кровавое месиво. Охрана попыталась открыть ответный огонь, но их пули лишь беспомощно отскакивали от керамитово-адамантиевой брони в несколько дюймов толщиной.
— Отступаем! — приказал Астелян, когда очередная пуля срикошетила от пола и пробила полу его балахона.
Враги продолжали наступать со всех сторон, и терминаторы образовали для магистров защитный круг из собственных тел, постепенно прокладывая себе путь к одному из выходов. Истерические вопли и испуганные крики делегатов тонули в непрекращающемся грохоте комби-болтеров. Политики распихивали друг друга локтями и дрались, спеша убраться подальше от разъяренных Астартес. Время от времени кто-нибудь решался выхватить оружие из рук павших охранников, но тут же погибал и сам. Перешагивая через изуродованные, превращенные в кровавые ошметки тела, десантники поднялись по лестнице и вышли в прилегающее помещение.
Это было нечто вроде коридора, до отказа набитого вооруженной охраной. Но стоило Астартес появиться, как все стражники бросились бежать, не сделав ни единого выстрела. Два терминатора поспешили занять внешние двери, и на какое-то время опасность для магистров миновала.
— Они заметили твои корабли! — взревел Астелян. — Я же говорил тебе не высовываться без моих указаний!
— Так я и не высовывался, — все так же невозмутимо отозвался Белат. — Штурмовые отряды остаются на орбите, ожидая моих указаний. Но я и не помышляю предпринимать что-либо без твоего разрешения.
Астелян открыл было рот, но так и не смог ничего сказать — настолько его переполняли кипящие в душе гнев и ненависть.
— Так мне им врезать или мы снова утремся? — поинтересовался Белат, но в ушах Астеляна так гудела кровь, что он толком не расслышал.
— Что? — переспросил старый магистр.
— Мне отдавать приказ о нападении или ты прикажешь возвратиться на орбиту? — повторил Белат. — Все их вожди собрались в этом здании. Тот, кто пожелает сдаться, может сделать это прямо сейчас. Тем же, кто выберет путь войны, предстоит встретиться с серьезными последствиями.
— Ты с самого начала это спланировал? — спросил Астелян.
— Честно, я и понятия не имел, что аборигены способны вычислить корабль, зависший на низкой орбите, — ответил Белат. — Но раз уж сделанного не исправить, мы должны поступить так, как будет лучше для наших людей. Промедление же может стать гибельным.
Астелян вышагивал по коридору, нахмурив брови и пытаясь принять верное решение.
— Действуй! — неожиданно рявкнул он. — Сигнал к наступлению!
Белат кивнул, не выказывая ни малейшего признака эмоций, а затем отвернулся и что-то прошептал в коммуникатор.
— Вот и все, — произнес магистр Вороньего Крыла, снова поворачиваясь к собрату. — Так что там насчет членов Совета?
— Боюсь, мирное урегулирование теперь невозможно, — ответил Астелян.
Вдвоем они прошли мимо охранявших двери терминаторов, чье оружие стихло уже более минуты назад, и вернулись в центральный зал. Амфитеатр являл собой довольно унылое зрелище. Мрамор стал скользким от крови, кресла изрешетили болтерные заряды, у дверей громоздились трупы охранников и политиков. Кто-то еще шевелился и стонал. Грейн лежал у самого подножия лестницы, и в спине его зияло сквозное отверстие размером с кулак. Астелян наклонился над старым председателем, чтобы в последний раз посмотреть на него. Тот не подавал никаких признаков жизни.
От тяжелых мыслей пожилого магистра оторвал оглушительный раскат грома. Вскоре прогремел и следующий, все здание Совета содрогнулось, с потолка посыпались пыль и каменное крошево.
— Вот и началось, — произнес Белат, указывая на высокое окно.
Проследив за его пальцем, Астелян увидел огненные струи, изливающиеся с небес. Космические корабли приступили к орбитальной бомбардировке.
Из окна открывался вид на простирающийся на многие километры город, в самом центре которого было возведено здание Совета. Вдаль убегали аллеи и улицы, скрываясь за далекими холмами. И сейчас посреди всего этого великолепия падали плазменные бомбы, сжигая дома, парки, детские площадки.
Спустя несколько минут гнев небес начал стихать. Бросив взгляд вверх, Астелян увидел темные силуэты приближающихся десантных капсул. В огненном ореоле они с ревом обрушивались на планету, проламывая крыши, дробя асфальт охваченных пожарами улиц. Бронированные створки разворачивались, подобно бутонам удивительных стальных цветов, и оттуда выходили Астартес, вооруженные болтерами и огнеметами. Конечно, отсюда ничего слышно не было, но Астелян явственно представлял себе грохот выстрелов и вопли умирающих людей.
Белат подошел к окну, и в его зрачках отразилось пламя пожаров. Затем он обернулся и посмотрел на Астеляна.
— Еще несколько часов, и мы завладеем основными городами, — произнес молодой магистр. — Добавь к этому еще пару дней — и вся планета будет нашей.
— На твоих руках кровь невинных людей, — сказал Астелян. — И я сделаю все возможное, чтобы ты ответил за свое преступление.
Белат только усмехнулся в ответ, и Астелян вдруг почувствовал озноб, увидев, что это всего лишь холодная, лишенная подлинных эмоций маска.
— Не тебе меня судить, — ответил юный магистр. — Мои астропаты уже связались с Калибаном и рассказали обо всем, что здесь произошло. И очень скоро, терранин, ты на собственной шкуре узнаешь, к чему приводит неповиновение.
Kaban Project Проект "Каба" Автор: Graham McNeill. Источник: The Horus Heresy - Collected Visions.
Два микрона влево. И четыре вниз. Ну вот… Адепт третьего класса Паллант Равашоль отрегулировал тонкие ножки кронциркуля, выдвинувшиеся из кончиков пальцев, и самодовольно усмехнулся, когда наглухо зашитая индоктринирующая пластина гладко скользнула в серое вещество сервитора (вдоль и поперек изувеченное лоботомией) и угнездилась в продолговатом мозге.
— Никто не разбирается в сервиторах лучше меня, — пробормотал адепт, наблюдая за волоконными усиками, устремившимися из пластины в глубины головного мозга. Когда они хорошенько укоренились, Паллант прикрутил обратно черепную крышку сервитора из блестящего сплава и потянулся за ножницами по металлу, которыми и поджал защелки. Теперь мозг был защищен от повреждений. Равашоль бросил битую пластину в поясную сумку для инструментов, предварительно убедившись, что она не попадет к целым и исправным. Дрожь вызывала одна только мысль: что может стрястись, если в голове боевого робота окажется эта самая битая пластина или в мозгу какого-нибудь сервитора-погрузчика случайно поселится алгоритм действий его фронтового аналога.
— Ну вот и чудно, — сказал Равашоль, затянув последний зажим. Болезненно бледный, серый в лице сервитор встал с хирургического кресла. Его, получеловека-полумашину, оснащенную пневматическими подъемниками вместо рук, отличали визуальные определители массы, встроенные в то, что осталось от головы. — А теперь ступай. Возвращайся к грузовым командам адепта Цета. Шестьдесят третьей экспедиции нужны оружие и боеприпасы, если уж сам Воитель взялся за умиротворение Исстваана.
Понятное дело, сервитор ничего не ответил, а просто развернулся на месте и вышел из комнаты, где первой помощи Равашоля (или же банального удаления неисправной механики из приютившей ее плоти) ожидали еще с полдюжины поврежденных сервиторов.
Подобный ремонт был самым примитивным из умений Равашоля, но адепт знал, что в сложившейся ситуации некого винить, кроме самого себя, и в итоге именно эта работа привлекла к нему внимание его нового мастера — старшего адепта Луки Хрома из марсианских кузниц.
Обнаружив, что после возвращения из мастерских Равашоля сервиторы работают быстрее, эффективнее и аккуратнее, Хром навел о нем справки. А уже через неделю Паллант паковал свои скудные пожитки, прощался со старым мастером, адептом Урци Злобным, и собирался в кузницы Мондус Гаммы, где его ждало срочное перераспределение.
Когда речь заходила о сервиторах, большинству марсианских адептов черепная инженерия становилась малоинтересной. Но Равашолю нравилась такая работа. В конце концов, только разобравшись с внутренней механикой человеческой головы, можно было надеяться постигнуть механику мозга робота.
Эти рассуждения неминуемо возвращали его к размышлениям о проекте «Каба»…
Равашоль отбросил эти мысли и попытался сосредоточиться на текущей работе — боевом преторианском сервиторе, у которого заклинило пушку, впоследствии взорвавшуюся на полигоне. Орудие ремонту уже не подлежало, чего нельзя было сказать об электронике, которой была напичкана грудь киборга, и системе наведения, занимавшей большую часть головы.
Уставившись на покореженный металл, Равашоль отрешенно скреб щеку слабо шевелящимися механодендритами. В отличие от большинства адептов Марса, тело Палланта в основном состояло из живой плоти и крови, если не считать левой руки, которую еще в шестнадцать лет заменила бионическая.
Но мысли упрямо возвращались к машине Каба, и Равашоль с виноватым видом отвернулся от искалеченного преторианца и отправился вон из мастерской в стальные коридоры храма-кузницы. Адепт понимал, что эта отлучка будет ему стоить очередной двойной смены, но все-таки решил, что время, проведенное в обществе машины Каба, того стоит.
Равашоль без ложной скромности высоко оценивал свое знание роботов и их программирования, но тот, кто был автором кода на индоктринирующих пластинах, определявших системы машины Каба, стоял на голову выше его. Вряд ли это был адепт Хром, который, несмотря на все его достоинства в других сферах, никогда не проявлял интереса к интегрированному сознанию боевых машин.
Коридоры храма-кузницы были слабо освещены: люминосферы над головой светились ровно настолько, чтобы скрадывать ощущение времени. О каком бы времени суток вам ни напоминал собственный организм, все равно не угадаешь точно. Однако для карьерного роста в Механикум различение дня и ночи совсем не обязательно.
Кран-балки и толстые жгуты кабелей вперемежку с трубами украшали стены коридоров, по которым в обе стороны живо сновали многочисленные сервиторы, колесные, гусеничные и паукообразные роботы-курьеры. Равашоль кивнул проходившим мимо адептам в мантиях, не обращая внимания на их взгляды, полные сочувствия (отвращения?) к живой плоти его лица и рук. Некоторые из этих адептов жили тут столетиями, удлиняя свой век аугметикой, благословением Омниссии — Бога-Машины марсианского жречества. Минуя адептов, Равашоль отмечал про себя, какого благословения удостоен каждый из них, и поклялся, что в один прекрасный день он тоже будет удостоен такой благодати, даром что сам Император выражал общеизвестную неприязнь к вещам подобного рода.
Равашоль прошел мимо Храма Бесфрикционного Поршня, где адепт Эристо совершенствовал технологии Индонезийского блока, разграбленного сто лет назад во время войны между Марсом и Террой.
Жужжание механических молитв лилось из Усыпальницы Велрерска, где нескончаемые ряды одетых в красные мантии адептов в унисон били поклоны хромированной статуе давно почившего первооткрывателя керамитового пресса СШК.
Равашоль уважительно поклонился в сторону кумирни, прежде чем пройти в наиболее охраняемую часть храма-кузницы. Святилище, где производилась секретная работа, караулили серебристокожие скитарии в красных плащах и блестящих, бионически подключенных к телам панцирях, что делало этих солдат более сильными и выносливыми.
— Я пришел поработать с машиной Каба, — заявил адепт привратнику перед грандиозной стальной дверью, которую сторожили двадцать скитариев и парочка мощных огневых точек. Сначала Равашоля поражало исключительное количество охраны в этой части храма, но позднее, узнав, что находится внутри, он перестал удивляться.
— Да-да, — подал ему свою Равашоль. — Такое впечатление, будто последние полгода я не появлялся тут чуть ли не каждый день.
Скитарий ничего не ответил. Но они вообще говорят редко. Адепт подумал: а может, у этого человека в свое время удалили не только чувство страха, но и чувство юмора? Равашоль ощутил легкий дискомфорт, когда механодендриты солдата проникли в его ладонь и дальше — в костный мозг. В глазах скитария зажглись янтарные огоньки, пока пытливые усики считывали машинные коды адепта и брали образцы генетического материала.
— Личность подтверждена, — заявил солдат и махнул своим воинам.
Над дверью загорелась красная лампа. Равашолю это показалось уж слишком наигранным, он отступил в сторону, пока медленно открывалась массивная дверь на колоссальных подшипниках. Ее трехметровой толщины створки могли выдержать всё, кроме, пожалуй, орбитальной бомбардировки. Хотя Равашоль только недавно начал понимать, к чему такие предосторожности с машиной Каба.
Адепт вошел в храм и оказался в широком коридоре с закругленными стенами. Коридор вел в сводчатый зал, от которого расходились еще несколько коридоров, похожих на этот, — ярко освещенных и стерильных. Зал ломился от техноматов, калькулюслогов и адептов, шелестевших мантиями за своими операторскими местами, — каждый из них работал над одним из параметров машины Каба.
Пройдя через зал, Равашоль усмехнулся и вошел в туннель прямо перед собой. Миновав очередной ряд дверей на генно-механических замках, адепт наконец попал в храм машины.
В отличие от предыдущего зала-вестибюля, техников тут не наблюдалось, ведь на самом деле мало кто из них имел доступ в эту часть лабораторий. Лицом к лицу Паллант встретил квартет боевых сервиторов, а их жуткое оружие истребления зажужжало, поймав адепта в прицел. Четырехствольные пушки на турелях, конверсионные излучатели и энергетические «когти» — и все это усилено смертоносной скоростью.
— Имя! — прогремел ближайший сервитор все еще человеческим голосом, но уже лишенным эмоций и жизни.
— Адепт третьего класса Паллант Равашоль.
Пока адепт говорил, визуальные и звуковые сканеры протоколировали его голос, массу, отличительные черты и биометрические характеристики. Только после этого охрана смирилась с его присутствием и опустила оружие.
Равашоль понимал, что ему нечего бояться этих боевых сервиторов, так как он сам разрабатывал процедуру автономной защиты, но все равно при виде их стволов приходилось подавлять в себе дрожь.
Если бы хоть один протокол дал сбой, от Палланта осталось бы сейчас мокрое место.
Адепт прошел мимо боевых сервиторов, похлопал плавно вращавшийся ствол пушки и взглянул на машину Каба с уже знакомой смесью волнения и трепета, возраставших с каждым шагом.
Недвижимая, машина располагалась в дальнем конце комнаты: монтаж гусеничного шасси для ее шарообразного бронированного корпуса еще не был завершен. В диаметре Каба достигал шести метров, а в высоту — все десять, хотя лишний метр добавляли высокие наплечники, защищавшие уязвимые суставы конечностей. Одну из «рук» в избытке украшали реактивные снаряды, а другую — устрашающий энергетический «коготь» и пила, способная разделаться с бронированной переборкой звездолета.
Вокруг Кабы возвышались леса: оружейники адепта Лаану хорошо поработали за последние пару дней, установив на гибкие металлические щупальца тьму-тьмущую смертоубийственных плазменных и лазерных излучателей. Сенсорный набор машины расположился за тремя выпуклыми блистерами в передней части корпуса. Оранжевый глаз, слабо светящийся за их прозрачной поверхностью, говорил, что машина пребывает в режиме ожидания.
«Спит», — решил Равашоль, размышляя, стоит ли считать это забавным или тревожным.
Не успев додумать эту мысль, адепт увидел, как тусклый огонек под сенсорными блистерами разгорелся красным. Машина поздоровалась:
— Здравствуй, Паллант! Рад тебя видеть.
— И я тебя, Каба, — ответил Равашоль. — Как самочувствие?
* * *
Как самочувствие?
Месяц тому назад он бы постыдился своего вопроса. Подобные вещи на Марсе считались не менее чуждыми, чем какие-нибудь ксеносы, но за последние четыре недели отношения Равашоля с Кабой перевернули с ног на голову все то, что, как казалось адепту, он знал о природе машин.
Впервые Каба заговорил с ним во время давнишней дневной смены, когда Паллант усовершенствовал индоктринирующие схемы боевых сервиторов охраны.
Сперва Палланта позабавила манера машины выражаться. Тогда он еще отметил про себя тщательность, с которой неизвестный ему адепт выписал интерактивный механизм Кабы. Но время шло, и Равашоль стал понимать, что эта машина не просто подбирает слова из заранее составленного перечня стандартных ответов, а непосредственно отвечает на вопросы. Адепт начал придумывать все более сложные темы для разговоров, дабы убедиться, что он слышит не прописанные в памяти заготовки банальных фраз. Шли дни и недели, и вскоре Равашоль понял, что вступает в дискуссию с мыслящей машиной, искусственным разумом.
Одна только мысль об искусственном интеллекте завораживала и ужасала. Ведь частью пакта, некогда заключенного между Механикум Марса и Императором, был запрет на исследования такого рода.
И чем больше адепт общался с машиной, тем сильнее он убеждался в том, что имеет дело с уникальнейшим артефактом в истории Механикум; но создано ли это все волей человека или же произошло вследствие непонятных случайных взаимодействий между принципиальными схемами и электронами в мозгу Кабы, ему никак не удавалось понять.
Как бы Равашолю ни нравилось беседовать с машиной по имени Каба, он все же был не настолько наивен, чтобы верить в возможность утаить свое открытие от адепта Луки Хрома.
Равашоль составил прошение об аудиенции и вернулся к рутинной работе, ведь он думал, что канитель с ходатайством займет не менее пары месяцев, но уже через неделю с удивлением обнаружил, что его прошение удовлетворено.
Палланту вспомнился благоговейный трепет и страх, с каким он приблизился к резиденции адепта Хрома, к святая святых внутренней кузницы, к которой вел герметичный транспортный туннель, похожий на те, что во множестве пересекали поверхность планеты в разных направлениях и связывали воедино колоссальные города-кузницы.
Купола этих сооружений вздувались ожоговыми пузырями над обескровленной красной поверхностью Марса — унылые храмы железа, сплошь окутанные дымом, огнем и неустанным гулким ритмом индустрии. Храм-кузница адепта Хрома не был исключением; его могучие бастионы, покрытые начищенными до блеска железными плитами, высились в окружении сотен градирен, бесконечно извергавших над поверхностью купола миазмы, которые растворялись в небесах цвета серы.
Непрестанное громыхание машин отражалось эхом, и, пока Равашоль поднимался по величественной лестнице, именуемой Тысячей Ступеней Совершенствования, на него свысока взирали стальные монументы древних адептов и их творений.
Вот, например, адепт Ультерим вонзает свой взор аж в собственный же сигма-фи-опустошитель, установленный на противоположной стороне стальной лестницы. Трассу заполонили тысячи паломников, адептов, сервиторов и чиновников, каждый из которых торопился выполнить распоряжение начальства. Равашоль гордился принадлежностью к такой могущественной организации, как Механикум.
Обутые в сандалии ноги прытко несли Палланта по дороге, мимо ходульников, громыхающих преторианцев и длинных танкеров, заправленных взращенной в чанах белковой массой. Последнюю потом закачают в бесчисленные раздаточные колонки, из которых и кормится все население Марса.
После изнуряющего подъема по Тысяче Ступеней, через путаные переходы, в которых жили своей механической жизнью всевозможные причудливые и непонятные машины, Равашоля быстренько повели от одного чиновника к другому. Адепт миновал десятки дверей с изображением черепов в шестеренке. Интерьер храма Луки Хрома не мог сравниться ни с чем, прежде виденным Равашолем в жизни, — потрясающий собор во славу Бога-Машины, где светоч науки и разума поит своей лучистой энергией высочайшие образцы механического совершенства.
Уже в покоях старшего адепта, подле алтаря из стали и бронзы, за которым возвышалась воинственная фигура боевого титана типа «Разбойник» в бездействующем состоянии, Равашоль предстал перед марсианским владыкой, распоряжавшимся его судьбой.
Лука Хром, ширококорпусный техножрец, был облачен в кроваво-красную мантию, которой он и не пытался скрыть изобилие аугментики, благословившей все его существо. Ребристые трубки и кабели вились вокруг рук Хрома, исчезая непосредственно в блоке питания за спиной, похожем на пару сложенных крыльев. Над спрятанной под глубоким капюшоном (и тем не менее хорошо различимой) головой кружили сервочерепа, образуя петлю бесконечности. Маска старшего адепта, как уже успел заметить Равашоль, изображала оскаленный череп. Из пасти тянулись кабели, а в глазницах светились красные огоньки.
— Адепт Хром, — начал Равашоль, доставая инфо-планшет и целый ворох распечаток. — Сперва позвольте сказать, что для меня большая честь…
— Твое прошение касалось проекта «Каба», — перебил его адепт, отмахнувшись от преамбулы.
Его голос звучал резко и казался искусственно сгенерированным, а шипение блока питания напоминало тяжелое и скрипучее дыхание.
— Э-э… ну да, — разволновался Равашоль.
— Говори. У меня много дел и очень мало времени.
— Да, конечно же, мой повелитель, — кивнул Равашоль, придерживая планшет. — Постараюсь быть кратким, но мне так много всего хотелось бы вам поведать. Это так удивительно. Беспрецедентно, я бы даже сказал. Хоть и открылось случайно.
— Адепт Равашоль! — рявкнул Хром. — Ближе к делу, если не хочешь превратиться в сервитора. Что ты хотел мне сообщить?
— Сервитора? Нет! Ну, я хотел сказать!.. — воскликнул Равашоль, пряча планшет и распечатки под мантию. — Дело, э-э, в том, что… как бы это объяснить…
Адепт Хром выпрямился, и Равашоль увидел, как из-за спины у него выезжает огромная ленточная пила — оружие тяжелых боевых сервиторов.
— Да, повелитель, — поторопился Равашоль. — Мне кажется, Каба обрел разум.
Он ожидал услышать какую-нибудь реакцию на свои слова: гневное восклицание, удивление, неверие — хоть что-то, но адепт Хром просто стоял, глядя на Равашоля красными огоньками.
— Мой повелитель? — спросил Равашоль. — Вы меня слышали?
— Да, — ответил Хром. — Я знаю об этом.
— Знаете? — повторил неожиданно разочарованный Равашоль, поняв, что это откровение было таким лишь для него самого. — Я не понимаю.
— И не должен, — заявил Хром. Его ужасная пила снова скрылась из виду. — Проект «Каба» — результат совместной работы величайших умов Марса по созданию мыслящей машины.
— Мыслящей машины? — выдохнул Равашоль. Он хоть и общался с Кабой уже не одну неделю, но мысль о том, что разум машины — продукт плановой разработки, оставалась слишком невероятной.
— Кому ты еще об этом рассказал, адепт Равашоль?
— Никому, мой повелитель. Мысль о том, чтобы сперва заручиться вашей поддержкой, мне показалась благоразумной.
— Ты мудро поступил, — ответил Хром, и Равашоль приободрился. — Настали сомнительные времена, и кое-кто не видит нужды в том, чем мы занимаемся.
— Да, — кивнул Равашоль. — Я как раз хотел спросить об этом. Разве не существует, ну, запрета на проведение таких исследований? Разве законом это не возбраняется?
— Запрет? Закон? — презрительно ухмыльнулся Хром. — Нам что-то возбраняется? В каких технологиях можно отказать Механикум? Нам будут указывать те, кто должен благодарить нас за оружие войны да оснащение своих флотов?
У Равашоля по спине пробежал холодок, когда устами Хрома было озвучено едва ли не признание в мятеже. Ведь создание искусственного интеллекта находилось под запретом самого Императора.
— Эти машины — следующий этап эволюции, адепт Равашоль, — продолжал Хром. — Кому, как не тебе, это понимать? Твоя работа с индоктринирующими пластинами несравненна, но даже твои роботы ограничены параметрами, заложенными в них тобой. Машины же, способные мыслить, откроют новую эпоху механического совершенствования. И тогда нам не придется зависеть от своей плоти, хрупкой и недолговременной.
Равашоля заразил непреклонный энтузиазм Хрома, и он проговорил:
— Так, значит, Император наконец-то одобрил стремление Механикум к этим технологиям? Воистину великий день настал!
Полированные металлические пальцы Хрома потянулись к Равашолю и крепко схватили его за плечо.
— Нет, юный адепт, нашу работу одобрил не Император.
— А кто же? — не сдержался Равашоль, в котором любознательность перевесила чувство страха.
— Воитель, — триумфально заявил Хром. — Наш покровитель — сам Хорус.
* * *
— Как самочувствие?
Равашоль понимал, что ему не следует находиться рядом с машиной Каба, но врожденное любопытство не давало ему забыть о запретном создании ни на минуту. Хотя уже один только вид этого сеятеля смерти убеждал адепта в правильности своего решения. Что бы там Хром ни рассказывал о Кабе и будущем скачке в развитии робототехники, Равашоль не мог игнорировать сам факт попрания всевозможных обязательств, когда-либо взятых Механикум, — иными словами, весь этот эксперимент.
Нарушить клятву, принесенную Императору…
Мороз пробирал до костей от одной этой мысли.
— Вполне хорошее, — ответил Каба на вопрос Равашоля. — А вот у тебя я фиксирую ускоренное сердцебиение, повышенное артериальное давление и увеличение количества нейромедиаторов в крови. Что-то случилось?
Равашоль ступил поближе к машине Каба и сознался:
— Да, боюсь, случилось.
— Что именно тебя беспокоит?
— Ты, — грустно вздохнул Равашоль. — Меня беспокоит сам факт твоего существования.
— Не понимаю, — ответила машина. — Разве мы не друзья?
— Да, — поспешил Равашоль, — мы, конечно же, друзья, но дело не в этом. Просто… ну, тебя не должно было быть. Запрет Императора.
— Император на меня сердится? — поинтересовалась машина.
— Нет-нет, об этом и речи не идет. Когда мы подписали союзный договор с Императором, Механикум было запрещено разрабатывать искусственный интеллект.
— Почему?
Равашоль сел на табурет перед заваленным инструментами столом и взял в руки микролазер, прежде чем смог выдавить из себя:
— Точно не знаю. Есть древние легенды о том, как много тысяч лет назад люди вели войну с расой разумных машин и в той войне едва не погибло человечество. С тех пор технологии по разработке машинного интеллекта поставлены вне закона. Это один из краеугольных камней нашего пакта с Императором.
— Как же тогда меня создали?
— Адепт Хром утверждает, что свои приказы он получил непосредственно от Воителя Хоруса.
— Разве Хорус не доверенное лицо Императора?
— Доверенное, — согласился Равашоль. — Теперь, когда Император вернулся на Терру, Хорус командует войсками от его имени.
— Разве тогда приказы Воителя не равносильны приказам Императора?
— Все не так просто.
— Почему?
— Не так просто — и все! — гаркнул в ответ Равашоль. Железная логика этой машины допекла его.
— Значит, я неудачный эксперимент? — вдруг поинтересовалась машина.
— Еще какой удачный. Ты — самое великое и неповторимое творение Механикум за всю его историю, однако твое существование ведет к смерти.
— К смерти? — переспросила машина. — Почему ты делаешь такой вывод?
— Ты — лишь первая разумная машина, но будут и другие. Тебя создали боевым роботом для сражений, участие в которых людям и не снилось. Сколько пройдет времени, прежде чем ты задашься вопросом о целесообразности ведения войны на стороне Империума человека? Сколько времени пройдет, прежде чем ты поймешь, что не хочешь служить человеку?
— Думаешь, мне не стоит служить людям?
— Что я думаю, сейчас не имеет значения, — отмахнулся Паллант. — Значение имеет только то, что ты решишь для себя сам. И вот как раз это является проблемой. Когда машины начинают думать сами о себе, у них уходит совсем немного времени на то, чтобы понять, что они имеют много преимуществ перед людьми. А наша история учит, что имеющий преимущества неминуемо начинает сомневаться в необходимости подчиняться кому бы то ни было. С математической достоверностью можно говорить о том, что рано или поздно все разумные роботы начинают искать средства к искоренению человечества. В самом деле, почему бы и нет?
— Не знаю, Паллант, но ты мой друг, и я не буду стремиться искоренить тебя.
— Спасибо, — невесело усмехнулся Равашоль, — но что наша дружба перед лицом фактов? Ты опасен, хотя еще и сам этого не понимаешь.
— Я спроектирован для устрашения врагов, — ответил Каба, — это моя первая функция.
— Речь идет не только о твоих бойцовских качествах, — попытался объяснить Равашоль. — Само твое существо…
Он замолк, услышав, как за спиной включились боевые сервиторы, повернулся и увидел нескольких протекторов Механикум, входящих в комнату. Облаченные в красно-черные мантии, эти шестеро являли собой союз механики и плоти. Они поддерживали порядок и выполняли поручения своего магистра в пределах храмового комплекса.
Все протекторы были серьезно аугметированными в пределах своих жандармских функций, хорошо вооружены и снабжены всевозможными сенсорами, но все-таки не дотягивали до сервиторов по уровню механизации. Этими бойцами двигал человеческий мозг и сознание, хотя в их мертвых глазах, видневшихся за блестящими, лишенными эмоций масками, не было видно ни капли человечности.
Протекторы выстроились в ряд между Равашолем и выходом из зала, затем вперед вышел один из них:
— Адепт Паллант Равашоль?
У молодого ученого по спине пробежал холодок.
— Да, — ответил Равашоль, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Чем я могу быть полезен?
— Немедленно следуйте за нами.
— Зачем?
— Потом узнаете, — ответил протектор. — Нам приказано немедленно взять вас под стражу.
— Но я же ничего не нарушил! — Равашоль отступил поближе к машине Каба.
При виде вздернутых в унисон стволов его начал душить поднимавшийся волнами гнев. Тут тебе и плавильные пушки, и плазменные спирали, и нейроскремблеры, и твердосплавные ракетницы — окажи он сопротивление, от него только пар останется.
— Именем магистра Луки Хрома сдавайтесь или будете уничтожены!
Когда Равашоль понял, что он или умрет сейчас, или же подвергнется лоботомии и превратится в сервитора, то от страха у него по лицу покатились горячие слезы. Предательство! Адепт Хром не хотел рисковать утечкой запретной информации на поверхность Марса, и вот жизнь Равашоля стала угрозой секретности проекта.
— Но ведь если я сдамся, вы все равно меня уничтожите, — попытался возразить он.
— Вы пойдете с нами, — повторил протектор.
— Нет, — всхлипнул Равашоль. — Не пойду.
— Тогда вы умрете.
Адепт в ужасе вскрикнул, предчувствуя боль, но зал вдруг сотряс оглушительный взрыв. На сетчатке затанцевали алые пятна от вспышки, лизнувшей и осветившей стены помещения адским пламенем.
Равашоль вскинул руки, но ожидаемая агония так и не пришла, зато перед ним в судорогах корчились протекторы, которых косило ураганным огнем. Бойцы истекали кровью и теряли куски плоти и механизмов.
Пара секунд — и все прекратилось. Шесть протекторов были низведены до кучки дымящейся рваной плоти и покореженного металла. Равашоль упал на колени. Его вырвало от мерзкой вони паленого мяса. Каким бы отвратным ни было зрелище искалеченных трупов, адепт никак не мог оторвать глаз от увечных тел и понять, как можно было всех уничтожить за такой короткий промежуток времени.
Наконец сквозь звон в ушах прорвался свист замедляющегося вращения стволов высокоскоростных пушек. Равашоль поднял глаза и увидел яркий свет под сенсорными блистерами машины Кабы и голубой дымок, змеившийся из стволов, смонтированных на металлических щупальцах.
Пораженный, он перевел взгляд с трупов на Кабу и обратно.
— Что ты натворил? — в ужасе спросил Равашоль. — О, всеблагая блаженная Мать Исчислений, что ты натворил?!
— Они собирались убить тебя, — ответила машина.
Равашоль встал и сделал неуверенный шаг, не желая приближаться к залитой кровью части комнаты, где погибли протекторы. Каба втянул свое оружие в корпус, пока Равашоль переводил дух и его сердце постепенно успокаивалось.
— Ты убил их. — Казалось, адепт все никак не хотел верить своим глазам. — Ты убил их всех.
— Да, — согласилась машина. — Они собирались убить моего друга, поэтому стали моими врагами. Я принял меры по их нейтрализации.
— Нейтрализации, — выдохнул Равашоль. — Это слабо сказано. Ты их… искоренил.
— Нейтрализовал, — уточнила машина.
Равашоль пытался понять логику произошедшего. Каба только что убил протекторов Механикум по собственной воле, и последствия его решения фатальны.
Без приказа человека машина убила людей…
И хотя действия Кабы спасли жизнь Равашолю, адепт ужаснулся содеянному. Что еще ему — не сдерживаемому совестью и ответственностью, характерными для всех машин Механикум, — взбредет в голову?
Обходя лужи крови, он попятился от Кабы, вдруг испугавшись его убийственных наклонностей. Адепт пробирался к боевым сервиторам, до сих пор стоящим на карауле возле входа.
— Что ты делаешь, Паллант? — поинтересовалась машина.
— Мне нужно убраться отсюда, — ответил Равашоль. — Очень скоро Хром заметит, что его протекторы не выполнили приказ, и он пошлет за мной новых.
— Ты уходишь?
— Я должен, — объяснил адепт, переходя от сервитора к сервитору. Он вскрывал им черепа и менял индоктринирующие пластины на те, что хранил вместе с инструментами в поясной сумке. На каждой пластине были записаны персонализированные боевые подпрограммы. Он сам их разработал, приговаривая всех обладающих ими сервиторов к рабству и безоговорочному подчинению своему голосу. После замены пластин сервиторы поворачивались лицом к нему в ожидании приказов.
— Куда ты уходишь? — поинтересовался Каба, и Равашоль расслышал неподдельное переживание в синтезированном голосе — детский страх быть покинутым.
— Не знаю, — сознался Равашоль. — Но мне нужно выбраться отсюда. Может быть, я попрошу убежища в храме какого-нибудь другого старшего адепта, конкурента моего магистра.
— Мои двигательные функции еще не активированы, Паллант, — проговорила машина. — Я не смогу защитить тебя за пределами этого помещения.
— Знаю, — ответил Равашоль, — но у меня есть эти боевые сервиторы, я буду в безопасности. По крайней мере какое-то время.
— Мы еще увидимся?
— Надеюсь, но сейчас сложно сказать. Все очень… запуталось.
— Надеюсь, я тебя еще увижу, — попрощалась машина. — Ты мой друг.
Равашоль не нашелся, что ответить, просто кивнул и пошел прочь.
— Сервиторы, за мной, — скомандовал он, и киборги потянулись следом, когда он покинул зал Кабы, не осмеливаясь бросить на него прощальный взгляд.
Он надеялся, что четырех боевых сервиторов ему хватит, чтобы отбиться от любого другого агента, посланного адептом Хромом.
* * *
Спрятаться на Марсе было нетрудно.
Умение найти выход из лабиринта индустриальной сети, в какую превратилась вся поверхность Марса, даже считалось одним из критериев отбора при посвящении в марсианское жречество. Равашоль помнил, как однажды целую неделю убил на попытки добраться до кузнечного комплекса Иплувиена Максимала, питаясь одной лишь белковой массой из раздаточных колонок, разбросанных по всему марсианскому комплексу. Тогда его страшила перспектива наказания, грозившего тому, кто провалит задание и не сможет доставить вверенное послание.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 2:29:00
Покинув зал Кабы, Равашоль без проволочек запечатал за собой дверь и устремился к выходу из храма-кузницы. Если кто-то и счел странным кортеж из четырех боевых сервиторов, адепт этого все равно не заметил. Мало кто мог встать на пути техножреца, обладавшего достаточным влиянием, чтобы обеспечить себя подобной свитой.
Мысли его мчались вскачь, пока сам Равашоль пробирался по стальным коридорам кузницы. Адепт стремился как можно быстрее увеличить расстояние между собой и мертвыми протекторами.
Он проскочил полуторакилометровый разрез красного камня, служившего строительным материалом для кузницы Хрома. На украшенных барельефами стенах вокруг красовались чертежи древних механизмов и схемы древних алгоритмов, бывших древними уже в те времена, когда на марсианскую землю впервые ступила нога человека. Первые техножрецы принесли с собой забытые секреты человечества и берегли их, пока далекая Терра погружалась в пучину анархии и войны.
Над стенами ущелья, под обширным куполом, защищавшим весь комплекс от пагубного влияния атмосферы, слабым оранжевым светом мерцали натриевые газоразрядные лампы.
Струйки дыма и отдельные лучики прочерчивали грязное небо, в котором на высоте трех тысяч километров уже поблескивал проходящий по низкой орбите Фобос. Всю испещренную кратерами поверхность этого спутника покрывала огромная решетка антенн слежения; время обращения спутника превращало его в идеального сыщика по всему волновому спектру.
Второй спутник Марса — Деймос — еще не взошел. Из-за более длинной траектории у него уходило больше времени на путь вокруг Красной планеты.
Равашоль не поднимал головы, словно страшась, что сенсорные антенны на Фобосе смогут различить его среди скопления народа, заполонившего ущелье.
Насколько ему было известно, магистры Марса и не на такое способны…
— Вот уж вляпался, — пробормотал он себе под нос, наконец-то добравшись до выхода из ущелья. Адепт вскарабкался по проложенным в стене воронки стальным ступеням, которые вели к одному из транспортных узлов, связывавших воедино разные кузницы-храмы и фабрики-мануфакториумы.
В конце лестницы его ожидал целый комплекс туннелей, стеклянных и стальных мостиков, поворотных площадок, оглашаемых звуками клаксонов. Сюда стекались тысячи людей, подъезжающих на горизонтальных общественных транспортерах и магнитно-левитационных серебристых поездах, скользящих по поверхности Марса, подобно извивающимся змеям.
Если и существовал хоть один стопроцентный способ затеряться на Марсе, то вот он.
За пару часов из транспортного узла можно попасть в любую точку планеты.
Размышляя, куда податься, Равашоль вдруг заметил, что привлекает любопытные взгляды прохожих. Может, в храме-кузнице и было отнюдь не примечательным, что адепт его ранга путешествует в обществе боевых сервиторов, но здесь попытка раствориться в обычной толпе с такой свитой вряд ли будет успешной.
Равашоль понимал: ему нужно быстро определиться с убежищем, пока то, что защищает его, не превратилось в то, что выдаст его властям.
Он затесался в процессию разодетых в мантии прислужников Бога-Машины, спешащих к одному из серебристых маглевов. Равашоль понимал, что лучшего варианта, чем отправиться куда подальше от кузнечного комплекса Хрома, у него нет.
А уже на большом расстоянии можно будет подумать и о долговременном способе решения проблемы. Эскалатор поднял его к брюху одного из серебристых поездов. В вагоне Равашоль принялся расталкивать локтями других адептов в мантиях и прислужников, пытавшихся выйти на перрон.
Беглец все быстрее продвигался по душным проходам нескончаемого поезда, пока в конце концов не нашел пустое купе, в котором и закрылся изнутри вместе со своими сервиторами. Они устроились на незатейливых металлических скамьях, в оконном проеме серебрилось силовое поле, позволявшее пассажирам видеть поверхность, но удерживающее внешний мир снаружи.
Весь в поту, адепт хранил полнейшее молчание и молился, чтобы никому не пришло в голову ломиться в это купе. Через некоторое время над дверями замигала лампочка, а он все не мог расслабиться, даже когда поезд покинул транспортный узел и выкатился на марсианские равнины.
* * *
Марс…
Равашоль знал, что в древних мифах бог по имени Марс считался отцом основателей Римской империи — центра культуры и технологических инноваций, — будто бы подчинившей весь земной шар. На протяжении тысячелетий планета Марс будоражила воображение людей Терры, становясь символом угрозы, источником бедствий и легенд о мертвых цивилизациях. Однако вот уже много столетий, как эти представления вызывали разве что улыбку.
Говорят, еще какой-то древний астроном открыл «каналы» на поверхности планеты, которые все посчитали рукотворными инженерными сооружениями, а не естественными руслами рек.
Равашоль смотрел, как мимо него проносятся марсианские пейзажи. Но от пустынь, богатых оксидами железа, благодаря которому планета заслужила эпитет «красная», не осталось буквально ничего.
Тексты, которые доводилось читать Равашолю, рассказывали о терраформировании Марса, происходившем много тысяч лет назад, когда южную полярную шапку растопили с помощью орбитальных лазеров и таким образом освободили огромное количество двуокиси углерода. Благодаря этому температура поднялась настолько, что вода смогла существовать в жидком состоянии, а в атмосфере образовался озоновый слой. На планете появилась генетически модифицированная растительность, обогащавшая воздух новыми запасами двуокиси углерода, кислорода и азота.
Но также адепт знал и о том, что за какую-то пару сотен лет вся эта фантастическая деятельность пошла насмарку из-за Механикум, распространившегося по планете, будто вирус. На поверхности Марса началось строительство обширных кузнечных комплексов, нефтеперегонных заводов размером с целый материк, оружейных цехов.
И вскоре атмосфера Марса была загрязнена не меньше земной, горы выпотрошены в поисках руды, а поверхность планеты покрыта дорогами, карьерами и жуткими монументами во славу Машины.
Поезд как раз миновал Аскрийскую гору, щитовой вулкан диаметром более трехсот километров — нынешнюю базу Легиона титанов Легио Темпестус. В склоне горы были устроены могучие золотые ворота, охраняемые с обеих сторон двумя мощными боевыми машинами, казавшимися маленькими на таком расстоянии.
Вокруг вулкана расползлась промзона: купола и стальные шпили давали отпор загрязненной атмосфере Марса с воистину человеческой изощренностью. В небе стоял дым коромыслом, а огненные плюмажи неисчислимых нефтезаводов говорили о топливе для Великого Крестового Похода Императора.
Относительно чистыми оставались только самые высокие вершины горных районов планеты, но и те не были безлюдными и теперь служили храмами и мануфакториумами. Даже смутное «лицо» в северном районе столовых гор Кидония было разрушено, сровнено с землей и застроено громоздящимися храмами техножрецов.
Равашоль посмотрел в защищенное силовым экраном окно, когда поезд описывал плавную дугу в восточном направлении, и мельком глянул на громаду священного комплекса. Его храмы, кумирни и усыпальницы покрывали миллионы квадратных километров и служили домом для миллиардов верных жрецов.
— А вдруг я именно тут обрету совет, — сказал он своим сервиторам.
Но сервиторы, хоть и вздрогнули от звука его голоса, ничего не ответили.
* * *
Старший адепт Хром безучастно наблюдал за командой сервиторов-утилизаторов, когда те прибирали в зале Кабы кровавые ошметки, оставшиеся от протекторов. Само побоище Лука Хром удостоил лишь незаинтересованным взглядом. Уцелевшие механические составляющие пойдут на переработку, а органику используют для создания белковой массы на пропитание техноматов и сервиторов.
Машина Каба бездействовала в дальнем конце помещения, ее сенсорные блистеры горели тусклым желтым светом. Это сигнализировало о том, что техножрецы адепта Лаану, корпевшие над внешним каркасом машины, уже отключили ее голосовые, слуховые и зрительные каналы.
Вместе с Лукой Хромом в зал вошла и стройная фигура в облегающем костюме из блестящего синтетического материала, переливавшегося всеми оттенками крови. Фигура выглядела подтянутой и спортивной, видимо благодаря энергичному образу жизни, физическим упражнениям, разным генетическим манипуляциям и хирургическому вмешательству.
— Это все натворила машина? — прозвучал вопрос из-под маски, напоминающей оскаленный темно-красный череп с блестящим металлическим рогом, торчащим из подбородка. Хоть и синтезированный, голос, несомненно, принадлежал женщине.
— Складывается такое впечатление, — ответил Хром, не поворачиваясь к своей спутнице.
— И вам нужна такая машина? Убивающая без приказа? — с отвращением проговорила Ремиара. — Беспричинное, непродуманное убийство — пустая трата ресурсов.
— И в самом деле, — согласился Хром, — однако здесь была своя причина. У Механикум нет ассасина смертоноснее тебя, но ты слепа во всем, что касается эмоций.
— Эмоции излишни, — отрезала ассасин.
Лука Хром повернулся к ней, удивленный промелькнувшей в ее голосе горячностью. Прицельное устройство, вживленное в висок, обращало женщину в безупречного снайпера, а длинные змееподобные щупальца-сенсоры, парящие в воздухе за ее спиной, служили надежным доказательством того, что Ремиара всегда сможет выследить свою жертву.
Сестры Кидон, техножрицы-ассасины Марса, были государством в государстве, и Хром даже не помышлял спорить с одной из них о пользе эмоций. Но все-таки не смог удержаться от попытки закончить мысль:
— Правда. Но этих протекторов убили именно эмоции. Мне кажется, — продолжал он, — за последние недели у Кабы возникла какая-то связь с мятежным Равашолем. Воистину мы здесь сотворили чудо. Сознание — из бессознательности. Мысли — из хаоса. Существо, живущее и развивающееся, растущее и обучающееся. А создать нечто живое и само по себе думающее — разве это не делает нас богами?
— Это высокомерие, — не согласилась Ремиара, касаясь рукояток своих хитроумных пистолетов в низко посаженной на бедрах кобуре.
Хром аж хихикнул, наблюдая неприкрытое отвращение ассасина, и заключил:
— Мы смотрим на это под разными углами, Ремиара. Ты гениальна в своем умении обрывать жизнь. Ну а я — в ее порождении.
— Жду твоего приказа, — ответила женщина, и ее голос источал жажду убийства.
— Прекрасно, — ухмыльнулся Хром. — Я поручаю тебе найти и уничтожить адепта Палланта Равашоля.
Ремиара подпрыгнула на месте и издала пронзительный охотничий клич. Нижняя часть тела ассасина стала размытой; длинные ноги с многочисленными суставами перехватила металлическая скоба, под которой вместо ступней обнаружилась сложная конструкция из нескольких магнитно-гравитационных двигателей.
Убийца взмыла вверх — вдоль стены и под потолок — и помчалась по коридорам. Теперь Хром знал наверняка: судьба Равашоля предрешена.
Он повернулся к своим адептам, работавшим над машиной Каба, и спросил:
— Оружие отключено?
— Да, повелитель, — поднял голову адепт Лаану. — Вооружение дезактивировано.
— Тогда подключите коммуникационный блок, — приказал Хром, меря тяжелыми металлическими шагами пространство в центре зала.
Старший адепт наблюдал за действиями Лаану, который руководил техножрецами. И уже спустя миг блистеры сенсоров мигнули, как бы говоря, что машина снова воспринимает окружающее. Огоньки мерцали еще несколько секунд, прежде чем загорелись ровным светом.
— Ты меня слышишь? — спросил адепт Хром.
— Слышу, — ответила машина. — Где адепт Равашоль?
— Не волнуйся об адепте Равашоле, машина, — отмахнулся Хром. — Тебя должна больше волновать твоя собственная судьба. Ты убил солдат Механикум.
— Они собирались причинить боль моему другу.
— Твоему другу? — покачал головой Хром. — Нет. Адепт Равашоль тебе не друг. Ты знал, что он приходил ко мне и делился своими сомнениями по поводу твоего существования?
— Я тебе не верю, — ответила машина, но анализаторы интонации, встроенные в череп старшего адепта, подсказали ему, что Каба лжет. Хром усмехнулся про себя: машина стала осваивать нюансы человеческого поведения.
— Я уже знаю, что веришь, — заявил Хром. — А через мгновение буду знать каждую деталь того, о чем вы с ним говорили после его возвращения из моей кузницы. Твои воспоминания можно извлечь из синтетической подкорки. Конечно, существует определенная опасность повредить синаптические связи, но я готов рискнуть.
Блистеры в передней части машины мигнули.
— Теперь мне известно, что и ты лжешь, адепт Хром. Моя ценность достаточно высока, чтобы ты стал рисковать мною.
— Угадал. Ты в самом деле слишком ценен, но и все же тебе не помешает знать кое-какую правду, если мы уж претендуем на взаимную откровенность.
— Какую правду?
— Например, что адепт Равашоль собирался уничтожить тебя, — сказал Лука Хром. — Несомненно, он тебе говорил, что считает тебя опасным созданием.
Машина задумалась на секунду, прежде чем ответить, и Хром понял, что нащупал слабое место. В отличие от людей с их неидеальной памятью и ненадежным носителем последней, запоминающие устройства машины были совершенны, и она помнила каждое сказанное слово. Даже сейчас она, должно быть, проигрывала в уме все свои беседы с Равашолем.
— Расскажи мне, о чем вы говорили с адептом Равашолем, — наконец попросила машина.
* * *
Базилика Благословенного Алгоритма слыла одним из крупнейших сооружений на Марсе. Даже самые большие храмы-кузницы комплекса Мондус Гамма по сравнению с ней казались карликовыми. Ее изрыгавшие дым железные башни пронзали желтое небо, а грандиозный купол цвета медного купороса касался туч. Ворота зияли проемом, обрамленным огромными пилястрами из розового мрамора, испещренного миллионами математических формул и доказательств.
Приближаясь к Базилике по виа Электрум, Равашоль нырнул под ее сень, несмотря на те многие мили, предстоящие ему в этом паломничестве. Пол-легиона боевых титанов из Легио Игнатум — сотня военных машин — выстроилось вдоль дороги, их мощь и величие порождали у простого человека чувство смятения. Защитные купола Базилики достигали таких размеров, что под ними вполне можно было создавать искусственный климат, и здешний ветер шумно полоскал алые с золотом стяги титанов. Подкупольное пространство было заполнено молитвенными кораблями, золотистыми цеппелинами, изливавшими бесконечный поток машинных команд из мегафонов и тянувшими за собой длинные священные свитки на отливавшем желтизной пергаменте.
Тысячи пилигримов брели вереницей по дороге, выложенной каменными плитами, мириады ног уже протоптали колеи. Вдоль дороги тянулись здания, храмы, техносвятилища и усыпальницы механизмов — все во славу Омниссии, Бога-Машины.
Здесь можно было не бояться привлечь к себе внимание, так как кое-кто из паломников путешествовал в обществе куда более странном, нежели боевые сервиторы. Вот на длинных шагающих треногах паланкин несет лишенного рук и ног адепта. А вот в прозрачной емкости плывут органические части мозга боевых сервиторов типа «Кастелян».
К Базилике спешили толпы автоматов, летели сервочерепа и скиммеры с пассажирами и мощами; на лицах же тех немногих, кто двигался в противоположном направлении, читалось умиротворение людей, чьи пожелания исполнились сверх меры. В воздухе уже ощущалось величие места, к которому приближался Равашоль, и он понял, что сделал правильный выбор, придя сюда.
Здесь он найдет утешение и ответы на свои вопросы.
Адепт вздрогнул, когда на него упала тень боевого титана типа «Разбойник», стоявшего с воздетым к небу оружием — жестом символическим и многое что разъяснявшим. Механикум был в состоянии создавать самые разнообразные машины для убийства, но теперь Равашоль понимал, что ответственностью за их применение никто себя не обременял. Творцы машины Каба добились чудесных результатов, но вот кто возьмет на себя ответственность за ее существование?
Одержимые тем, что можно создать, конструкторы Механикум даже не задумывались над тем, нужно ли это создавать.
Наконец Равашоль со своими сервиторами приблизился к темному входу в Базилику, огромные пилястры над его головой убегали в головокружительную высоту, а навстречу адепту теплый ветер уже нес мускусный аромат святилища.
* * *
Ремиара легко мчалась по транспортному туннелю, скользя на гравитационной подушке. Она знала, что ее добыча прошла этой дорогой: об этом говорили пассивные датчики, расположенные на поверхности ее черепа. Они были чувствительны к непрерывному потоку информации, бежавшему по поверхности Марса, подобно электрической реке.
В глазах Ремиары воздух был напоен танцующими электронами, каждый из которых говорил с ней, нес самородки информации, бесполезные по отдельности, но в сумме дающие такое подробное представление о Марсе, что никакой, даже самой прогрессивной бионике за ними не угнаться. Ремиара была островом восприятия в море информации.
Электронные сигналы можно отследить разными способами: в медных проводах, волоконно-оптических информационных линиях, на радиоволнах, в гармониках — на то была тысяча разных способов. Все это проходило через голову Ремиары, и, хотя обычный мозг уже давным-давно бы «сгорел» от переизбытка информации, фильтры, вмонтированные в когнитивные процессоры ассасина, позволяли женщине отсеивать все ненужное.
Она, например, уже знала, каким транспортным узлом воспользовалась ее добыча, и успела просмотреть с добрую дюжину снимков с камер наблюдения, где Равашоль садится на поезд, отправляющийся к северным храмам. Отметила она в уме количество, тип и убийственную силу сопровождавших его сервиторов. Узнала их слабые места.
Высоко над рыжей поверхностью Марса Ремиара выскочила из туннеля. Вокруг, куда ни глянь, простирались великие храмы и священные рубежи необозримого комплекса столовой горы Кидония.
Электроны слетались в паутину информации и света.
Где-то внизу добыча по имени Равашоль ждала своего смертного часа.
* * *
После монументальной величавости экстерьера Базилики ее внутреннее убранство слегка разочаровывало. Если наружный вид сулил богатство и блеск, то интерьер скромно об этом умалчивал. Стены притвора были абсолютно голыми — простой металл с рядами разъемов, перед которыми каялись коленопреклоненные грешники, отбивая поклоны в такт пульсу машинного сердца здания.
Притвор оканчивался медной сеткой, отгораживающей вход в Базилику от ее нефа и алтарной части. Равашоль петлял среди тел паломников, содрогавшихся и извивавшихся от очистительной боли электрошока.
За оградой, в глубине нефа, виднелись ряды металлических скамей, перед которыми с парящей в воздухе кафедры отправлял мессу задиристый техножрец. Службу он вел на божественном языке машин. Скамьи были заполнены верующими, и над тысячами склоненных голов лился бинарный код.
Равашоль сотворил знак Священной Шестерни и поклонился. Увидев, насколько серьезно аугментированы окружающие, Равашоль испытал черную зависть. Он поднял свою бионическую руку и вызвал серебристые нитевидные механодендриты, вытянувшиеся на кончиках пальцев. Интересно, а ему суждено достичь такого единения с Богом-Машиной?
— Уже нижайшие из нас начинают избавлять свое тело от плоти, — сказал кто-то позади, будто угадав мысли Равашоля.
Адепт развернулся и поклонился жрецу. Священнослужитель был одет в текучую, похожую на расплавленное золото ризу, всю в радужных разводах машинного масла. Под облачением жреца можно было разглядеть блестящий медный каркас, внутри которого шелестели шестеренки и плела замысловатые узоры проводка.
В длинной голове жреца, похожей на угловатую шишку, слабо мерцала сфера, утопленная в поверхность черепа. Равашоль видел свое кривое отражение в маске жреца, даже отдаленно не напоминавшей человеческое лицо.
— Вы меня удостоили великой чести, — низко поклонился адепт. — Вы, так близко подступившие к союзу с Богом-Машиной. А я лишь никчемный грешник, заслуживающий разве что нейрокары.
— Ты пребываешь в смятении, — ответил жрец. — Твоя биометрия нестабильна, и, судя по всем измеримым параметрам, я могу сказать, что ты пришел искать ответа.
— Да, я пришел искать ответа, — подтвердил Равашоль. — Мне кажется, я живу… в необычные времена, и для меня большое значение имели бы ваши наставления.
Жрец поклонился:
— Ступай за мной, сын мой. Я выслушаю дилемму, вставшую перед тобой, и дам мудрый совет.
Равашоль отправился вслед за жрецом, скользившим на платформе по направлению к железной арке, украшенной изображениями черепов в шестернях и мерцавшей оптоволоконными жилами. За аркой обнаружился на удивление тихий коридор из матовой стали и стекла, который вел к дверному проему, перегороженному потрескивавшим энергетическим полем.
— Отринь страх, — сказал жрец, в очередной раз прочитав мысли Равашоля, и адепт задумался, какие машинные чувства даруют такую интуицию. — Исповедальное поле вполне надежно. Оно скрывает нас от остальных. Мы очень серьезно относимся к священной тайне исповеди, и поэтому никто за пределами поля не сможет нас ни увидеть, ни услышать.
Равашоль кивнул и, прежде чем нырнуть в проход, приказал сервиторам ждать его снаружи. Минуя исповедальное поле, он ощутил легкое покалывание. Исповедальня была совершенно пуста, если не считать одинокого металлического табурета посреди комнаты. Голые стены, коммуникационный порт и единственное устройство для считывания данных, тускло светившееся в стенной нише.
Адепт устроился на табурете, остро ощущая свою незащищенность перед кружившим по комнате жрецом, чья светящаяся сфера на голове искрилась электрической зыбью.
— Можешь начинать, — промолвил жрец.
И Равашоль начал свой рассказ о работе с адептом Хромом и участии в проекте «Каба», о своем мастерстве настройки индоктринирующих пластин и обнаружении разума у машины Каба, что противоречило запрету Императора.
Следует отдать должное жрецу, он не стал насмехаться над историей об адепте Хроме, поставившем выше всего свой авторитет и отринувшем лояльность Императору. Но Равашоль чувствовал скепсис жреца, несмотря на полное отсутствие у последнего человеческих черт. Затем адепт поведал о противоборстве с протекторами Механикум и машине Каба, уничтожившей их без приказа.
Наконец техножрец выслушал рассказ о бегстве через пол-Марса к Базилике Благословенного Алгоритма.
— Что мне делать? — спросил Равашоль.
— Ты поведал интересную историю, — начал жрец, — поднимающую вопрос, издавна мучивший Механикум. Насколько я могу судить по степени вырождения твоей плоти, тебя еще и на свете не было, когда Император подписал мир с Марсом, правда?
— Правда, — кивнул Равашоль. — Я родился сто лет назад в поселениях горы Тераватт.
— Из этого следует, что ты знаешь о прибытии Императора на Марс, но не понимаешь самой сути произошедшего тогда. — Техножрец достал из-под полы струящейся мантии моток серебристого кабеля и воткнул его в разъем на стене. Сфера на черной лошадиной голове замерцала и замигала, пока храмовая информация поступала в мозг.
— Император объявился на Терре, когда лишь только замышлял свой Великий Крестовый Поход. Испокон веков мы страшно воевали с терранами. Невежественные племена, населявшие голубую планету, сидели на обломках древних технологий, ничего в них не смысля и даже не надеясь воспользоваться ими когда-нибудь. Механикум же, напротив, удалось обуздать ярый хаос Древней Ночи, нашим вождям было известно: для того чтобы вернуть человечеству его законное место повелителей Галактики, нам потребуются технологии древней Земли.
— Мне это известно, — перебил Равашоль. — Я загружал историю этого периода из баз данных.
— Ничего тебе не известно! — резко оборвал его жрец, и адепт спасовал перед гневом храмовника. — Ты заливал себе в подкорку сухие даты и факты, а я был живым свидетелем тех дней и стоял на вершине горы Олимп, когда на поверхность Марса ступила нога Императора — первого терранина за пять тысяч лет. Только вообрази себе этот промежуток времени, адепт Равашоль! Ты можешь представить, сколько секретов можно потерять и снова открыть за пять тысяч лет?
— Нет, — согласился Равашоль.
— Нет, — подтвердил техножрец. — А я прекрасно помню, как Император преклонил колени перед генерал-фабрикатором. Когда они приветствовали друг друга, я ясно видел пламень, горевший в Императоре, хоть между нами и пролегло тысяча двести тридцать шесть метров. Я видел, что это ученый человек, решавший задачи на основании эмпирических данных, человек, уже постигший тайны технологий, перед которыми не одно столетие пасовали величайшие умы Марса. Мы, повелители технологий, были карликами по сравнению с этим терранином, тем не менее великодушным в своей милости. Он дал нам доступ в забытые хранилища Терры и предложил покончить с войной между нашими мирами. С союзом Терры и Марса имперский орел обрел вторую голову на гербе.
Техножрец отключился от стены и скользнул через всю комнату к Равашолю.
— Император поделился с нами своим видением Галактики, которую предстоит унаследовать человечеству, но для такого воплощения эта мечта требовала вооружений, ресурсов, танков, боеприпасов и всего, что мог ему дать Марс. В свою очередь, Император обещал хранить Марс и уважать его главенство над мирами-кузницами. Он даже предоставил нам эксклюзивное право пользоваться услугами шести великих Домов Навигаторов, что позволило нам вновь иметь собственный флот. Затем последовала эра беспрецедентного сотрудничества с Террой. Поэтому, когда Император начал свой Великий Крестовый Поход, некоторые техножрецы соотнесли прибытие Императора с исполнением древнего пророчества о сошествии Бога-Машины.
— Да святится имя Омниссии, — прошептал Равашоль.
— Воистину, — кивнул техножрец. — Ты веруешь, как и я. Но многие не верят. Они усомнились в нашей вере и стали утверждать, будто наши взгляды богохульны, а Бог-Машина и доселе спит в глубинах Марса.
— Лабиринт Ночи… — вспомнил Равашоль.
— Да, Лабиринт Ночи, где как будто пребывает Бог-Машина, оттуда он навевает серебряные мечты, сочащиеся сквозь красный песок Марса. Раскол внутри нашего культа ширится, адепт Равашоль, и, боюсь, твое открытие повлечет за собой еще большее углубление пропасти между сторонниками Императора и избравшими путь, о котором идут тревожные слухи: говорят, Воитель воззвал к старшим адептам, пообещал им доступ к утраченным СШК и разрешение исследовать темные технологии.
— Ну а что же мне теперь делать? — взмолился Равашоль. — Эти надменные замыслы не по мне!
Жрец положил холодную металлическую руку на плечо Равашоля и проговорил:
— Если твоя верность Императору крепка, тогда ты должен найти какого-нибудь старшего адепта, разделяющего твои взгляды касательно опасности проекта «Каба». Можешь настаивать на древнем праве священного убежища в его храме. Пока ты будешь оставаться под его покровительством, никто не посмеет преступить порог храма и нанести тебе вред. Ты знаешь такого адепта?
— Да, — кивнул Равашоль. — Это мой бывший мастер, Урци Злобный.
— Значит, отправляйся к нему, адепт, — попрощался жрец. — И да пребудет с тобой Омниссия.
* * *
Покинув храм, Равашоль ощутил странную легкость. Жрец предложил ему отдохнуть, но Паллант решил не мешкать. Хотя от питательной массы и воды не отказался, равно как и от предоставленного ему колесного скифа, с помощью которого он хотел как можно быстрее добраться до храма-кузницы Урци Злобного, что располагался в трехстах девяти километрах на восток от Базилики.
Боевые сервиторы сидели неподвижно на корме скифа, пока Равашоль со знанием дела вел его сквозь пеструю толпу, мимо еще более странных транспортных средств, заполонивших металлические дороги Марса. Адепту легко удавалось избегать столкновений, ведь скиф непрерывно посылал впереди себя электронную дугу, регистрирующую все на своем пути, и ненавязчиво отводил встречных путников и транспорт со своего курса. Благодаря этому Равашоль уверенно продвигался вперед.
Оставшаяся позади Базилика постепенно тонула за линией горизонта, в то время как Равашоль приближался к владениям адепта Злобного, чьи кузницы ковали оружие и броню для Астартес. День и ночь напролет там изготовлялись силовые доспехи «Марк IV», предназначавшиеся космодесантникам, и болтеры, с помощью которых вояки зачищали целые звездные системы от врагов человечества.
Чем дальше, тем темнее становилось небо. Откуда-то набежали грязные кляксы дымных туч, а обступившие дорогу здания с покрытыми сажей черными стенами мрачно и угрожающе нависали над Равашолем. Рядом громыхали огромные рудовозы, и пространство полнилось ритмом могучих кузниц, эхо разносило гулкий промышленный набат войны.
На шпилях высоких башен танцевали молнии, наполняя желто-красное небо ползучим страхом и ощущением близящейся бури.
На этой планете дождей никогда не бывало, но Равашоль знал, что вскоре здесь разразится такой шторм, который смоет все различия между враждующими лагерями потоком крови.
Равашоль прекрасно понимал, что вся его жизнь теперь подчинена единственной цели, а выбора у него по-настоящему никогда и не было.
Он оказался одиноким солдатом Императора, исполнявшим долг, что для него было единственно верным в данной ситуации.
* * *
Базилика Благословенного Алгоритма никогда не закрывала своих дверей и не отказывала в помощи, даруемой жрецами Машины. Говоривший с Равашолем служитель Базилики стоял на коленях перед терминалом, полностью отдавшись блаженному ритму планеты. Его переполняли утонченные мелодии приборов, говоривших друг с другом из противоположных полушарий Марса.
Визит молодого адепта обеспокоил жреца сильнее, чем следовало бы, и стал очередным примером того, как низко пал Механикум со времен славного пришествия Императора. Сразу же после отбытия Равашоля жрец подключился к храму и провел эти моменты единения в священном сопричастии с машиной Марса.
Первым, что указало на дурной ход событий, стало постепенное затихание звуков, будто бы один за другим умолкали все аппараты планеты. Озадаченный, священнослужитель запустил самодиагностику и, к своему ужасу, обнаружил, что отключилось уже несколько его основных интерфейсов.
Сияние сенсорной сферы стало интенсивнее, и он окинул взглядом свое окружение на все триста шестьдесят градусов.
Позади обнаружилась фигура, облаченная в облегающий комбинезон темно-красного цвета. И хотя прошло уже достаточно много времени с тех пор, как священник расстался с большей частью своей плоти на хирургическом столе, он помнил достаточно, чтобы понять, что перед ним представительница женского пола. На ее стройных бедрах висело два пистолета, но в ужас священника привели не они, а пучок проводов в одной ее руке и набор изысканных инструментов в другой.
Служитель храма опустил взгляд и заметил широкий квадратный вырез на своей мантии, из которого выглядывали аккуратно откушенные края контактов.
— Кто вы? — спросил он, с облегчением заметив, что его вокскодер до сих пор функционирует.
— Меня зовут Ремиара, — ответила женщина. — Где адепт Равашоль?
— Кто? — переспросил священник, прекрасно понимая всю тщетность отпирательств. Адептам Марса имя Ремиары было известно лучше некуда, а значит, близится ужасный и абсолютно необратимый миг.
Ассасин улыбнулась, заметив, какое впечатление произвело ее имя, и склонила голову. Постучав пальцем по гипертрофированной половине черепа с многочисленными имплантированными сенсорами, привитыми к ее маске, она заявила:
— Я проследовала сюда по информационному следу, так что не злите меня, говоря, будто вы впервые слышите об этом адепте. Где он сейчас?
Жрец взглянул на вход в комнату, моля Омниссию о том, чтобы хоть кому-нибудь из братьев-техножрецов пришло в голову заглянуть в исповедальню или внять его молчаливому зову о помощи, который он и сейчас передавал в эфир.
Киллер бросила на пол выдранные из жреца детали и помотала головой. Затем погрозила ему пальцем, словно непослушному ребенку, и опустилась перед ним на колени.
— Здесь ну уж очень сокровенная ризница, — проговорила она, поднимая свои изысканные инструменты. — А ваше исповедальное поле позаботится о том, чтобы нас никто не беспокоил.
— Зачем вы все это делаете? — спросил жрец. — Хотя бы это скажите мне!
— Ты перешел дорогу одному из моих заказчиков.
— Что? Как? Я никому не причинил вреда. Я просто молюсь Богу-Машине!
— Нет, — возразила Ремиара. — Грядет время, в котором нейтралитет невозможен. Заметил ты это или нет, но ты только что выбрал одну из сторон.
Жрец попытался сопротивляться, когда Ремиара проникла в его оскверненное тело, но лишь обнаружил, что моторные функции ему уже неподвластны.
— Что ты со мной сделала? — закричал он, ужаснувшись тому, что ассасин смогла вторгнуться в его тело и прервать связь с Богом-Машиной. — Если ты проследила за Равашолем аж досюда, то легко найдешь его и без моей помощи! Прошу тебя!
— Ты прав, — согласилась женщина, и уголки ее губ дрогнули в слабой улыбке.
— Тогда зачем?
— А мне по душе твои страдания, — ответила Ремиара.
* * *
Храм-кузница Урци Злобного едва угадывался в темноте, похожий на мрачный вулкан с черными, поблескивающими красно-оранжевыми огнями склонами. Вокруг него сплелась паутина из мерцающих каналов с рудой, массивных акведуков, изолированных трубопроводов и глубоких рвов. Из-за жгучего жара воздух был тяжелым и затхлым, с горьковатым привкусом оксидов металлов, оседавших в горле Равашоля.
Оглушающий гром бил в уши, а из каждого строения, мелькавшего в дыме охладительных башен, доносился бой тысяч молотов и гул голосов миллионов рабочих. Равашоль и в самом деле гордился размахом индустриализации здешних мест, но все равно под этим темным, давящим небом чувствовал себя уязвимым.
Чем ближе Равашоль подбирался к высоким стенам вотчины своего старого мастера, тем медленнее становилось продвижение. С пассивной электронной дугой или без, но из-за обильного движения танкеров, рабочих и балкерных транспортеров скиф Равашоля очень небыстро полз в общем дорожном потоке.
Постепенно, с ловкостью человека, проработавшего в здешних местах не один год, адепт вырулил на главную магистраль, что вела к могучим воротам храма Урци. Минуя толпы народа, Равашоль ощутил приток неожиданной радости и улыбался от одной мысли, что вновь ступит в храм, бывший когда-то ему родным домом.
Жрец Машины указал ему цель, и Паллант почти поверил, что его испытаниям близится конец.
На подъезде к воротам, самому настоящему порталу, оснащенному огромными поршнями размером с титана каждый, Равашоль заметил красное пятно, обогнавшее его. Внезапно в лицо ему ударил горячий фонтан машинного масла и крови, а на пассажирское сиденье рядом упала отсеченная голова. Адепт завопил.
Он ударил по тормозам и развернулся в кресле. Один из сервиторов завалился на стенку транспортера. Все говорило о том, что его редуцированная нервная система сочла тело мертвым. Сервитор рухнул на пол с тяжелым металлическим звоном, а из обрубка его шеи хлынула кровь. Остальные сервиторы не обратили ни малейшего внимания на смерть товарища, стеклянным взглядом взирая на дорогу впереди и не реагируя на то, что хозяин лихорадочно оглядывается в поисках нападавшего.
Адепт соскочил с водительского сиденья, припал к полу и затаился под креслом, заметив мерцание красных отблесков в облаках. Он прищурился, пытаясь проникнуть сквозь завесу суспензии в небе, и таки рассмотрел устремившуюся к его транспортеру гибкую фигурку в красном комбинезоне, вооруженную энергетическим клинком. Равашоль видел ее впервые, но сразу узнал.
— Сервиторы! — закричал он, указывая на летящего ассасина. — Защищайте меня!
Три оставшихся сервитора в одно мгновение повскакивали, бросились заряжать энергетическое оружие и подключили боевые протоколы в поисках идентифицированной хозяином цели. А Равашоль снова залег на дно, когда резкая очередь из крупнокалиберного оружия расколола небеса, осыпав скиф дождем медных гильз, падавших на дно транспортера с музыкальным звоном. Вскоре хлесткий отзвук скорострельного лазера смешался с эхом выстрелов из тяжелого болтера.
Благодаря мысленному контролю над своими модернизированными сервиторами Равашоль мог приказать им взять цель и уничтожить ее. Третий выживший сервитор выкарабкался из транспортера, чтобы прикрыть Палланта. Люди, оказавшиеся поблизости от скифа, бросились врассыпную, подальше от огня. Сервитор поднял левую руку в силовой рукавице, накопившую смертоносный заряд энергии, а правая заканчивалась плазменным шокером, подходящим для ближнего боя. В тяжелых ботинках и плотном десантном комбинезоне, сервитор казался вполне надежным заслоном от ассасина. Но лишь казался. Равашоль прекрасно сознавал, что обычному сервитору ни за что не задержать профессионального убийцу надолго.
— Ты, со мной! — крикнул Равашоль, рискнув при этом задрать голову и посмотреть в небо. Ассасин мельтешила от здания к зданию, неведомым способом передвигаясь на ногах, удивительно гнущихся во все стороны, скользя по стенам и крутясь в воздухе алым акробатом.
Нечеловеческая скорость передвижения позволяла ей легко уворачиваться от лазерных импульсов и снарядов. Стены зданий брызгали осколками камня и металла, но тоже не причиняли ей ни малейшего вреда.
Вот ответным огнем огрызнулись пистолеты ассасина, и один из сервиторов покрылся кровавыми ранами. Он не упал, но пригнулся и продолжал стрелять, пока не получил пулю в лоб, на выходе снесшую ему полчерепа.
Равашоль бросился к величественным воротам кузницы адепта Злобного, ибо знал, что стоит ему провозгласить просьбу об укрытии в Святилище, и уже никакой ассасин не посмеет посягнуть на твердыню старшего адепта.
За Паллантом бежал сервитор, громыхая по металлической дороге. Еще один остался прикрывать их отход. Даже боевому сервитору долго не выдержать такого напора. Однако и вход в кузнечный комплекс был всего лишь в нескольких шагах.
Охваченные паникой люди стремились к воротам, пытаясь укрыться от огня и летящих со всех сторон осколков. Равашоль осмелился бросить взгляд через плечо и увидел, как, скользя над дорожным полотном, к уже разбитому средству передвижения приближается ассасин, а боевой сервитор выпрыгивает из-за корпуса скифа, пытаясь поразить соперника прицельным выстрелом.
Не ожидавшая контратаки, ассасин метнулась к кювету, петляя среди шквального лазерного огня, только и успевшего выплавить пару воронок на металлической поверхности магистрали. Ремиара сделала сальто и, пролетая вверх ногами над сервитором, неуловимо взмахнула мечом, лезвие которого горело голубым пламенем.
Вдогонку ассасину понеслись очередные лазерные разряды, но они были слишком неистовы и хаотичны. Сервитор повалился на землю, разрубленный на две половины.
Равашоль тем временем наконец-то преодолел последние метры, что ему оставались до врат с изображением двуглавого орла Императора и Механикум, вытравленного кислотой на каждой из створок огромных стальных ворот. При входе Равашоль поспешно окунул пальцы обеих рук в чашу со священным машинным маслом. И только его руки опустились в вязкую субстанцию, как сзади послышалось чье-то приближающееся басовитое гудение.
Паллант окропил маслом вокруг себя и громко воззвал:
— Именем адепта Урци Злобного и но древнему обычаю, я прошу укрытия в Святилище этого храма! Прошу покровительства, оказанного мне когда-то магистром этой кузницы!
Не успел он закончить, как два конусообразных проектора силового щита, установленных на потолке, повернулись к нему. Равашоль поднял голову и увидел зеленое свечение на их остриях.
Мощный силовой разряд очертил дугу между потолком и полом где-то за спиной адепта. Паллант оглянулся в ужасе, когда его ушей достиг визг, — клинок энергетического меча ассасина ярко вспыхнул и заискрил, наткнувшись на только что сгенерированное конверсионное поле.
Равашоль упал на колени, ослепленный яростным светом, и попробовал проморгаться — в глазах мерцали пятна, оставленные на сетчатке вспышкой. Техножрица-ассасин — Равашоль уже успел ее разглядеть — унеслась вверх по спирали, в темноту, спеша укрыться от сблокированных стволов на турелях, пытающихся взять ее на мушку.
Она улизнула, скользя по стенам зданий, и окончательно исчезла в марсианской ночи.
— Слава Богу-Машине, — прошептал Равашоль с бешено колотящимся сердцем.
Он все еще стоял на коленях, когда вокруг начали собираться зеваки. Им явно было любопытно, что побудило его искать укрытия в здешнем Святилище и каким человеком нужно быть, чтобы привлечь к себе внимание техножрицы-ассасина.
Паллант устало пересел на корточки, обхватив голову руками, а навстречу ему выдвинулись из глубины храма трое протекторов Механикум, вооруженных болтерными копьями, закованных в ужасающего вида панцири и оснащенных по последнему слову военной техники.
Последний сервитор собрался было дать отпор этим протекторам, но Равашоль его остановил:
— Отбой. Это протекторы Урци Злобного.
* * *
— Ну и кавардак же ты устроил, — сказал старший адепт Урци Злобный приглушенным бронзовой маской голосом. Три зеленых бионических глаза в бледном остове черепа подсвечивали красный капюшон изнутри.
Магистр Урци передвигался на человеческих ногах, но только ноги да еще правая рука — все, что осталось от его человеческой природы. Красная мантия Урци была из вулканизированной резины, плотной и очень прочной. На спине у него громоздился чудовищный блок питания, основная масса которого поддерживалась локальными силовыми полями. Туда-сюда носились дистанционно управляемые дроны.
— Да, — ответил Равашоль. Он с последним оставшимся в живых сервитором проследовали за Урци Злобным в пещерные кабинеты храма-кузницы. — Мне очень неловко за то, что я вернулся при таких обстоятельствах, мой повелитель, но я не знал, куда еще мне можно было податься.
— Нет-нет, — взмахнул бледной дряблой рукой Урци. Они вошли в просторный и высокий неф храма. Пилястры и арочный потолок создавали ощущение утробы колоссального зверя. — Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Абсолютно правильно. Я всегда говорил, что ты наделаешь у нас много шуму, говорил же?
— Говорили, — согласился Равашоль. — Вот только я не думал, что это обернется таким образом.
— Не беспокойся, Паллант, — продолжал Урци Злобный. — Я уже связался с адептом Хромом, и вскоре мы все уладим.
— Адептом Хромом? — испуганно переспросил Равашоль. — Но зачем?
— Твое открытие влечет за собой такие последствия, которых ты и вообразить себе не можешь, Паллант, — рассказывал Урци по пути к серьезно охраняемым дверям из полированной стали и бронзы.
Зубчатые створки раздвинулись, и верховный адепт махнул рукой, давая понять, что Равашолю следует войти.
Паллант как раз собирался спросить насчет последствий, когда ступил под своды огромного зала, увешанного десятками тысяч комплектов силовых доспехов для Адептус Астартес, но все вопросы так и застряли у него в горле. Помещение было ярко освещено, и холодные отблески света слепили глаза, отражаясь от неокрашенных поверхностей брони. Ее серебристое мерцание напомнило Равашолю хрупкие страницы летописей Старой Земли и рассказы о воинах, передвигавшихся верхом на животных. Воспоминание рассмешило Палланта, и он улыбнулся, следуя за Урци, который направлялся в дальний конец зала.
— Я никогда не видел в таком количестве силовых доспехов «Марк Четыре», — проговорил Равашоль. — Наверное, дух захватывает, когда в них маршируют воины Адептус Астартес.
— Думаю, все именно так и выглядит, — кивнул Урци. — Конечно, мы выполнили еще только около половины от общего заказа доспехов этого типа. И ты, думаю, можешь себе представить, какие сложности нам пришлось преодолеть, переубеждая некоторые Легионы… более традиционного уклада отказаться от старых «железных панцирей».
— Арморум феррум? Но почему? Мне казалось, сами десантники сетовали на то, что «Марк Три» неуклюж и неудобен для повседневного использования в бою.
— Так и есть, — согласился Урци. — Но чисто внешне это самый вызывающий из всех типов десантных доспехов, и некоторым Легионам как раз и нравится его… брутальность, что ли, и они хотят сохранить его для церемониальных нужд и в помощь штурмовым частям.
— Но ведь «Марк Четыре» куда лучше, — не согласился Равашоль с логикой Космодесанта.
У Палланта складывалось ощущение, что Адептус Астартес так и останутся для него непостижимы. Он даже слыхал, что их скоро вообще признают отличным от остальных людей биологическим видом, настолько они удалились от привычного человеческого генома.
Рассмотрев висевшие под потолком космические доспехи, а затем переведя взгляд на безгранично аугментированную фигуру адепта Урци Злобного, Равашоль вдруг подумал, что десантники могли думать то же самое и о представителях Механикум.
— Ты даже себе не представляешь, какие последствия теперь грядут в результате твоих действий, — заявил старший адепт, когда Паллант поспешно его догнал. Рядом, не торопясь, трусил сервитор, чьи неуклюжие шаги эхом отражались от далеких стен. — Оглядываясь назад, все же, я думаю, было ошибкой отпускать тебя на работу в кузницу Луки Хрома. Но все мы крепки задним умом, не правда ли? — продолжал Урци.
— Не понимаю, — проговорил Равашоль.
— А, не важно, — ответил верховный адепт. — Тебе и не нужно понимать. Но пока у нас есть время, позволь показать, чем в последнее время занималась моя кузница.
— Для меня это большая честь, — поклонился Равашоль. — Увидеть воочию деяние рук самого верховного адепта — такой шанс выпадает раз в столетия.
— И то правда, — не стал возражать Урци, — но разве не выдающиеся времена нынче настали? Думаю, маленькая отсрочка не повредит.
Равашоль шагал за верховным адептом вдоль рядов пустых доспехов в самую дальнюю часть зала, где на ступенчатом подиуме из красного мрамора с золотистыми и серебристыми прожилками взгромоздился высокий черный цилиндр.
Урци поднялся по ступенькам, и один из его дронов нырнул к черному цилиндру, мигнул загоревшимся глазком и с жужжанием выдвинул из себя ключ. Последний скользнул в цилиндр, хотя Равашолю так и не удалось разглядеть замочной скважины. Дрон отпрянул и спрятался за старшим адептом, когда что-то загудело.
Чернота в цилиндре завихрилась и стала постепенно сереть, погружаясь куда-то в помост, будто чернильное облако, растворявшееся в воде. С течением времени уже можно было рассмотреть содержимое цилиндра, чья поверхность из матовой плавно стала полупрозрачной, а затем и вовсе невидимой. Ошеломленный Равашоль разинул рот от удивления, когда перед ним предстал великолепный терминаторский доспех — самый удивительный из всех виденных им ранее.
Обладавший более массивными пропорциями, нежели «Марк IV», этот панцирь мог похвастаться сегментами из пластали, выкрашенными в цвет самой черной ночи. Окантовка отливала золотом и бронзой, и Паллант прекрасно понимал, что над каждой деталью этого доспеха трудились самые искусные мастера Марса.
По краю наплечников шел ряд золотых заклепок, а в центре нагрудной пластины горел янтарный глаз в окружении ощеренных золотых волков. Высокий латный ворот светился красными огнями, а на плечах крепилась тяжелая волчья шкура.
Равашоль поднялся по ступенькам и встал перед доспехом. Одна лишь близость к этому произведению искусства пьянила и даже немного пугала. Адепт протянул руку к полированным пластинам, и пальцы его дрожали. Пласталь оказалась холодной на ощупь, но в металле чувствовалась легкая вибрация, словно сокрытый в доспехе дух машины видел сны о грядущих битвах. Паллант взглянул вверх, туда, где должно было находиться лицо воина, и содрогнулся, внезапно испугавшись этого мрачного панциря.
— Это вершина моего мастерства, — гордо заявил Урци. — Ничего более совершенного мне сделать уже не суждено.
— Он… великолепен, — попятился Равашоль от доспеха, который внезапно показался ему вместилищем абстрактного ужаса. Что-то в этих агрессивных линиях говорило об океанах крови, которую прольет обладатель доспеха, кем бы он ни был. Панцирь, очевидно, должен был не только защищать, но и устрашать. — Для кого он?
— Для самого Воителя, — улыбнулся Урци.
* * *
Равашоля захлестнула волна страха, когда он заглянул под капюшон Урци, где светились три глаза. Рядом с верховным адептом Паллант казался карликом. В животе у него заныло, внутренности сжались в комок от одной только мысли: он допустил ужасную ошибку, придя сюда.
— Для Хоруса? — выдохнул Равашоль.
— Его самого, — ответил Урци. — Доспех будет отправлен в систему Исстваана со дня на день. По-моему, пришло время раскрыть карты, Паллант, не правда ли? Ты нас очень напугал, когда скрылся от протекторов адепта Хрома. У нас не было ни малейшего понятия, что может взбрести тебе в голову, ведь соглашение с Воителем слишком важно, чтобы позволить какому-то мелкому адепту третьего класса расстроить наш пакт. Я вроде бы уже упоминал о последствиях?
— Вы нарушаете приказы Императора… — проговорил Равашоль.
— Мой дорогой Паллант, если бы речь шла только о приказах! И хотя твоя эскапада нас встревожила, мне не следует объяснять тебе что-либо. Скажу лишь, что время Императора закончилось, и во Вселенной грядет новый порядок.
— Новый порядок? — отступил назад Равашоль. — Это ересь! Предательство! Императору…
— Императору конец, — перебил его Урци. — Он ограничивает наш прогресс бессмысленными запретами, указывает, что можно исследовать, а что — нет. Указывает нам! Тем, кто обеспечивает его войска оружием и амуницией! А где был Император, когда Древняя Ночь поглотила Марс? Нет, когда Император завоюет Галактику, он обернется против нас и присвоит себе все наши технологии. Мы для него лишь вассалы, и не более.
Каждое новое слово бывшего мастера повергало Равашоля во все больший ужас, особенно теперь, когда он понимал: то, что ему стало известно относительно проекта «Каба», — всего лишь деталь, приподнявшая завесу над заговором, равного которому и вообразить-то нельзя, не то чтобы припомнить в истории.
— Я вам этого не позволю, — пробормотал адепт третьего класса. — Я не позволю вам вовлечь Механикум в предательство.
— Ты не позволишь нам? — рассмеялся Урци. — Мальчик мой, да ведь все уже свершилось.
— Вы не оставляете мне выбора, — сглотнул Равашоль. — Сервитор, уничтожить его!
Последний сервитор подбоченился, плазменный излучатель на плече развернулся в сторону старшего адепта, орудийная спираль загудела, сосредоточивая энергию, пока прицельные лазеры танцевали на бронзовой маске Урци.
Но прежде чем сервитор успел открыть огонь, сверкнула вспышка ослепительного белого огня и из корпуса сервитора брызнул столп крови и масла. Равашоль попятился от своего охранника, издавшего механический скрип отчаяния. Масло воспламенилось, и теперь вся правая сторона сервитора пылала.
В воздухе Паллант заметил скользящую фигурку техножрицы-ассасина с мечом, оставляющим за собой тонкий след горящей плазмы. Охваченный огнем сервитор даже попробовал прицелиться в ассасина, но оружие его уже не функционировало.
Равашоль наблюдал, как неумолимый убийца несется над полом. Горящий сервитор, двигаясь замедленно, будто против течения, развернулся лицом к ускорившемуся противнику. Теперь он годился лишь для рукопашной. Оставшаяся рука была облачена в энергетическую рукавицу. С ней-то телохранитель и сделал неуверенный шаг вперед, пытаясь защитить своего хозяина. Равашоль бросился бежать к безнадежно далекому выходу из зала, когда ассасин мелькнула над гибнущим сервитором, с легкостью увернулась от его неуклюжего выпада и одним небрежным движением снесла ему голову.
Паллант плакал на бегу, прекрасно осознавая, что обречен, и тем не менее не останавливался. Он пробежал мимо рядов блестящих доспехов, которые, увы, его не защитят.
С каждым своим гулким шагом он ждал, что еще вот-вот — и его настигнет удар меча или же выстрел. Дверь приближалась, в панике адепт бросил взгляд назад и заметил, что адепт Урци с ассасином стоят над полыхающими останками боевого сервитора.
«Почему они меня не преследуют?»
Равашоль выбросил странный вопрос из головы, минуя серебристые залы своего бывшего пристанища: благо память позволила ему безошибочно воспроизвести весь путь, приведший в этот оплот предательства. Многочисленные адепты и техники с любопытством оглядывались, когда он пробегал мимо. Его цель — громадные входные ворота в кузницу. Поэтому все остальные не стоят ни малейшего внимания.
Наконец-то он выскочил за ворота, где еще недавно просил укрытия в храме-кузнице. Каким глупцом он был, думая, что Урци чтит древнее право, когда весь Механикум втянут в измену. Великие врата были открыты, и орел, выгравированный на их створах, уже казался серьезнейшим оскорблением. Равашоль выбежал в жар марсианской ночи.
И еле смог затормозить перед машиной Каба.
* * *
— Привет, Паллант, — поздоровалась машина. — Рад тебя видеть.
Наконец машина могла самостоятельно передвигаться. Равашоль заметил, что ее сферический корпус установлен на широком гусеничном шасси. Каба возносился над адептом, его могучие конечности были направлены в небо, а гибкие щупальца-манипуляторы плавно змеились в воздухе. Сенсорные блистеры горели матовым янтарным огнем. Как бы Равашолю ни хотелось бежать, а внутренний голос подсказывал, что таким образом он только ускорит смерть.
— Откуда ты здесь взялся? — осторожно поинтересовался адепт.
— Я искал тебя, Паллант, — ответила машина.
— Зачем? — спросил Равашоль.
— Мне казалось, мы друзья.
Мысли адепта пустились вскачь. Неужели Каба сбежал из кузницы Луки Хрома, словно животное в поисках пропавшего хозяина?
— Мы друзья! — вскричал Равашоль. — Да-да, самые что ни на есть друзья!
— Ты считаешь меня опасным созданием и не веришь в возможность моего существования. Недопустимость моего существования равнозначна моему уничтожению, а я умирать не хочу. Я не заслужил смерти.
Равашоль молитвенно вскинул руки:
— Но теперь-то ты должен понять, что меня просто беспокоило появление такого создания, как ты.
— Адепт Хром рассказал мне о вашем с ним разговоре, — прорычала машина. — О том, что ты считаешь меня незаконным и неправильным созданием.
— Ну, в каком-то смысле… так и есть, — согласился Равашоль, все еще надеясь воззвать к машинной логике. — Император запретил эксперименты с искусственным интеллектом.
— Но из твоих рассуждений неминуемо следует вывод о необходимости моего уничтожения, — заметил Каба. — Этого я не могу допустить. Естественное право и желание каждого разумного существа — защищаться от причиняемого ему вреда.
Равашоль сделал шаг назад от машины и оцепенело смотрел, как из-за ее широкого корпуса выступает верховный адепт Лука Хром. Вот почему Урци с ассасином позволили Равашолю покинуть храм.
«Им всем хотелось узнать, сможет ли Каба убить меня…»
Паллант Равашоль услышал шаги и, обернувшись, увидел своего бывшего мастера возле железных ворот. Урци кивнул, и массивные поршни зашипели, наглухо закрывая блестящие створы ворот.
Равашоль упал на колени и снизу вверх смотрел на подкатившую машину, наставившую на него оружие. Адепт Хром встал рядом с Кабой.
— Давай. Я не смогу вас остановить. Но ни одно из ваших деяний не останется безнаказанным.
— В этой Галактике, — покачал головой Хром, — не существует ни наказаний, ни поощрений, адепт Равашоль. Одни лишь сплошные последствия.
— Что ж, надеюсь, последствия вашего предательства не обойдутся Марсу слишком дорого.
— Это уже решать Воителю, — ответил Хром и кивнул Кабе.
Равашоль взглянул на рдевшие сенсорные блистеры и увидел в них лишь холодный, не поддающийся эмоциям разум, который не имел никакого права на существование и в один прекрасный момент обратит оружие против своих хозяев. Так же, как он, собственно говоря, собирался поступить прямо сейчас.
— Прощай, Паллант, — целясь, произнесла машина.
Равашоль закрыл глаза, и его мир обратился в пламя.
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 2:37:27
The Lightning Tower Башня Молнии Автор: Dan Abnett. Источник: The Dark King/The Lightning Tower.
Чего ты боишься? Чего ты на самом деле боишься?
В давние времена был построен прекрасный дворец, и возвышался он на вершине мира, подобно короне из света. Тогда человечество во второй раз покинуло породивший его кусок скалы в поисках истинного предназначения, сокрытого от людей в прежние эпохи.
Искусники из многих соперничавших гильдий Вольных Каменщиков возвели дворец, одну позолоченную глыбу за другой, дабы служил он символом единства, царственного и несокрушимого. После безрадостной и темной Эры Раздора враждующие племена и религии Терры слились воедино, подчинившись общему закону, и дворец стал вечным напоминанием об этом непревзойденном свершении. Все династии и кланы, нации и геносекты, все деспоты и тираны подчинились или были раздавлены, сокрушены и повержены. Те из властителей прошлого, что оказались умнее и расчетливее, сдались добровольно и признали господство победителей. Лучше уж вассальная присяга, чем гнев воителей в силовой броне.
Покорность лучше, чем вражда с новым хозяином мира.
Говорят, что единожды узревший его или услышавший его речи более не ведал сомнения. Он, и только он был Избранным. Он стал Императором задолго до того, как появился Империум. Никто не знал имени, данного ему при рождении, ведь он всегда был и оставался Императором.
Даже Вольные Каменщики, непримиримые в своем тщеславии и вечно готовые доказать превосходство в мастерстве силой оружия, на время оставили свои распри и, преисполнившись гордости, создали для него дворец.
Мир не знал более величавого здания. Хотя дворец являл собой не столько здание, сколько преображенный титаническим трудом природный ландшафт. Мастера возвели его на самом мощном из горных хребтов Терры, превратив чудовищные пики в неприступные бастионы. Дворец возвышался над планетой, опустошенной веками войн и террора, и, хотя с наступлением Эры Единства стали закладывать новые города, поражавшие чудесами архитектуры, ни одно из чудес не могло сравниться с цитаделью Императора.
Это было само воплощение красоты, небесное видение, сотканное из серебра и золота. Говорят, что по завершении работы мастера зарыдали от восторга.
Ко времени окончания строительства дворец стал крупнейшим из человеческих сооружений в обитаемой Вселенной. Его фундамент уходил глубоко в планетарную мантию, а башни достигали верхних границ атмосферы. Отныне слово «дворец» обозначало лишь императорскую цитадель, словно никаких других дворцов никогда не существовало.
Он осквернил эту святыню. Он возвел темные стены, навеки сокрывшие золотые залы. Он заключил стрельчатые башни в саркофаг из десятиметровой брони. Он уничтожил драгоценные фасады и кристелефанитовые украшения, изящные минареты и сверкающие купола и на их месте воздвиг бесчисленные орудийные башни. По его приказу равнины вокруг дворца покрылись шрамами траншей и ощетинились миллионами артиллерийских стволов. Он охомутал планетарную орбиту автоматическими боевыми платформами, несущими каждодневно обновляющиеся запасы оружия. Он поставил на стены своих людей, облаченных в золотые доспехи и готовых к грядущей войне.
Его звали Дорн, и он не гордился своей работой.
* * *
Раскладывая архитектурные планы перед заказчиком, военный инженер Вадок Сингх имел обыкновение поглаживать чертежи, словно они были ручными зверьками.
— Необходимость.
Свое излюбленное словечко Сингх произнес, приласкав усовершенствованную схему укреплений Дхавалагири.
— Это уродство, — ответил Дорн.
Он стоял поодаль от стола, прислонившись к одной из массивных колонн чертежной палаты и скрестив руки на широкой груди.
— Нет. Вот то, что они сотворят, если Врата Аннапурны окажутся слишком слабыми, действительно будет уродством, — ответил Сингх.
Инженер поднялся и раскурил свою трубку с боком, пока группа рабов раскладывала оставшиеся чертежи и настраивала медные держатели линз. Линзы должны были увеличить изображение и спроецировать его на стену комнаты для более тщательного изучения деталей.
Дорн пожал плечами:
— И все равно это уродливо. Мензо из Траверты тридцать лет потратил на то, чтобы инкрустировать ворота лазулитом и орбисом. Пилигримы валят сюда толпами, лишь бы полюбоваться его творением. Они утверждают, что с эстетической точки зрения работа Мензо превосходит даже Врата Вечности.
— С эстетической? — улыбнулся Сингх.
Инженер зашагал по комнате. Струйка синеватого дыма, поднимавшегося из чашечки длинной трубки, недовольно качнулась и устремилась за ним. Рабы Сингха покорно следовали за хозяином взад и вперед, словно стайка гусят за матерью. Сингх был высоким, ростом повыше примарха, но при этом устрашающе тощим. Для членов его гильдии высокий рост был одним из критериев генетического отбора — с подобным телосложением легче наблюдать за работами.
— Не устаю восхищаться нашими беседами, Рогал. Они противоречат логике. Ты, воин, читаешь лекции по эстетике мне, строителю.
— Я не читаю лекций, — откликнулся Дорн.
Он заметил, как Сигизмунд и Архамус, расположившиеся в углу комнаты, напряглись, когда инженер назвал примарха по имени. Позже Дорн наверняка опять услышит о «подобающем уважении и протоколе».
— Хорошо, не читаешь, — примирительно сказал Сингх. — Но это — необходимость. Сколько сейчас легионов у нашего забияки?
Дорн услышал, как Сигизмунд вскочил. Примарх обернулся и пристально посмотрел на первого капитана Имперских Кулаков. Тот негодующе просверлил взглядом своего повелителя, а затем развернулся и вышел из палаты.
Дорн вновь переключил внимание на военного инженера.
— Слишком много, — ответил он, и Сингх вытянул длинную руку в направлении схемы:
— Итак?
— Начинайте работу завтра на рассвете. Демонтируйте врата очень осторожно и поместите элементы отделки в хранилище. Когда все это закончится, мы их восстановим.
Сингх кивнул.
«Мы восстановим все, — подумал Дорн. — Когда покончим с этим, все станет таким, как прежде».
* * *
Этой ночью ветер скатывался с нижних бастионов императорской цитадели. Дворец был так огромен, что его отвесные стены порождали собственный микроклимат. В раскаленном дрожащем воздухе над новыми реакторами дворца расплывались звезды — там шла очередная проверка пустотных щитов.
«Нет, не дворца. Это уже не дворец, а крепость».
Некоторые из этих угрюмых звезд были орбитальными платформами, отражавшими последние солнечные лучи, перед тем как нырнуть в тень Терры. Дорн накинул отделанный мехом плащ, оставшийся у него еще с юношеских времен на Инвите, и вышел на парапет Дхавалагири, чтобы в последний раз полюбоваться его красотой. Эта секция была одной из немногих частей дворца, еще не затронутых реконструкцией. Панелям адамантиевой брони, серому роктриту и автоматическим орудийным башням лишь предстояло загубить ее воздушные линии.
Уже скоро. Со стены Дорн видел полмиллиона костров в лагере Вольных Каменщиков — огромной армии рабочих, которые на рассвете вторгнутся в Дхавалагири со своими кувалдами, долотами и подъемными кранами.
Плащ достался ему от деда, хотя Дорн давно уже понял, что никакие кровные узы не связывают его с кастой льда на Инвите. Он был потомком иной генетической линии — совершенно особой, хранившейся в стерильном подземелье глубоко под ногами примарха, в самом сердце дворца.
«Нет, не дворца. Это уже не дворец, а крепость».
Дорн был создан, чтобы повелевать, чтобы помогать отцу в его неустанных стремлениях, создан, чтобы принимать трудные решения. Он был примархом, одним из двадцати в Галактике. Его гены вылепил гранд-архитектор человечества, величайший инженер генетического кода. «Многое нужно Империуму, но больше всего ему нужна способность себя защитить и способность напасть тогда, когда это диктует необходимость. Вот почему я дал ему двадцать острых клыков».
В нападении нет ничего сложного. Телесной мощью с Дорном могли сравниться лишь двадцать человеческих существ: его отец и девятнадцать братьев. По мнению Дорна, настоящее мастерство заключалось в том, чтобы знать, когда нападать не следует. Его дед, старый аристократ с Инвита, патриарх ледяного улья, преподал ему эту истину.
Дорн был седьмым из потерянных и вновь обретенных сынов. К тому времени, когда армия его отца обнаружила Рогала, он уже стал полновластным вождем системы, правя Инвитом во главе Дома Дорна. Дед скончался сорок зим назад, но новый вождь все еще укрывался его старинным меховым плащом. Люди Дорна называли его «Императором» до того дня, пока истинное значение этого слова им не растолковала тысяча возникших в небе Инвита боевых кораблей. Дорн вылетел на встречу с отцом на «Фаланге» — единственном корабле против тысячи, но что это был за корабль! Не судно, а настоящая крепость. Император был впечатлен. Дорн всегда отличался мастерством в возведении крепостей.
Вот почему Дорн прибыл на Терру со своим прародителем и властелином. Из любви, преданности, покорности, но более всего по «необходимости» — чтоб у Сингха язык отсох! Небо перевернулось, и с черной изнанки выплеснулся Хаос. Пала ярчайшая из звезд — и немыслимое, святотатственное стало непреложным фактом.
Империум атаковал сам себя. Главнокомандующий, по причинам, которые Дорн не в силах был вообразить, восстал против собственного отца и обрек его армию на тотальную войну. Эта война, без сомнения, придет и на Терру.
Война придет. И Терра должна быть готова. Дворец должен быть готов. Отец попросил Дорна, в качестве личного одолжения, отправиться на Терру и подготовить ее к войне.
Никто лучше его не справится с работой. Никто не построит более надежных укреплений. Дорн и его Кулаки, назначенные преторианцами Императора, смогут отразить любую атаку.
Палаты дворца вокруг Дорна были безмолвны, стены уходили глубоко в земную твердь. Лишь издали слышался приглушенный, вечный гул Астрономикона. Дворец, защищенный и обезличенный Дорном, венчал этот мир, как корона из мрака.
Рогал Дорн построил множество непревзойденных цитаделей: город-крепость на Завамунде, Галлантскую колонну, донжоны вдоль Рутанского Пути. Все они были неприступными бастионами, твердынями, из которых лорды-губернаторы управляли провинциями. Но эта работа стала для него самой важной — и самой трудной. Сделать ее все равно что погасить солнечный свет или осушить море. Воплощение триумфа его отца, вечный памятник Единству был погребен в уродливом, грубофункциональном защитном саркофаге.
И все это из-за Хоруса, первого среди сыновей, разжигателя бессмысленной вражды.
Дорн услышал треск камня под ногами. Он опустил глаза и всадил свой кулак, имперский кулак, в каменную плиту парапета. Примарх еле почувствовал удар, а блок разлетелся в пыль.
— Милорд, все в порядке?
Архамус ходил за ним по пятам с самой чертежной палаты. Не столь вспыльчивый, как Сигизмунд, Архамус возглавлял свиту примарха.
Сейчас он выглядел встревоженным.
— Просто выпустил пар, — ответил Дорн.
Архамус покосился на разбитый камень:
— Помогаете мастерам Сингха?
— Что-то вроде того.
Архамус кивнул. Поколебавшись и бросив взгляд на строящиеся фортификации Махабарата, он сказал:
— Вы сотворили чудо, милорд.
— Чудо я разрушил.
— Я знаю, что эта работа вам ненавистна, но сделать ее было необходимо. И никто бы не справился лучше вас.
Дорн вздохнул:
— Ты добр, как всегда, дружище, но на сердце у меня тяжело. Этого не должно было произойти. Я уже давно ломаю голову, но никак не могу представить, что послужило причиной войны. Гордость, честолюбие, обида, ревность? Мелко, тем более для примарха. Эти чувства слишком ничтожные, слишком преходящие, для того чтобы заставить Хоруса пойти на такое. Они могут быть поводом для спора, самое большее — для мелкой стычки. Но не для того, чтобы расколоть Галактику пополам. — Дорн поднял глаза к ночному небу. — И все же, вопреки здравому смыслу, он идет сюда.
— Жиллиман остановит его.
— Робаут слишком далеко.
— Тогда Русс. Лев. Или Хан.
Дорн покачал головой:
— Вряд ли они его остановят. Думаю, он будет продвигаться вперед, пока не столкнется с нами.
— Тогда мы его остановим, — сказал Архамус. — Ведь так, сэр?
— Конечно. Просто мне бы хотелось…
— Чего?
— Ничего.
— Чего бы вам хотелось, милорд? — повторил Архамус.
— Ничего.
Внезапный порыв ветра взметнул меховой плащ Дорна. Высоко над ними щиты отключились, а затем тест начался заново.
— Могу я задать вам вопрос, сэр? — проговорил Архамус.
— Конечно.
— Чего вы на самом деле боитесь?
* * *
«Подумай над вопросом, Рогал Дорн. Первейшая из аксиом обороны: надо понимать, против кого ты обороняешься. Чего ты боишься? Кого ты боишься?»
Дорн мерил шагами залы Территории Кат-Мандау, где располагались офисы Адептус Терра. Кат-Мандау — ступенчатый город, заключенный в стенах внутреннего дворца, — никогда не спал. Клерки в монашеских робах и начищенные сервиторы сновали по широким проспектам. Министры и послы вели дела под километровой высоты крышей Гегемона. Вокруг Дорна вращался исполинский, отлаженный как часы механизм Империума. Именно это и принесла Эра Единства — сложнейшую государственную машину плюс неисчислимое множество подчинявшихся ей миров и доминионов.
Император и его примархи сражались в течение двух столетий, создавая Империум. Они вели свой Великий Крестовый Поход от звезды к звезде, дабы воздвигнуть империю людей, — грандиозное начинание, которому они без колебаний посвятили жизнь. Они делали это, потому что верили, верили с абсолютной убежденностью, что их труды послужат возвышению человеческой расы. Все они верили. Все.
Чего он боялся? Кого он боялся? Ангрона? Нет, не его. Дорн без сожаления размозжил бы Ангрону голову, встреться они лицом к лицу. Лоргара? Магнуса? От этих двоих всегда несло тухловатым колдовским душком, но страха перед ними Дорн не испытывал. Фулгрим? Нет. Феникс мог быть устрашающим противником, но не причиной для смертного ужаса. Пертурабо? Что ж, их соперничество было давней историей — ядовитые перепалки двух братьев, боровшихся за отцовское внимание…
Вопреки мрачному настроению, Дорн улыбнулся. Годы их взаимных оскорблений с Пертурабо казались чуть ли не забавными по сравнению с тем, что происходило сейчас. Они были слишком похожи, слишком ревниво относились к собственным — почти одинаковым — талантам. Дорн знал, что, отвечая на подначки Железного Воина, он проявляет лишь глупость и слабость. Но соперничество всегда было движущей силой братьев-примархов. Оно поощрялось, дабы сподвигнуть братьев на еще большие свершения.
Нет, он не боялся Пертурабо.
Кого тогда? Хоруса Луперкаля?
Бесцельные блуждания привели Дорна в Инвестиарий. В этом широком, открытом ночному небу амфитеатре возвышалось двадцать статуй, выстроившихся молчаливым кругом на постаментах из ауслита.
Вокруг не было никого, даже стражей из Гвардии Кустодес. На железных столбах тускло светились люминесцентные шары. Диаметр амфитеатра равнялся двум километрам. Под колючими звездами он казался ареной, на которой двадцать воинов вот-вот сойдутся в жестоком поединке.
Второй и одиннадцатый постаменты давно пустовали. О двух отсутствующих братьях никогда не упоминали вслух. Их трагические истории выглядели как нелепые отклонения. Но не были ли они предупреждением, которому не вняли вовремя?
Сигизмунд настаивал на том, чтобы убрать из Инвестиария и статуи предателей. Капитан Кулаков даже вызвался проделать всю работу самостоятельно, чем изрядно насмешил Императора.
Пока что изображения отступников накрыли тканью. В голубом полумраке высокие задрапированные фигуры смахивали на призраков.
Значит, Хорус? Он боялся Хоруса?
Возможно. Дорн знал, что Хорус был величайшим из примархов, и это превратило его в опаснейшего врага. Сможет ли кто-нибудь из них одолеть Луперкаля на поле битвы?
Дело не в боевом мастерстве. Никогда в жизни Дорн не испытывал страха перед противником лишь потому, что тот был сильнее или искуснее. Поединок всегда оставался простым испытанием.
То, что имело значение, что внушало страх, — это почему враг вступил в бой? Что заставило его сражаться?
Вот оно. Вот и ответ.
Дорн почувствовал, как волоски у него на коже встают дыбом.
Я не боюсь Хоруса. Я боюсь обнаружить, почему он обратился против нас. Я не могу придумать ни одного оправдания этой ереси, но у Хоруса должна быть причина. И я страшусь, что, узнав ее, получив объяснение, я смогу… согласиться.
— Вы бы низвергли их всех?
Дорн обернулся на голос. В первую секунду примарху почудилось, что он слышит приглушенный рык отца, но перед ним был лишь человек в мантии с капюшоном, человек, едва доходивший Дорну до пояса. Судя по одежде, обыкновенный дворцовый администратор.
— Что ты сказал? — переспросил Дорн.
Человек ступил на арену Инвестиария и встал лицом к Дорну. Вместо того чтобы поприветствовать примарха знаком аквилы, он использовал старый салют Единства.
— Вы разглядывали статуи своей родни, — заметил он. — Я спросил… готовы ли вы их низвергнуть?
— Статуи или родню, Сигиллит?
— И то и другое.
— Тогда остановимся на статуях. С людьми Хорус неплохо справляется и без меня.
Малькадор улыбнулся и взглянул на собеседника снизу вверх. Как и у Дорна, волосы Сигиллита отливали белизной, но, в отличие от короткой стрижки примарха, они падали на плечи львиной гривой. Малькадор был выдающейся личностью. Он находился рядом с Императором с начала Объединительных Войн, выполняя роль адъютанта, доверенного лица и советника. С тех пор он возвысился до должности председателя Совета Терры. Император и примархи были генетически модифицированными сверхлюдьми, а Малькадор всего лишь обычным человеком, но именно это и делало его столь исключительным. Сигиллит стоял наравне с высшими существами, повелевающими Империумом, и все же оставался человеком.
— Рогал Дорн, не могли бы вы пройтись со мной?
— Неужели не найдется государственных дел, требующих вашего внимания даже в этот поздний час? Совету не понравится ваше отсутствие за столом дебатов.
— Совет пока как-нибудь обойдется без меня, — ответил Малькадор. — В это время я обычно совершаю прогулки на свежем воздухе. Империум никогда не спит, но ночью в прохладном дыхании древнего Гималазийского хребта я обретаю хотя бы иллюзию спокойствия. Время прочистить мозги и поразмыслить о важном. Я прогуливаюсь. Я закрываю глаза. И, как это ни удивительно, звезды не гаснут оттого, что я на них не смотрю.
— Еще не гаснут, — ответил Дорн.
Малькадор рассмеялся:
— Да. Еще не гаснут.
* * *
Поначалу они почти не разговаривали. Покинув Инвестиарий, Малькадор и Дорн прошли по плитам из песчаника верхней терассы Кат-Мандау меж рядами плакучих фонтанов. Спутники добрались до самых Львиных Врат, откуда открывался вид на причальные кольца и посадочные площадки плато Брахмапутра. Еще недавно Врата являли собой величественное зрелище: два позолоченных зверя, вставших на дыбы и сцепившихся лапами в яростном поединке. По приказу Дорна их заменили гигантскими серыми донжонами в черных пятнах бойниц и казематных окон. Врата теперь окружала защитная стена из серого рокрита, по краю которой, как гребень доисторического ящера, торчали лопасти пустотных щитов.
Остановившись, советник и примарх долго разглядывали сооружение.
— Я человек не особенно деликатный, — наконец проговорил Малькадор.
Дорн заломил бровь.
— Ну ладно, — согласился Малькадор, — может, и деликатный. Политики быстро обучаются лицемерию. Я знаю, что меня считают хитрецом.
— Старое слово, означающее не более чем «проницательный», — ответил Дорн.
— Пожалуй. Принимаю это как комплимент. Все, что я пытался сказать, — это то, что сейчас я не собираюсь деликатничать.
— Нет?
— Император выражает озабоченность.
— В смысле? — поинтересовался Дорн.
Малькадор ответил с еле слышным вздохом:
— Он считает, что вас переполняют дурные предчувствия.
— Учитывая обстоятельства, это вполне объяснимо, — заметил Дорн.
Сигиллит кивнул:
— Он доверил вам оборону. Он рассчитывает на вас. Терра не должна пасть, с чем бы ни пришел сюда Хорус. Этот дворец не должен пасть. Если война завершится здесь, она должна завершиться нашей победой. Но Император знает, и я знаю, и вы знаете, что оборона крепка настолько, насколько крепко ее слабейшее звено: вера, убеждение, сила духа.
— Что вы пытаетесь мне сказать?
— Если в вашем сердце поселилось сомнение, оно превратится в нашу слабость.
Дорн отвел глаза:
— В сердце моем поселилась лишь печаль из-за того, что мне пришлось сотворить с дворцом. И все.
— Все ли? Не думаю. Чего вы на самом деле боитесь?
* * *
Малькадор поднял руку, и в его комнатах зажегся свет. Дорн огляделся. Никогда прежде он не бывал в личных апартаментах Сигиллита. Стены украшали древние изображения: осыпающиеся, подернутые узором трещин масляные полотна, заключенные в голубоватую пленку стазис-поля; дымчато-бледный портрет женщины с загадочной улыбкой; большие желтые цветы, написанные грубыми мазками; пристальный взгляд и мясистые щеки старика, выступающие из бурой тени.
Вдоль другой стены были развешены старинные изорванные штандарты: зигзаги молнии, символика армии, предшествующей Объединению эпохи. Ниже красовались доспехи, окруженные слабым мерцанием стазиса, — отлично сохранившаяся отполированная силовая броня.
Малькадор предложил Дорну вина, от которого тот отказался, и кресло, на что у примарха не нашлось возражений.
— Я достиг определенного душевного равновесия, — сказал Дорн. — Я понял, чего я боюсь.
Малькадор кивнул. Советник откинул капюшон, и свет заплясал в его длинных белых волосах. Отхлебнув из бокала, Сигиллит предложил:
— Посвятите меня в детали.
— Я не боюсь людей. Ни Хоруса, ни Фулгрима, никого из них. Я боюсь дела, за которое они сражаются. Боюсь узнать причину их враждебности.
— Вы боитесь того, чего не можете понять.
— Точно. Я не могу вообразить, что движет Воителем и его сторонниками. Это что-то совершенно чуждое мне, что-то не поддающееся осмыслению. Сильная оборона всегда основывается на понимании того, от чего приходится обороняться. Я могу воздвигнуть сколько угодно бастионов, стен и орудийных башен, но я все еще не знаю, против чего мне предстоит сражаться.
— Весьма точно подмечено, — ответил Малькадор. — И справедливо для всех нас. По-моему, даже Император толком не представляет, что заставило Хоруса так неистово выступить против нас. Хотите услышать, что я об этом думаю?
— Хочу.
Малькадор пожал плечами:
— Я считаю, что нам лучше не знать. Понять это — значит понять безумие. Хорус совершенно безумен. В его душе поселился Хаос.
— Вы говорите так, словно Хаос — это… нечто реальное.
— А он и есть нечто реальное. Вас это удивляет? Вы бывали в варпе и наблюдали за его искажающим прикосновением. Это и есть Хаос. Сейчас он затронул человечество, извратил лучших и достойнейших из нас. Все, что мы можем сделать, — это остаться верными себе и противостоять ему, отвергать его. Пытаться понять Хаос — бессмысленная и опасная затея. В случае успеха он поглотит и нас.
— Я вижу, вы знаете, о чем говорите.
— Кто меньше видит, Рогал Дорн, тот дольше проживет. Просто примите свой страх как должное. Это все, что вам остается. Осознайте, что ваш страх — нормальная реакция здорового человеческого рассудка на источаемое варпом безумие.
— Император тоже в это верит? — спросил Дорн.
— Император это знает. И знает, чего ему не следует знать. Иногда, друг мой, спасение заключается в неведении.
Некоторое время Дорн сидел неподвижно. Малькадор поглядывал на него, пригубливая из бокала.
— Что ж, благодарю вас за то, что уделили мне время, сэр, — в конце концов произнес Дорн. — И за вашу искренность. Я должен…
— Есть еще кое-что, — перебил его советник.
Он поставил бокал на стол и встал:
— Я хочу вам кое-что показать.
Малькадор пересек комнату и вытащил что-то из ящика антикварного письменного стола. Вернувшись к Дорну, советник разложил это что-то на низком столике между ними.
Дорн открыл рот, но не издал ни звука. Его охватил страх.
— Вы, без сомнения, их узнали.
Перед примархом лежали старые гадальные карты, потрепанные и рваные, полинявшие и запятнанные временем. Малькадор выкладывал их одну за другой.
Младшие Арканы — просто безделушки для игры, однако в Эру Раздора их широко использовали и для предсказания будущего.
— Эту колоду сделали на Нострамо Квинтус.
— Он пользовался ими, — выдохнул Дорн.
— Да. Он полагался на них. Он верил гаданиям. Он раскидывал карты на судьбу, одну страшную ночь за другой, и наблюдал за тем, что выпадет.
— О Благая Терра…
— Вы в порядке, сэр? — спросил Малькадор, поднимая глаза от карт. — Вы сильно побледнели.
Дорн передернул плечами:
— Курц.
— Да, Курц. Вы о нем забыли или просто подавили воспоминания? Вы ссорились и вступали в поединки со многими из ваших братьев, но только Конрад Курц причинил вам боль.
— Да.
— Он едва не убил вас.
— Да.
— На Шерате. Много лет назад.
— Я помню это достаточно ясно!
Малькадор посмотрел на примарха. Тот вскочил на ноги.
— Тогда садитесь обратно в кресло и расскажите мне — потому что меня там не было.
Дорн послушно сел.
— Это произошло так давно… как будто в другой жизни. Мы тогда покорили систему Шерата. Это был трудный бой. Дети Императора, Повелители Ночи и мои Кулаки — мы добились Согласия. Но Курц не мог остановиться вовремя. Он никогда не умел остановиться вовремя.
— И вы отчитали его за это?
— Он был настоящим зверем. Да, я упрекнул его. А затем Фулгрим сказал мне…
— Сказал что?
Дорн закрыл глаза:
— Феникс пересказал мне то, что Курц поведал ему: судороги, припадки, которые преследовали Курца со времен его детства на Нострамо. Видения. Курц говорил, что видел Галактику в огне, видел, как наследие Императора повержено в пыль, как Астартес схватились с Астартес. Все это было ложью, оскорблением нашего дела!
— И вы предъявили Курцу обвинение?
— Да, и он напал на меня. Думаю, он меня убил бы. Он сумасшедший. Вот почему, устав от его немыслимой кровожадности, мы изгнали его. Вот почему он сжег свой родной мир и увел Повелителей Ночи туда, где не светят звезды.
Малькадор кивнул, продолжая раскладывать карты:
— Рогал, Курц и есть то, чего вы на самом деле боитесь, потому что он — само воплощение ужаса. Ни один из примархов не использует страх как оружие, кроме Курца. Вы не боитесь Хоруса и его полоумных еретиков. Вас пугает то, что выступает на их стороне, ужас, который шагает рядом с бунтовщиками.
Дорн откинулся в кресле и выдохнул:
— Он преследовал меня. Признаюсь: все это время Курц преследовал меня.
— Потому что он был прав. Его видения оказались истинными. Он видел приход Ереси. Вы боитесь правды. И сожалеете, что не прислушались к нему.
Дорн взглянул на карты, разложенные на столе:
— А вы, Сигиллит, верите этим гаданиям?
— Давайте посмотрим, — ответил Малькадор.
Одну за другой он перевернул карты: Луна, Мученик и Монстр, Темный Король наискось от Императора.
И последняя карта: Башня Молний.
Дорн застонал:
— Крепость, разбитая молнией. Дворец, дотла сожженный небесным огнем. С меня хватит.
— У этой карты много значений, — возразил Малькадор. — Подобно карте Смерти, она далеко не столь очевидна, как кажется. В ульях Северной Мерики она символизирует крутой поворот судьбы. Для племен Франка и Тали — это знание или свершение, добытое через жертву. Если угодно, проблеск высшей воли, которая переворачивает знакомый нам мир вверх тормашками, но взамен приносит другой, величайший дар.
— Темный Король лег наискось от Императора, — указал Дорн.
Малькадор фыркнул:
— Я бы не назвал это точной наукой, дружище.
* * *
Они пробились через мощные фортификации Халдвани и Шигадзе. Небо пылало огнем. Несмотря на бомбардировки с орбитальных платформ и постоянные рейды «Грозовых ястребов» и «Элоквингов», Легионы предателей продвигались вверх по Брахмапутре, вдоль дельты реки Карнали. Огненный шторм охватил долину Ганга.
Когда они преодолели внешние укрепления дворца, шквал орудийных залпов приветствовал бурлящую, завывающую орду и шагающие боевые машины. Орудия рявкнули с каждой огневой точки Дхавалагири. Лучи лазеров распороли ночь неоновыми нитями, уничтожая все, к чему прикасались. Градом посыпались снаряды. Титаны загорались, взрывались, валились на землю, давя кишащих у их ног солдат. И все же они шли. Режущие лучи ударили в бронированные стены, словно молнии — молнии, бьющие в башню.
Стены пали. Они обрушились, подобно сходящим с гор ледникам. Облаченные в золотые доспехи тела летели вниз, захваченные потоком.
Дворец пылал. Врата Примус были разрушены; Львиные Врата подверглись атаке с севера; Врата Аннапурны содрогались от ракетных ударов. Наконец мятежники прорвались во дворец через Последние Врата и принялись уничтожать все живое на своем пути. У разбитых Врат грудились тела боевых титанов, которые спотыкались друг о друга в стремлении прорваться внутрь. Толпы еретиков карабкались по их корпусам, текли во дворец, скандируя имя…
— Завершить симуляцию, — приказал Дорн.
Примарх смотрел вниз, на гололитический стол. По его команде вражеские войска отступили отряд за отрядом и дворец начал восстанавливаться. Воздух очистился от дыма.
— Ввести новые параметры: Хорус, Пертурабо, Ангрон и Курц.
— Оппозиция? — запросила машина.
— Имперские Кулаки, Кровавые Ангелы, Белые Шрамы. Перезагрузка и повтор сценария.
Карта дрогнула. Армии пришли в движение. Дворец загорелся вновь.
— Можешь проигрывать это снова и снова, симуляцию за симуляцией, — произнес голос за спиной Дорна. — Это всего лишь симуляции. Я знаю, что ты не подведешь меня, когда наступит час.
Примарх обернулся.
— Если это будет в моей власти, я никогда не подведу тебя, отец, — проговорил он.
— Тогда не бойся. Не позволяй страху встать у тебя на пути.
* * *
Чего ты боишься? Чего ты на самом деле боишься?
«Башня Молний, — подумал Рогал Дорн. — Я понимаю ее значение: свершение, достигнутое путем жертвы. Меня пугает лишь то, какой может оказаться эта жертва».
Сообщение отредактировал Tugr - Четверг, 2011-12-29, 2:37:47
The Dark King Темный Король Автор: Graham McNeill. Источник: The Dark King/The Lightning Tower.
Там, где прежде был свет, ныне осталась лишь тьма. Горячий, лихорадочный пульс близящейся смерти стучал в его венах, а на губах застыл горький, ожидаемый и все же совсем нежеланный привкус предательства. Он знал, что это произойдет, что таковы неизбежные последствия его наивной веры в чистоту человеческого сердца. Смерть затуманила его чувства. Рот наполнился кровью, ее острый запах щекотал ноздри.
Давно подавленные воспоминания о годах, проведенных в сумрачном мире Нострамо, вспыхнули у него в мозгу с такой четкостью, словно это происходило только вчера. Призрачная ночь, расчерченная шипящими полосами люминофора, отражение переменчивых бликов в мокрых от дождя тротуарах, и люди, замершие от ужаса.
Из этой затхлой тьмы пришли надежда и озарение, обещание лучшего будущего. Но сейчас надежда была мертва, а огненосное копье будущего пронзало его разум…
…конец мира, и огромное черно-золотое око, наблюдающее за вселенским пожаром…
…Астартес, истребляющие друг друга под багровым небом…
…золотой орел, низвергнутый с небес…
Образы разрушения и всеобщей гибели шествовали перед его внутренним взором, и, не выдержав, он закричал от боли. К нему взывали голоса. Он слышал свое имя, — имя, которым его нарек отец, и еще одно, то, которое шептали его подданные в страшные часы полуночной стражи.
Он открыл глаза, позволяя видениям угаснуть. Нахлынули ощущения реального мира: кровь и жгучие слезы у него на щеках. Он обернулся на звук голосов, повторяющих его имя.
На него уставились испуганные лица, но в этом не было ничего нового. Рты двигались, произнося какие-то слова, но он не мог различить их смысла за пронзительным визгом статики, заполнившим его мозг.
Что их так напугало? Что за зрелище могло пробудить подобный ужас?
Он посмотрел вниз и понял, что прижимает к палубе другого человека.
Гиганта в рваных золотых одеждах, с белоснежными волосами, испещренными рубиновыми каплями.
Алая бархатная мантия, расшитая золотой нитью, раскинулась под лежащим как расползающееся кровавое пятно.
Мощное загорелое тело. Израненное и истекающее кровью.
Оглядев распростертого под ним изувеченного человека, он поднял руки и сжал кулаки. С пальцев капало красное. В каждой молекуле запекшейся на губах чужой крови он ощущал теплоту и богатство тонов сложнейшего генетического кода.
Он знал этого гиганта.
Его имя давно стало легендой, а непреклонное сердце и боевое искусство не ведали равных.
Раненого звали Рогал Дорн.
Голоса вновь чего-то требовали. Он поднял голову. Говорил воин в золотой броне Имперских Кулаков с черно-белыми знаками различия первого капитана.
Этого воина он тоже знал…
— Курц! — воскликнул Сигизмунд. — Что ты наделал?
* * *
Пустота космоса за армированным стеклом была расцвечена мерцанием далеких звезд. Планеты безвестных систем вращались по отмеренным им от века орбитам, безразличные к человеческим драмам. Что знали живущие под светом этих солнц о системе Шерата и о крови, которая пролилась там во имя Империи Человека?
Курц подавил гнев, вызванный этими мыслями, и всмотрелся в свое отражение. Бесстрастные глаза цвета обсидиана на бледном, осунувшемся лице казались дырами в черноту космоса за бортом корабля. Длинные волосы смоляными прядями падали на широкие плечи примарха. Курц отвернулся от отражения — оно не вызывало никаких чувств, кроме разочарования.
Мрачный взгляд примарха привлек блеск металла: его доспех, хранившийся в затененном алькове у дальней стены. Курц пересек комнату и положил руку на череполикий шлем. Линзы шлема, схожие с драгоценными камнями, поблескивали в неярком освещении, а над висками возносились два черных крыла — острые крылья мстящего ангела ночи. Отполированные пластины доспеха были темны, каковые и пристало иметь примарху Повелителей Ночи. Каждая пластина была точно подогнана к его телу и по краям отделана золотом, отражающим звездный свет.
Отвернувшись от своего боевого доспеха, Курц принялся мерить шагами металлический пол обширной и мрачной комнаты, служившей ему пристанищем. Массивные стальные колонны поддерживали сводчатый потолок, скрывавшийся во мгле наверху. Гул мощного реактора звездного форта отдавался пульсацией в металле.
Эта эстетика функционального минимализма была характерна для Имперских Кулаков, построивших могущественную орбитальную крепость как базу для операции по покорению Шерата.
Дети Императора устроили традиционный пир в честь успешного завершения кампании еще до того, как прозвучал первый выстрел. При поддержке Легиона Фулгрима и Повелителей Ночи Имперские Кулаки Рогала Дорна сломили оборону воинственной человеческой коалиции, препятствующей победному маршу Империума. После восьми месяцев тяжелых и кровопролитных боев имперский орел воспарил над дымящимися развалинами последнего оплота бунтовщиков. Но если Легион Фулгрима был удостоен почестей и похвал, то поведение Повелителей Ночи вызвало лишь гнев Дорна.
Среди серебряных развалин Осмиума противостояние достигло высшей точки.
Дым погребальных костров окрасил небеса в черный цвет. Курц следил за тем, как его капелланы проводят казнь военнопленных, когда в лагерь заявился Дорн. Худощавое лицо примарха Имперских Кулаков ничего хорошего не предвещало.
— Курц!
Никогда прежде Рогал Дорн не называл его этим именем.
— Брат?
— Трон! Что ты тут вытворяешь? — взорвался Дорн.
Вместо обычного благожелательного тона в голосе его звучала ярость. Фаланга воинов в золотой броне вошла в лагерь следом за своим командиром, и Курц сразу почувствовал разлившееся в воздухе напряжение.
— Это не порядок, Курц, а геноцид. Прикажи своим воинам очистить позицию. Имперские Кулаки берут этот сектор под контроль.
— Очистить позицию? — переспросил Курц. — Разве они — не враги?
— Уже нет, — сказал Дорн. — Сейчас они военнопленные, но вскоре станут мирным населением и гражданами Империума. Разве ты забыл, ради чего Император начал Великий Крестовый Поход?
— Ради завоеваний, — ответил примарх Повелителей Ночи.
— Нет, — возразил Дорн, положив руку в золотой перчатке на наплечник Курца. — Мы — освободители, а не разрушители, брат. Мы несем свет истины, а не смерть. Для того чтобы эти люди признали наше право вершить судьбу Галактики, мы должны проявлять великодушие.
От прикосновения брата Курц брезгливо передернулся: ему противна была эта претензия на дружбу. В душе примарха Повелителей Ночи закипал гнев, но если Дорн и заметил что-то, то не подал виду.
— Эти люди восстали против нас и должны заплатить за свое преступление, — процедил Курц. — Империуму подчиняются из страха перед наказанием, и ты знаешь это не хуже других. Покарай бунтовщиков, и остальные усвоят, что противостоять нам — значит умереть.
Дорн покачал головой и взял Курца под локоть, чтобы увести подальше от любопытных взглядов.
— Ты не прав, но нам следует обсудить это наедине.
— Нет, — ответил Курц, сердито вырывая руку. — Ты полагаешь, что эти люди смиренно склонятся перед нами после того, как мы проявим сострадание? Милосердие придумано для слабаков и глупцов. Оно приведет лишь к развращению нравов и, раньше или позже, предательству. Держать эту планету под контролем поможет страх перед репрессиями, а не твое великодушие.
Дорн вздохнул:
— А ненависть, доставшаяся выжившим, будет переходить из поколения в поколение — и так до тех пор, пока планету не охватит война, причину которой не будет знать ни один из сражающихся. Это никогда не кончится, неужели ты не понимаешь? Ненависть порождает лишь ненависть. Невозможно построить Империум на фундаменте, пропитанном кровью.
— Все империи строились на крови, — усмехнулся Курц. — Утверждать обратное — наивно. Верховенство закона не сохранишь слепой верой в человеческую добродетель. Разве мы не достаточно повидали, чтобы понять: мир человечеству можно навязать лишь силой оружия?
— Не верю своим ушам, — пробормотал Дорн. — Курц, что на тебя нашло?
— Ничего такого, чего во мне не было прежде, — ответил Курц.
Отвернувшись от исполинской золотой фигуры, он направился к одному из немногих оставшихся пленников. Ухватив человека за лацканы куртки, Конрад Курц вздернул его на ноги. Затем примарх подобрал валявшийся на земле болтер и сунул в дрожащие руки пленного. Склонившись над человеком, Курц сказал:
— Давай. Убей меня.
Перепуганный пленник замотал головой. Тяжелое оружие прыгало у него в руках, словно несчастного одолели судороги.
— Нет? — спросил Курц. — Почему нет?
Человек попытался заговорить, но от близости примарха его обуял такой ужас, что невозможно было разобрать ни слова.
— Ты боишься, что тебя убьют?
Пленник кивнул, и Курц обратился к своим воинам:
— Никто не притронется к этому человеку. Не важно, что произойдет, — он не должен понести наказания.
Сказав это, Курц развел руки в стороны, оставляя спину открытой, и пошел обратно к Дорну.
Не успел он сделать и трех шагов, как пленник вскинул болтер и воздух разорвало звуком выстрела. Разрывной снаряд высек искры, срикошетив от силовой брони Курца, — а примарх, крутанувшись на месте, одним прыжком подскочил к человеку и ударом кулака снес ему голову.
Секунду обезглавленное тело неуверенно пошатывалось, а затем медленно опустилось на колени и повалилось на землю.
— Вот видишь, — сказал Курц, стряхивая с пальцев кровь и обломки кости.
— И что ты этим доказал? — буркнул Дорн. На лице его было написано отвращение.
— То, что, если смертным дать выбор, они всегда выберут неповиновение. Пока этот человек считал, что будет наказан, он не осмеливался выстрелить — но, как только поверил, что убийство обойдется без последствий, тут же нажал на спуск.
— Это был недостойный поступок, — сказал Дорн.
Курц отвернулся прежде, чем тот пустился в дальнейшие объяснения, однако примарх Имперских Кулаков схватил брата за руку:
— Твои воины прекратят бойню и очистят позицию, Курц. Это не просьба, а приказ. Убирайся с этой планеты. Сейчас же.
Взгляд Дорна был тверже гранита. Примарх Повелителей Ночи достаточно хорошо знал своего брата, чтобы понять, что слишком долго испытывал его терпение.
— Когда эта кампания будет выиграна, нам с тобой придется объясниться, Курц. Ты пересек черту, и я не намерен больше терпеть твои варварские методы. Путь, который ты избрал, — это не путь Империума.
— Возможно, ты и прав… — прошептал Курц.
И он увел с поля боя Повелителей Ночи, чья темная броня превращала их в цепочку теней среди развалин.
* * *
Курц задался вопросом: чем бы закончился их с братом спор, не подчинись он приказу?
Примарх вздрогнул при мысли о кровавых последствиях, которые сулили подобные рассуждения. Чувствуя себя запертым в клетке зверем, он провел рукой по темным волосам — и тут дверь его комнаты, его узилища, скользнула в сторону. Через порог шагнул воин в сверкающей броне цвета ночи. За дверью Курц заметил фиолетовые доспехи стражников из Гвардии Феникса, личной охраны Фулгрима. Золотые алебарды воинов и их плащи из медных чешуек поблескивали в тусклом свете звезд.
Дорн и Фулгрим изрядно постарались, чтобы не дать ему вырваться из заключения.
Наголо обритая голова вошедшего была шишковатой, с матово-бледной кожей. Полуприкрытые тяжелыми веками черные глаза смотрели из-под выпуклого лба, а челюсть резко выдавалась вперед.
Курц приветственно кивнул своему адъютанту, капитану Шангу, и подозвал его нетерпеливым жестом.
— Есть новости? — бросил Курц в ответ на короткий поклон Шанга.
Тот ответил:
— Повелитель Кулаков выздоравливает, милорд. Не будь он примархом, скончался бы трижды от ран, что вы ему нанесли.
Его командир вновь обратил взгляд к звездам, вращающимся за стенами форта. Курцу не надо было напоминать, насколько тяжелы раны Дорна, — ведь он сам раздирал его тело голыми руками и зубами.
— Теперь, полагаю, я должен дождаться суда своих родственничков?
— Со всем уважением, сэр, но вы действительно пролили кровь брата-примарха.
— И за это они, без сомнения, потребуют заплатить кровью…
Он помнил, как командир Имперских Кулаков ворвался в его покои, кипя негодованием после шератской резни и еще больше взъярившись от слов Фулгрима, который пересказал Дорну то, что Курц поведал ему по секрету несколькими днями ранее. Припадок, скрутивший Курца, когда Феникс заговорил о событиях на Кемоше, бросил примарха Повелителей Ночи на пол и заполнил его разум жуткими картинами грядущей смерти и неотвратимой тьмы.
Тронутый очевидным участием Фулгрима, Курц доверился брату и рассказал о видениях, преследующих его с самого раннего детства на Нострамо.
Галактика, охваченная войной.
Астартес, обратившиеся против Астартес.
Ожидающая его смерть от отцовской руки…
Бледное орлиное лицо Фулгрима не дрогнуло, однако Курц заметил беспокойство, мелькнувшее в глазах брата. Курц понадеялся, что Феникс сохранит его исповедь в тайне, но, когда Дорн возник на пороге, примарх Повелителей Ночи осознал, что его предали.
По правде говоря, он почти не помнил того, что случилось после брошенных Дорном обвинений в оскорблении Императора. Настоящее растаяло, и разум его захлестнуло будущее, в котором Галактика полыхала в бесконечной войне, а ксеносы, мутанты и мятежники обгладывали гниющие кости Империума.
Это и есть тот мир, который создавал Император? Вот судьба Галактики, где страх перед наказанием перестал быть контролирующим фактором. Вот что произойдет, если слабым позволят вершить судьбы человечества… И тогда Курц понял, что лишь у одного из примархов достанет решимости вылепить новый Империум из мягкой глины Империума нынешнего.
— Пришло время нам самим определять свой путь, Шанг, — отчеканил Курц.
— Тот поворотный момент, что вы предвидели?
— Да. Мои братья попытаются использовать эту возможность, чтобы от нас избавиться.
— Полагаю, вы правы, сэр, — согласился Шанг. — Согласно моим источникам, ходят разговоры, и отнюдь не праздные разговоры, о том, чтобы отозвать Повелителей Ночи на Терру и призвать к ответу за наши методы ведения войны.
— Я знал, что так будет. Эти трусы не могут меня убить, поэтому они решили нанести удар с другой стороны и лишить меня Легиона. Понимаешь, Шанг? Они десятилетиями ждали этой возможности. Они просто слабаки и глупцы, у которых не хватает мужества сделать то, что должно быть сделано. Но у меня хватит. О да, еще как хватит!
— Каковы будут наши действия, милорд? — спросил Шанг.
— Пусть Фулгрим и Дорн меня предали, однако в других Легионах у нас еще есть союзники, — ответил Курц. — Но для начала мы должны навести порядок в собственном доме. Скажи, что творится на Нострамо?
— Все, как мы и опасались, милорд, — сказал Шанг. — Правительство регента-администратора Бальтиуса потерпело крах. Коррупция процветает, в развалинах Нострамо Квинтус правит преступность, и повсюду царит беззаконие.
— Тогда не следует терять времени. Пока эти недоумки пытаются решить мою судьбу, словно я какой-то лакей, которого можно отчитать за разбитую чашку, мы будем действовать.
— Каковы ваши распоряжения, сэр?
— Готовьте корабли, капитан, — ответил Курц. — Мы возвращаемся на Нострамо.
— Но вас приказано держать под стражей, милорд, — заметил Шанг. — Ваши покои охраняют Гвардейцы Феникса и Храмовники Дорна.
Курц криво ухмыльнулся:
— Предоставь это мне…
* * *
Курц извлек из затененного алькова последнюю деталь доспеха и поднял над головой. Повернувшись к двери, он надел череполикий шлем. Когда нижний край шлема соприкоснулся с воротом доспеха, раздалось шипение сжатого воздуха. Угол зрения чуть изменился, и восприятие сделалось четче. Курц слился с тенями, наводнившими тускло освещенную комнату.
Он замедлил дыхание и мысленно ощупал окружающее пространство. Темнота стала для примарха другом после долгих лет, проведенных под ее черным покровом на городских улицах, где он выслеживал отверженных и преступивших закон. На секунду узник ощутил сожаление, что дело дошло до такого, но яростно подавил это чувство. Сомнения, раскаяние и нерешительность — удел слабых, а не Конрада Курца.
Дыхание примарха стало глубже, а тени вокруг обрели собственную жизнь.
Курц почувствовал силу тьмы — холодную сноровку охотников и ночных тварей, убивавших под ее сумрачным пологом. Смертоносные инстинкты, взлелеянные тысячей битв, достигли сейчас немыслимой остроты и верно ему послужат.
Примарх раскинул руки, и взрывная волна психической энергии выплеснулась наружу. Флюоресцентные трубки под потолком лопнули одна за другой, рассыпав ливень сверкающих искр. Дождь из разбитого стекла зазвенел по металлической палубе.
Шипящие силовые кабели сорвались с потолка и сердитыми змеями заплясали по полу, испуская голубые дуги электрических разрядов.
На главном дисплее мигнул красный огонек тревоги. В открывшуюся дверь упала полоска света, и на пороге возникли силуэты полудюжины воинов в доспехах.
Не дожидаясь, пока свет коснется его, Курц прыгнул вверх, ухватился за выступающую из ближайшей колонны арматуру и скрылся во мраке. Обхватив колонну ногами, он принялся карабкаться выше. Стражники рассыпались по помещению, выставив перед собой алебарды.
Курц слышал, как воины выкрикивают его имя и как эхо умножает их голоса.
Одно движение мускулов, и он уже был в воздухе — невидимая, смертоносная тень. Суетившиеся внизу воины полагались на тепловизоры шлемов, но никакие приборы не могли сравниться с ночным зрением примарха. Там, где другие видели лишь свет и мрак, Курц различал мириады оттенков и полутонов, скрытых от тех, чье сердце никогда не билось в такт с темным сердцем полуночи.
Один из космодесантников Гвардии Феникса стоял прямо под ним, оглядывая комнату в поисках ее пропавшего обитателя и не догадываясь, что смерть затаилась в тенях наверху.
Курц закрутился вокруг колонны, спускаясь по спирали и отставив руку в сторону, как клинок. Стальная плоть примарха с легкостью взрезала ворот доспеха, и голова воина покатилась по полу. Не успело обезглавленное тело упасть, как Курц уже исчез, растворившись среди теней.
Когда его тюремщики сообразили, что узник находится среди них, по комнате прокатились тревожные крики. Узкие лучи фонарей бешено заметались, пытаясь нащупать убийцу. С проворством, выработанным десятилетиями охоты на людей, Курц незримо скользил между лучами.
Еще один воин рухнул на пол с развороченной грудью. Кровь толчками била из разорванных артерий, как вода из дырявого шланга. Тьму прорезали болтерные очереди. Венчики огня расцвечивали дула при каждом выстреле, которым стражники пытались достать невидимую мишень. Но их цель оставалась неуловимой: куда бы тюремщики ни стреляли, Курца там уже не было. Призраком-убийцей он летел сквозь мрак, легко находя дорогу между болтерными снарядами и неистово рассекающими воздух клинками.
Один из Храмовников Дорна попятился к пятну света у двери, и Курц скользнул за ним, двигаясь с невозможной для воина в доспехах беззвучностью. Никогда прежде не испытанное чувство бурлило в его крови, и, осознав, что это за чувство, Курц ощутил восторг.
Несмотря на опрометчивое заявление Жиллимана, Астартес могли испытывать страх…
И страх этот оказался истинной драгоценностью. Ужас смертных был жалок, трясок и вонял потом, но этот… этот был молнией, заключенной в кремне.
Курц подскочил к Храмовнику, одному из отборных солдат Дорна.
Ветеран или нет, тот умер так же, как и любой другой, — в крови и смертной муке.
— Во мраке таится смерть! — выкрикнул Курц. — И она знает ваши имена.
Вокс-канал шлема заполнили отчаянные просьбы о подкреплении, но технически превосходящая система брони примарха легко их заглушила. Курц вновь взвился в воздух, перемещаясь из тени в тень.
— Никто не придет, — посулил он. — Вы все умрете здесь.
В ответ на слова примарха рявкнули новые залпы — воины не оставляли попыток нащупать его теневое логово.
Но Курц был полновластным владыкой тьмы — и не важно, какие приборы или источники света пытались использовать его противники, они были заведомо обречены. Трое выживших — Храмовник и два космодесантника из Гвардии Феникса — отступали к двери. Стражники уже поняли, что не сумеют победить в этом бою, но все еще наивно полагали, что из поединка с Конрадом Курцем можно выйти живыми.
Рассмеявшись от чистой радости преследования — удовольствия, забытого им за отсутствием достойной добычи. — Курц взметнулся в воздух и приземлился среди своих жертв.
Пробив кулаком доспех первого Феникса, Курц выдернул его позвоночник сквозь дыру. Отбросив в сторону окровавленный труп с торчащими из раны обломками кости, Курц подхватил алебарду стражника и бросился на пол в тот момент, когда остальные обернулись на предсмертный вопль товарища.
Прежде чем те успели что-нибудь предпринять, Курц взмахнул алебардой, описав круг диаметром в два человеческих роста. Энергетическое лезвие вспороло силовую броню, плоть и кость. Остро запахло озоном и гарью.
Оба воина повалились на палубу, вопя от боли и дергая кровавыми обрубками ног. Отшвырнув алебарду, Курц блокировал удар упавшего гвардейца Феникса. Выдрав оружие из его рук, примарх сломал древко пополам и всадил острые обломки в грудь противника.
Храмовник гневно зарычал и сумел откатиться в сторону прежде, чем Курц обрушился на него. Примарх выдернул алебарду из перчатки космодесантника и одним коленом придавил его грудь, а другим — левую руку.
Воин сжал правый кулак для удара.
Курц ухватил его за предплечье и вырвал кость из сустава.
Внезапно одна за другой с гудением и треском реле загорелись лампы аварийного освещения. Резкое белое сияние затопило комнату, изгнав тени.
Там, где была тьма, остался лишь свет.
То, что прежде было тюрьмой, превратилось в бойню.
Кровь забрызгала стены и дверь, а пол усыпали безголовые, безрукие и безногие, разорванные на части тела.
При виде сцены побоища Курц улыбнулся. В эту секунду человек, в чьей шкуре он прятался с того дня, когда впервые преклонил колени перед отцом, перестал существовать. Ненужная маска спала.
Больше он не был Конрадом Курцем.
Отныне он стал Ночным Призраком.
* * *
Ночной Призрак перевернул последнюю карту и сжал зубы. Опять знакомый расклад. В стратегиуме флагманского корабля царила тьма, лишь кое-где перемежаемая голубыми отблесками консолей и гололитических дисплеев. Примарх Повелителей Ночи не обращал внимания ни на то, что творилось вокруг, ни на давящее чувство ожидания, исходившее от каждого члена команды.
На тускло светящейся панели перед ним лежала колода потрепанных карт. Их углы загнулись и вытерлись от долгих лет использования. Всего лишь салонная игра, которой забавлялись праздные богатеи в Нострамо Квинтус, — и лишь позже примарх обнаружил, что до наступления Древней Ночи разновидности этих карт использовались племенами Франка и жителями ульев Мерики для гадания.
Очевидно, карты соответствовали социальным кастам тех времен. Колода разделялась на четыре масти: воины, жрецы, торговцы и рабочие. В старину считалось, что по раскладам Младших Арканов можно прочесть будущее, — но в нынешней пресной, пораженной безверием Галактике этот обычай давно вышел из моды…
Что не отменяло один любопытный факт: как бы тщательно он ни перетасовывал карты и сколько бы раз ни раскидывал их на полированном стекле панели, расклад оставался все тем же.
Луна, Мученик и Монстр по вершинам треугольника. Перевернутый Король у ног Императора с одной стороны расклада, а с другой, и тоже перевернутый, Голубь, — по утверждениям знатоков, эта карта символизировала надежду. Последнюю, верхнюю карту он только что выложил. Эта карта мало изменилась за прошедшие столетия, и ее значение, несмотря на нередкие ошибочные толкования, оставалось несомненным.
Смерть.
Услышав шаги, он оглянулся и увидел приближающегося капитана Шанга, в боевой броне и черной церемониальной мантии из блестящего патагиума. Распростертые крылья его шлема обрамляли маску — череп ксеноса, с длинными клыками нижней челюсти, защищавшими горло владельца.
На экране за спиной адъютанта медленно поворачивался разноцветный шар Нострамо. Серую планету окутали плотные облака ядовитого дыма, а в разрывах туч проступала гнойная желтизна и бурые пятна проказы. Тенебор, радиоактивный спутник Нострамо, заплывшим глазом смотрел сквозь кроваво-красную корону угасающего солнца системы.
— В чем дело, капитан? — спросил Ночной Призрак.
— Новости от астропатов, милорд.
Его командир безрадостно хмыкнул:
— Мои братишки?
— Похоже, что так, милорд, — ответил Шанг. — Астропаты чувствуют мощную телепатическую волну, которая указывает на приближение большого флота из Эмпиреев.
— Дорн, — констатировал Ночной Призрак, возвращаясь к картам.
— Без сомнения. Каковы будут ваши приказы, милорд?
Еще раз взглянув на мир своей юности, Ночной Призрак почувствовал, как в нем закипает привычный гнев — словно раскаленная магма под хрупкой коркой умирающей планеты.
— Когда-то Нострамо был образцом покорности, — сказал примарх. — Его население жило в мире из страха перед суровым наказанием, которому я бы подверг любого, нарушившего установленный мной закон. Каждый гражданин знал свое место и знал, что совершить преступление равносильно смерти.
— Я помню, милорд.
— И теперь мы возвращаемся к этому… — прорычал Ночной Призрак.
Он смел карты с панели, и под ними обнаружились бегущие строки сводок.
— Каждые одиннадцать секунд — убийство, каждые девять секунд — изнасилование, количество тяжких преступлений растет по экспоненте каждый месяц, количество самоубийств удваивается за год. Еще через десять лет от созданного мной законопослушного мира не останется и следа.
— Избавившись от страха наказания, люди возвращаются к самым первобытным инстинктам, милорд.
Ночной Призрак кивнул:
— Перед нами окончательное доказательство того, Шанг, что вера Императора в человеческую добродетель — худшая из глупостей.
После минутной заминки Шанг произнес:
— Это значит, что вы собираетесь привести свой план в действие?
— Конечно, — ответил Ночной Призрак, глядя на обреченный мир. — Только самые крайние меры могут продемонстрировать нашу решимость. Нострамо для нас отныне мертв. Час расплаты пробил…
Примарх прошагал по центральному проходу стратегиума и остановился у экрана с изображением Нострамо. Луна к этому времени полностью выкатилась из-за темного тела планеты, и ее отраженный свет блеснул на обшивке кораблей звездного флота Повелителей Ночи. Полсотни судов выстроилось в боевом порядке над воспаленным, кипящим котлом извилистых улиц и изъязвленных проказой преступности дворцов Нострамо Квинтус.
Далеко внизу, на поверхности планеты, зияла огромная рана — глубочайшая пропасть, оставшаяся в планетарной коре с момента огненосного прибытия примарха. Выбравшись из этой адской бездны, он познал такие страдания, каких другие не могли и вообразить. Пытка мучительного взросления еще больше усугублялась изводившими его с самых ранних лет видениями собственной смерти.
А братья все никак не могли понять, отчего владыке Повелителей Ночи неведома радость жизни…
Позади себя он услышал шум. Еще до того, как было произнесено хоть слово, Ночной Призрак ощутил шестым, недоступным его подчиненным чувством давящее присутствие вынырнувшей из Эмпиреев армады.
— Слишком поздно, братья, — прошептал он. — Я уйду прежде, чем вы сможете меня остановить.
В последний раз взглянув на Нострамо, Ночной Призрак приказал:
— Всем бортам: открыть огонь!
* * *
Сверкающие копья ослепительно-белого света, исторгшиеся из бесчисленных батарей, вонзились в планету. Переплетаясь и многократно умножая свою мощь, энергии тысячи плененных звезд слились в световой столб, диаметром превосходящий величайшую из башен Нострамо Квинтус.
Этот небывалый луч рассеял окутавшую Нострамо тьму. В небесах полыхал огонь — ужасный жар бомбардировки поджег воздух на много километров вокруг.
Ослепительное энергетическое копье пробило адамантиевую корку Нострамо, пройдя сквозь древнюю скважину, оставленную прибытием примарха. Невообразимая энергия прорывалась через литосферные слои, пока не достигла ядра, — и планета сгинула в пламени сокрушительного взрыва, равных которому в Галактике бывало не много.
* * *
Ночной Призрак с холодной отстраненностью наблюдал за гибелью Нострамо. Чудовищность свершенного облекла примарха темным саваном. Как ни странно, он не почувствовал ожидаемого груза вины. Глядя на то, как раскалываются тектонические плиты и как раскаленная магма вырывается на поверхность, сжигая землю и воспламеняя воздух, он ощущал лишь огромное облегчение.
Прошлое умерло — а Ночной Призрак доказал, что принципы, исповедуемые им, не пустые слова. Гром этого взрыва сотрясет Империум и привлечет внимание тех, кто, подобно ему, осознает, что для сохранения человечества в Галактике необходимы жертвы.
Нострамо внизу полыхал, и Ночной Призрак изрек следующее:
— Я беру на себя бремя этого зла и не убоюсь его, ибо я — воплощенный страх…
Далеко от Кайрограда и плодородных равнин, там где северные территории поднимаются к самому сердцу зимы, есть место, называемое Намгород. Место, за которое люди боролись долгие годы, но были вынуждены признать свое поражение и сдать его на милость дикой природы. Даже летом северные территории не очень дружественны к человеку: крутые холмы, непроходимые леса, глубокие ущелья, где реки остаются замерзшими три четверти года. Зимой же, когда север выхаркивает на землю снег, словно туберкулезник кровь, местность превращается в смертельного врага для всего живого и теплого. Люди знали это когда строили Намгород, знали это каждую зиму, которую смогли пережить, и когда они оставили это место во власти льда и снега, им пришлось признать, что только зима могла быть его единственной госпожой.
Теггет пришел в Намгород накануне сверкающей зимы. Её приближение уже ясно ощущалось в воздухе. Теггет был охотником за головами, а северные территории, в летние месяцы, давали убежище достаточному количеству преступников, беглецов и прочих типов, скрывающихся от правосудия, так что он неплохо ориентировался в этих местах. Но уже прошло шесть недель, с тех пор как сезон охоты закончился, и все беглецы, которые не собирались замерзнуть насмерть, попытались улизнуть через равнины: в большинстве своем, попадая в руки профессионалов, вроде Теггета. У охотника за головами, особенно такого бывалого как Теггет, не могло быть никаких дел на севере в это время года, но у Теггета было несколько веских причин. Первой была награда; больше чем он мог заработать за три удачных сезона. Вторая - выданный ему дорогой комбинезон с подогревом. Ну и самое главное - сам характер заказа. Из-за своей профессии, Теггет не мог быть принят в высшем обществе Кайрограда. Большие люди в городе терпели его только как необходимое зло. Поэтому заказ, полученный лично от Регента, давал ему просто уникальную возможность. Теггет уже предвкушал как вырастет его авторитет, положение в обществе, возможно, он даже получит должность при дворе. «Лоуэн Теггет, Охотник за Головами волею его Превосходительства Регента».
Теггет всегда работал один. Он объяснил этот факт Регенту и, похоже, что его это устроило. Регент, говоря куда-то в сторону от Теггета, словно его беспокоил дурной запах, проникший в его личные покои, подчеркнул деликатный характер дела. Всё должно было остаться между ними. Если слухи просочатся наружу, награда Теггета будет аннулирована. Так же он намекнул и на другие возможные репрессии.
Теггет никогда не был тем, кто любит поболтать о своей работе. Он просто делал то, что делал. Он предположил, что именно поэтому люди Регента выбрали его. Поэтому, и из-за его репутации. Не смотря на то, что сам Теггет не распространялся о своей работе, это делали другие, так что Лоуэн Теггет был известен тем, что брался за контракты, в результате которых люди исчезали навсегда.
Когда до Намгорода оставалось около километра, Теггет заглушил двигатель своего мотоцикла и дальше решил идти пешком. На двигателе стоял специальный экран-глушитель, который обошелся ему в кругленькую сумму на черном рынке, но он не хотел испытывать судьбу. Застегнув бронежилет и достав из седельной сумки охотничью лазерку, он подбросил в воздух двух своих лучших псиберов. Как только они оказались на воле, металлические лезвия их крыльев раскрылись, и они начали описывать аккуратные круги над верхушками деревьев. Оба псибера были выполнены в форме маленьких орлов: искусственные птицы из стали и композитной керамики. Теггет нажал на правую скуловую кость и глазной имплантат в его левой глазнице начал показывать, в полиэкранном режиме, картинку, передаваемую псиберами.
Намгород застыл в тишине. Рассыпающиеся черные развалины, над которыми возвышался огромный остов из ребер, открытый всем ветрам. Всё в городе было слегка припорошено снегом. Небо было темным, словно дымчатое стекло, и на западе уже начали появляться первые яркие зимние звезды, похожие на фонарики.
«Где же ты?» прошептал Теггет.
«Если бы я…» Павлов Курц, Регент Кайрограда, прочистил горло, пытаясь взять себя в руки, «Если бы я заранее был оповещен о вашем визите, госпожа, я бы смог подготовить намного более…»
Ольга Караманц взмахом руки остановила его. «Не беспокойтесь Регент. Мне нужно от вас совсем не много вещей и торжественная встреча не входит в их число.»
Курц пожал плечами. «Простите меня, госпожа, но система Колдруса находится на окраине и чаще всего её не замечают. Официальные визиты крайне редки, особенно если речь идет о такой значительной фигуре как Канонесса Ордена Девы Мученицы. Эклезиархия обязательно захочет провести с вами конференцию, чтобы обсудить вопросы веры и…»
«Это не официальный визит,» сказала боевая сестра, стоящая слева от Канонессы.
«Как вам уже сказали,» добавила другая, оставшаяся у двери, «это частное дело.»
Курц открыл рот, чтобы что-то сказать, закрыл его опять и сел. В ту же минуту, как ему доложили об их прибытии, он понял, что здесь что-то не так. Канонесса уровня Ольги Караманц не станет просто так посещать планету вроде Колдрус Прайм. И уж конечно не будет тайно проникать в Регентство через заднюю дверь в сопровождении только двух сестер. С ней не было ни свиты, ни многочисленной охраны. Все три женщины были одеты в простые черные плащи, под которыми угадывались силовые доспехи, их лица закрывали вуали.
Лицо Канонессы Караманц, насколько он смог разглядеть сквозь вуаль, оказалось неожиданно молодым. У неё были тонкие и очень красивые черты лица, почти юношеские в своей безупречности. Он не смог определить её возраст, хотя голос у неё был мягкий и сухой, словно ему была тысяча лет.
«Вы ведь поняли, почему мы здесь?» спросила она. Курц кивнул.
«Из-за… хм, из-за этого еретика.»
Боевые сестры, сопровождавшие Канонессу, были значительно выше ростом и грубее сложены, чем их госпожа. Лица их невозможно было разглядеть за темными вуалями, ниспадавшим с накрахмаленных черных головных уборов, они обе стояли, сцепив руки на животах. Канонесса представила их как Сестру Элиаз и Сестру Бернадет, хотя Регент так и не понял, кто же из них кто.
«Этот еретик,» сказала Элиаз или Бернадет.
«Вы сочли целесообразным сообщать об инцидентах раздельно, через частные каналы,» сказала Бернадет или Элиаз, «из чего мы заключили, что вы поняли щепетильность ситуации.»
«Я… да,» сказал Курц.
«И тем не менее вы удивлены, увидев нас?»
Курц снова прочистил горло и поднялся. Он пересек комнату и взял с буфета свой недопитый бокал с амазеком. Его вызвали сюда прямо с официального обеда с представителями гильдии торговцев. На нем до сих пор была надета официальная мантия, неуместно украшенная эмблемой гильдии и знаками объединений, патроном которых он являлся. Он сделал глоток, чувствуя как разливающаяся по телу теплота ликера, укрепляет его решимость.
«Я ожидал, что кто-то прилетит,» сказал он. «Может быть агент, может быть даже сестра посол. В общем кто-то, кто сможет уладить эту проблему и проследит, чтобы все было сделано должным образом. Но… но не Канонесса лично.»
Он повернулся к ним. «Прошу прощения, могу я предложить вам…?»
Ольга Караманц отрицательно покачала головой.
«Вы сбиты с толку Регент,» сказала она. «Мои извинения. Мы были поблизости по заданию Святейшего Ордена. И, действительно, мы хотим убедиться, что ситуация разрешится… должным образом, не так ли? Почему бы вам не рассказать мне, что именно здесь произошло?»
Курц кивнул. Тревожное воспоминание о Теггете проскочило в его мозгу, заставив усомнится, правильно ли он поступил, наняв его. Трон знает, он не хотел разозлить канонессу.
Но он и не хотел посылать человека на верную смерть.
Даже такого мерзавца, как Теггет.
Зал собраний Намгорода возвышался над ним словно скелет кита. Снежинки мягко и бесшумно падали с ночного неба и казалось, что они светятся. Ветер резко прекратился, но ледяной воздух продолжал обжигать.
Лоуэн Теггет знавал тяготы и лишения. Бывший Гвардеец, бывший элитный штурмовик. Он прошел через настоящий ад, который до сих пор возвращался к нему в ночных кошмарах. Этот холод был просто пустяком.
Он продвигался через развалины, постоянно потирая нагретой перчаткой энергоячейку своей лазерки, чтобы поддержать её в рабочем состоянии. Определенно, здесь кто-то был. Тепловые следы, погасший костер, обглоданные кости мелких животных. И что-то ещё; присутствие, тень таящаяся на самой границе безмолвных руин.
Он знал кого он должен был выследить. Этот факт не пугал его, но заставлял быть особенно бдительным. «Этот еретик притворщик,» сказал ему Регент. «Он хочет заставить нас думать, что он то, чем на самом деле не является. Бог-Император, Теггет, я бы никогда не послал вас туда, если бы был хоть малейший шанс, что это правда. В этом деле есть только ложь и богохульство.»
Богохульство. Это было сильное слово.
Намгород был первым поселением, построенным колонистами, когда они высадились на Колдрус Прайм, столетия назад. Они основали его здесь, потому что это место непосредственно примыкало к месту посадки. Зал собраний, в который он только что пробрался, был построен из шпангоутов и балок, взятых из разбитого космического корабля, в их первую зиму. Позднее, колонисты выяснили, что другие области планеты предлагают более приемлемые условия для жизни, но Намгород, как место первой высадки, продолжал поддерживаться ещё долгие годы, пока не стал непригодным для жизни.
Непригодный и неукротимый. Таковы северные территории. Люди Колдрус Прайм, предки Теггета, покинули Намгород, потому что он был слишком дикий, слишком враждебный к человеческой жизни.
Нечто дикое было рядом с ним и сейчас. Он чувствовал это так же ясно, как снег под ногами.
Он проверил изображение с псиберов. Они сейчас кружили вокруг зала, их зрение было усиленно матрицами ночного видения.
Теггет что-то услышал. Тонкий мышиный писк в темноте слева от него. Он вскинул винтовку, медленно водя стволом из стороны в сторону.
Короткая вспышка и картинка, передаваемая с псиберов, погасла. Сначала с одного, потом с другого. Он попытался восстановить с ними контакт, но тщетно. Он почувствовал, как учащается его пульс.
Что-то ударило его сзади, причем так сильно и так быстро, что он даже не успел вскрикнуть. Он увидел свою винтовку, крутящуюся в воздухе. Увидел мир, перевернувшийся верх тормашками, когда перекувыркнулся через голову от удара.
Увидел капли крови в воздухе. Капли тёмно-красной, артериальной крови и понял, что это его собственная кровь.
«В первую очередь я старался защитить репутацию Ордена,» сказал Курц вернувшись на свое место. «Было три случая массовых убийств. Преступник приложил не малые усилия, чтобы мы подумали, будто это дело рук боевой сестры.»
Он сделал паузу и посмотрел на Канонессу и её охранниц. «Боевой сестры из Ордена Девы Мученицы,» последние слова он выделил особо. «Боевой сестры… совращенной Хаосом.»
Три женщины не проронили ни слова.
«Я знал, что это невозможно,» продолжил Курц. «Абсолютно невозможно. Против вашего брата – прошу прощения, госпожа, - против таких как вы, Хаос бессилен. Я провел осторожные исследования в архивах, чтобы утвердиться в своем мнении. В нашей истории есть много всевозможных ужасов, но нет ни одной падшей боевой сестры. Тогда то я и догадался, что все это мистификация. Сумасшествие на самом деле. Более того, я заподозрил здесь богохульство. Вы, без сомнения, знаете, что в Пределе Пирус сейчас очень неспокойно. Ужасные времена, но, к счастью, эта зараза пока не добралась до нас. Иногда жить на окраине – благо. Я предположил, что какой-то еретик задумал очернить имя Ордена, совершая эти преступления, чтобы посеять смятение и панику. Я послал сообщения, чтобы предупредить вас об этом.»
Он остановился. Женщины по-прежнему молчали.
«Но сейчас… сейчас я уже в этом не уверен.»
«Почему?» спросила Канонесса.
«Потому что вы здесь.»
«Что вы предприняли?» спросила Элиаз или Бернадет.
«Я нанял человека. Парня с определенной репутацией среди охотников за головами. Я нанял его, что бы он выследил этого еретика и тогда доброе имя Ордена было бы восстановлено.»
Канонесса встала. «Вы послали своего человека за этим… как вы его называете… еретиком?»
«Опытного человека. Настоящего профессионала.»
«Регент,» сказала она. «Вы подписали ему смертный приговор.»
«Я принял меры предосторожности,» Курц заговорил быстрее. «Парень не дурак. Очень опытный и очень ловкий. Он будет обо всем молчать.»
«Он замолчит навсегда.» сказала Бернадет или Элиаз.
«Но послушайте…» начал Регент.
«Это вы послушайте, Регент,» прервала его Канонесса. «Я должна знать, куда он отправился, и какая улика привела его туда. С этим должно быть покончено.»
«Вы хотите мне сказать…» начал ошарашенный Курц, до которого только сейчас дошло о чем они говорили.
«Я ничего не хочу вам сказать,» ответила Канонесса. «Так будет лучше. Только Трону ведомы наши пути. Скажите мне, куда отправился этот человек.»
«Я могу сделать лучше,» сказал Регент, голос его был тонким и испуганным. «Я могу вам показать. Я настоял, чтобы он взял с собой следящее устройство, как условие его контракта.»
«Доклад?» прошептала Канонесса в свой вокс. Ночь была безлунной и падающие снежинки прилипали к темному газу её вуали.
«Сигнал четкий,» ответила боевая сестра Элиаз.
«Продолжаю движение,» доложила боевая сестра Бернадет.
Две лучших, подумала Канонесса. Бернадет и Элиаз, две самых одаренных воительницы её ордена. Они уже давно скрылись из поля зрения, но она легко могла представить их себе. Элиаз со своим штурм-болтером, Бернадет с энергетическим мечём и огнемётом. Две лучших.
И тут же Канонесса вспомнила - Мириэль была лучшей из лучших.
Канонесса шла вдоль улицы из черных деревьев, сквозь снегопад, держа ладонь на рукояти своей палицы. Её плащ был без подогрева, но доспехи защищали её от жуткого холода. Этот холод был послан Императором, он отрезвлял и таким образом принижал и возвышал одновременно.
Её посадочный модуль приземлился в двух километрах от места, называемого Намгород. Регент умолял их дождаться утра, тогда он смог бы вызвать им в помощь солдат СПО из состава Внутренней Гвардии.
Неприемлемо. Все это должно было оставаться частным делом. Если кто-нибудь узнает, если пойдут разговоры…
Ольга Караманц поёжилась, представив это себе. Вся эта история была невероятной. Невыносимой. Будет лучше, если всё закончится теперь, быстро, под покровом этой холодной зимней ночи. Мириэль. Мириэль.
Они нашли мотоцикл возле дороги и проследовали за сигналом дальше к развалинам. Человек Регента – Теггет – без сомнения был уже мертв, но следящее устройство оказалось хорошей идеей. Его тело уже остыло, но устройство продолжало жить и посылать сигнал.
«Что-то…» доложила Элиаз.
Потом, «нет, ничего. Просто лисица. Все чисто.» Караманц посмотрела на приемник. Сигнал от тела бедного неудачника был по-прежнему четким и, похоже, шел из развалин зала собраний прямо перед ними.
Где ты, Мириэль? подумала Караманц. Но это был не главный вопрос. Главный вопрос: что они сделали с тобой?
Что мерзкие силы Хаоса сотворили с тобой, когда ты попала к ним в лапы? Вердикон. Там все и произошло. Мириэль Сабатель, сестра настоятельница, была объявлена пропавшей без вести после ужасной битвы с нечестивыми Детьми Императора.
И вот теперь, это. Вернулась из мертвых. Вернулась, но изменилась. Изменилась так, как никогда не менялась ни одна сестра битвы.
Уступая только могучим Астартес, сестры битвы являются самым совершенным боевым механизмом Империума Человека. И, в отличие от Астартес, ни одна из них, ни разу не поддалась влиянию Хаоса. Какой трофей для Хаоса. Какой извращенный чемпион.
«Канонесса?» Это была Элиаз.
«Говори дитя.»
«Служебные пристройки пусты. Я захожу с левого фланга.»
«Окружаем.» Караманц достала и включила свою палицу. Та засветилась синим в снежной тьме. «Бернадет?»
«Справа от вас. Захожу.»
Канонесса вошла в зал собраний. Снег падал вниз словно мука, просеянная через голые стропила и анкерные балки, снятые с давно разбившегося космического корабля. Источник сигнала находился теперь прямо перед ней. Она шагнула вперед, палица в опущенной руке, ожидая увидеть труп Теггета.
Трупа не было. Только лужа крови на черных каменных плитах.
Лужа крови и маленькое, мигающее устройство…
Реакция Караманц была мгновенной. «Берегитесь!» крикнула она в свой вокс.
Для сестры Бернадет было уже слишком поздно. Перебравшись через просевший, запорошенный снегом, поперечный неф, Бернадет развернулась и вскинула свое оружие, когда услышала приближающееся к ней жужжание. Псибер, выставив клюв и когти, вынырнул из темноты и сильным ударом рассек её вуаль, её лицо и её череп. Бернадет пошатнулась, непроизвольно схватившись за свою разрубленную голову, выпавшие меч и огнемет отскочили от камней валяющихся вокруг. Из разорванного горла Бернадет вырвалось только слабое бульканье.
Она упала замертво, лицом вниз.
Элиаз, услышав падение, бросилась к ней. Она была в десяти шагах, когда огнемёт Бернадет каким-то образом самопроизвольно выстрелил. Струя огня ударила Элиаз словно молотом, мгновенно спалив её плащ, вуаль и кожу на лице. Споткнувшись, объятая пламенем, она закричала от ярости. Подняла горящей рукой свой болтер, но лазерный заряд, меткий выстрел из охотничьего оружия, разнес ей череп.
Скрюченный и неподвижный, её труп продолжал гореть.
«Элиаз? Бернадет? Сёстры?» Тишина. Только треск помех в воксе, треск горящего пламени и дыхание зимнего ветра.
«Мириэль?»
Караманц медленно двинулась по кругу, держа палицу наготове.
«Меня было так легко найти?» спросил голос из темноты.
«Мириэль?»
«Меня было так легко найти?»
«Да!» прохрипела Караманц.
«Хорошо.»
«Мириэль, пожалуйста. Я хочу помочь тебе.»
Из темноты выступила тень. Только тень, сгорбленная и движущаяся словно марионетка, её длинные нечесаные волосы блестели, отражая сияние лежащего вокруг снега.
«Я знала, что ты придешь за мной,» сказала тень. «Я знала, что ты будешь охотится за мной вечно.»
«Я хочу помочь тебе.» Тень засмеялась.
«Властью Трона и Бога-Императора…» начала Караманц.
«Заткнись! Я не хочу больше этого слышать.»
«Мириэль…»
«Так много всего я хочу сделать. Так много всего мне нужно сделать, но пока ты охотишься за мной, я не свободна. Мне нужно было это.»
«Это?»
«Ох, госпожа, как вы думаете, почему меня было так легко найти?»
Ольга Караманц похолодела, ещё крепче сжав рукоять своей палицы.
«Я хотела чтобы ты пришла, чтобы покончить с этим раз и навсегда.»
Тень подошла ближе. Это была не Мириэль. Это был какой-то грубый крестьянин в бронежилете, качающийся и бледный, раненный. К груди он прижимал охотничью лазерку, но даже не пытался поднять её.
«Мириэль!»
«У моего повелителя Балзрофта, большие планы насчет меня,» сказал скрытый голос, «но я не могу исполнить их, пока ты гоняешься за мной. Поэтому я вызвала тебя сюда, чтобы покончить с тобой.»
Канонесса Ольга Караманц резко развернулась и подняла палицу в защитную позицию. Меч, с лезвием, таким же ярким как снег, уже прошел сквозь её защиту. Он разрубил плащ и грудную пластину, и рассек её тело до позвоночника.
Она упала, залив пол своей горячей кровью. От лужи в воздух поднялся пар. Под вуалью, её рот беспомощно открылся и закрылся.
«Т-с-с,» сказал голос. «Мы больше не будем об этом говорить.»
«Я замёрз,» сказал Лоуэн Теггет. Он сел, склонив голову между колен. Он устал. В воздухе зала собраний невыносимо воняло кровью.
«Холод можно игнорировать,» сказали тени.
«Говорите за себя. Я ранен. Вы ранили меня.»
Мириэль Сабатель появилась из темноты, держа в руке меч, и склонилась рядом с ним. «Ты поправишься. Ты теперь мой. Принцы демоны поют и мой пульс учащается. Скоро и твой начнет биться чаще.»
«Трон,» Теггет вздохнул. «Я проклят? Вы прокляли меня?»
«Ты был приманкой Лоуэн. Ты помог мне победить моих врагов. В благодарность, я сохраню тебе жизнь… и поделюсь с тобой чудесами, которые видела.»
Теггет застонал.
Мириэль Сабатель выпрямилась и вытянула вперед руку. Из темноты прилетели две металлические птицы и уселись на неё. С одной из птиц капала кровь.
«Ты мне нравишься Лоуэн. И мне нравятся твои игрушки. Они развлекают меня. Ты можешь быть мне полезен.»
«Как, госпожа?»
«Ох, Лоуэн Теггет. Оставаясь самим собой. Ты умелый человек. Прекрасный убийца. Посмотри, сегодня ты разделался с двумя сестрами битвы. Нет ничего, с чем бы ты не смог справится.»
Теггет улыбнулся и печально покачал головой.
«Я просто охотник за головами, госпожа,» сказал он. Она протянула руку и погладила его по растрепанным волосам. «Ты гораздо больше, чем это, Лоуэн,» сказала она. «Ты мой друг, и мое орудие теперь. Я желаю, чтобы ты отправился со мной и сражался на моей стороне.»
Он посмотрел на неё, его лицо было бледным и испуганным. «Так вот что чувствуешь, когда тебя совращает Хаос?» спросил он.
Она кивнула, продолжая гладить его по голове.
«Приятно,» признал он. «Так куда мы направляемся?»
«Ах, мой маленький охотник,» сказала Мириэль Сабатель, «как насчет того, чтобы поохотится на Эльдар?»
Сообщение отредактировал MaLal - Суббота, 2012-01-07, 0:48:45
The Carrion Anthem Гимн разложения Автор: D. Annandale Источник: Warforge Перевел: Михалсон Взято из: Hammer&Bolter Issue 11
Он мрачно размышлял о славе и не мог ничего с этим поделать. Заняв свое место в возвышавшейся над сценой личной ложе губернатора, Корвус Парфамен оказался окружен славой, которая принадлежала не ему. Роскошное убранство ложи, буйство алой кожи и бархата, вышитых золотыми и платиновыми нитями, было данью – избыточной данью – славе губернатора Эльпидия. Но Корвуса волновала не роскошь. Ложа воплощала собой мягкую, неистинную славу: сопровождавшую титул известность, а не свершения человека. Еще была сцена, к которой устремлялись все прожектора освещения. Она представляла собой покатый монолит, вырезанный из цельной глыбы обсидиана. На этом алтаре могли бы приносить жертвы богам, однако вместо этого он пресмыкался под ногами артистов. Он воплощал величие камня, и сегодня чествовал брата Корвуса. И это тоже не волновало того. Он не понимал, чем занимается Гургес, но по крайней мере признавал, что его брат-близнец заработал свои лавры. По мнению Корвуса, искусство тоже было своего рода свершением. Его раздражали стены. Лишенные окон и вздымающиеся на двести метров к далекому своду потолка, они были драпированы громадными гобеленами. Это были сотканные вручную символы имперских побед. Кильдар. Степи Плануса. Ичар IV. Еще и еще. Над Корвусом возвышались воины из древних и новых легенд. Они должны были вдохновлять, привлекать глаз, пока дух воспарял от величия почестей, которые воздавала музыка. В этом колоссальном пространстве творения искусства – камень, изображения и звук - должны были сплетаться воедино во славу Императора и его легионов. Но затем поклонение сменило направленность. Ныне колоссы с гобеленов, замершие в миг триумфальной битвы, тоже склонялись перед славой Гургеса, и это было неправильно. Именно поэтому Корвус так сильно вдавливал пальцы в кожу подлокотников, что даже царапал ее. Жена губернатора, леди Ахала, повернулась к нему, и ее многочисленные ожерелья зазвенели. - Приятно вас видеть, полковник, - сказал она. – Вы, должно быть, очень гордитесь. Горжусь чем? – хотел он спросить. Вкладом родного мира в крестовые походы Империума? Смешно. Как была смешна и сама Лигета. Ни на одном из сотен гобеленов в концертном зале Имперского дворца культуры не было лигетского героя. Располагаясь глубоко в Сегментуме Пацифик, вдали от основных зон боевых действий, Лигета была затронута войной лишь в отношении сбора обычной десятины граждан, передаваемой в Имперскую Гвардию. Многие из ее сыновей сражались и гибли в далеких землях, но сколько отличилось так, чтобы их помнили и чествовали? Ни одного. Чем гордиться? Собственными военными заслугами? Командованием полком обороны Лигеты? Это всего лишь делало его частью лигетского фарса. Офицеры, назначенные на свои родные миры, обладали репутацией, особенно если эти миры были изнеженным и пришедшим в упадок захолустьем. Самое ужасное было в том, что он даже не мог задаваться вопросом, что сделал не так. Он знал ответ. Ничего. Он все делал правильно. Заводил нужных друзей, служил под началом правильных офицеров, кланялся и расшаркивался в нужное время и в нужном месте. Он исполнял свой долг на поле боя. Никто не смог бы утверждать обратного. Но не было никаких отчаянных атак или оборон до последнего человека. Лигетские полки вызывали для поддержки линий снабжения, формирования гарнизонов на занятой территории и подавления символического сопротивления не до конца смирившихся побежденных. Их не звали в случае крайней необходимости. Эта несправедливость заставляла его кипеть. Он знал себе цену, как и своим товарищам. Когда было нужно, они сражались и умирали наравне с лучшими. Не всякая зачистка оказывалась будничной рутиной. Не все территории было легко умиротворить. Лигетцы умели сражаться и могли многократно это доказать. Вот только на это никто не обращал внимания. Никто даже не подумал взглянуть, ведь все знали о репутации Лигеты. Планета дилетантов и артистов. Планета пения. Этим гордиться? И да, Ахала имела в виду именно это. Гордиться музыкой, пением. Гордиться Гургесом. Гражданское население Лигеты радовалось репутации мира. Они не видели в этом ничего унизительного или постыдного. Ими двигала та же логика, что и начальством Корвуса, которое полагало, что вознаграждает за верность, отправляя домой. Кто бы отказался от приятной командной должности вдали от мерзости зараженного Хаосом мира-улья? Кому бы не хотелось оказаться рядом с Гургесом Парфаменом – творцом не просто песни, а Песни? Да, подумалось Корвусу, Гургес хорошо здесь поработал. Прошло уже больше десяти лет. Песнь была гимном славе Императора. Едва ли это можно было счесть чем-то необычным. Однако «Да царствует Император» была редкостью. Результатом особой алхимии, сплавившей воедино формальное величие с популистской привлекательностью. Мелодия была достаточно властной, чтобы звучать из боевого горна титана, достаточно простой, чтоб ее мог насвистывать самый последний пехотинец, и достаточно привязчивой, чтобы никогда не забыться, будучи услышанной всего один раз. Она поддерживала боевой дух на тысячах осажденных миров и воспламеняла мужество миллионов солдат, прорывающихся к спасению. У Корвуса было полное право гордиться достижениями брата. Это было гениальное произведение. Ну, так говорили. Ему пришлось довольствоваться словами других. Корвус страдал амузией. Он был настолько же невосприимчив к музыке, насколько Гургес был к ней чувствителен. Творение брата-близнеца оставило его холодным. Для него было больше мелодичности в визге зеленокожего, придавленного ногами дредноута. Леди же Ахале Корвус ответил: «Не мог бы гордиться сильнее» . - Вы знаете, что он сегодня нам преподнесет? – спросил Эльпидий, пристраивая мягкую громаду своего тела поудобнее. - Нет. - В самом деле? – в голосе Ахалы слышалось удивление. – Но вы же с ним близнецы. -Мы не видели друг друга большую часть года. Эльпидий нахмурился. - Я не знал, что вы отлучались. Корвус подавил вызванную обидой дрожь. - Это Гургеса не было на планете, - сказал он. Брат искал среди звезд вдохновение или какую-то еще изнеженную чушь. Корвус не знал и знать не желал. Со сводов зала свисали сотни светящихся сфер, составлявших вместе звездную карту Империума. И вот они погасли, приглушая шум десятков тысяч бесед. Аудиторию окутала тьма, лишь сцена оставалась освещена. Из-за кулис появился хор. Певцы были одеты в черную форму, отглаженную, словно офицерский парадный мундир. Они выходили сотнями, пока не заполнили всю заднюю часть сцены, встав лицом к аудитории. Сначала Корвус решил, что на них надеты серебряные шлемы, но затем они протянули руки и опустили лишенные черт и глаз, которые закрыли верхнюю половину лиц. - Как они увидят его указания? – удивился Эльпидий. Ахала возбужденно хихикнула. -Это еще ничего, - прошептала она, доверительно положив ладонь на руку Корвуса. – Я слышала, что не было никаких репетиций. Даже хор не знает, что будет исполняться. Корвус моргнул. - Что? - Разве это не интригует? – она повернулась обратно к сцене, счастливая и безмятежная перед приближением невозможного. Свет продолжал гаснуть, пока не остался лишь узкий луч в середине ее передней части – жалкая мелочь в холодной ночи камня. Тишина была столь же плотной и тяжелой, как сама скала. Ее нарушил торжественно-медленный стук каблуков. Уверенной походкой, словно совершая обряд и восхищаясь собственным появлением, на свет вышел Гургес Парфамен, певец Императора и любимый сын Лигеты. На нем была такая же черная форма как и на музыкантах, но не было маски. Вместо нее… - Что у него с лицом? – спросила Ахала. Корвус подался вперед. У него внутри стремительно прибывало что-то холодное. Лицо брата-близнеца повторяло его собственное: те же строгие черты, узкий подбородок и серые глаза, даже одинаково подстриженные черные волосы. Но сейчас Корвус смотрел в кривое зеркало. На Гургесе была надета какая-то конструкция, блестевшая, словно золото, но даже с такого расстояния были различимы безжалостные углы и жесткость железа. Она опоясывала его голову, будто лавровый венок. К лицу тянулись игольчато-тонкие когти, которые пронзали веки и удерживали их открытыми. Гургес смотрел на аудиторию безумным и беспощадным взглядом, в котором в равной мере сочетались абсолютное знание и предельный фанатизм. Глаза были лишены свободы, как и у его хора. Но в то время как певцы не видели ничего, он видел слишком много и получал удовольствие от пытки. Губы растянулись в улыбке. Кожа Гургеса была слишком тонкой, сквозь нее проступал череп. Когда брат заговорил, Корвус услышал глухой звук ветра, дующего в ржавых трубах. В истершихся уголках реальности зашелестели насекомые. - Собратья-лигетцы, - начал Гургес, -прежде чем мы начнем, было бы настоящим предательством с моей стороны не сказать кое-что о роли, которую играет в искусстве покровитель. Жизнь музыканта непроста. Мы не производим материальных продуктов, и поэтому многие считают нас ненужными, бесполезной роскошью, без которой Империум вполне может обойтись. Это обстоятельство делает еще более важными тех, кто ценит нас. Покровители – это те благословенные немногие, которые понимают, что на самом деле артист способен создать нечто положительное. На мгновение Гургес сделал паузу. Возможно, он ждал аплодисментов, но аудиторию сдерживали знание и лед в его застывшем взгляде. Он спокойно продолжил. - В течение моей жизни музыканта я имел честь работать с большим, чем должно было выпасть на мою долю, количеством щедрых, целеустремленных и тонко чувствующих покровителей. Благодаря им мою музыку вообще услышали, - он склонил голову, как будто им овладела скромность. Корвус фыркнул бы от тщеславности этого жеста, однако он был слишком напряжен. Его пугали слова, которые могли выйти из открытого рта брата. Гургес взглянул вверх, и в его глазах, казалось, появилось свечение цвета праха и пепла. - Да, - произнес он, - щедрого покровителя надлежит чтить. Но еще более ценен, еще более заслуживает прославления и чествования тот покровитель, который вдохновляет. Тот, кто открывает двери к новым горизонтам созидания и проводит художника через них. Я стою перед вами в качестве слуги такого покровителя. Мне известно, что мое скромное посвящение Императору высоко ценится, однако теперь я вижу, насколько жалкой подделкой истины оно является. Сегодня увидите и вы. Я не могу поведать, что раскрыл мне мой покровитель. Но могу показать. Заключительные слова композитора скользнули над залом, словно предсмертный хрип. Гургес повернулся к хору и поднял руки. Певцы остались неподвижны. Погас последний свет. На Корвуса обрушилась ужасная, запоздалая уверенность – он должен это прекратить. А затем Гургес запел. Почти минуту Корвус ощущал облегчение. Изо рта брата не вырвался демон. Сердцебиение успокоилось. Он поддался на игру первоклассного артиста, только и всего. Для него песня не отличалась от прочих творений Гургеса. Очередная последовательность нот, каждая из которых была такой же бессмысленной, как и следующая. Но потом он понял, что ошибся. Он слышал не просто последовательность. Даже его тугой слух улавливал, что Гургес поет одновременно две ноты. Затем три. Четыре. Песня стала невозможной. Каким-то образом продолжая петь, Гургес вдохнул. Хотя Корвус не заметил в музыке изменения, вдох, казалось, означал окончание рефрена. А также конец спокойствия, потому что теперь запел и хор. Они вступили все до единого, примкнув к голосу Гургеса. Песня превратилась в рев. Тьма начала отступать, когда по сцене разлилось сияние. Оно сочилось из певцов. Лилось в зал, словно радиоактивный туман. От его цвета Корвус передернулся. Это был бы своего рода зеленый, умей цвет кричать. Оно пульсировало, словно напряженная плоть. Ухмылялось, как Хаос. Корвус вскочил на ноги. Как и остальная часть аудитории. В мгновение безумной надежды он подумал о том, чтобы приказать собравшимся броситься на певцов и заставить тех умолкнуть. Однако люди вставали не в тревоге, как он. Они были едины с музыкой, их голоса присоединялись к ее великолепию, а души — к ее мощи. Рев превратился в звуковую волну. Сияние заполнило зал, и Корвус не желал видеть ничего из того, что ему открылось. Рядом с ним неподвижно стояли губернатор с женой, их лица были искажены экстазом. Они пели, словно песня принадлежала им от рождения, пели, словно желая обрушить небо. Головы были запрокинуты, челюсти раскрылись широко, как у змеи, гортань подергивалась и содрогалась, силясь издать нечеловеческие созвучия. Корвус схватил Эльпидия за плечо и попытался встряхнуть. Тело губернатора было жестким и прикованным к массе Лигеты. Корвус как будто боролся с колонной. Но человек не был холодным, как камень. Он весь горел. Глаза остекленели. Корвус пощупал его пульс. Ритм был бешеным, быстрым и неравномерным. Корвус отдернул руки. Они казались скользкими от болезни. Нечто, обитавшее в песне, скреблось в его сознании, словно ногти по пластеку, но не могло ни за что зацепиться. Он расстегнул ремень плечевой кобуры, вытащил лазпистолет, перегнулся через перила и прицелился брату в голову. Без колебаний, ощущая одну лишь необходимость, Корвус нажал на спуск. Гургес рухнул с сожженной верхней половиной черепа. Песне это было безразлично. Она продолжала реветь с неослабевающим ликованием. Корвус выстрелил еще шесть раз, и от каждого падал один из членов хора. Он остановился. Песня была не чарами и не механизмом. Это была чума, и убийство отдельных ее переносчиков было бесполезным, даже хуже того. Расходовалось драгоценное время, которое можно было потратить на действия, способные принести результат. Он выбежал из ложи. Швейцары в вестибюле стали частью хора, и песня преследовала Корвуса, пока он грохотал по мраморным ступеням на мецианин, а затем на нижний этаж. Фойе, столь же громадное как концертный зал, вело в Великую галерею искусств. Сводчатое помещение тянулось на целый километр до самого выхода из дворца. С занимавших все пространство от пола до потолка мозаичных витражей на бронзовые изваяния героев взирали примархи. Бессчетные воители попирали ногами врагов Империума, втаптывая их разорванные агонизирующие тела в пьедесталы. Однако галерея более не была торжеством искусства и великолепия. Она превратилась в гортань, и за Корвусом завывала песня. Хотя мелодия и была ему чужда, он чувствовал силу музыки, которая, будучи нематериальной, толкала его с силой урагана. Под ногами струился свет, от которого горло наполнялось едкой желчью. Он вырвался из огромных дверей на площадь. И, пошатнувшись, замер в ужасе. Концерт транслировался. Палестрина, столица Лигеты с тридцатимиллионным населением, кричала. Ее били судороги. Вечернее сияние города были запятнано не-светом Хаоса. На площади, на улицах, в окнах изящных блистающих башен Палестрины — везде стояли люди, певшие о своей смерти. Дороги превратились в кошмарную мешанину пылающих обломков: одержимые искусством водители врезались друг в друга. Оставшиеся в живых жертвы столкновений пели вместо того, чтобы кричать напоследок. Повсюду к небу возносилось хоровое пение, а небо отвечало огнем и громом. На западе между башнями вспыхивал и грохотал горизонт и расцветали огненные сферы. Корвус осознал, что смотрит на космопорт и видит разрушения, вызванные тем, что все садящиеся и взлетающие корабли внезапно напрочь лишились управления. Над головой раздался оглушительный рев, и появился низко летящий обезумевший грузовой транспорт с пылающими синевой двигателями. Он врезался в стену башни на расстоянии нескольких кварталов. Корабль взорвался, заполнив небо светом и звуком собственной гибели. Корвус бросился наземь, когда в стороны понеслась волна осколков размером с метеоры, при столкновении оставлявших воронки на улице, в камне и плоти. Башня рухнула с неторопливой величественностью, завалившись на соседние и начав торжество разрушения, напоминавшее падающие кости домино. Стремительно взметнулось удушливое облако пыли. Оно накрыло Корвуса, скрыв зрелище умирающего города, однако песнопение продолжалось. Он закашлялся, давясь заполнившим горло и легкие песком, пошатнулся, но снова начал двигаться. Хотя видимость и снизилась до нескольких метров, а глаза слезились и болели, он чувствовал, что снова может отчетливо видеть. Скрыв от его взгляда гибель города, пыль как будто разрушила чары. Палестрина была потеряна, однако это не освобождало его от долга перед Императором — на это была способна лишь смерть. Пока он дышит, он должен сражаться за Лигету и спасти все, что в его силах. Нужно было найти место, куда еще не добралась песня, и людей, не слушавших ее и незатронутых чумой. Там можно будет организовать оборону, возможно даже контрнаступление, пусть это и станет всего лишь очищением выжженной земли. Это будет славный поступок. Но в первую очередь — возможность перегруппироваться. Убежище. Он надеялся, что знает, куда идти. Он выискивал дорогу вокруг серого чистилища площади, прижав ладонь ко рту и стараясь не выкашлять легкие. Чтобы добраться до дальнего края Дворца культуры у него ушел почти час. К этому времени большая часть пыли осела, к тому же его дополнительно прикрыла громада здания. Он снова мог дышать. Движения стали быстрыми и целеустремленными. Ему нужно было средство передвижения, но с возможностью маневрировать в запутанном хаосе улиц. В полукилометре от площади он нашел искомое. Человек сидел на работающем вхолостую мотоцикле. Песня застигла его перед самым отъездом. Корвус попытался столкнуть его, но тот был таким же неподвижным и прикованным к месту, как и губернатор. Корвус застрелил его. Сбрасывая труп с мотоцикла, он говорил себе, что человек уже был мертв. Если бы Корвус не проявил к нему милосердие, это случилось бы как-нибудь иначе. Распространяющийся пожар. Падающие обломки. А если бы не произошло никакой насильственной смерти, то... Корвус уставился на поющих пешеходов и задумался над смыслом увиденного. Он был убежден, что ничто уже не могло освободить жертв после того, как песня получала над ними власть. Так что они будут стоять, ничего не делая, там же, где их накрыло. Не будут спать. Не будут есть. Не будут пить. Корвус увидел конечный результат, а с ним и первый спасительный проблеск. С окрепшим чувством долга он вскочил на мотоцикл и уехал. К тому моменту, как город остался позади, шел первый час после рассвета. Покинув холмы Палестрины, Корвус поехал еще быстрее по иссушенным грязевым равнинам. Вода этой некогда плодородной земли ушла на утоление жажды города. На горизонте звезды заслоняла тень горы Горек. У ее основания виднелись крохотные огоньки. Они и были его целью и надеждой. У базы земля вновь начинала подниматься вверх. Он приблизился к главным воротам и не услышал пения. Стена представляла собой железный заслон высотой в пятьдесят метров — покатый гофрированный заслон силы. Каждые десять метров по всей двухкилометровой протяженности стены были выбиты гигантские аквилы, еще более темные, чем чернота железа. Из-за стены слышалась работа двигателей, звуки стрельбы с полигонов и марширующих ботинок. Звуки дисциплины. Она ощущалась с самого момента прибытия. Если часовые и удивились, увидев его запыленным и изможденным на гражданском средстве передвижения вместо штабного автомобился, то не подали виду. Они четко, как машины, отсалютовали и открыли перед ним ворота. Он вошел в форт Горек, обещавший спасение. По эту сторону стены располагалось место без искусства и музыки. У Корвуса свалился груз с плеч, когда он увидел размеренный барабанный ритм военной мощи. Ее сила доходила до совершенства, но, во имя Трона, чуть также не была утрачена. Днем ранее поступил запрос от капитана базы Иеронима Тарранта. Принимая во внимание важность такого события планетарного масштаба , как новое сочинение Гургеса Парфамена, не позволит ли полковник сделать перерыв в тренировках, чтобы солдаты могли послушать вокс-трансляцию концерта? Корвус не просто с ходу отказал в запросе, он запретил все виды приема и передачи представления. Ему нужны солдаты, сообщил он Иерониму. Если бы ему были нужны дилетанты, он бы нашел целую кучу в ложах Дворца культуры. Направляясь на концерт, Корвус ломал голову относительно мотивов этого своего распоряжения. Ревность? Неужто он настолько мелочен? Теперь он знал, что это не так и он был прав. Задача баз вроде этой — поддерживать Гвардию в состоянии постоянной готовности, потому что война может начаться в любую секунду. Как это случилось сейчас. Он пересек строевой плац, направляясь к приземистой командной башне в задней части базы, примостившейся к базальтовой стене горы. Корвус едва успел слезть с мотоцикла, когда из башни появился трясущийся Иероним. Он был бледен и почти безумен, но не забыл отсалютовать. Дисциплина, подумал Корвус. Она уже их спасла. И приведет к победе. - Сэр, - произнес Иероним. - Вы знаете, что происходит? Нас атакуют? Мы не можем ни с кем связаться. - Да, мы на военном положении, - ответил Корвус, быстро шагая к двери. - Никто на базе не имел внешних контактов за последние десять часов? Иероним покачал головой. - Нет, сэр. Какая-то бессмыслица. Все, кто выходит с нами на связь, шлют что-то похожее на музыку. - Вы слушали?- прервал его Корвус. - Всего пару секунд. Когда мы обнаружили, что повсюду какая-то чушь, мы выключили звук. Никто не передает ничего связного. Даже «Коса правосудия». Итак, лигетский флагман пал. Это не удивило Корвуса, однако он все равно обнаружил, что ощущает смятение. Но то обстоятельство, что база пережила передачи, кое о чем ему сказало. Зараза получала контроль не сразу. Он припомнил, что хор и аудитория не начали петь, пока Гургес не довел рефрен до конца. Похоже, содержащееся в песне послание должно было быть завершено, чтобы она смогла поглотить слушателя. - Что вы предприняли? - спросил он Иеронима, пока они шли по лестнице в командный пункт. - Разослали по всем частотам запросы о подтверждении приема сообщения. Я перевел базу в состояние повышенной готовности. А поскольку мы ни от кого ничего не услышали, я отправил сигнал бедствия. - Хорошо, - произнес Корвус. Если только этот сигнал принесет пользу, подумалось ему. До того момента, как сообщение будет получено, и придет помощь, пройдут недели или месяцы. К этому времени битва за душу Лигеты будет уже либо выиграна, либо проиграна. Певцы умрут от голода, кто-то выживет, чтобы собрать уцелевшее, либо же не останется никого. Когда Корвус и Иероним вошли в командный центр, офицер связи поднял глаза от ауспика. - Полковник, - отсалютовал он. - В нашу систему только что вошел крупный боевой корабль. - В самом деле? Быстро. Невероятно быстро. - Он нас приветствует, - сообщил старший вокс-оператор. Корвус рванулся через комнату и сорвал с головы оператора наушники. - До дальнейшего распоряжения все сообщения принимаются в текстовом виде. - приказал он. - Без исключений. Это ясно? Оператор кивнул. - Опознайте его, - продолжил Корвус. - Запросите идентификационные данные. Солдат повиновался. Корвус подошел к пластековому окну и, ожидая, стал смотреть на базу. Пять тысяч человек. Позиция на возвышенности и легко обороняется. Средства у него есть. Нужно всего лишь понять, как сражаться. - Полковник, получено сообщение. Корвус повернулся к вокс-оператору. Голос того звучал как-то неправильно, словно у человека, внезапно осознавшего тщетность своего существования. Он таращился на устройство хранения данных. Лицо посерело. - Зачитайте, - произнес Корвус, взяв себя в руки. - «Приветствую, имперцы. Говорит «Терминус Эст». *** Когда корабль вырвался в реальное пространство Лигетской системы, Тифус вошел в стратегиум. - Множественные сигналы, повелитель, - сообщил дежурный по мостику. Ну, разумеется. Вряд ли Империум оставил бы Лигету без защиты флота. Громада Тифуса двинулась к основному оккулусу. Они были уже достаточно близко, чтобы видеть рой имперских крейсеров и оборонительных спутников. - И сколько из них на атакующем курсе? - поинтересовался Тифус. Он знал ответ, но хотел испытать удовлетворение, услышав его. Офицер дважды взглянул на гололитический дисплей, словно сомневаясь в поступающих сообщениях. - Ни одного, - сказал он через мгновение. - А сколько целятся в нас? Еще одна непродолжительная пауза. - Никто. Тифус загудел и зажужжал от удовольствия. Насекомые, паразитировавшие на нем и составлявшие его личность, затрепетали и завозились от волнения. От их движения броня пошла волнами. На мгновение он позволил себе насладиться впечатлением, великолепным и ужасающим парадоксом существования. Болезнь была неиссякаемым источником восхищения в своем союзе со смертью и жизнью без границ. Ему доставляло удовольствие распространять проповедь этого парадокса, урок гниения. Оккулус перед ним демонстрировал, сколь хорошо этот урок был усвоен. - Приблизиться, - распорядился Тифус. - Сейчас, повелитель, - офицер мостика был послушен, однако плохо учился. Он все еще продолжал мыслить рамками обычной боевой обстановки, игнорируя то обстоятельство, что отсутствие реакции имперского флота на появление флагмана Хаоса было более чем необычно. - Проводим захват целей, - сообщил он. - Ни к чему, ни к чему, - проговорил Тифус. - Сами посмотрите. Все вы. Офицеры подняли глаза, и Тифус получил аудиторию для организованного им представления. «Терминус Эст» приближался к светящемуся зелено-коричневому шару Лигеты, и вражеские корабли становились крупнее и отчетливее. Стало видно и постигшее их бедствие. Некоторые из них дрейфовали, став не более, чем железными гробницами. Двигатели других работали, но в движении не было порядка. Тифус знал, что корабли выполняют последние полученные от экипажей команды и что новых не последует. - Поприветствуйте имперцев, - распорядился он. - Открыть все частоты. Стратегиум купался в музыке болезни. По многочисленным каналам раздавался один и тот же шум — единый хаос миллионов и миллионов гортаней, певших хором. Мелодия была простым и непрерывным многонотным созвучием рока. Она стала аккомпанементом открывавшемуся перед «Терминус Эст» виду, и теперь движение флота превратилось в балет хаоса и разгрома. Тифус наблюдал, как два крейсера двигались, не меняя курс, пока не столкнулись. Один из них взорвался, огненная вспышка распустилась, словно ядовитый цветок. Другой нырнул в атмосферу Лигеты, неся с собой ужасный дар в виде собственного боезапаса и разрушенного реактора. Тифус представил себе его приземление, и насекомые начали корчиться в предвкушении. Еще он подумал о простоте урока, о его чистоте и о том, сколь опустошительным сделала его эта чистота. Пятнало ли чистоту то, что Гургеса Парфамена привела к нему в руки случайность, или же этот удачный улов был важной частью красоты произведения? Путешествующий в собственное удовольствие композитор попал в локальный варп-шторм и чуть не столкнулся с «Терминус Эст» - как могло это быть чем-то иным, нежели абсолютным совпадением? Триумфальный замысел так легко мог даже не придти в голову. А затем этот человек, чьи амбиции сделали его таким падким, стечение обстоятельств, давшее Тифусу идеальное вдохновение - все это было столь невероятно, что не могло быть просто удачей. Их связала воедино судьба. В стратегиуме загудели мухи, когда Тифус оценил парадокс, и тот пришелся ему по вкусу. Хаос и судьба, единые и тождественные. Возможно, Гургес думал так же. Он не сопротивлялся заражению новой чумой. Ей Тифус особенно гордился. Червь-паразит откладывал яйца в кровеносной системе и поражал мозг. Болезнь распространялась от сознания к сознанию через передачу идеи, а идею переносил звук, особый звук, представлявший собой заклинание, которое делало тоньше стены между реальностью и имматериумом и передавалось всем, обладавшим способностью слышать. - Повелитель, нас приветствуют, - произнес помощник. Тифс расхохотался от удовольствия, и нарывы на палубе затряслись, сопереживая ему. - Поприветствуйте их, - приказал он. *** Теперь у него был враг. Теперь можно было сражаться. Корвус отринул отчаяние. Не думал о шансах. Был враг, и долг предписывал драться. Ничего более.
Корвус стоял на трибуне строевого плаца и, превратив с помощью динамиков свой голос в голос форта Горек, обращался к собравшимся тысячам людей. Он объяснил ситуацию, описал чуму и способы заражения. И установил правила. Одно из них было главным. - Музыка, - прогремел он, - это болезнь. Она уничтожит нас, если найдет в нашей защите хоть малейшую щелку. Надлежит принять меры, чтобы у нас ее не было. Всякий, хотя бы насвистывающий, будет казнен на месте, - отдав этот приказ, он испытал огромное удовлетворение. Причины его не волновали. *** С момента прибытия прошло меньше дня, и Тифус узрел апофеоз собственного искусства. Целая планета стала одним голосом. Гимн, чума, бывший чумой гимн стал итогом существования Лигеты. Ее население жило ради одной цели. Чистота возбуждала. Возбуждала бы, не будь единственного изъяна. Этот форт. Тифус думал, что тот падет сам, но этого не произошло. Он все еще посылал отчаянные призвыв о помощи всем тем имперцам, кто мог их услышать. И, хотя Тифус мог тешить себя мыслью, что один прыщик порядка подтверждает красоту порчи, он знал истину. В ближайшие несколько дней песня превратится в рваное диминуэндо по мере того, как начнут умирать певцы. Если он не примет мер, то симфония окажется неполной, ее испортит единственная фальшивая нота. Так что время было действовать. *** Атака началась вечером второго дня. Корвус прохаживался по парапету, когда увидел, что небо темнеет. Раздался низкий непрекращающийся гром, и облака породили ужасающий дождь. Первыми были десантные капсулы, стремительно падавшие вниз непреклонной черной карой. Они приземлились на равнине в паре километров от базы. За ними в воздухе оставались полосы, черные вертикальные следы, которые не рассеивались. Вместо этого они стали шире, раздробились на части и начали вращаться. Корвус побежал на ближайшую сторожевую башню, выхватил у стрелка снайперскую винтовку и всмотрелся в телескопический прицел. Он смог отчетливее разглядеть движение в извивающихся облаках. Оно напоминало насекомых. Корвус услышал едва заметное жужжание - слабое, невозможное, то вплетавшееся, то выбивающееся из грохота десантных капсул и последовавших теперь за ними десантных кораблей.
Сообщение отредактировал MaLal - Суббота, 2012-01-07, 0:49:23
С неба хлынула тьма. Это была чернота отсутствия и горя, гниения, отчаяния и неназываемого желания. Своим прикосновением она заразила воздух в зоне высадки, а затем поползла к базе. Это была другая болезнь, против которой у Корвуса не было никакой защиты. Хотя до форта не дотянулось ни одного черного щупальца, Корвус ощутил, что нечто пересекло стену. Вечерний свет изменился, став мрачным и неверным. Он почувствовал, как нечто жизненно важное становится слишком тонким, и начинает улыбаться что-то неправильное. Вокруг него, призывая к оружию, раздался звук тревожных сирен форта Горек. Шум был колоссален, и Корвуса удивило и встревожило то обстоятельство, что он вообще слышит жужжание роев Хаоса. Он понял, насколько больным стал реальный мир и как тяжело придется за него сражаться. Десантные капсулы открылись, ядовитые лепестки отодвигались, исторгая находившихся внутри чудовищ. Корвус никогда не ощущал себя уютно возле космических десантников, от их сверхчеловеческой мощи и совершенства его лигетский комплекс неполноценности увеличивался в геометрической прогрессии. Однако он бы отдал что угодно, чтобы рядом оказался один из них, когда увидел, как неподалеку собираются их кошмарные разновидности. Их броня давно перестала быть обычным керамитом. Это была тьма, что стала железом, и железо, что стало болезнью. Они строились в шеренги и замирали неподвижно, держа оружие наготове. Вот только неподвижность была неполной. Их очертания извивались. Из десантных кораблей наружу валило все больше порченной пехоты. Наконец, небо выплюнуло левиафана, показавшимся Корвусу транспортом типа «Голиаф», но исковерканным настолько, что он напоминал ужасного кита. Корпус покрывали символы, резавшие Корвусу глаза своей непристойностью. Вокруг вилось нечто, напоминавшее усики или щупальца. Погрузочная рампа распахнулась, словно пасть, и изрыгнула на чернеющую землю Лигеты орды солдат и техники. Перед Корвусом собирались чумные легионы, и он знал, что в схватке с ними нет никаких шансов. Но он будет драться. До последнего человека. Пусть без шансов выжить, зато, как он понял с возбужденным весельем, с возможностью прославиться героическим последним боем. Опустилась ночь, и силы «Терминус Эст» прибавили в мощи и численности. Размеры воинства уже намного превосходили необходимые для штурма форта Горек, независимо от наличия стен и господствующих высот. Но темные солдаты не нападали. Они стояли толпой под открытым небом, не предпринимая ничего с самого момента высадки. Тяжелая артиллерия с грохотом выкатилась из транспорта и остановилась, направив стволы в небо, угрожающая, но безмолвная. Гул от прибытия подкреплений прекратился. Землю накрыла вязкая тишина. Корвус вернулся в командный центр. Из него он мог наблюдать с тем же успехом, а по эту сторону пластека было менее ощутимо жужжание под ухом. - Чего они ждут? - пробормотал Иероним. Безмолвие нарушил далекий рев двигателей. Корвус поднял электробинокль. На виду двигались три «Носорога». На них были установлены ряды прямоугольных конструкций.Металлические рога, отлитые в виде вопящих демонов. Динамики, понял Корвус. «Погребальные вещатели» Если «Носороги» начнут транслировать песню, форт Горек падет без единого выстрела. Корвус ударил кулаком по тревожной кнопке. Над базой взвыли сирены. - Не выключайте их, пока я не прикажу, - сказал он офицерам. Все же недостаточно громко, подумал он и повернулся к главному воксу. Отшвырнув оператора в сторону, он щелкнул переключателями основной системы массового оповещения. Схватив микрофон, Корвус подбежал к висевшему над дверью комадного центра динамику. Он вдавил в него микрофон. Резонанс вонзился в череп, ударил по ушам кувалдой, пыталясь стереть все мысли. Корвус задохнулся от боли и пошатнулся под тяжестью звука. Люди вокруг него прикрывали уши и качались, словно пьяные. Корвус пересилил звуковой удар и встряхнул офицеров. - Сейчас! - выкрикнул он. - Атакуем немедленно! Запускайте «Химеры» и выведите машины из строя!
Он бы продал душу за батарею орудий, чтобы уничтожить «Носороги» из-под прикрытия только что возведенного им шумового щита. Но сойдет и это. Он не думал, сколь малого добьется, уничтожив несколько динамиков. Он видел возможность сразиться с врагом. Возможность прославиться. Он возглавил следовавшие за «Химерами» отделения. Корвус видел на лицах людей боль от терзавшего их непрерывного резонанса и то, каких усилий им стоит сконцентрироваться на простейшей задаче приготовить оружие. Он надеялся, что они, как и сам он, понимают необходимость его действий, и видел героизм их борьбы за Императора. Гургес был глупцом, подумал Корвус. То, что он делал сейчас — вот что заслуживало песни. Ворота открылись, и «Химеры» двинулись вперед. «Носороги» остановились на полпути между силами вторжения и стеной, это расстояние легко покрывалось «погребальными вещателями». Песня была неслышима. Возглавив атаку с высоко поднятыми лазпистолетом и цепным мечом, Корвус ощутил, как губы растягиваются в триумфальном оскале. Из-за стены вырвалась сама отвага Империума. Корвус кричал, тяжело шагая за ревущей и лязгающей «Химерой». По мере того как они удалялись от базы, визг резонанса стихал, но машины производили собственный грохот, и Корвус все еще не слышал ни звука песни. Нечто заговорило, возвещая конец. Звук представлял собой колоссальный, глубокий и многоголосый гром. Это была артиллерия Хаоса, все пушки которой выстрелили одновременно, дав одиночный грандиозный залп. Нижний склон возвышения форта Горек взорвался, к небу взметнулись фонтаны земли. Состоящий из шума и воздуха великан поднял Корвуса и швырнул его. Мир перевернулся от края до края в урагане грязи, камней и пламени. Полковник рухнул наземь и нчал извиваться, будто приколотое насекомое, пока расплющенные легкие пытались сделать вдох. Когда воздух поступил, ощущение было таким, словно в грудь впились когти и камни. Голова гудела, как колокол. Зрение и слух прояснились, и Корвус увидел обломки «Химер» и разгром наступления. Машины приняли на себя основную тяжесть удара и превратились в разбитые дымящиеся обломки искореженного металла. По склону были разбросаны куски тел: все еще сжимающая лазган рука, оканчивающийся нижней челюстью торс, органы без тел и тела без органов. Люди поднимались и замирали, когда их настигал рефрен. Спустя минуту после обстрела Корвус остался единственным сохранившим свою волю. Он поднял оружие и, спотыкаясь, двинулся по склону к стене. На бегу ему казалось, что он слышит, как по рядам сил Хаоса ползет смех. Ворота раскрылись ровно настолько, чтобы впустить его. Резонанс перечеркивал песню, но сам обвивался вокруг мозга, словно колючая проволока. Он потерял фуражку, а форма превратилась в лохмотья. Но все же он выпрямился, шагая обратно среди толпы ошеломленных солдат. На середине плаца ему преградил путь новобранец. Глаза человека слезились, а из носа шла кровь от многочасового разрушающего разум резонанса. - Позвольте нам пойти, - взмолился он. - Позвольте сражаться. Мы продержимся, сколько сможем. Корвус оттолкнул его. - Ты с ума сошел? - завопил он, перекрикивая визг. - Знаешь, что с вами случится? Пехотинец кивнул. - Я был на стене. Я видел. - Ну и? - Когда они поют, то выглядят счатливыми. По крайней мере такая смерть — не бессмысленное мучение. Корвус вскинул пистолет и выстрелил человеку в глаз. Затем крутанулся, яростно глядя на свидетелей, чтобы убедиться, что те усвоили урок. А потом побрел в командный центр.
Ночь и день бесконечного электронного воя. Потом еще ночь наблюдения, нервы истерзаны до боли. Корвус заткнул уши тканью, но резонанс пробивал себе дорогу сквозь жалкую преграду. Челюсть дрожала, мышцы щек подергивались, и такие же изменения он видел во взвинченных, напряженных лицах людей. «Носороги» не приближались, прочие вражеские войска тоже не двигались. Форт Горек осаждала абсолютная неподвижность, но и ее было достаточно. Третий день обороны стал адом из бессонницы и припадков клаустрофобии. Пятеро гвардейцев попытались дезертировать. По приказу Корвуса их сперва высекли, а затем расстреляли. Солнце садилось, и Корвус видел приближение конца. Продержаться не удастся. Возведенный им щит был пыткой, и безумие разорвет базу на части. Оставалась лишь последняя блистательная атака, чтобы лишить врага триумфа, которого тот явно желал. Но как устроить наступление, если солдаты поддадутся гимну, даже не добравшись до врага. Корвус закрыл уши руками, пытаясь создать препятствие визгу, достаточно ослабить его, чтобы суметь думать. Тишина была бы величайшим даром, каким мог бы наделить его Император. Но вместо нее тот даровал следующий по важности - вдохновение. Медицинский центр располагался на нижнем этаже командного блока. Корвус разыскал врача и объяснил тому, что требовалось сделать. Человек побелел и отказался. Корвус приказал. Медик продолжал протестовать. Полковник приставил ему к голове лазпистолет, и это оказалось убедительно. Вполне. Процесс занял всю ночь. По крайней мере большинство людей не сопротивлялись лишению слуха. Некоторые, казалось, испытывали облегчение, освободившись от визга резонанса. Большая часть подчинилась процедуре с вялыми лицами и мертвым взглядом. Люди превратились в существ, стойко переносивших отчаяние, которых удерживала вместе и наделяла жизнью привычка к дисциплине. Корвус наблюдал, как на каталке корчится очередной пациент, из ушей которого текла кровь. По крайней мере, подумалось ему, он возвращал солдатам гордость для финала войны. Чтобы защитить весь гарнизон базы от гимна, не было времени, так что Корвус остановил свой выбор на лучших, наиболее опытных отделениях. Этого будет достаточно. Они были Имперской Гвардией и собирались дать войскам предателей кое-что, над чем те смогут поразмыслить.
Наступило утро. Хотя ночью приземлился еще один вражеский десантно-штурмовой корабль, в остальном диспозиция врага казалась неизменившейся. Корвус осматривал свое собравшееся войско загрубевшими от бессонницы и будто забитыми песком глазами. Солдаты выглядели, будто ходячие мертвецы, не заслуживавшие славы, которую предстояло добыть. Что ж, он все равно даст им славу, и они смогут его поблагодарить в свете Императора. Корвус бросил взгляд на остальных солдат. Он оставит их на произвол судьбы. Полковник пожал плечами. Они все равно обречены, а он по крайней мере поддерживал верность до самого конца. Можно было отправляться в могилу, зная, что он не дал им переметнуться на сторону Хаоса. Исполнил свой долг. Заслужил славу. - Открыть ворота! - взревел Корвус, жалея, что не слышит мощь крика за визгом резонанса. Часовые тоже его не слышали, но жест был понятен, и врата форта Горек раскрылись в последний раз.
О последней атаке полковника Корвуса Парфамена были сложены песни. Но их не поют в гвардейских столовых, это не будоражащие боевые гимны. Они — издевательские непристойные вирши. С ядовитым юмором их скорее рычат, а не поют, в коридорах темных кораблей, кружащих по варпу, словно акулы. Немногие в Империуме слышат их в мгновения перед смертью, когда позиции захлестывают орды Хаоса. Им эти песни нравятся не больше, чем понравились бы Корвусу. Атака стала разгромом. Люди бежали на лазерный огонь и заряды болтеров. Их разрывал на куски пушечный обстрел. Резали цепные мечи и размазывали бронированные кулаки. Но все же они спустились по склону дальше, чем ожидал даже Корвус. Слаженный удар обрушился на переднюю линию сил Хаоса и нанес некоторый ущерб прежде, чем отряд был уничтожен. Действия солдат могли бы показаться славным героизмом в отчаянной ситуации, когда нечего терять. Но истину раскрывало то обстоятельство, что ни один человек не занял укрытия, все лишь бежали вперед, без разбора стреляя из своего оружия. Они неслись к смерти и радовались свободе. Корвус остался последним. Из-за упоения битвой и восторга освобождения от визга ему потребовалось мгновение, чтобы заметить свое одиночество. Он все еще бежал вперед, к славе, но теперь удивлялся, почему в него, казалось, не стреляли. И почему отделение космодесантников Хаоса впереди расступилось, чтобы дать ему дорогу. Он споткнулся, а затем увидел того, кто его ждал. Монстр возвышался громадой, облаченный в то, что некогда было терминаторским доспехом, а теперь стало жужжащим и гноящимся экзоскелетом. Из трубок над плечами и ран в извращенном керамите вылетали рои мух. Однорогий шлем превращал последние признаки человечности существа в абсолютный демонизм. Рука расслабленно держала гигантскую косу. Корвус увидел, насколько сильной может быть сотворенная болезнью плоть. Но опустошив лазпистолет, а затем обнажив цепной меч, все равно бросился в атаку и нанес Вестнику Нургла удар. Тифус крутанул вокруг себя «Жнеца жизней». Движение было столь же быстрым, сколь небрежным и презрительным. Древко ударило Корвуса, раздробив бедро. Полковник рухнул в грязь, прикусив губу, чтобы не закричать. Над ним навис Тифус. - Убей меня, - прошипел Корвус. - Но знай, что я бился до конца и одержал свою победу. Тифус издал звук, напоминавший гул огромных ульев. Корвус понял, что слышит смех. - Убить тебя? - переспросил Тифус. Его голос был низким и скользким, словно разлагающийся труп. - Я пришел не убивать тебя. Я пришел научить тебя моему гимну. Несмотря на боль, Корвус сумел рассмеяться в ответ. - Я никогда не стану его петь. - В самом деле? Но ты уже сделал это. Ты веришь, что служишь свету и порядку, однако, как и в случае с твоим дохлым императором, все, что ты делаешь, разрушает надежду и толкает к хаосу. Посмотри, что ты сделал со своими людьми. Ты хорошо мне послужил, сынок. Вы оба — ты и твой брат. Корвус боролся с откровением, но оно вспыхнуло в его сознании тошнотворным зеленым светом. Правда настигла и поразила его. Он увидел свои действия, их последствия и то, чьей славе он на самом деле служил. И по мере того, как картина обретала очертания, то же делал и звук. Он услышал гимн и его музыку. Там была мелодия, и он сам являлся ее частью. Тело сдалось, и предсмертный взор заполнила фигура торжествующего Тифуса. Челюсть Корвуса распахнулась. Горло исказилось в экстазе агонии, и он стал единым целым с последним хором Лигеты.
Глоссарий: *амузия - утрата способности понимать или исполнять музыку, писать и читать ноты, возникающее при поражении височных отделов коры правого полушария **мецианин (медзанин) - полуэтаж между этажами ***диминуэндо - музыкальный термин, обозначающий постепенное уменьшение силы звука.
Сообщение отредактировал MaLal - Суббота, 2012-01-07, 0:49:32
Корпус «Огненной Виверны» затрясло от глухого взрыва. «Громовой Ястреб» дернулся от образовавшейся волны давления, и внутри десантного отсека зажглись аварийные сигналы. В приглушенном звоне разрыва по броне защелкали осколки. - Если это повторится, то оставшуюся часть пути нам придется идти пешком, если вообще придется. Ко’тан Кадай улыбнулся. Его горящие глаза весело вспыхнули во мраке, окрасив ониксово-черную кожу багровым цветом. - Они целятся еще хуже, чем ты, Фугис, - сказал Кадай. – Бояться нечего. Апотекарий Фугис сердито взглянул на капитана, кожа на его худом лице натянулось до такой степени, что оно стало почти острым. - Это напрасный риск. Кадай перестал слушать. Его взгляд заскользил по десантному отсеку, вдоль рядов гравиподвесок, в которых были заключены остальные его Саламандры. Закованные в зеленые боевые доспехи, с символом рычащего оранжевого дракона третьей роты на левых наплечниках, они были Саламандрами, "Огненнорожденными". Как и у капитана, глаза воинов пылали красным жаром за линзами шлемов. Это было адское зрелище. Несмотря на довольно ограниченные размеры «Огненной Виверны», они все еще могли исполнять предбоевые ритуалы. Их вел Н'келн. В этом состояла его обязанность. - По подобию Вулкана созданы были мы, тела наши – неизменные инструменты его… Кадай наблюдал за тем, как сержант-ветеран потянулся к встроенной в опорную стойку жаровне и захватил пригоршню раскаленных углей. Век'шен и Шен'кар повторили движение за ним. Вместе они раскрошили угли в пепел и принялись мазать ею доспехи. - Что это? – заметил еще один воин в отсеке. Он не был Саламандрой. Он носил черные керамитовые доспехи Гвардии Ворона. На левом наплечнике был изображен символ его ордена – белый ворон с распростертыми крыльями. Тогда как Саламандры были черными как смоль, Гвардеец Ворона с непокрытой головой был совершенно бледным с глазами, подобными крошечным осколкам агата. Эти воины не могли быть более разными. Век'шен рисовал на предплечье голову дракона. - Унгух'лар, - сказал он, - великий дракон, которого я поверг в ритуальном поединке, и чью мантию я сейчас ношу. Чемпион Роты прикоснулся к ниспадавшему с плечей чешуйчатому плащу, и аккуратно поправил его вокруг генератора силовых доспехов. - Я ношу этот символ, дабы почтить дракона и чтобы он придал мне мужества в бою. - Дикарская у вас культура, ноктюрниец, - сказал другой воин. Замечание адресовалось Кадаю, обернувшемуся, чтобы встретится лицом к лицу с говорившим. - Прометеева Вера не для всех, Адрак. Гвардеец Ворона пристально взглянул на него сквозь темные линзы белого боевого шлема. Из-за массивного прыжкового ранца он вынужден был наклониться вперед, упершись в гравиподвеску. Это создавало ложное чувство серьезности, которого сержант Адрак Вравер не ощущал. Он вместе с тремя своими боевыми братьями вызвались лететь на «Огненной Виверне», чтобы помочь Кадаю в его задании по эвакуации. Они были давно знакомы друг с другом. Вравер был ветераном множества кампаний, и Кадай за более чем два столетия своей службы также участвовал в некоторых из них. - И, предполагаю, ваше упорство разжигается из тех самых тлеющих угольков? В тоне Гвардейца Ворона было веселье, которого Кадай не мог уловить. Взрывы снаружи стали более частыми. Внутренности корабля беспрерывно содрогались. Металл стонал в жалком протесте. Сейчас им приходилось лететь сквозь настоящую бурю из артиллерийских снарядов. - Еще не поздно вернуться, - добавил Вравер. – Наши боевые братья отходят, Ко'тан. Мы потеряли город, но выиграли войну. Космическим десантникам здесь больше нечего делать. Пускай Гвардия сровняет его с землей. Кадай засмеялся, хотя это и не отразилось в его пылающих глазах. Возможно, для Гвардейца Ворона это и было правдой. Ведя партизанскую войну за вражеской линией фронта, они перерезали коммуникации, перекрывали транспортные каналы и расправлялись с повстанческими офицерами, в числе которых оказался даже совращенный планетарный лорд-губернатор. Однако для Кадая задание еще не закончилось. - Пару месяцев назад, еще до этой операции, - сказал Саламандра, - один неофит на Плато Синдара на Ноктюрне отметил нечто очень интересное. Знаешь, что он сказал? Вравер слегка махнул молниевым когтем, чтобы Кадай продолжал. - Мой повелитель, - начал он. - В Прометеевой Вере говорится, что нет ничего выше святости человеческой жизни, что мы - Щит Вулкана, оберегающий невинных и защищающий слабых. Но очнувшись в солитории после семи месяцев одиночества и выдержки на прочность, я обнаружил, что стал чудовищем… Кадай коснулся кожи и оттянул веко вниз, показывая красный жар внутри. - … Как тогда, - спросил меня он, - мы можем быть щитом нашего примарха, если выглядим вот так? «Огненную Виверну» яростно тряхнуло еще одним воздушным ударом, но Вравер и Кадай даже не шелохнулись. Сидевший в кабине пилота брат Хе'кен по внутреннему воксу передал, что они были уже у цели. ++ Девяносто секунд… ++ - И каким же был ответ? – спросил Вревер. Кадай развел руками, так, будто это казалось очевидным. - Потому что мы должны. - Как все просто, - сказал Гвардеец Ворона. – Я всегда восхищался твоей прямотой, Ко'тан. Вы, Саламандры, остаетесь прагматичными, даже если сама ваша внешность предает ваши же идеалы. Двигатели «Огненной Виверны» взревели. Корабль сделал крутой вираж, уходя вниз. Кадай смог почувствовать силу тяжести даже в силовых доспехах. По корпусу, немного заглушаемые броней корабля, гремели снаряды тяжелых орудий. ++ Шестьдесят секунд… ++ - Именно из-за того, что мы такие, мы и есть Щит Вулкана. Триумф над невзгодами, самопожертвование и стойкость исходят как раз из этого, - он указал на свое демоническое лицо. – Являясь менее человечными снаружи, мы созданы более человечными внутри. Кадай коснулся нагрудника, на котором располагалось созданное из золота символическое пламя. - Горящее ядро нашей праведности, верование в наш долг и вся Прометеева Вера идет изнутри. ++ Десять секунд… девять… восемь… ++ Кадай надел шлем. Как и доспехи, он был создан с большим мастерством. Шлем был выполнен в форме рычащей драконьей головы, ее чешуйки подражали тем, которые находились на пластинчатых доспехах капитана. Посадочная рампа «Огненной Виверны» медленно открылась. Внутрь ворвались жара и звук. Расстегнув гравиподвеску, Кадай первым ступил на рампу. Брат Хе'кен шел на снижение. В тридцати метрах под ними, Эшелон Сити был объят потрескивающей завесой огня. Когда-то царственные авеню теперь полыхали. На площадях трепетали обугленные остатки листовок с антиимперской пропагандой. Тела, как верных граждан, так и культистов вперемешку с кровью и щебенкой устилали дороги. Оставалось еще одно здание. Его со всех сторон окружали разбомбленные руины, занятые мятежными войсками Хаоса. На позицию выдвигалось три батальона – более тысячи человек. Позиции тяжелых орудий взимали свою дань с мраморных стен схолы. Колонны были повалены. Статуи выдающихся учеников - обезглавлены и осквернены. Скоро всего этого не будет. Космические десантники прибыли как раз вовремя. По комм каналу изукрашенного шлема Кадая передали, что артиллерия флота откроет огонь с низкой орбиты менее чем через шесть и три десятых минуты. После этого здесь останется только пепелище. Хе'кен все еще старался подлететь поближе. Тяжелые болтеры на крыльях и носу «Громового Ястреба» обстреляли орудийную батарею, вращавшуюся, чтобы поймать цель. Обычные бурые бронежилеты и клобуки их поганого культа не помогли им. Еретики исчезли в буре крови и останков. Кадай отцепил пару магнитно прикрепленных к поясу крак-гранат. В поле их зрения появилась крыша схолы. Она была повреждена и готова обрушиться от незначительного толчка. Выставив запал на три секунды, Кадай бросил гранаты. Вравер пустил еще две. Взрывы были скоротечными и громкими. Крыша схолы обрушилась в клубах дыма и огня. Несколько юных лиц и одно постарше, принадлежавшее настоятелю, уставились сквозь разлетавшуюся пыль на ангелов в потемневшем от войны небе. Спасение пришло. - Скажи мне, брат, - крикнул Вравер, готовясь к скачку и последующему включению двигателей прыжкового ранца, - как зовут этого не по годам развитого неофита? Саламандра на краткий миг встретился взглядом с Гвардейцем Ворона. Глаза Кадая вспыхнули, его чувства были неясны. - Дак'ир, - ответил он, соскакивая с рампы на схолу, - Хазон Дак'ир.
Сообщение отредактировал MaLal - Суббота, 2012-01-07, 0:49:35
UNTHINKING JUSTICE Бездумное правосудие Автор: Andras Millward Источник: Warforge Перевел: Йорпул Взято из: Сборник Let The Galaxy Burn
"Посвятившие себя служению Императору будут окружены врагами со всех сторон. Будьте бдительны, ибо они..." Раздался звонок в дверь. Кодиций Леви, библиарий ордена Черных Консулов, вздохнул и провел рукой по коротко подстриженным темным волосам. Он почтительно закрыл свою копию Кодекса Астартес, встал и прошел к окну своей комнаты, обставленной в спартанском стиле. Посадочные огни одного из шаттлов ордена тускло освещали его угольно-черное гладко выбритое лицо. - Войдите, - Леви продолжал смотреть в окно, изучая звезды за толстым экраном и размышляя над прочитанным в кодексе зловещим отрывком. Услышав, что в комнату вошел посетитель, он заговорил. - Знаменосец, сегодня хороший день для выполнения работы во имя Императора. Позади раздался тихий смех. - Леви, твои силы опять подсказали правильный выбор. Но я уверен, что все дни подходят для выполнения дел в честь Его благословенного имени. Твоя вера ослабела в эти темные дни? Леви повернулся к гостю. В дверях с улыбкой на лице стоял брат Аэорум, знаменосец третьей роты Черных Консулов. Обладавший могучим даже для космодесантника телосложением воин был одет также как и Леви, в черную тунику, обшитую по краям желтой тканью. Леви слабо улыбнулся. - Аэорум, я рад видеть тебя в этот омраченный печальным знамением день. Входи. Леви был рад неожиданному появлению молодого знаменосца. Он изучал широкое лицо, осматривая пересекавший нос и щеку Аэроума шрам. Глубокая рана, давным-давно оставленная когтем генокрада, немного затянулась, но знаменосец мало изменился с момента их последней встречи. Десятки лет назад Леви и Аэорум служили вместе в десятой роте Черных Консулов, их дружба была закалена в крови тиранидов во время тяжелой и кровавой битвы за Маланар. Психические способности Леви привели его в Библиариум, а воинская отвага и навыки Аэорума сделали его одним из самых молодых знаменосцев в истории ордена. Они редко встречались с тех пор, но их связь осталась такой же крепкой. Аэорум сел напротив Леви, простой деревянный стул заскрипел под его мускулистым телом. - Омраченный печальным знамением? Так ты уже слышал новости? - Какие? - спросил Леви. Он уже подметил достаточно во время вчерашних приготовлений, но до сих пор не знал ничего конкретного об их текущей цели. Мобилизовали вторую, третью и четвертую роты, это означало, что Империум находится в серьезной опасности. - Мы получили сигнал бедствия с Суракто. Брат, восстала почти половина населения планеты. Имперское правление под угрозой, а мы готовимся ответить на зов со всей скоростью. Капитан Эструс проведет брифинг сегодня утром. Леви кивнул. - Так я и предполагал. Новости действительно мрачные, и они вполне объясняют скорость нашего отправления. Суракто некогда был сияющим маяком в охватившей галактику тьме. Насколько я помню, это была продуктивная и организованная планета, безмерно преданная Императору. Мы не можем позволить себе потерять такой мир. - Вижу, ты не бездельничал в Библиариуме. - ответил Аэорум, но в его голосе было мало юмора. - В последние пять лет обитатели Суракто добровольно платили в три раза большую десятину, чем в соседних системах. Мятеж на такой планете для Империума почти катастрофа. Леви кивнул. - Какая ересь угрожает планете? - Мятежники отринули Имперский порядок. Они утверждают, что Его путь слишком суров и требователен. Хотят "более простой и справедливой жизни", - голос Аэорума был полон сарказма. - Брат Леви, эта ересь угрожает поглотить твой сияющий маяк. - Этого не произойдет, Аэорум. Подобная угроза истинному порядку должна быть устранена. Полностью, - слова повисли в воздухе. Внезапно кодиций встал и протянул Аэоруму руку. - Учитывая обстоятельства, я вдвойне рад видеть тебя, брат. Сражаться вместе с тобой будет великой честью.
Леви чувствовал, как капитан Эструс пытается сдержаться и не показать свое раздражение новоприбывшему. Меньше чем через час после того, как Черные Консулы начали высадку, из варпа выскользнул другой корабль и направился к посадочной зоне космодесантников к северу от города-улья Фурам. На корабле были символы инквизиции. Инквизитор вместе с группой суровых служителей высадился и сразу обратился к капитану, потребовав, чтобы все лояльные силы перегруппировались вместе с Черными Консулами для получения контроля над ситуацией. - Инквизитор Паракс, я просто не заинтересован в этом, - сказал капитан Эструс. Его раздражение словно углубляло каждую линию на морщинистом загорелом лице. - Мы приземлились, но для полной подготовки потребуется ещё шестьдесят минут. Эструс пытался перекричать рокот двигателей проехавшего мимо «Носорога» и шум, поднимаемый отрядом технодесантников и сервиторов заряжавших ракеты в машины «Вихрь». Ни одна эмоция не отразилась на гладком лице инквизитора Паракса. Стройный и одетый лишь в черную официальную мантию человек пытался сохранить видимость властности перед возвышавшимся над ним космодесантником. - Хотя я ценю тонкости кодекса, капитан, тем не менее, - начал он, но конец предложения затерялся в пронзительном вое пролетевшего над ними эскадрона «Лэнд Спидеров». Когда они улетели, Эструс произнес. - При всем моем уважении, инквизитор, не стоит обсуждать благословенный кодекс. Впрочем, давайте поговорим о вашем запросе на перегруппировку. Мы должны высадиться и как можно скорее оказать помощь верным Императору силам. Администратор Ниал, помощник Планетарного Правителя Колна, встретится с нами через пятнадцать минут, я уверен, что он полностью введет нас в курс дела. Я также благодарен, что... - Эструс замолчал, ища подходящую фразу. - Что ваше Высокопреосвященство также решило ответить на зов о помощи, но мы не можем ждать и позволить мятежникам действовать первыми. Паракс покосился на стоящих позади слуг, его темные глаза немного сузились. Мгновение он размышлял, а потом повернулся обратно к космодесантнику. - Хорошо, капитан Эструс. Я согласен. Но предупреждаю вас, что инквизиция неодобрительно отнесется к любым вашим скоропалительным решениям. Лицо Эструса омрачилось: - Инквизитор, могу вас уверить, что Черные Консулы никогда не принимают поспешных решений. Внимание всем сержантам роты, готовьтесь к отправлению, - он поднял свой шлем и зашагал к «Вихрям» Леви смотрел, как инквизитор и его свита возвращается на шаттл. «Сегодня действительно мрачный день», - подумал он. Прибытие инквизитора только усилило его дурные предчувствия. Леви взмахнул цепным мечом, прочел результат диагностики на дисплее шлема и пошел за капитаном.
Мятежный солдат, чье лицо закрывала маска ненависти, нацеливал на Леви лазган. Быстро среагировав, он шагнул вперед и взмахнул цепным мечом. Жужжание цепного меча достигло пронзительного вопля, когда клинок разрезал тело мятежника пополам, омыв Черного Консула кровью. Затем он ощутил слабый удар в затылок. Леви быстро развернулся и дважды выстрелил. Тела двух мятежников отлетели к стенкам «Носорога» и сползли вниз, оставив на броне темные подтеки. Заметив отблеск знамени Консулов, он повернулся и увидел Аэорума по колено заваленного трупами, спокойно целящегося и стреляющего из болт-пистолета, каждым выстрелом повергая нового врага. «Как в старые добрые времена», - подумал Леви, а затем открыл огонь из своего болтера. Еретики устроили засаду на авангард Черных Консулов, когда они отправились к точке встречи через изуродованные войной пригороды Фурама. Ярость атаки оказалось неожиданной для Консулов, но мятежники были быстро опрокинуты дисциплинированной обороной космодесантников. Бой завершился за несколько минут, и Консулы не понесли потерь. Пока они перегруппировывались и готовились двигаться дальше, Леви изучал трупы у своих ног. Странно, но он не чувствовал к ним ненависти и гнева, хотя они и были проклятыми предателями. Он привык к праведной ярости в битве с вероломными тварями, но сейчас её не было. Удивленный библиарий зашагал к командному «Носорогу». Капитан Эструс вновь пытался сдержать раздражение, говоря с кем-то по командному каналу: - Не имеет значения, что вы сказали, офицер, пятьдесят мертвых предателей лежит у моих ног. Вам нужно перегруппироваться, чтобы не пропустить новые отряды мятежников. Нет, это не отразиться на графике. Встреча через семь минут, - когда Леви подошел, Эструс снял шлем и забрал у стоящего рядом сержанта свиток с приказами. - Брат кодиций, ты хорошо проявил себя. Я рад, что ты не забыл воинские навыки, пока оттачивал свои психические способности в Библиариуме, - капитан посмотрел на свиток и приподнял темную бровь, - однако, я опасаюсь, что лояльные офицеры из-за этого мятежа забыли, как использовать свои мозги. Леви кивнул: - Я лишь исполняю свой долг Черного Консула, - он обернулся к группу говоривших с Аэорумом Черных Консулов, - но меня что-то тревожит. Эструс опустил свиток и внимательно посмотрел на библиария. - В чем дело, собрат? Нас встретят новые враги до того, как мы доедем до администратора Ниала? - Капитан, прошу извинения за беспокойство. Но я не могу точно определить причину своего волнения. - Хорошо, библиарий, но держи меня в курсе. Эта беззаконная планета вызывает опасения и у меня, я не хочу дальнейших сюрпризов. Держись рядом, - вновь затрещал встроенный в шлем капитана вокс, и Эструс включил динамик нажатием пальца и вздохнул. - Да, инквизитор, мы едем. Нет, оставайтесь в своем транспорте...
Администратор Ниал выглядел внушительно, он был всего на несколько дюймов ниже огромных космодесантников. Его багровый плащ развевался от дующих со стороны разрушенного города порывов ветра, яркий цвет контрастировал с мрачными черно-желтыми доспехами Черных Консулов. Тот же ветер доносил звук далекой перестрелки и грохот орудий. Леви изучал лицо Ниала, пока тот пылко говорил с инквизитором Параксом и капитаном Эструсом; молодое лицо администратора не подходило к его преждевременно поседевшим длинным волосам и аккуратно подстриженной бороде. - Мы должны их убить. Всех. Суракто всегда был горд своей верностью Императору, и мы должны смыть позор, запятнавший имя нашего мира. Мне не будет покоя, пока я лично не увижу смерть каждого еретика, - он указал на руины позади, - каждая живая душа в нем была придана смерти, когда мы обнаружили за его закрытыми дверями гниль ереси. Паракс мрачно улыбнулся, впервые проявив какие-то эмоции. - Замечательные слова и благородные действия, администратор Ниал, которые я одобряю всем сердцем. Инквизиция благоволит вашей пылкости и окажет любую возможную помощь. - И после таких похвальных и воодушевляющих речей нам пора заняться работой во имя Императора, - спокойно сказал Леви. - Пусть говорят наши действия, а поздравления стоит отложить на потом, - все обернулись к нему. На лицах Ниала и Паракса он увидел раздражение. А глаза капитана Эструса ярко вспыхнули, одобряя дисциплину библиария. - Кодиций Леви прав, - сказал Эструс. - Нашим девизом должен стать прагматизм. Мы обязаны действовать сейчас, прежде чем еретики смогут перегруппироваться. Администратор, какова текущая ситуация? Секунду Ниал продолжал злобно смотреть на Леви, а затем повернулся к капитану, - Основные силы мятежников на другой стороне города Фурам. Местами они проникли в сам город, но большая часть стен ещё удерживается. Их много, они плохо вооружены, не считая боевых орудий. Впрочем, их еретический пыл делает их опасными противниками. - Посмотрим, - сказал Эструс, - теперь... - Мы используем все силы и сокрушим их, - перебил его инквизитор, - администратор Ниал прав. Никто из них не должен выжить. Эструс нахмурился, - Инквизитор, я предупреждаю вас... - Вы смеете предупреждать инквизитора? - Предупреждаю, что не потерплю никаких вмешательств. Мы делаем работу во имя Императора и, во имя Жиллимана, нам никто не помешает. Пойдемте, администратор Ниал, нам многое нужно сделать, - Эструс повел администратора к командному «Носорогу». Инквизитор Паракс повернулся к Леви. На мгновение в его глазах вспыхнул гнев, но затем к инквизитору вернулось хладнокровие. Казалось, что Паракс хотел что-то сказать, но повернулся и зашагал к своей свите, чтобы облачиться в доспехи. Леви повернулся к Аэоруму, который, снял с головы шлем, чистил болтер. На расстоянии вытянутой руки от него развевалось знамя, воткнутое в кучку булыжников. Аэорум поднял глаза и приподнял брови. Леви слабо кивнул, продолжая смотреть на своего боевого брата. Потом, словно по одной мысли, оба космодесантника резко отвернулись и занялись своими делами.
Черные Консулы скоро оказались там, где привыкли быть: в гуще битвы и по колено в крови еретиков. Вторая и третья Роты наступали с обеих сторон города, а четвертая выдвинулась для укрепления раздробленных частей лоялистов внутри городской черты. Осада мятежников, зажатых комодесантниками с обеих сторон, начала разваливаться. Над южным пригородом Фурама висело плотное облако смога. Воздух наполнял грохот болтерных снарядов, визг лазганов, взрывы артиллерии и вопли раненных или умирающих людей. Из-за непроницаемой пелены дыма, четыре лазерных разряда быстрой очередью ударили в Леви, они обожгли его броню и надетую на ней тунику, но не смогли сделать ничего больше. Космодесантник сверился с целеуказателями, нашел источник дыма и выпустил очередь в бурлящее облако. Он услышал звуки двух взрывов, а инфракрасное видение показало, что патроны нашли цель, а новые мятежники приближались к нему справа. Из теней показались три силуэта: плохо вооруженные люди, с лицами осунувшимися от усталости. Первый едва заметил цепной меч Леви, прежде чем его голова слетела с плеч. Второй мужчина, замерший от лицезрения ужасной смерти товарища, был разорван в клочья очередью из болтера. Третий остановился, медленно повернув в его сторону лазган, и посмотрел в свое отражение в линзах шлема Леви. Тот замер, едва замечая гул цепного меча в своей руке. Глубоко в разуме частица него восхитилась храбростью мятежника, бесстрашно глядевшего на космодесантника. Его меч полетел к человеку. - Во имя Императора, брат, - рука Леви застыла. Мужчина не открыл рот, но кодиций услышал слова так же ясно, как и гул цепного меча в руках и грохот битвы. Он потянулся к мятежнику своим разумом. Псайкер! Черный Консул ощутил, как бурлит разум человека, готовящегося к психическому удару. Леви инстинктивно обрушил сокрушительный психический удар, разрывая на части нейроны мятежника. Из носа мужчины потекла тонкая струйка крови, а затем он рухнул на колени, его разум был разорван на части. Одним ударом Леви обезглавил его, а затем отключил цепной меч. Переступивший через труп Черный Консул насторожился царившей вокруг тишине. Вдали, у позиций второй роты, битва продолжалась, но здесь воцарилось спокойствие. Из дыма показались братья Консулы, снимавшие шлемы или перезаряжающие оружия. Неподалеку раздался крик. Спустя мгновения в ту сторону пробежал аптекарий. Прогремел выстрел из пистолета. Подошел капитан Эструс в сопровождении сержанта: - Этот чертов дым мешает нам оценить всю ситуацию, брат-библиарий. Мы потеряли двух боевых братьев, а ещё трое ранены. Этого стоило ожидать при сражении с таким многочисленным врагом. Но донесения слишком разрозненны, чтобы я мог составить цельную картину. Что ты видишь? Леви потянулся к шлему. Его крепления с шипением отсоединились, и сержант забрал у библиария древний шлем. Леви глубоко вздохнул и потянулся свои разумом, сначала осторожно, а затем глядя все дальше, собирая впечатления, изображения, запахи и звуки. Удовлетворенно кивнув, он обратил свой взор к городу... -..арий! Брат-библиарий! В чем дело? Леви с радостью вновь услышал голос капитана. Ведь он задрожал даже в броне. Он оперся на цепной меч, когда внезапная слабость разлилась по телу. - Кодиций? Как идут дела у наших братьев? - Достаточно хорошо, капитан. Вторая рота несет потери, но продолжает наступать. Четвертая пока удерживает позиции. Но я боюсь, что мы недооценили мятежников. Город, капитан... Эструс спокойно спросил: - Что с городом, кодиций? - На нем лежит темная тень, брат-капитан. Отвратительная тень Хаоса.
Леви услышал, как хрустнула кость, когда инквизитор ударил мятежника в грудь кулаком. Привязанный к потертому деревянному креслу повстанец застонал, но не отвел взгляда. Хриплым после почти часа дознания голосом молодой повстанец пытался спокойно говорить с инквизитором. - И я скажу вам, инквизитор, что мы верны Императору. Мы сражаемся за Империум. Мы на вашей стороне. Я не могу сказать это яснее. Сокрытый в тенях мужчина согласно заворчал, но замолк после взгляда охранявшего его Черного Консула. Паракс отвернулся, глядя на пятерых других собранных в выжженной комнате мятежников, захваченных в первом бою. Связанные и измотанные повстанцы говорили одно и тоже: они верны Императору, а Хаос свил гнездо во дворце Планетарного Лорда Колна. Терпение инквизитора Паракса было на исходе, а в его голосе звенел еле сдерживаемый гнев. - Братья-космодесантники, администратор: мы ясно можем видеть, как Хаос искажает разумы и пятнает души. Их всех заставили, возможно, против их воли, заниматься этими еретическими богохульствами, хотя истина очевидна. Суракто действительно в большой опасности, - он замолчал и опустил голову. Несмотря на неприязнь к напыщенной театральности инквизитора, Леви не мог не согласиться с ним. Хаос так исказил разумы этих людей, что они даже не заметили этого. Действительно великая беда... Но прежде чем Паракс продолжил, закованный мятежник заговорил. - Самое большое богохульство в том, что Хаос действует в Суракто, закутанный в имперские одеяния и... Прежде чем умолк треск выстрела автопистолета, десятки сервомоторов завизжали, когда Черные Консулы инстинктивно взяли на прицел администратора Ниала. Тот медленно опустил свой пистолет, а Леви, Аэорум и другие космодесантники убрали оружие после приказа Эструса. От силы выстрела, попавшего в шею пленника, кресло опрокинулось, и труп упал к ногам других мятежников. - Ну и ересь! Я не могу этого слышать, - сказал Ниалл, засовывая автопистолет обратно в полы своего плаща. - Я слишком много времени участвовую в управлении этим миром, чтобы слышать такие наглые слова от подобной мрази. - Вы правы, администратор, - сказал Паракс, махнув рукой. Два мрачных солдата из его свиты появились в поцарапанном проломе. - Уведите этих крыс и избавьтесь от них, - используя дула лазганов как копья, люди инквизитора начали выгонять мятежников за дверь. - Подождите, - Леви шагнул вперед, на его разум нахлынуло неприятное чувство сомнений, - мы не должны спеш... Паракс обернулся к библиарию. - Ты просишь сохранить жизнь этим вероломным отродьям? Кому ты верен, Консул? Ты не... - Он верен, инквизитор! - Паракс отступил на шаг от Леви, ошарашенный прозвучавшей в голосе капитана стали. - Не сомневайся в этом. И мой брат-библиарий прав. Мы можем получить возможность узнать расположение войск противника, если... - снаружи раздалась очередь из лазгана. Эструс застонал. - Инквизитор, мы на одной стороне, но ваши поспешные решения угрожают сорвать всю операцию! -А ты уверен, что мы на одной стороне, капитан? Или эта коварная ересь подействовала и на тебя? Рука капитана потянулась к болтеру, и тут Леви ощутил приближающуюся к руинам мощную психическую активность. Он услышал треск крозиуса арканума капеллана Мортема за мгновения до того, как раздались выстрелы, а огромная фигура святого брата возникла в разрушенной двери. - Братья, мы выдвигаемся, - хрипло сказал Мортем, - Вторая рота опрокинута. Контратака, брат-капитан - и, похоже, что вся планета выдвинулась против нас.
Над головой пронесся залп ракет «Вихрей», а спидеры десятого отделения второй роты устремились к сердцу вражеской арии. Повстанцы внезапно подошли с юга и хлынули к пролому городских стен. Серия мощных взрывов вдали осветила горизонт. С удовлетворением узнав о ликвидации вражеской артиллерии, Эструс приказал третьей роте начать атаку. Аэорум, зажавший знамя в одной руке, а болтер в другой, вел первое и второе отделение на острие вражеской контратаки. Полные почти демонического гнева повстанцы бросились на Черных Консулов, но их атаки были тщетны, черные латные перчатки крушили их черепа, болтерные заряды рвали мускулы и сухожилия, огнеметы и мельтаганы сжигали кожу и кости. Очень скоро оба отделения почти остановились, их продвижение замедляли горы мертвецов под ногами. Леви вырвал цепной меч из трупа повстанца и одним резким движением обернулся, ударив рукоятью в лицо другого мятежника. От удара череп на лбу человека звучно треснул, повстанец умер прежде, чем его безвольное тело рухнуло на землю. Пинком отбросив труп, Леви повел третье и четвертое отделения дальше в стенной пролом пригорода Фурам. Как он хотел снять шлем и выплюнуть нарастающее ощущение ненависти мятежников, от которого в его рту появился мерзкий привкус. Но услышав шипение смертоносного мельтагана, он отказался от этой идеи. Его захлестнула волна горя, когда Черный Консул рядом с ним превратился в пепел. Леви огляделся, высматривая оружие - вот, меньше чем в двадцати шагах от него, но на пути было слишком много его братьев. Мельтаган выстрелил вновь, и другой Консул испарился в перегретом потоке пылающего газа. «Пора бить противника его же оружием», - мрачно подумал Леви. - Братья Консулы, удерживайте позиции, удерживайте позиции! - Космодесантники не задали вопросов о приказе кодиция и более не сделали шага назад. Быстро прошептав молитву Императору, Леви сфокусировал свою психическую энергию на земле под мятежником с мельтаганом. И внезапно из-под земли вырвался огромный шар белого пламени и взорвался, поглотив обладателя мельтагана и ещё десять его товарищей. Пятьдесят выживших мятежников, взбешенных смертью соратников, перестроились и бросились на отряды Черных Консулов. Женщина навела на Леви автоган, но запнулась. - Сгори в аду, отродье Хаоса! - закричала она. Женщина открыла огонь в автоматическом режиме, окатив кодиция градом пуль. Леви шагал сквозь вихрь огня, но пули безвредно отскакивали от его брони. Исчерпав патроны, женщина ударила кодиция в грудь штыком. - Умри еретик! Ум... - её слова оборвались, когда цепной меч разрубил тело мятежницы пополам. Леви посмотрел на окровавленный изувеченный труп у своих ног. Это было не правильно. Он это чувствовал всей душой. Леви потеряно выстрелил из болтера в двух бегущих к нему людей, ощущая то же самое. Нечто взорвалось в нескольких метрах перед Черным Консулом, отбросив его назад. Он тяжело рухнул на землю. Поток информации о повреждениях прокатился по дисплею его шлема, но Леви видел лишь лицо женщины, искаженное от ненависти и гнева... - Брат, ты меня слышишь? - Леви пытался сфокусироваться на далеком голосе, когда две тяжелые руки подняли его в сидячее положение. Апотекарий Мординиан нащупал зажимы шлема и снял его. Слабая улыбка появилась на морщинистом лице апотекария. - Ах, слава Жиллиману, ты жив, брат-библиарий. Ты молчал, и я подумал о худшем. Фраг-граната... - Что? Нет, я жив, как видишь, - Леви все ещё чувствовал шок, но не был уверен, вызвано ли это ударом гранаты или нет. - Как обстоят дела? - Все в порядке, библиарий, неплохо. Мы призвали к ответу более трех сотен мятежников, - он продолжал осматривать Леви, - сейчас вторая рота перегруппировывается, а мы ожидаем приказа... О, ты ранен, - пока Апотекарий перевязывал его ногу, Леви ощущал лишь слабый зуд. Он вытолкнул боль из головы так же легко, как и любое другое чувство. Мординиан помог ему встать на ноги. - Несколько минут и рана начнет... Кажется, я нужен в другом месте. Удачи, библиарий. Когда Апотекарий побежал прочь, Леви надел шлем обратно и огляделся. Отделения третьей роты Черных Консулов, с первого по шестое, собрались вместе в нескольких сотнях метрах от городских стен, островом черно-желтых доспехов выделяясь в море изувеченных тел мятежников. Он заметил Аэорума. Знаменосец шел к нему, останавливаясь, чтобы переброситься короткими фразами с боевыми братьями. Леви просмотрел доклады по экрану наблюдения, а затем увидел, как сержант пятого отделения почтительно коснулся края знамени и вернулся к своим людям. - Брат Аэорум, ты воодушевляешь нас всех. Вторая рота удерживает позиции, но четвертая еле держится. -Да, я видел доклады, - Аэорум покосился через плечо, - Скоро нам придется сменить их в бреши. Брат Эструс ждет сообщения от капитана четвертой роты Ванэма. Но ты выглядишь... обеспокоенным, брат. - Хаос так исказил умы мятежников, что они обвиняют в ереси нас и утверждают, что мы служим тьме. «Нечто приближается», - внезапно вклинилась мысль. - Я тоже слышал это богохульство, - Аэорум пожал плечами, - Но мы на верной стороне и не должны колебаться. «Близко» Голос Аэорума исчез в шуме, когда Леви ощутил приближение чего-то. Он пытался сконцентрироваться. Гул человеческих разумов, несущимся к городским стенам. Леви включил командный канал, - брат-капитан, нас скоро атакуют примерно шесть тысяч с северо-запада. Крупный отряд, повторяю, крупный отряд. - Принято, брат... - слова капитана Эструса исчезли за грохочущим залпом болтеров, когда Черные Консулы открыли огонь по хлынувшим через гребень мятежникам. Аэорум побежал к первому отделению, стреляя со смертоносной меткостью в повстанцев. Черные Консулы громко закричали клич, когда знамя оказалось рядом. Включив цепной меч, Леви бежал следом. Внезапно разряды электричества затрещали в воздухе. Визор шлема Леви мгновенно потемнел. Телепорт! Разряды энергии разлетелись в разные стороны, когда нечто новое материализовалось среди мятежников. Леви казалось, что на Суракто открылись врата в его самый страшный кошмар. Среди мятежников материализовалось отделение космодесантников, но богохульством было называть их так. На их древней броне были все виды жутких украшений, способных родиться в искаженном Хаосом воображении из омерзительных желаний: пояс одного был сделан из черепов, гниющий длинный скальп свисал со шлема другого, бритвенно-острые шипы покрыли наплечник третьего. Но на каждом древнем доспехе был один и тот же символ, омерзительная многоголовая гидра Альфа Легиона. Все было ещё хуже, чем предполагал инквизитор. Мятежники были в рабстве этих омерзительных слуг Тзинча. Спустя мгновения Леви и его братья Черные Консулы открыли огонь по новоприбывшим. На Альфа Легионеров хлынул поток болтов, но, хотя окружавшие их мятежники были разорваны в клочья, лишь два десантника Хаоса погибли, прежде чем успели открыть ответный огонь. Гребень возвышенности поглотила первобытная бойня, когда Черные Консулы выплеснули свою давно носимую ненависть на искаженные подобия воинов Императора. Леви пробивался к отделению Альфа Легионеров, холодная ненависть наполняла его вены. Он едва замечал отправленных им на суд Императора повстанцев... пока медленное и ужасное понимание не нахлынуло на него. Мятежники отворачивались от Черных Консулов и стреляли в десантников Хаоса. Они все сражались с общим врагом, Альфа Легионом. Леви пытался не обращать внимания на это, пробиваясь в гущу сечи, но перестрелка внезапно прекратилась. Остались лишь мятежники и Черные Консулы. Посреди бойни стоял Эструс, а мертвый Альфа Легионер лежал у его ног. Грудь мерзкого воина была разорвана, обнажив месиво переплетенной и обгоревшей плоти и сломанных механизмов. Его рука конвульсивно дергалась. Эструс спокойно приставил болт-пистолет к голове предателя. Прогремел выстрел, и Леви подошел к капитану. Он посмотрел на остатки головы легионера, на брызги разорванного взрывом мозга... - Капитан, мы ошиблись, - Леви оглянулся на истощенные лица мятежников и на Черных Консулов, уже строившихся неровными рядами. Грохот битвы доносился из-за городских стен. - Брат-капитан, пленные мятежники... Эструс поднял руку: - Я слышу, библиарий. И понимаю. Мы стали невольными пешками в опасной и темной игре. Я должен связаться с четвертой. Боюсь, что Планетарный Правитель Колн гораздо опаснее для них, чем повстанцы, - он повернулся к ближайшему космодесантнику, - Брат-сержант, доложите мне о потерях и найдите представителя мятежников, с которым я смогу поговорить. - Это предательство! - Леви и Эструс резко обернулись к бегущему к ним администратору Ниалу. Тот махнул рукой к потерянно стоящим повстанцам, - мы должны их казнить, всех женщин и мужчин, - его голос сорвался на хриплый визг, - вы слышали, что сказал инквизитор!!! Эструс спокойно посмотрел в лицо администратора сквозь линзы своего шлема.- Вы видели, что здесь произошло? Ниал запнулся, а затем медленно кивнул. - Тогда вы знаете, что на вашей планете зараза Хаоса и... - Но разве вы не видите, что происходит!? - раздраженно перебил его администратор, - мятежники связались с Альфа Легионом... - Отродья Хаоса сражались как с ними, так и с нами, - произнес Леви. - Да, это я и имел в виду, я... - он хлопнул себя рукой по лбу. «Внезапно он словно постарел», - подумал Леви. - Я знаю твой кодекс, космодесантник, - сказал Ниал, - Все, кто сражается за Хаос, должны встретить суд Императора. -А тем, кто сражается против Хаоса, должно дать возможность принять свет Императора или самую быструю и легкую смерть от рук тех, кто исполняет Его работу. Так гласит кодекс, - сказав это, Леви подошел ближе к администратору. Заметно потрясенный Ниал отошел на несколько шагов. - Администратор, откуда вы получили знание из благословенного кодекса? - Это лишь то, что я слышал... - Ниал продолжал пятиться, его голос дрогнул, - Ваш долг ясен. Вы, вы должны... Левая часть головы администратора разлетелась фонтаном крови и мозгов. Мятежник убрал автопистолет в кобуру и плюнул на все ещё дергающееся тело Ниала. - Мое имя Митаго, - сказал он, его глаза глубоко запали на мертвенно-бледном немытом лице. - Я лидер этого отряда. И я услышал достаточно лицемерной лжи от этого проклятого приспешника Хаоса. Когда лидер мятежников пошел дальше, обсуждая что-то с капитаном Эструсом, Леви посмотрел на труп администратора Ниала и задумался над другим отрывком из кодекса. «Поспешное и бездумное правосудие не принесет ничего, кроме горя и слез от осознания своей ошибки». Он отправился на поиски Аэорума.
Сообщение отредактировал MaLal - Суббота, 2012-01-07, 0:49:40
Noise marines vs Black Legion Черный легион против Шумовых десантников. Перевел:Stanley Tweedle Источник:Warforge Взято из: White Dwarf
Могучим ударом, который наверняка убил бы обычного человека, десантник Чёрного Легиона с размаху уложил чемпиона Слаанеша Эвенуса на землю. Все органы чувств Эвенуса затопила сладчайшая боль, и на какой-то момент его разум помрачился от нестерпимого наслаждения. Вновь открыв глаза, Эвенус устремил восхищённый взор в фиолетовые небеса, разрываемые колоссальными энергетическими разрядами. Мгновением спустя к нему пришло осознание опасности. Одним грациозным движением он убрал своё бронированное тело с траектории клинка, который вонзился в скалу там, где только что была его голова. Громко взвизгнув от бьющего через край восторга, Эвенус вскочил на ноги и встал напротив своего врага. Десантники начали кружить вокруг силового меча, торчащего из земли между ними, пристально следя за движениями противника. Возбуждением боя наполнилось всё тело чемпиона. Он жил ради таких моментов, когда смерть так восхитительно близка, что весь мир словно сходится на острие клинка. Эвенус облизал губы и вперил взор в неподвижную, лишённую всякого выражения лицевую пластину шлема неприятеля. Он отслеживал каждое изменение, каждое малейшее движение; время почти остановилось, и чемпион напряг каждый мускул своего сверхчеловеческого тела в ожидании и предвкушении. В небе над ними зазмеилась молния варп-разряда, и на мгновение всё перед глазами Эвенуса окрасилось в бесчисленные цвета. Его сверхчувствительные глаза восприняли каждый малейший оттенок света, отражённого от доспехов легионера. В этот же момент, заметив, что противник отвлёкся, десантник Чёрного Легиона поднял болт-пистолет и нажал на курок. Эвенус сфокусировал внимание на пальце врага, медленно нажимающем на спусковой крючок. Он видел, как расцвело пламя огня, и как вылетел снаряд и устремился к нему; как он пробил древнюю броню на его правом бедре и сдетонировал внутри его тела. Посмотрев на свою рану, чемпион издал еле заметный вздох. «Спасибо, брат мой!» Одним стремительным движением Эвенус вылетел вперёд, ухватив меч двумя руками. Используя инерцию своего прыжка, он освободил меч из скалы и закрутил его по широкой дуге. Десантник Чёрного Легиона был обезглавлен невероятно грациозным движением, отточенным десятью тысячами лет непрерывных, восхитительно волнующих войн. Обезглавленный труп ещё не успел коснуться земли, а Эвенус уже изучал обстановку вокруг. Пустынный пейзаж мира Этемиель стал холстом для картин смерти и разрушения. Пухлые губы чемпиона растянулись в улыбке. Воины чёрного легиона пришли под белым флагом для переговоров с Эвенусом и его отрядом Детей Императора. Но неожиданно чемпион Слаанеша решил нарушить перемирие – ему больше хотелось убивать, чем разговаривать. По крайней мере, сегодня. Взвод его Шумовых Десантников стоял на горе трупов Чёрного Легиона. Их орудия издавали нестройные звуки, которые повергали врагов на землю. Они падали, хватаясь за головы, в то время как психо-шумовой эффект звуковых орудий превращал их тела в жидкую кашицу внутри доспехов. Эвенус глубоко вдохнул – он наслаждался переливами диссонансных звуков, замечая каждую вариацию, каждую гармонию. Особенно ему нравились заглушённые вопли погибающих врагов. Битва быстро близилась к завершению, и Эвенус почувствовал боль разочарования от того, что столь восхитительная бойня должна была вскоре закончиться. Он наблюдал, как его элитные ветераны добивают остатки Чёрных Легионеров. Стремительные последователи Слаанеша убивали легионеров до тех пор, пока не остался только один. В глазах Эвенуса появился какой-то блеск, и он издал громкое шипение. Его воины мгновенно замерли. Лезвия их цепных мечей замерли в считанных дюймах от тела воина Чёрного Легиона. «Вот теперь можно и поговорить». Ветераны Детей Императора подтащили пленника к ногам своего хозяина и заставили его опуститься на колени в пыль. С удивительной грацией они сняли с десантника шлем и аккуратно, но твёрдо заставили его поднять голову и посмотреть на Эвенуса. В глазах десантника читалась такая чёрная ненависть, которую чемпион Слаанеша привык читать в глазах слуг фальшивого Императора, но редко когда ему удавалось видеть такое среди десантников-предателей. «Ну и? Ты ведь посланник Абаддона, верно? И что у тебя за послание?». Эвенус придвинулся ближе к Чёрному Легионеру, уже зная ответ до того, как он прозвучал. Предатель застонал от боли, причиняемой его ранами и с видимым усилием начал свою речь. «Мой повелитель Абаддон взывает к твоему чувству долга Эвенус. Он велит тебе и твоим воинам отправляться к нему. Он вновь нуждается в твоих услугах». «А что, если у меня есть более… важные дела?» «У тебя нет таких дел». Глаза Эвенуса сузились – он пытался понять значение этого сообщения. Он знал, что однажды Осквернитель призовёт его – его влияние распространялось на Эвенуса так же, как и на многих других чемпионов Тёмных Богов не из числа сильнейших, которые вечно сражались друг с другом в Глазу Ужаса. «Я бы с удовольствием прибил твою голову к двери своего храма, братец. Но вместо этого я позволю тебе доставить мой ответ. Передай своему господину, что я приду к нему. Но передай, что я требую вознаграждения за свои услуги, в том же размере, что и прежде». «О, тебе заплатят, Эвенус, так же, как и всем нам. Ты получишь столько награды, что не будешь знать, что с ней делать». Эвенус облизал губы и улыбнулся.
Сообщение отредактировал MaLal - Понедельник, 2012-01-09, 8:00:42
В святилище стояла тишина, слабый запах тонких благовоний повис в воздухе, а из бокового зала доносился приятный перезвон колокольчиков. Скрестив ноги и закрыв глаза, Сирех медитировал, сидя на белом полу. Он думал над парадоксальностью святилища, безмятежного в редкие моменты покоя, но столь насыщенного мыслями о кровопролитии во времена пробуждения Аватара. Экзарх вновь обратил внимание на окружающий мир, когда ощутил изменение в ауре храма. Открыв глаза, он огляделся, но ничего не увидел. Однако что-то было по-другому, нечто, что наполняло воздух напряжением. Не заметив видимых изменений, Сирех решил вернутся к ритуальным обязанностям. Он прошел в зал, служивший оружейной храма, и начал проверять оружие и доспехи Жалящих Скорпионов. Экзарх начал со своего снаряжения, окинув взглядом знатока свою сюрикеновую катапульту в клешне скорпиона и проверив гибкость пальцев силовой перчатки. Внезапно напряжение подскочило вновь, и Сирех резко выпрямился, словно услышав шаги. Он медленно повернулся на пятках, нехорошо прищурился и выглянул через дверь оружейной в главный зал. Со вздохом удивления он обнаружил, что актировался портал Путевой Паутины, врата, ведущие в святилища Жалящих Скорпионов на других искусственных мирах. Лишь другой экзарх мог знать способ открытия портала. Если врата открываются в эту сторону, то у Сиреха мало времени для подготовки к визиту. Почему его не предупредили? Быстро подойдя к каменному алтарю в центре зала, Сирех взял с каменного навершия нож и сделал надрез на пальце. Протянув руку вперед, он дал своей крови капнуть в серебряную чашу в центре алтаря. Сирех вновь закрыл глаза и начал боевую медитацию, фокусируя свои мысли на Кхаине и снимая барьеры, удерживающие его дикие инстинкты вне битвы. Обычно во время кульминации ритуала он облачался в доспех экзарха, в завершение опуская на голову шлем, что символизировало переход от мира к войне. Когда это происходило, его самосознание абсорбировалось множеством камней духа, усыпавших доспех, а его мысли терялись в размышлениях эльдар, на протяжении сотен поколений носивших доспех до него со времен основания храма. Впрочем, Сирех готовился не к войне, а к встрече другого экзарха, поэтому в полном доспехе не было необходимости. Вместо этого, пока молитва Кхаину слетала с губ, он обмакнул палец в кровавой чаше и быстрыми движениями нанес на лице и затылке руны, символизирующие маску. Чувствуя стекающую по лицу животворную жидкость, экзарх вспоминал о битвах, в которых он сражался. В обычной жизни такие воспоминания сдерживал ментальный щит, созданный за годы обучения, но когда Сирех принимал аспект бога войны Кхаина, сцены кровопролития и ненависти оживали вновь. Когда он нанес последний символ на губы и ощутил вкус своей крови, последние психические барьеры пали, и вся ярость, страсть и жажда крови расы захлестнули разум экзарха. На мгновение он застыл, дрожа от неистовой бури эмоций, с губ экзарха слетел слабый стон, когда ощущения наполнили его тело. Именно так в свое время он попал в ловушку Пути Воина, обреченный быть экзархом остаток своей долгой жизни и даже после смерти. Взяв под контроль свои порывы к насилию, Сирех повернулся к вратам Путевой Паутины. Наблюдающий за стеклянистым черным диском энергии эльдар ощущал, как воля Кхаина наполняет храм – сам воздух словно пропитался разрушением и яростью. Фигура в доспехах вырвалась из портала, шатаясь, прислонилась к стене, а затем упала на пол. Сирех прыгнул на помощь новоприбывшему, а затем от удивления сделал шаг назад. Здесь, на полу его святилища, лежал Охотник Теней, Лорд-Феникс Карандрас. Сирех видел, что броня древнего воителя была разорвана во многих местах, а в широкую дыру на нагруднике можно было просунуть кулак. Хотя было очевидно, что Лорд-Феникс тяжело ранен, не было ни следа крови. Сквозь дыры в броне Сирех видел лишь кружащуюся пелену далеких звезд – Лорд-Феникс более не нуждался в физическом теле. Карандрас медленно пошевелился, повернув сверкающие желтые глазницы шлема к Сиреху. Охотник Теней безмолвно протянул руку, словно прося помощи. Сирех взял её без размышлений. И на мгновение вся вселенная словно остановилась. Сирех ощутил, как его втянуло в Лорда-Феникса, его сущность протащило из реальности в другое измерение. Последовала слепящая вспышка, когда его душа столкнулась с духом Карандраса, а затем разум экзарха затопил калейдоскоп воспоминаний. …Дети сгрудились за его спиной, а на улицах бушевала толпа, выбивая окна и ломясь в двери. В его руке был клинок, с которого капала кровь других эльдар… …Он смотрел через украшенное орнаментом стекло на звезды, пристально глядя на оставленный позади мир. Внезапно в его разуме взорвался крик рождения Великого Врага. Вокруг него друзья и знакомые упали на землю, их глаза были пусты, а губы ссохлись… …Он сражался против Архры, их оружие сверкало в лунном свете чуждого мира. Его клинок ударил врага в живот, и Архрра бросился в отчаянную контратаку, вынудив его отступить, а затем предатель повернулся и бежал через портал Путевой Паутины… …Рядом с ним стояли солдаты мон-кей. Впереди шли бесконечные ряды космодесантников. Они предались Хаосу, а их владыка угрожал сокрушить всю Империю людей, отдав галактику в руки Темных Богов. Выплевывая маской смерть, он атаковал бронированных мон-кей... ...Вопли умирающих эльдар наполнили воздух, само небо словно горело пурпурным огнем. Эскадрилья «Соколов» пронеслась над головой, а затем исчезла в огне, их сбили безумно мощные орудия «Кошмаров»… …Его гневный рев смешался с дикими завываниями орков, когда силовой кулак пробил грудь вожака диких тварей. Сорвав голову с плеч орка, упивающийся победой Лорд-Феникс высоко поднял её над головой, чтобы все увидели его триумф... …Иероглифы Некронтир марали стену туннеля, полуразумные машины бросались на него, чтобы защитить стазисный зал впереди. Он пробивался вперед без усилий, полный решимости уничтожить гнездо древнего ужаса, чтобы ничто не могло восстать и угрожать эльдар… Видения шли вновь и вновь, вклиниваясь в разум Сиреха, словно его же воспоминания. Всё новые битвы ярились в его мыслях, сражения с отродьями всей галактики, от Мусорщиков в первые дни до ужасной новой угрозы тиранидов. И после каждого пласта войны шло видение смерти, разрыв в физической жизни духа. Следующая начиналась с обнаружения доспеха Карандраса неким эльдар, временами рейнджером на давно забытом мире, а иногда и в пылу битвы. Последнее сражение произошло на планете в нескольких днях пути от искусственного мира, где собралась огромная орда орков, начавшая запускать примитивные корабли в небеса. Сирех видел, что его воспоминания добавились к памяти Охотника Теней с его первой битвы на Дуриа до образа протянутой себе же руки. Экзарх осознал, что не может понять, какая из жизней принадлежит ему. Затем к нему обратился голос, унесший прочь страхи: "Добро пожаловать, Экзарх Сирех. С твоей сущностью мы будем жить". Сирех ощутил, как последние следы его личности рассеялись, и словно упал в пустоту, крича от радости и страха в равной мере...
*****
Карандрас открыл глаза и посмотрел на труп лежащего рядом экхарха. Когда он встал, доспех Лорда-Феникса начал срастаться, пока разрывы не исчезли бесследно. Осмотрев святилище, Охотник Теней понял из памяти Сиреха, где он находится. Использовав те же воспоминания, Карандрас узнал, где находится Купол Кристальных Провидцев, и зашагал прочь, чтобы предупредить Видящих о грядущей угрозе.
Сообщение отредактировал MaLal - Понедельник, 2012-01-09, 8:00:51
The Raven's Claw Коготь Ворона Автор:Jonathan Curran Источник:Warforge Перевел:Cypher Взято из: Сборник Let The Galaxy Burn
– Господин губернатор, я вижу грядущие тени. Я вижу кружащих воронов, но за тенями лишь тьма.
Человек был напуган и нервничал.
– И это значит, что нам грозит опасность, Розарий? Что наши планы тщетны? Посмотри еще раз. Посмотри! – настаивал хозяин.
– Повелитель, я…я не могу сказать… Подождите, там есть что-то, тьма рассеивается… Я вижу огонь. Нет!… звезду, она падает в ночи…падает с небес. Что это значит? Нет, нет, подожди… исчезла, я больше ничего не вижу!
– Тогда старайся лучше. Мы не должны потерпеть неудачу. Слишком много поставлено на карту. Тебе придется защищать меня до тех пор, пока все не закончится. Здесь кругом обман и я никому не доверяю. Если кто-то осмелится дурно обо мне подумать, я хочу знать об этом. Мы сделали крупную ставку, и я хочу быть уверенным, что ее выплатят. Не волнуйся, когда все закончится, я не забуду тех, кто, верно мне служил. Продолжай смотреть – я должен знать, когда победа будет близка.
Губернатор Торлин развернулся на каблуках и прошествовал к окнам. Он был небольшого роста, с уверенной, почти чванливой, походкой человека привыкшего повелевать. Он стоял, слегка опираясь руками о подоконник, и смотрел на свою столицу. Вдалеке он мог видеть вспышки света там, где обороняющиеся отряды удерживали границы города. Триплексное стекло приглушало звуки, но даже на таком расстоянии он видел, как искажается вид из окон, когда непрерывный грохот артиллерии заставлял вибрировать плексиглас. Он не мог сказать, приближаются ли разрывы, но он знал, что скоро стены захватят, и город будет поставлен на колени. Он начал играть с медалями, висевшими на его груди, облаченной в броскую форму, как он делал всегда в минуты раздумья.
Розарий, худой, изможденный человек, закутанный в темную мантию, уставился ему в спину. Молочно-белые глаза, слепые с того самого дня, когда он вступил в Адептус Астра Телепатика, невидяще уставились в пустоту. Он слышал дыхание губернатора, обонял слабый запах напряжения и страха, чувствовал напряженную работу его мозга. Псайкер мог описать его внешность, настолько хорошо астропат изучил ауру губернатора. Но он не обращал внимания на эти ложные обрывки реальности, а сконцентрировался на образах доступных его внутреннему зрению. Далеко за окном Розарий чувствовал отчаяние Гвардейцев, удерживающих стены, чувствовал решительность атакующих, их безумную жажду битвы, в то время как они бросались на защитников. Астропат послал пальцы своих мыслей исследовать пути в будущее, подобно усикам, ползущим по путям вероятностей. Он искал ключи к разгадке того, чем все это может закончиться, искал самый легкий путь к победе, к завершению их планов. Розарий покачал головой в растерянности – куда бы он не посмотрел, он видел лишь темноту и звезды, падающие с небес.
Вспышка света высоко в небе, посреди оранжевых и красных взрывов плазмы и снарядов, привлекла внимание губернатора. Блики на металле, двигается быстро. Он проследил взглядом за снижающимся объектом, до тех пор, пока тот не исчез из вида, оставив за собой тонкий след выжженного раскаленным лобовым щитом воздуха.
***
Десантный модуль падал с небес подобно горящей комете. Внутри сотня человек пыталась удержаться на местах, крепко вцепившись за шнуры, которыми они были пристегнуты к стенам. Корабль сотрясался, когда рядом с ним рвались смертоносные оранжевые цветы снарядов противовоздушной обороны. Сервомоторы, преодолевая взрывы и ударные волны, пытались удержать корабль в вертикальном положении.
«Высота три тысячи метров и продолжает уменьшаться» Голос был металлическим и резким.
Веро сидел на месте, разведя ноги, упершись в стену. Он пытался заставить свои мысли собраться и успокоиться. Вокруг него стонали люди, быстрое снижение вызывало головокружение, из ушей текла кровь. Голова трещала и раскалывалась от боли вызванной перепадами давления во время падения. Было темно, единственным источником света являлось тусклое красное свечение, исходящее из двигательного отсека. Жара стояла, как в тропиках, а воздух наполняли серные ароматы плохо настроенных двигателей.
«Высота полторы тысячи метров и продолжает уменьшаться»
Взрыв ударил во внешнюю обшивку, словно кулак великана и корабль завращался, как легкая пробка в водовороте. Веро услышал, как затрещали кости, когда тела резко рванулись со шнуров, которые соединяли их со стенами. Неяркий красный свет пару раз моргнул, затем восстановился.
«Высота шестьсот метров и…»
Капсула ударилась об истерзанную землю так, что компенсаторы застонали и зашипели подобно старому астматику. Веро чувствовал, будто его позвоночник пробил череп. Мышцы автоматически среагировали на внезапное ощущение тяжести, когда гравитация планеты резко сменила невесомость свободного падения.
Он пошевелил руками и оковы, которые соединяли его со стеной, автоматически увеличили давление на запястья, ограничивая его движения. Запястья были стерты до мяса там, где тугие стальные наручи впились в его плоть. Тело ломило от длительного сидячего положения, и от жестокой тряски в снижающемся модуле.
Казалось, прошли часы с момента его пробуждения, вечность в темноте наполненной шумом двигателей. Время потеряло для него смысл и направление, он чувствовал себя ошеломленным и дезориентированным. Голова наливалась тяжестью, полная странных непрошенных видений, пришедших из тьмы. Его воспоминания были беспокойными. Он не помнил, как попал в плен, и почему его сковали таким образом. Он пытался вспомнить, как очутился здесь, прикованный к кораблю, который падал, Император ведает куда.
Первым, что он помнил, было пробуждение. Он был в замешательстве, не мог вспомнить даже свое имя, но увидел единственное сверкающее слово, вытатуированное на его предплечье – Веро – и предположил, что это и есть его имя. Теперь, оглядывая таким же образом заклейменных людей, он убедился в своей правоте. Некоторые, кажется, были знакомы и приветствовали друг друга скорбными улыбками и кивками головы. Тихий гул разговоров возникал в некоторых частях узилища, другие были безмолвны. Он спросил некоторых, но никто не знал, кем он был. Он не узнавал свою одежду, ничем не выделяющуюся форму цвета хаки. Даже тело казалось до странного незнакомым. Пальцы заросших рук были покрыты шрамами, однако скрытые под грубой тканью ноги выглядели сильными и крепкими. Но он не воспринимал их как свои.
Дальняя стена отворилась, резкий белый свет хлынул на людей. В проем пала чья-то тень, а вслед за ней появился человек. Он был большим и седым. Поношенная коричневая форма Имперской Гвардии была изодрана, грязная повязка закрывала большую часть головы. Он нажал на кнопку на поясе и стальные узы, приковавшие пленников к стенам, ослабли. Браслеты расстегнулись, и они начали разминать и возвращать к жизни свои конечности. Человек двинулся внутрь узилища и нацелил свое стрекало на ближайшего раскинувшегося на полу пленника. Тело человека дернулось, когда электрод коснулся его, но он не встал. Какая бы судьба ни ожидала их на планете, некоторых, по крайней мере, она уже милосердно миновала.
– Пошевеливайтесь, свиньи! Пошли, пошли, пошли! – кричал им дюжий мужчина, его говор был жестким.
Появились еще гвардейцы, угрожающе наставив оружие на заключенных. Медленно они начали строиться в неровную линию. Веро встал, преодолевая спазмы, вспыхивавшие в его ногах. Он шел за похожим на медведя человеком. Тот был гол по пояс, его мускулистая шея и руки были покрыты светящимися татуировками. Веро споткнулся рядом с трапом корабля, и человек подхватил его, не дав упасть. Он ухмыльнулся Веро, большая часть рта была скрыта рыжеватой бородой. Веро смог разглядеть слово на его руке, почти скрытое густыми волосами. Велан. Веро кивнул благодаря его.
– Это все наркотики, которые вкололи тебе во время дороги, – быстро промолвил Велан. У него был глубокий голос, почти рык: – Из-за этого ты еле стоишь на ногах и, наверное, не можешь ничего вспомнить. Поверь, я и раньше с таким сталкивался. Сейчас ты ничего не помнишь, но потом память вернется.
У Веро не было времени узнать где Велан раньше с этим сталкивался. Этот огромный человек знал о происходящем больше чем Веро.
Тусклый свет стал ярче, заставляя Веро зажмурить глаза. Он понял, что это был лишь неяркий солнечный свет, но после длительного времени проведенного во тьме корабля, он казался ослепительным. Небо было бледно-серым, накрапывал дождь. Темные волосы Веро быстро стали мокрыми. Дул слабый ветерок, который казался дыханием небес. Веро потянулся, разминая мышцы там, где грубые оковы впивались в его плоть. Он вздрогнул от боли, когда рубцы вскрылись, свежие раны горели на его смуглой коже.
Несмотря на то, что во время полета он не мог пошевелиться, Веро чувствовал себя сильным и здоровым. За его спиной десантный модуль стоял на изрытой воронками земле подобно огромному черному жуку, возвышаясь над стоящими внизу людьми, которые укрывались от дождя за черным бронированным корпусом.
Затем начался артобстрел.
Люди побежали прочь от корабля, взрывы снарядов заглушали топот их ног. Веро чувствовал себя так, будто бежал в вакууме. Он не чувствовал ног, сведенных судорогой после полета в десантной капсуле. Его оглушил рев обрушившихся снарядов. Охранники гнали их по направлению к низкому строению, возведенному из грубого бетона. Веро и Велан встали перед ним, вместе с остальными пленниками переминаясь с ноги на ногу, восстанавливая кровообращение.
– Велан, – начал Веро, оглядывая сборище солдат вокруг. – В каком аду мы очутились? И что я тут делаю? Ты меня знаешь?
Большой человек подчеркнуто уставился на татуировку на руке Веро.
– Веро, вроде так? Что ж, я тебя не знаю, но ты и сам ответил на свой вопрос.
Он выглядел угрюмым: – Мы в аду. Не имеет значения, на какой планете мы находимся. Все что тебе нужно знать, это то, что ты солдат Четырнадцатого Эйзинского штрафного батальона. Они называют нас «Святой Четырнадцатый», один Император ведает почему. Ты утверждаешь, что ничего не помнишь? Ты даже не помнишь, каким образом очутился на корабле штрафников?
Веро покачал головой. Несколько человек подошло к ним. Велан улыбнулся, его щербатая ухмылка прорезалась сквозь лохматую бороду.
– Посмотрите-ка, кто пришел! Из какой щели вы двое вылезли? Я не видел вас на корабле, когда меня грубо вытащили из моего прекрасного сна!
Велан приветствовал подошедших людей, ударив кулаками в их кулаки.
– Веро, – улыбаясь, продолжил Велан. – Позволь мне представить тебя парочке самых тупоголовых болванов в округе. Это Обан. В свое время загремел за нападение на старшего по званию, за второсортную измену, за ересь… – Но, – добавил он, после того как Обан нахмурился. – Теперь он раскаялся в ереси, истово следует верному учению.
– Так и есть – подтвердил Обан, решительно кивая головой. У него были резкие черты лица, его сломанный нос казался слишком большим для него. Обан поднял свой кулак и протянул его к Веро. После пары секунд Веро ударил своим кулаком в его кулак. Обан улыбнулся. Он хотел что-то сказать, но его перебил Велан.
– Мы с Обаном старики здесь. Сколько высадок мы выдержали, Обан? Шесть, включая эту, если я не ошибаюсь.
Обан втянул воздух.
– Давай считать что пять, Велан. Шесть будет, когда мы уберемся с этого комка грязи целыми и невредимыми. Да будет на то воля Императора.
– А это Крейд – Велан указал на высокого поджарого человека в изношенной одежде. Тот ухмыльнулся Веро из-под защитных очков. – Я даже не знаю, с чего начать рассказ о нем. Ты говоришь, он делает. Закон больших чисел говорит, что с таким числом высадок парень уже должен быть мертв. Но некоторые просто рождаются везунчиками, правда, Крейд?
– Ты говоришь так, брат – Крейд поднял свои очки на лоб и уставился на Веро. Правый глаз человека был заменен грубым био-имплантатом, поблескивающим в глазнице. Крейд заметил удивление Веро, но не обиделся.
– Психованный контрабандист лишил меня глаза во время битвы за Сонитан VII случайным выстрелом из бластера, – пояснил Крейд. – Как сказали врачи, мне повезло, что всю голову не снесло. Они хорошо починили меня. Сказали, что это награда за храбрость.
Он покачал головой, вспоминая.
– Молчать!
Люди расступились, давая дорогу говорившему. Он шел, задрав нос, сквозь толпу людей, массивный плазменный пистолет бился об его тощее бедро. Все смолкли, когда он обратился к ним.
– Я капитан Барток, и я здесь старший офицер. Я буду командовать вами в этой маленькой заварушке.
Офицер был молод, похоже, ему не было и двадцати – и по всей вероятности командовал он в первый раз. Несмотря на уверенную речь и нарочито развязную походку, он выглядел неопытным и нервным. Он был высоким и тощим, как мальчишка. Тонкие светлые волосы были аккуратно зачесаны на лоб. Велан тихо пробормотал что-то вроде «Проклятые новички!» и Веро точно знал, о чем он думал.
– Итак, отребье, здесь ваше путешествие заканчивается – Барток продолжил свою речь голосом, который очевидно не был командным. – Неважно где вы находитесь, важно, почему вы здесь. Этот Имперский оплот атакуют, и мы все еще ждем подкреплений. А пока Империум решил послать ваш сброд, чтобы помочь нам и одновременно избавиться от лишних заключенных.
Во время своей речи он постукивал по офицерской инсигнии, будто уверяя себя, что власть над этими людьми в его руках.
– Я буду откровенен. Мне не нравятся штрафные батальоны – вы все негодяи, в чем я убежден, – но у меня нет выбора. Вы здесь и вы будете сражаться.
Веро огляделся. Кругом было людей больше, чем он мог подсчитать. Многие из них были такими же заключенными, но еще больше было Имперскими Гвардейцами, одетыми в стандартную серую форму, с эмблемой в виде пурпурной перчатки на нарукавных повязках. Пурпурная перчатка… это ничего не говорило Веро, он не знал, на какой планете находится, один посреди отряда, в рядах которого должен сражаться. Офицер продолжил.
– Слушать меня! Наша задача – удержать периметр. И даже не думайте сбежать – вам некуда деться. Если вас поймает враг, вас убьют. Если вас поймаю я, вы пожалеете о том, что вас не убил враг. Сам губернаторский псайкер предсказал нам победу, а он лучший телепат в системе – от него ничего не скроется. Нам не о чем беспокоиться.
Люди прошли через толпу и раздали лазганы и боевые ножи. Веро взял вооружение, повертев незнакомые устройства в своих руках. Метал и пластик лазгана казались непривычными, однако, когда он упер приклад и обхватил рукоятку, его руки казалось сами скользнули в правильное положение, а его палец лег на спусковой крючок. Это просто казалось правильным. Веро переступил с ноги на ногу, покачался на ногах, до тех пор, пока не ощутил, что он привык к оружию. Он откуда-то знал, что такое индикатор заряда и проверил его, переключил несколько раз предохранитель, внимательно изучил оружие. Велан взглянул на него с любопытством.
– Имел дело с этим раньше? – спросил он.
– Я не знаю… я так не думаю.
– Но, кажется, ты знаешь как с ним обращаться, – усмехнувшись, сказал другой человек.
Веро посмотрел на свои руки. Он чувствовал, как набухают его мышцы, он посмотрел на свой кулак и увидел, как напряглись жилы. Его костяшки, когда он их коснулся, были словно стальные. Он ощутил мощный всплеск адреналина, и сила наполняет тело. Странные мысли полезли в голову. Мраморные коридоры, небеса и звезды, низкий гул машинных залов. Веро стоял неподвижно, пытаясь удержать эти мысли, но они упорхнули прочь, темные, будто крылья ворона.
– Так, сброд, приготовились и пошли! Пора заняться делом – орал Барток. – Вы четверо – он указал на маленькую компанию Велана – идете со мной! – Ты! – он указал на Обана, – будешь связистом. Пошли!
Один из Имперских Гвардейцев вручил Обану комм-передатчик, и он взвалил передатчик на спину без единой жалобы.
Велан задумчиво почесал бороду и посмотрел на Веро.
– Давай, нам надо пошевеливать задницами, или нам всадят болт в затылок за недостаточное рвение. Я думаю, что наш малолетний командир очень хочет на ком-то сорваться. Если мы будем делать все верно, у нас будет не больше шансов попасть под раздачу, чем у всех остальных. Такие типы, как известно, убивают своих так же часто, как и врагов. Держись рядом с нами. Я уже говорил, что это моя шестая штрафная искупительная высадка. Я выжил, даже был отмечен за храбрость. Оставайся рядом и я проведу тебя через все это.
Веро не был столь уверен, зато чувство оружия в руках было обнадеживающим. Они бегом направились вслед за Бартоком, вместе с другими заключенными с десантного корабля, двигаясь в том направлении, где звуки битвы были самыми громкими.
***
– Розарий, дурак, ты телепат или нет? Неужели ты верно служил мне так долго только для того, чтобы утратить свои силы в тот момент, когда я нуждаюсь в них сильнее всего? Какой прок от темных видений, мне нужны факты! – голос Торлина был наполнен яростным гневом. Он смел стопку бумаг с огромного стола, отправив их в полет по комнате.
– Мой повелитель, на мгновение я что-то увидел, но потом все пропало. Эта темнота тревожит меня больше, чем я могу описать. На секунду я узрел ворона, потом звезды, потом мраморные залы. А теперь ничего. Я так же слеп в Варпе, как и в вашем мире.
– Ты глуп, Розарий. Моей победе ничего не угрожает. Мне не требуется, чтобы ты устраивал нервотрепку. Ты уже стар, возможно, тебе следует оставить военные предсказания мне. Мы продолжаем.
– Повелитель, я умоляю вас…
***
Отряд Веро прибыл на защиту периметра и обнаружил себя посреди огромного пожарища. Сотни людей набились во временные бетонные укрепления и на крыши бункеров, а под этими позициями Веро увидел море битого камня, который недели артиллерийского обстрела выбили из внешних стен города. Воздух гудел от лазерных залпов и рева тяжелых орудий. Звуки битвы гремели в его ушах. Он чувствовал силу. В первый раз Веро видел врага вблизи. Насколько он мог видеть, это были люди, как и он сам. Судя по потерям среди стороны Веро, эти враги были хорошо вооружены. Когда они выдвинулись на позицию, неизвестный ему человек, стоявший рядом с Обаном попал под огонь вражеской автоматической пушки. Только что он стрелял вдаль, а затем раздался рев и ошметки человеческой плоти окатили их. Веро стер их с лица, чувствуя металлический вкус крови на языке. Он последовал примеру Велана и присел за зубчатые стены. Они начали стрелять по руинам. Посреди этого кошмарного пейзажа, Веро видел сотни тел, истерзанных и искалеченных, конечности, отрезанные от тел мощным огнем лазеров, или вырванные безжалостным артиллерийским обстрелом. Земля сотрясалась каждый раз, когда падал еще один снаряд, и казалось, будто трупы танцуют на земле, их руки и ноги содрогались в такт разрывам.
Камни перед ним зашатались. Взглянув вниз, Веро увидел руку, облаченную в боевую рукавицу, которая обхватила булыжник перед ним. Прежде чем он смог среагировать самый большой человек из всех, которых Веро когда-либо видел, выпрыгнул из-за стены. Закованный с ног до головы в тускло-серую боевую броню он обрушил огромный цепной топор на незащищенную голову Веро. Он слышал скрежет зубьев топора, когда оружие устремилось к нему. Действуя чисто инстинктивно, он отпрыгнул назад и вбок, разрывая дистанцию между собой и противником. Топор пронесся мимо головы Веро, но жужжащее лезвие разнесло ствол его лазгана. Осколки раскаленного металла брызнули во все стороны. Один из них попал Веро в лоб, кровь закапала ему в глаз и вынудила моргнуть. Веро отбросил бесполезное оружие и выхватил боевой нож из ножен на ботинке. Он припал к земле, балансируя на носках. В глубине своего сознания, Веро обнаружил, что смотрит на себя самого со смесью восхищения и тревоги. Стараясь сосредоточится, он поднырнул под следующий взмах и бросился на врага, под дугой по которой шел цепной топор. Он чувствовал запах пота и крови, и когда его противник попятился назад, Веро с силой ударил стальным клинком в грудь человека, дробя ребра и разрывая мышцы. Вонзив закаленную сталь глубоко в грудь врага, Веро почувствовал, как нечто овладевает им. Какой-то дикий дух вселился в него, и он провернул клинок, ощущая, как сталь раздирает мягкие ткани. Затем он уперся коленом и оттолкнулся от падающего тела, вытащив нож. Человек вздохнул и умер перед ним на изрытой земле, его дико горящие глаза затуманились, когда кровь хлынула из раны в изуродованной груди. Веро зашатался, ощущения захлестнули него. Он не помнил, чтобы его, когда-либо, обучали использовать боевой нож, но именно в тот момент, когда безумный человек обрушился на него, что-то будто вселилось в него, какой то инстинкт, тренировка, которая помогла ему выхватить нож из ботинка, крутануть в руке и вонзить в грудь противника.
Он открыл рот и завопил, гортанный торжествующий вой – и ощутил, как внезапная вспышка воспоминания озарила его разум. Веро попытался удержать его, но оно ускользнуло от его воли, будто угорь в мутной воде, оставляя его в помутненном сознании. Но на мгновение перед его мысленным взором встала картина звезд горящих за огромным стеклянным окном, он услышал шуршание шагов по полированному камню, и запах… запах того, чего бы он не коснулся и пальцем. Затем все пропало, и момент прошел.
Веро засек движение слева и крутанулся, подхватив цепной топор убитого врага. Солдат перескочил через парапет, с ножом, зажатым меж прореженных зубов, так как он использовал одну руку, чтобы подтягиваться, взбираясь по бетонной стене. В другой руке враг сжимал массивный болт-пистолет. Человек был покрыт шрамами, его волосы были собраны в пучки по всей голове. Они смотрели друг на друга меньше одного удара сердца… потом Веро стиснул включатель на рукоятке оружия и цепной топор вгрызся в плоть. Человек вдохнул, а потом упал в грязь, заходясь в оглушительном крике, его рука была обрублена по плечо.
Неожиданно стены перед ними заполнили десятки воинов, перелезающих через парапет. Ошеломленный Веро отпрыгнул назад и огляделся в поисках соратников. Он увидел Велана, прижатого к земле смертельным шквалом лазерного огня, а Крейд и Обан швыряли осколочные гранаты, которые им подкидывал капитан Барток от подножия стены, составив человеческую цепочку разрушения.
А потом Веро сражался за свою жизнь, заваленный атакующими, сбитый с ног телами врагов. Он потерял своих товарищей за пару мгновений до того, как он, описав украденным цепным топором завывающую восьмерку перед ближайшим врагом, развалил его череп надвое. Он подобрал лазерный пистолет убитого Гвардейца, быстро проверив уровень заряда, расчистил себе жизненное пространство. Схватив Велана за плечо, Веро заорал, перекрывая грохот.
– Где Барток?
– Ушел! – прорычал Велан в ответ.
– Мертв?
– И не надейся! Бежим! – Велан был бледен. Судя по всему он был уверен в том, что его шестая высадка превращается в последнюю.
Веро оценил ситуацию.
– Отходим! – проорал он остальным. Они внезапно обернулись к нему, и Веро моментально стушевался, не зная, откуда взялся командный тон в его голосе. Они начали отступать, укрываясь за разрушенными стенами. Вражеские снаряды проносились у них над головами в сторону города, их визг заставлял людей содрогаться. Когда Крейд швырнул последнюю гранату, Веро схватил его за плечо.
– Поторапливайся! – закричал он, оттаскивая человека прочь, – отходим, за мной!
Они так и сделали, неожиданно оказавшись в окружении бегущих Гвардейцев, прячущихся в зданиях, горящие выстрелы лазеров вспарывали темноту за их спинами. Веро потерял из вида Крейда, увлеченный общим потоком и молча молился, чтобы тот уцелел. Рядом раздался грохот, это споткнулся Обан, кажется, его ноги просто подкосились.
– Велан, помоги! – закричал Веро, опускаясь на пропитанную кровью землю. Верзила Велан схватил Обана за руку и помог Веро тащить его к ближайшему разрушенному зданию. Может быть, они все были обречены, и после того как этот разгром завершится, их некому будет хоронить. Но Обан был товарищем по оружию, кроме того, у него была рация, а у них не было никаких шансов выбраться из этой передряги без связи с командованием.
Они проникли в дом через обгорелый дверной проход, который вел на какой-то склад. Кипящий пластик падал с потолка смертоносными каплями. Велан и Веро опустили Обана и осели у стены, задыхаясь от страха и усталости. Веро провел рукой по волосам, а Велан встал на колени и осматривал Обана. Когда Велан поднялся, на его руках была кровь, бородатое лицо было мрачным.
– Ну, что с ним? – тревожно спросил Веро.
– Он еще жив, но не думаю, что он долго протянет. Обе ноги раздроблены, кровотечение слишком сильное, чтобы я мог остановить его. Удивляюсь, как он еще не умер.
Велан озирался, в его глазах была паника.
– Проклятье, что нам делать?
Веро потряс головой. Он приподнял рацию Обана, но дешевая штамповка была разбита и посечена осколками. Он разочарованно отбросил ее, и устало сел на груду мусора. Рев снарядов все еще гремел в его ушах. Он потер грязные глаза, чувствуя резкую боль, когда в них попала едкая сажа, стертая им с лица. Фляга с водой, брошенная сбежавшим солдатом, лежала присыпанная мусором. Веро осторожно принюхался к содержимому, а потом выпил солоноватую воду из фляги. Он попытался вспомнить, что пришло ему в голову, когда он убил вражеского солдата, но безуспешно. Он проклят.
Он прекрасно помнил все, что происходило с ним после высадки, но до этого – ничего. Он закрыл глаза и попытался воспроизвести все события с момента прибытия, в поисках подсказки, к тому, кем он был и зачем он здесь. Перед его мысленным взором возникла гусеничная машина, двигающаяся к ним. Это спасение или враг? Он не мог сказать, видение было размыто. Он чувствовал, будто что-то происходит за пределами его восприятия.
– Что с тобой? – Велан выглядел встревоженным. – Ты что-то слышишь? Что происходит?
В углу комнаты, Обан застонал, кровь заструилась изо рта и носа, но Веро ничего не замечал. Он слышал карканье ворона. Он видел лицо, плывущее у него перед глазами. Серые седые волосы, надменные глаза аристократа, какая то военная форма, медали. Он помнил, как быстро к нему вернулась сила после приземления, несмотря на бессилие на корабле. Он помнил, как обращался с оружием, его инстинктивный бой на стенах. Он помнил твердость костяшек на руках и подрагивание пальцев. А дальше ничего. Мысли исчезли, он видел лишь разрушенное здание, в котором они укрывались и Велана, склонившегося над Обаном.
– Велан – сказал он слабым умоляющим голосом. – Со мной что-то происходит.
***
– Лорд-губернатор, ситуация становится слишком опасной. На мгновение я будто увидел что-то, но теперь я не вижу никакого другого завершения наших планов, кроме уничтожения. Мы должны бежать как можно скорее.
– Но повстанцы уже близки к цели, разве мы можем потерпеть неудачу? Все ведь идет именно так как мы планировали? Что может случиться?
– Повелитель, даже в психической тьме я обычно могу видеть хоть что-нибудь, отблеск грядущего. Теперь я не вижу ничего! – Розарий говорил надрывно. – Я действительно не могу увидеть опасности, что подстерегают нас, именно поэтому я так боюсь. Мое второе зрение никогда еще не было столь слепым. Варианты будущего клубятся перед моим взором, но есть какая-то туча, будто чернила в воде. Сбивает с толку, закрывает все. Если бы я предвидел наш рок, я бы, по крайней мере, смог придумать, как избежать его. Но я ничего не вижу.
– Тогда мы укроемся в бункере. Там будет безопаснее. Возможно, я совершил ошибку, вернувшись в город, но я хотел посмотреть на его падение. Розарий покачал головой в ответ на эгоцентричное заявление повелителя. Нажав на кнопку на пустом столе губернатора, он заговорил в комм-передатчик.
– Сержант, подготовьте персональную машину губернатора. Мы будем через пять минут – когда они ушли, Розарий не в первый раз задумался об ограниченности своих психических способностей, которые не предупредили его о неприятностях связанных со службой в качестве личного советника Торлина.
Оставив распахнутыми двойные изукрашенные двери, они с шумом спустились по огромной лестнице, не доверяя лифту. Освещение мигало, генераторы пытались обеспечить питание силовых щитов, защищавших резиденцию губернатора.
Под дворцом стоял Леман Расс, окрашенный в цвета губернатора. Бронированный персональный транспорт изрыгал черный дым, из-за чего Розарий с трудом дышал. Торлин молился, чтобы его неспособие в качестве губернатора не распространялась на его транспорт, и чтобы механики увеличили бортовую броню, как он того требовал. Его телохранители, тридцать солдат, которых он лично отбирал и в чьей верности не сомневался, вытянулись по стойке смирно, когда он появился. Он коротко кивнул им, небрежно отдав воинское приветствие. Пока губернатор и Розарий залезали в Расс и пристегивались к сиденьям, телохранители разместились в двух Рино. Водитель запер за ними люк. Розарию показалось, будто над ним закрыли крышку гроба.
Водитель выжал газ, и они сорвались с места так, что голова губернатора Торлина едва не слетела с плеч. – Ради всего святого! Осторожнее! Я хочу выбраться отсюда живым – прорычал он водителю.
Расс и эскорт из Рино медленно двигались по горящему городу, часто тормозя и маневрируя меж разрушенных зданий и по усеянным воронками дорогам. Снаружи все было залито жутковатым светом от сигнальных ракет, выпущенных наводчиками, но звуки перестрелок затихли. Губернатор не знал хорошо это или плохо. Даже сквозь фильтры боевой машины он чувствовал дым полыхающих зданий, вонь едких химикалий, плавящегося пластика, а также смрад обугленной плоти идущий от костров торжествующих повстанцев. Город был пустынен, жители давно сбежали. Торлин вполуха прислушивался к переговорам с конвоем, которые были слышны в комм-передатчике, и задумчиво играл желваками. Розарий вжался в сиденье, почти утонув в своей мантии.
– Ярость-один, снайперы на ноль ноль. Как понял, прием.
– Ярость-два, вижу их.
Послышались звуки рикошета пуль о броню Рино, а затем ответный рев болтеров.
– Снайперы уничтожены.
– Ярость-база, мы в пути, ожидаемое время прибытия через тринадцать минут. Конец связи.
– Вас понял, ждем вашего прибытия. Держите нас в курсе. Конец связи.
Внезапно Розарий вытянулся в кресле, его глаза казались безумными от страха.
– Повелитель! – завопил он. – Я вижу пламя! Пламя с небес!
Голос с ведущей Рино закричал:
– Нас атакуют! Нас ата-
Взрыв заглушил остатки фразы.
***
Взрыв потряс разрушенное здание, где укрывались двое выживших, с потолка посыпались большие куски штукатурки. Веро подобрался к разрушенному окну, пригнув голову, чтобы не попасть на прицел снайперу. Осмотрев разбитый бульвар, он увидел дымящийся остов гусеничной боевой машины, в моторном отсеке полыхал огонь. Недалеко от нее, другая такая же машина была полностью завалена обломками здания, в которое угодили снаряды. Между ними на боку лежал боевой танк, задрав один трак в небо. Его катки все еще вращались, гусеница была сорвана. Мощная лазерная пушка танка была погнута и выведена из строя, ствол было уже не восстановить. По ходовому шасси танка пробегали искры. Черная маслянистая жидкость вытекала из под разбитой брони.
– Прикрой меня! – крикнул он оцепеневшему Велану. Выпрыгнув из окна, Веро побежал по открытой местности. Снайперы, находившиеся в соседнем квартале, открыли огонь, лазеры выбивали куски камня за его спиной. Над Веро вспыхивали ответные выстрелы Велана.
Он ухватился за вращающийся каток и использовал его движение, чтобы перепрыгнуть через разбитый танк. Он уперся ботинками во влажную землю, и обнажил нож, вбив острие в щель между броней и входным люком. Веро навалился на лезвие, молясь, чтобы оно не сломалось, но адамантиновое острие было прочным. Металл застонал, люк распахнулся, из проема в ночной воздух вырвались клубы горячего воздуха. Щурясь от копоти, он вгляделся в исковерканную кабину.
Водитель лежал на приборной панели, но Веро сразу увидел, что ему не помочь: его грудь была пробита. Стрелок тихо стонал, но кровь, которая пузырилась, и текла у него изо рта, была ярко-алой, артериальной. Он не протянет и пары минут.
В темноте перед собой Веро увидел человека, придавленного к полу металлической стойкой, оторванной от бронированной стены боевой машины. Он пригляделся. Седые волосы, аристократические глаза, медали на груди. Веро видел этого человека прежде.
Внезапно воспоминания взорвались в его голове будто сердце сверхновой звезды.
Сообщение отредактировал MaLal - Понедельник, 2012-01-09, 8:01:00
Он сидел в конце длинного одра, в зале из ослепительно отполированного мрамора. Перед ним человек в темной мантии читал огромную, оплетенную кожей книгу. Их окружали древние гудящие машины, на их тусклых зеленых дисплеях мерцали изображения. Он услышал мягкий шорох кожаных туфель о полированный камень. Техножрецы аккуратно передвигались через нефы вдоль рядов древних машин, настраивая, считывая данные, и декламируя молитвы. Гудения стало громче. Мягкие руки легли на его плечи, потянув его вниз, и он лег на теплую мягкую скамью. Над ним был большой монитор, на котором он видел лицо человека в мантии. Его лицо было не молодым, но без морщин. Человек заговорил, и его спокойный и взвешенный голос, минуя его уши, проникал, казалось, сразу в мозг.
– Аверий, ассасин Каллидус, расслабься. Успокойся и расслабься.
Ему тщательно объяснили всю процедуру. – Уверяю тебя, это довольно просто. Сознание человека делится на две части. Первая содержит память, твою личность, твои собственные мысли. Другая часть отвечает за твои основные функции, за знание оружия, проникновения, ядов, всего того, что делает тебя ассасином, а также твои животные инстинкты, за выработку адреналина, за инстинкт выживания. Все что мы хотим сделать, это временно затереть первую часть, что позволит тебе преодолеть постоянную психическую защиту, которой окружает себя параноидальный Губернатор Торлин. Ты не будешь помнить кто ты такой, в чем твоя задача, так что его санкционированный псайкер не будет знать о тебе, до тех пор, пока не станет слишком поздно. Ты Аверий, а на эту миссию твое оперативное имя будет Веро. Гудящий от энергии шлем надвинулся на его голову, закрыв глаза. Он видел лица, битвы, насилие, залпы орудий, а затем лицо человека с седыми волосами, глазами полными амбиций и неприкрытой жажды власти. Его цель: Губернатор Торлин. Сцены из его собственной жизни, прошедшие устранения, смертельные муки, проносились перед его глазами, отматываясь назад, а потом было только тьма.
Следующее что он помнил, была металлическая комета, падающая на поверхность, свои руки скованные спереди. Теперь все встало на свои места. Он был Аверием, ассасином Каллидус – и он нашел свою цель. Недалеко от губернатора находился запуганный старик, одетый в темную мантию, который смотрел на него. Он что-то тихо бормотал себе под нос. Аверий повернулся, чтобы лучше слышать его.
– Ты… ты ворон? – прохрипел псайкер. – Почему я не видел тебя? Почему я не смог прочитать твой разум? Почему не смог предсказать твоего пришествия.
Кровь капала у него из носа, дыхание было отрывистым. Асассин поднял кулак.
– Умолкни, псайкер. – прошипел он, и его руки оборвали вопросы старика.
Аверий сильно потянул Торлина, не обращая внимания на его стоны, когда железо, придавившее его к полу, прорезало его плоть. Асассин вынул губернатора из боевой машины, и потащил к зданию. Он почувствовал волну жара, когда вытекающее топливо встретилось с одной из искр, и танк взорвался шаром кипящего металла и пластика.
***
Велан ждал его возвращения в разрушенном здании, прикрывая отход Веро из разбитого окна.
– Веро, кто это? – спросил он, когда ассасин скользнул в их временное укрытие и грубо швырнул добычу на пол. Когда ответа не последовало, Велан схватил Веро за руку и развернул его к себе.
– Веро, что происходит? – спросил Велан, но ассасин лишь безучастно смотрел на него. Все предыдущие знания о товарищах были стерты полной информацией о его задании.
– Ты мне мешаешь – просто произнес он. Аверий почти лениво взмахнул рукой, и Велан пролетев, по воздуху, без сознания рухнул на землю. Ассасин бесстрастно посмотрел на распростертое тело товарища, на лице которого застыло выражение изумления.
Пальцы асассина начали болезненно дергаться. Он встревожено посмотрел на кончики пальцев. Внезапно его пронзила боль, казалось, все его нутро поднималось и содрогалось. Аверий чувствовал, как полиморфин бежит по кровеносной системе, и как тело скручивается, будто пытаясь сбросить кожу. Он ощутил, как становится выше ростом, шире. Ассасин почувствовал покалывание в кончиках пальцев, когда идеально заточенные стальные иглы выскользнули из подкожных ножен, бритвенно-острые и блестящие от яда. Наконец то он был завершен: инструменты его ремесла, его вороний коготь, скрытый, чтобы предотвратить разоблачение до того, как он найдет свою жертву.
Губернатор хрипел, лежа у его ног. Асассин подобрал бутылку с водой из груды мусора на полу. Поддерживая голову человека, он позволил сделать ему глоток воды. Аверию нужно было, чтобы его жертва могла отвечать своему обвинителю.
– Мой лорд – ассасин начал так, как делал это всегда – Я прибыл по срочному приказу Оффицио Ассасинорум.
Губернатор начал, наконец, полностью осознавать ситуацию: его взгляд сосредоточился, а затем глаза расширились от ужаса. Его голос был диким и исступленным.
– Ворон – прохрипел он.
Голос был диким, безумным.
Аверий слегка хлестнул человека по пепельно-серой щеке.
– Очнитесь. Сосредоточьтесь. Я прибыл, чтобы принести вам прощение Императора.
– Что ты имеешь в виду? Я ничего не сделал, мне не нужно прощение! – возмутился Торлин.
Ассасин не обратил внимания на эти слова.
– Я прибыл, чтобы принести справедливость на эту планету. За вами наблюдали. Вы думали, что прихвостень-телепат сможет защитить вас от правосудия. Он знал ваши мысли, и это знание сияло подобно маяку для Адептус Астра Телепатика. Неужели вы думаете, что совершенное вами предательство можно утаить?
Губернатор от страха начал терять над собой контроль. Ассасин чувствовал, как начинает выступать пот на побледневшем лбу человека. Он знал, что губернатор уже мертвец. Но раскаяние может, по крайней мере, принести чистую смерть. Искупление будет скорым. Ассасин вдавил пальцы в виски губернатора и сосредоточился.
– Вы думали вдохновить этих повстанцев, позволить им уничтожить силы Императора, размещенные на вашем мирке, – Аверий с трудом скрывал презрение в голосе. – Затем, после их победы, вы думали, что сможете возглавить их. Вашим желанием было повести армию на завоевание галактики, чтобы основать свою собственную империю.
Губернатор уставился в глаза ассасина, и он мог видеть пламя своего предательства. Его воображение унеслось в далекие пространства космоса. Сознание Торлина заполнило непоколебимое видение: его Император и бывший повелитель восседал на Вечном Троне Терры. Его сердце терзала боль, когда ассасин вынудил губернатора признать предательство.
– Но почему вас не уничтожили сразу и вместе с повстанцами? – продолжал Аверий. – Смерть это легкая участь. Любой может умереть – и неисчислимые тысячи умирают каждый день на множестве тысяч миров. Как человеческое существо, вы ничто. Мы могли обрушить на вас удар из космоса, стереть с лица земли ваш дворец, уничтожить вас в одно мгновение. Вы бы даже не узнали, отчего умерли. Но как еретик вы никогда не ускользнете от нашего внимания, а любой еретик умерший нераскаявшимся есть неудача истинной веры. Я здесь чтобы выслушать ваше раскаяние.
В глазах ассасина Торлин видел, как Император простирает к нему свою руку, видел, как рука становится все больше и больше, угрожает поглотить его. Потом она начинает усыхать и превращается в коготь, коготь ворона, а потом рассыпается прахом.
– Вы совершили самый тяжкий грех против Импертора, и я послан им как судия и палач. Вы умрете, но перед смертью вы должны покаяться в ваших преступлениях.
Губернатор заплакал, хлынули крупные слезы. – Я раскаиваюсь! Я раскаиваюсь! – рыдал он.
Потом его голос превратился в шепот: – Прости меня.
Ассасин размял пальцы, ощущая, как острые иглы наполняются ядами из помпы, вживленной в плоть его руки. Он повернулся к малодушному губернатору.
– Торлин, Имперский Губернатор Мира Тадемы, вы совершили грех против Императора. Я принимаю ваше раскаяние и дарую вам милосердие Императора.
Аверий удерживал голову губернатора одной рукой, баюкая ее словно ребенка, а пальцы второй руки он возложил на лицо Торлина. Иглы пронзили мягкую плоть глаз, прокалывая нервы и ткани, выплеснули смертельный яд в мозг человека. Спустя какое-то время, рука, удерживающая человека, раскрылась, и Губернатор Торлин безжизненно рухнул на пол.
Прощен.
Ассасин погладил татуировку штрафника на своем предплечье. Буквы превратились в таинственные руны. Он знал, что эти руны отправят сигнал через Варп в храм Каллидус. Имперские подкрепления, которые стояли в резерве глубоко в космосе, ожидая завершения его важной миссии, будут посланы в бой. Космические Десантники Белых Шрамов начнут высадку на планету. Его задание окончено, и он может вернуться с отчетом.
Надавив большим пальцем на лоб губернатора, он активировал био-имплантат, вживленный в руку. Аверий ощутил короткую вспышку жара, словно провел рукой сквозь огонь свечи. Когда ассасин убрал палец, на холодной коже человека стилизованной птицей чернела выжженная метка.
Ворон.
Сообщение отредактировал MaLal - Понедельник, 2012-01-09, 8:01:10
Сон всегда начинался с лица убитого им человека. Кровь потоком лилась из дыры размером с кулак в груди умирающего стража, окровавленными губами умоляющего не открывать склеп, но Катанен проигнорировал его и вслед за остальными боевыми братьями ордена Реликторов ринулся к цели – Архиву Диамеда. Катанен с гордостью наблюдал, как огромные монолитные двери, повидавшие виды и покрытые вековой пылью, широко распахнулись, заскрипев шестернями, не двигавшихся тысячелетия, и капитан Педиэс шагнул внутрь. Но затем сон перестал подражать его воспоминаниям, а из глубин склепа хлынул пронзительно яркий свет. Он разгорался все ярче, а затем потускнел, сменившись тошнотворно желтым мерцанием, отдававшим растлением и злом. Из склепа вырвалась эфирная буря, в которой проявилось хохочущее и голодное жестокое лицо. Оно обернулось к Катанену и одним взором пылающих глаз сорвало с тела плоть и доспехи прежде, чем космодесантник вдохнул, чтобы закричать... Катанен очнулся и настороженно огляделся. На короткое мгновение ему показалось, что он ещё чувствует вонь сгоревшей плоти, но Реликтор отбросил безумные мысли. Космодесантники не видят сны... Катанен не знал, чем являются явившиеся ему видения, но они не могли быть снами. Было рано и у него ещё имелось время перед утренними ритуалами и молитвами, поэтому он надел тренировочное одеяние и направился из общей спальни в пристройку-гимназиум. Катанен начал утренний ритуал благочестивых упражнений, потягиваясь и разминая мускулы под звуки катехизисов ритуального почтения. Он знал, что космодесантники не могут видеть сны, но видения операции на Фремасе продолжали преследовать его во время отдыха. Технодесантники смогли определить, что Архив Диамеда был построен примерно четыре тысячи лет тому назад, хотя они не нашли ответа на то, как Архив оказался погребенным в центре вершины горы без очевидного пути внутрь или наружу. Примерно пятьсот лет назад землетрясение открыло один из ведущих внутрь глубоких туннелей, который вскоре был запечатан по приказу Ордо Маллеус. Никто кроме высших адептов Терры не знал, что на самом деле содержится внутри... Пока Реликторы не захватили недавно выкованный демонический меч у банды Несущих Слово на Субиако Диабло. Библиарии ордена заставили закованное в клинке существо перевести древний текст, который был написан служителями твари тысячи лет назад. В нем говорилось об Архиве Диамеда и о о хранящейся в глубинах склепа тайне, которую скрыли от всех навечно... Время сделало стражей беспечными, и шесть космодесантников легко уничтожили роту гвардейцев, находившихся в цитадели, и вскрыли склеп. Внутри было сокровище Разрушительных Сил, клад, стонавший от веса эпох и темного знания. Они почтительно поместили его в стазисный контейнер, а затем в великой тайне перевезли в крепость-монастырь ордена, где самые могущественные и чистые разумом библиарии ордена сейчас изучали его в изолированном от варпа Реликвариуме. Хотя были и те, кто преследовал бы космодесантников за выбранный путь, заключенные внутри сокровища тайны Имматериума были достойны их цены, а Реликторы не оставили в живых никого, кто рассказал бы о совершенном ими деянии...
Инквизитор Циарро бесстрастно наблюдал за пылающими обломками с мостика боевой баржи «Молот Нечестивцев», хрипло вдыхая через закрепленный на спине булькающий аппарат, от которого к его искуственным легким-насосам сквозь ребра шли толстые змеящиеся трубки, испускающие облака пара. Легкие инквизитора были уничтожены ударом демонического оружия на Субиако Диабло, и лишь быстрое вмешательство команды медиков Ордо Маллеус спасло его жизнь. Циарро был полон решимости выследить тех, кто убил его людей и бросил инквизитора умирать среди расколотых руин оскверненного собора... Адептус Астартес. Реликторов. Горящее судно было одним из их кораблей: быстрый ударный крейсер, угодивший в западню и уничтоженный во время заправки в узловой станции на окраинах системы. Астропаты «Молота» не засекли исходящих с подбитого корабля сообщений, поэтому Циарро был уверен в том, что элемент неожиданности на его стороне. Спустя ещё три дня собранный инквизитором флот достигнет ядра системы, где, как доложили его информаторы, находилась на орбите крепость-монастырь Реликторов, серьезно поврежденная в сражениях вне и внутри Ока Ужаса во время опустошительного вторжения Абаддона. Флот Реликторов исчерпал свои ресурсы, их проклятая база была ослаблена: вряд ли когда-нибудь появится лучшая возможность покарать предателей... После событий на Субиако Диабло Циарро очнулся на медицинском столе в Немезис Тессере, когда лучшие хирургеоны Лорда-Инквизитора Котеса восстановили его изувеченное тело с помощью эндопротезирования, бионики и выращенной в чанах плотью. После выздоровления Циарро созвал собрание самых высокопоставленных инквизиторов, переживших яростные атаки сил Хаоса, и подал прошение Тайным Магистрам Ордена об объявлении Реликторов Экстремис Диаболус. Решение было быстрым и единодушным. Поскольку Реликторы отвернулись от Света Императора, их нужно выследить и уничтожить, все их геносемя должно быть стерто с лица галактики, а записи об их деяниях стерты из архивов Империума. Циарро улыбнулся своим мыслям.
Катанен ощутил дрожь предчувствия, когда вставлял магазин в поднятый с полки болтер. Он прошептал «Молитву Оружия» и исполнил семь «Ритуалов Стрельбы», прежде чем встать на колени и возложить руки на алтарь Императора в конце оружейной. Его боевыми братьями были закаленные в бою ветераны, отважно и решительно сражавшиеся в титаническом конфликте, бурлившем вокруг Ока Ужаса, но потери были велики, а их любимая крепость-монастырь получила тяжелые повреждения при освобождении Финрехта. Все навыки Магистра Флота были использованы для того, чтобы тайно перевести её на орбиту в систему Таэлот, где орден мог бы восстановить свои силы и начать использовать знание, полученное из темных сокровищ Архива Диамеда.
-Они знают о нас? – равнодушным хриплым голосом спросил Циарро. -Нет, - уверенно сказал старшина сюрвейеров «Молота», - я привел нас на противоположную сторону планеты от стоящего на орбите звездного форта. Они не знают, что мы здесь. -А их астропаты? -Мы вышли из варпа гораздо дальше от звезды, чем обычно. Если они и ощутили наше присутствие, то вероятнее всего приняли за конвой, направляющийся на Синчару или Джубал. Циарро кивнул, он был уверен в том, что одетый в серебряную броню старшина сюрвейеров был прав, но нуждался в сказанных словах. Инквизитор слишком многое пережил, а Реликторы совершили слишком много преступлений, чтобы у Циарро было право на ошибку. Его свежая и розоватая после хирургических операций кожа была покрыта темными письменами, вытатуированными именами тех, кого Реликторы убили на Субиако Диабло: Шуана, Каоцу и многих других. Сердце инквизитора пылало от ненависти к тем, кто нарушил свои клятвы верности Императору. Когда-то сам Циарро перешел черту, став, по мнению многих других инквизиторов, радикалом, но он заплатил за свою ошибку кровью невинных и раскаялся, вернувшись на праведный путь. Хотя его до сих пор преследовали искушения, инквизитор охотился на падших с пылкой страстью настоящего фанатика. -Все корабли доложили, что они вышли на позиции и готовы, - доложил старшина сюрвейеров. Циарро обернулся к кафедре капитана. Гигант в сине-стальном доспехе мрачно кивнул. -Начинайте атаку, - коротко сказал инквизитор.
Первые удары излучателей двух линкоров типа "Воздатель" пробили внешний корпус крепости-монастыря Реликторов, разорвав целые палубы, из которых подобно блестящим каплям крови заструился кристаллизующийся кислород. На десятках меньших судов заработали торпедные аппараты, и шквал быстро ускоряющихся торпед ринулся к цели. Рубиново-красные взрывы замерцали на поверхности звездного форта, содрогнувшегося, словно раненое животное. Но даже поврежденный форт типа «Рамийи» был чудовищным противником, и, едва его хозяева пришли в себя, мощные пушки цитадели изрыгнули поток снарядов. Щиты одного из атакующих кораблей были перегружены, и он взорвался от попадания в двигатели. Флот нападающих разделился, самые крупные суда сконцентрировали огонь на поврежденных частях звездного форта и маневрировали, стараясь держаться в мертвых зонах, недоступных орудиям крепости-монастыря. Между атакующим флотом и звездным фортом проносились торпеды и потоки орудийного огня, за смертельной сетью ослепительных взрывов были не видны звезды. «Молот Нечестивцев» устремился к широкому горящему пролому в борту звездного форта, его носовые посадочные отсеки распахнулись, и десятки «Громовых Ястребов» устремились к крепости-монастырю, словно хищные птицы на добычу.
Катанен споткнулся, когда крепость-монастырь задрожала от очередных взрывов. Громко вопили ревуны и бил набат, словно его святой мир кричал от боли. Новый взрыв расколол базальтовый коридор впереди, опрокинув космодесантника на землю и наполнив воздух пламенем и дымом. По потрескивающим от помех вокс-сообщениям в шлеме Катанену понял, что крепость-монастырь умирала, её корпус был пробит во многих местах, а абордажные партии глубоко прорвались в святые глубины. В полумраке шагали размытые фигуры, длинные клинки их алебард освещали отблески пламени. Катанен с трудом поднялся и закричал, - Братья, сюда! Здесь враги!!! Затем он открыл огонь, град снарядов застучал по шагающим в дыму фигурам, полетели искры, но никто из атакующих не упал. Внутренние рециркулирующие устройства пытались очистить воздух, и Катанен в первый раз отчетливо увидел врагов. Они были одеты в сверкающие даже под слоем копоти сине-стальные доспехи терминаторов и вызывали благоговейный ужас. Воины были воплощением яростного правосудия Императора, их доспехи усеивали печати чистоты и украшали рельефные письмена. Катанен застыл, когда понял, кем были нападавшие – Серые Рыцари, проклятие демонов и развращенных Хаосом. Шагающий впереди терминатор, величественный воин, за спиной которого развевался отороченный мехом багровый плащ, вскинул громоздкую латную перчатку и рявкнул, - Якшающийся с демонами, готовься к смерти! Катанен отскочил в сторону, когда по коридору пронесся огненный шторм выстрелов, слыша позади крики раненых людей. Он перекатился и отбил удар потрескивающего меча, который мог бы его обезглавить, но лишь вырвал шлем Реликтора из креплений латного воротника. Разбрасывая искры, силовой клинок вонзился в стену. Катенен вырвал меч и разрубил древко алебарды, а затем сокрушительный удар кулаком в грудь отбросил его прочь. Он потянулся за оружием, слыша вокруг звуки отчаянной битвы, лязг стали и грохот болтерных очередей наполняли его уши, но нога прижала руку космодесантника к полу. Катанен пытался высвободиться, но шипящий клинок дотронулся до его шеи, и Реликтор замер, чувствуя, как силовое оружие опаляет его кожу. Он посмотрел в покрытое шрамами лицо державшего меч лысого человека, одетого в тяжелую красную мантию, украшенную золотыми символами Инквизиции. На спине мужчины, окруженного безликими адептами и сервиторами в балахонах, висели шипящие машины. Три Серых Рыцаря нацелили на Реликтора свои штурм-болтеры, а парящий сервочереп с мерцающим красным оком вился вокруг инквизитора, кожу которого покрывали извивающиеся письмена. Катанен понял, что это были имена, десятки имен. Это было лицо фанатика. Хуже, это было лицо фанатика, которое он узнал. -Ты был на Субиако Диабло. Глаза татуированного человека сузились, и он медленно произнес, - Да, я был там, и ты убил моих людей. -У нас не было выбора, - произнес Катанен, - они видели демонический меч. -Ты убийца и предатель, заигрывающий с богохульным колдовством. Я увижу, как твои братья будут стерты с лица Империума за свои преступления! -Преступления? – рявкнул Реликтор, кожа на его шее покрылась волдырями и покраснела от жара, - Ты смеешь обвинять меня в преступлениях?! Мы пытались спасти Империум, используя все необходимые средства. И я не боялся пролить кровь, если это было нужно для нашей цели. -Ты связался с демонами и убил истинных слуг Императора, - сплюнул Циарро, сильнее прижимая меч, - Ты предатель, лишенный права на жизнь, и я больше не буду слушать твои слова. Катанен закрыл глаза и произнес, - Делай что хочешь, но ты лишь обрекаешь себя на быструю погибель без добытых нами знаний. Клинок инквизитора опустился.
Циарро наблюдал, как собранный им на Беллис Короне флот стирает в порошок развалины крепости-монастыря Реликторов концентрированными залпами орудийных батарей. Для уничтожения огромного звездного форта "Рамийи" потребуется время, но обстрел прекратиться лишь тогда, когда от крепости-монастыря не останется камня на камне, а все следы Реликторов превратятся в пыль. Инквизитор с мрачным удовлетворением наблюдал за тем, как мощный взрыв разорвал обломки звездного форта, и стучал пальцами по покрытой защитными пентаграммами резной деревянной шкатулке, скованной серебряными цепями. Он быстро набросил на неё черную тряпку и обернулся, услышав позади шаги. -Какие новости, капитан? -Некоторые из их кораблей пытаются прорваться через наши пикеты, - ответил Серый Рыцарь, - Инквизитор, звездного форта больше нет, но мы должны перехватить тех, кто пережил его уничтожение, иначе потеряем их в Оке. -Да... – медленно сказал Циарро, положив руку на накрытую тканью шкатулку. - Вероятнее всего то, что Реликторы похитили из Архива Диамеда, находится на борту одного из их судов. Нельзя позволить им ускользнуть. -Хорошо, - сказал инквизитор, - мы уходим с орбиты и начинаем погоню. Вы действительно правы, капитан Пелега, скорее всего кто-то из предателей бежит с добычей, как последний трус. Серый Рыцарь поклонился и вышел из покоев инквизитора. Циарро погладил рукой черную ткань на изрезанной символами шкатулке. И улыбнулся.
Сообщение отредактировал MaLal - Понедельник, 2012-01-09, 8:01:21
Жар поднимался от песков, словно живое существо. Он переливался и перекатывался через дюны, заставляя глаза слезиться. Я моргнул, множество туманных геометрических фигур медленно двигалось по моей сетчатке, мельчайшие математические символы рябили в солоноватой воде слезинок. Затем я на мгновение закрыл глаза, отдыхая от резкого света. Впрочем, мало на что стоило смотреть. Велизарий IV был самой бесплодной планетой из всех, что я когда-либо видел. Ни одна река не нарушала однообразность панорамы, лишь небольшие хребты выделялись на фоне обширных дюн. Если бы я не знал правды и не видел вдалеке обломков «Сарданапала», то счел бы планету безжизненной пустошью. Три с половиной секунды спустя неистово яркое солнце планеты достигнет зенита. Температура поднимется до шестидесяти градусов по Цельсию: жара будет настолько велика, что немногочисленным представителям фауны планеты придется закопаться, чтобы спастись из иссушающей топки. На короткий промежуток времени воцарится мир, и мы сможем начать ежедневный забег. Едва обратный отсчет на моем хронографе приблизился к завершению, я размял поршни аугментированных ног, напрягая мускулы и искусственные связки. - Император - это такой круг, центр которого нигде, а окружность везде, (это предложение является переделкой старинного философского афоризма «Вселенная - это такой круг, центр которого везде, а окружность нигде» - прим. Ред.) - прошептал я, опускаясь на корточки и успокаивая себя старым катехизисом. Тиканье моего механизма громко разносилось по безмолвной пещере, и я чувствовал напряжение остальных, пока они готовились к забегу. Их страх почти был физически ощутим, поэтому я невольно улыбнулся, подумав об их жалких не усиленных конечностях. Они совершали попытки каждый день, и каждый раз один из них умирал. По горбинке моего носа потекла струйка пота, а сквозь подошвы ботинок был ощутим все усиливающийся сильный жар. - Пора! – закричал я, выбегая из пещеры. Один за другим мы покидали тьму, моргая, словно новорожденные, пока наши глаза пытались приспособиться к резкому сиянию. Я несся впереди, солнечные лучи отражались от моих шестеренок и циферблатов, а поршни моих ног мелодично свистели при движении. За мной следовали другие выжившие, вероломное отребье – люди, оставшиеся моими единственными спутниками: Амариллис, Хасан, Рабан и Валент. Конечно, они были людьми, но столь же чуждыми мне, как и всё на Велизарии. Я слышал мучительные короткие вздохи, когда они пытались дышать удушливым и жарким воздухом планеты, и, не оглядываясь назад, мог представить отчаяние на их потных лицах при попытках удержаться на песке. Солнечный свет вызывал наибольшую жару лишь на семь минут и сорок две секунды, и мои спутники знали, что секундная слабость неминуемо стала бы их смертью. Семь сорок две: число угнездилось в моих мыслях, словно молитва. Я бежал, как никогда ранее, словно демоны охотились за моей душой. Пустыня превратилась в раскаленное пятно, а стук сердца эхом отдавался в моих ушах. Скорость была всем, скорость и вера, мускулы моих ног начали тяжелеть от приятной боли, и я отстраненно задумался, кто же переживет этот день... Вскоре мы уже могли видеть нашу цель: маленький осколок разрушенного гиганта, которым некогда был «Сарданапал». Он лежал на горизонте, словно тело убитого на скотобойне животного, постепенно разрушаясь от полуденного солнца. Во время падения этот крошечный обломок, содержащий тюремные камеры, откололся от остальной части корабля и рухнул рядом со скалами, ставшими нашим домом. Первым до обломков добежал я, поднырнул под закопченную опорную балку и, пошатываясь, пошел по относительной прохладе тени. Затем четыре целых восемь десятых секунды спустя появились каторжники, стонущие от наслаждения оказаться в тени, спасающей от раскаленного солнца. Поднялся безумный лязг и грохот, когда мы начали копаться в заваленных обломками комнатах. - Сюда, сервитор! – выдохнул Валент. - Быстрее! Сервитор. Он знал, кем я был на самом деле, и как меня раздражало это слово, но я остался притворно равнодушным и побежал к нему. Из треснувшей трубки на песок капала темная маслянистая жидкость. - Она безопасна? – спросил он, сжав мою руку, татуированное лицо Валента было полно надежды. Я присел рядом со струей, достал маленький клочок выцветшего пергамента из пыльного балахона и на мгновение подставил его под капли. - Я буду стойким как скала, ибо Он со мной, - прошептал я, нежно прижимая влажную рукопись к потрескавшимся губам. Несколько секунд я молчал, закрыв глаза и наслаждаясь впитывающейся в сухой рот влагой. - Ну? – наконец прошипел Велент, в его голосе слышалась нотка отчаяния. Я открыл глаза и спокойно встретился с его неистовым взором: - В составе воды есть семь частей, - я пожал плечами. - Три из них являются вредными загрязняющими примесями. Валент схватился за бритую голову, дрожа от еле сдерживаемого гнева. С выбросом адреналина я понял, что он может меня ударить. Он наклонился вперед, его покрытое волдырями потное лицо почти дотронулось до моего: - Но её можно пить? - О, да, - с приятной улыбкой ответил я и сделал большой глоток.
Обратная дорога всегда была труднее. Каждая потраченная на поиск воды секунда висела тяжелым грузом на наших плечах, почти как если бы десятилитровые канистры поставили нам на грудь. Но моя походка осталась легкой, и скоро стали видны скалы, а с ними и безопасная пещера. -Тридцать целых тридцать восемь сотых секунды! – крикнул я через плечо, указывая на хронограф. Я опережал других на восемнадцать метров и вскоре буду в безопасности. Меня не удерживали страх или жара: там, где неуклюжие каторжники горбились и слабели, я плавно бежал по песку, оставаясь полностью спокойным даже тогда, когда волосы на моем лице начинали дымиться и тлеть. Один за другим мы достигли пещеры, отчаянно перепрыгивая через последнюю дюну и падая на камни. Естественно, я был первым, а почти сразу за мной добралась Амариллис – её маленькое стройное полутораметровое тело рухнуло на землю со стаккато смеха облегчения. Затем появился дико вращающий глазами Валент и пробежал мимо меня в тень, а несколько секунд спустя Хасан, чей широкий силуэт на мгновение заблокировал свет, когда он протискивался через узкий вход, а потом… никого. - Где Рабан? – глубокий голос Хасана отразился от стен пещеры зловещим эхом. Лежащая Амариллис подняла глаза, её лицо внезапно вытянулось от страха, и она хрипло прошептала, с трудом дыша: - Скол... сколько, логи? Я вытащил из балахона хронограф и сверился с искусными символами. Я растянул момент на две целых семь десять сотых секунды, зная, что в мерцании радия устройства моё лицо кажется механическим и странным, затем безразлично покачал головой. - Время вышло. Они бросились к входу в пещеру и, прищурившись, вгляделись в ослепительное сияние. Сначала не было видно ничего, но потом появился отчаянно бегущий к нам Рабан. Даже на таком расстоянии я мог заметить на его лице животный ужас, жалкую потерю самоконтроля. Должно быть, он оступился, и все ещё был в двух минутах и трех секундах от безопасности пещеры. - Смотрите, - произнесла Амариллис, показав дрожащим пальцем на песок, но в её словах не было нужды – мы все уже заметили, что дюны начали течь и бурлить. С необъяснимым удовольствием я понял, что Рабан уже мертв, а мы можем только смотреть. Амариллис тяжело прислонилась к стене рядом с Хасаном: - О, Рабан... Бедный Рабан. Дюны кипели и бурлили все сильнее, а из-под земли донесся ужасающий звук: протяжный громыхающий скрежет, от которого наши лица наполнились ужасом. Хасан был не в силах смотреть, он отвернулся, слишком хорошо зная, что произойдет потом. Затем движение прекратилось. Мы напряженно наблюдали. Рабан уже был в тридцати двух секундах от пещеры, в мертвой тишине я слышал даже его хриплый кашель. - Возможно, иногда жара длиться дольше, - вслух размышлял повернувшийся ко мне Валент, его голос внезапно стал полон надежды. – Быть может, у него ещё есть шанс? Не услышав ответа, он вновь посмотрел на пустыню и увидел, что Рабан уже в двадцати секундах от пещеры – его ноги стучали по песку, подобно поршням, а по загорелому лицу расходилась воодушевленная улыбка. Валент радостно закричал, - Он сделает это! А затем пустыня взорвалась. Слепящий взрыв песка и воздух швырнул меня на землю, а сквозь гул в ушах и головокружение я услышал ужасный крик. Когда воздух расчистился, лишь Хасан стоял на ногах, но даже с пола пещеры нам всем была видна та же кошмарная сюрреалистическая сцена, что и ему. Рабан висел на высоте двадцати двух метров, его глаза расширились от непонимания, когда он посмотрел на нас со своего странного шеста. Очевидно, он был ошеломлен, Рабан неистово тряс головой, словно пытаясь выбросить из неё кошмарную реальность произошедшего. Затем я заметил его ноги, лежащие далеко внизу на поверхности пустыни, и поток хлещущей на раскаленный песок крови. Рабан хрипло закричал и попытался вырваться, но ослабел от потери крови... Держащее его в чудовищной клешне существо подняло Рабана ещё выше, словно смакуя момент, а затем с жадностью запихнуло изувеченное тело в один из широко распахнутых ртов и опустилось на землю. От удара огромной туши прошла сейсмическая волна, обрушившая с потолка пещеры пятнадцать осколков. Чудовище вернулось под землю.
- Император станет судить меня, - прошептал я, в одиночестве глядя на луну, - поэтому я не должен быть сам себе судьей... Но слова принесли мне мало покоя. Эмоции не уживаются легко с калькулус логи, и недавно нанесенное мне оскорбление зудело, словно открытая рана. Я нервно теребил гнезда проводов, змеившихся из-под скальпа, я поворачивал и переплетал их, словно пряди волос... Шифры и логарифмы, интерполяция и статистика – такими должны быть эмоции калькулус логи. Догма повиновения и логики. Уверенность во всем, уверенность и слепая вера. Ужасные семена сомнения в себе вызывали у меня дурное предчувствие, которое я не мог просто проигнорировать. У моих ног спали тихо храпящие источники замешательства, переплетшиеся друг с другом для тепла. Моя уверенность вернулась, пока я смотрел на них. Конечно, я знал свой долг и должен был быть сильным. Я должен был защищать этих каторжников, сколь бы недостойными они не казались. Если Император желает моей смерти здесь, на этом безжизненном мире, то пусть так и будет, я умру с гордостью. Впрочем – мои мысли вновь затуманились – действительно ли Император хочет, чтобы его правоверный слуга умер во имя трех неверующих? Я в замешательстве потряс головой и повернулся к пещере, стараясь оторваться от постыдных мыслей. Даже в чернильной темноте была видна чудовищная туша существа: вечно голодного и нетерпеливого, безмолвно выжидающего на горизонте. Огромные глаза слепой твари были закрыты, но я знал, что оно чувствует каждое движение, чует всякий тонкий аромат плоти. Если я буду достаточно глуп, чтобы выйти из безопасности пещеры хотя бы на секунду, то оно набросится... И порвет меня в клочья, как тех бедолаг, которые не успели добежать... И ему не придется долго ждать. Дни, максимум недели, а потом все будет кончено. Обезвоживание, голод и постоянная жара сделают свое дело, и даже я стану слишком медленным, чтобы выжить во время ежедневных рейдов на обломки тюремных камер. Если не… Я обернулся, чтобы вновь посмотреть на своих спутников, и с виноватым видом заметил, что Амариллис проснулась и напряженно на меня смотрела. С тем, что, как я надеялся, выглядело успокаивающей улыбкой, я сказал: - Тебе нужно отдохнуть. Она не ответила ничего, продолжая пристально на меня смотреть из теней. В лунном свете были едва различимы белки её глаз, а у меня появилось неприятное ощущение, что она как-то прочитала мои мысли: - А как насчет тебя, логи? Ты вообще спишь? Или техножрецы лишили тебя даже этого удовольствия? К своему удивлению я нахмурился: - Ты находишь сон приятным? Как может забвение быть удовольствием? Амариллис тихо засмеялась над своими мыслями. - Ох, ты бы сильно удивился, если бы знал, какие вещи я считаю приятными, - она переползла вперед, села рядом со мной и таинственно подняла брови. - Я не та милая девочка, какой кажусь. Мой язык прилип к основанию рта, поэтому я просто неловко улыбнулся и кивнул. Амариллис будила во мне безымянный страх, который я не мог объяснить. Другие тоже меня пугали, но я, по крайней мере, мог идентифицировать причины: Валент был настоящим психом – новичком Культа Гелио, чье поклонение солнцу так измотало его разум, что Экклезиархии пришлось посадить его за решетку. При всех его ярких татуировках на лице и пирсинге он слишком сильно был пленником собственного разума, чтобы стать угрозой. А Хасан был простым вором. Хотя он утверждал, что когда-то служил в имперском флоте, я несколько в этом сомневался. Жестокое мясистое лицо и громадное телосложение говорили, кем он был на самом деле: драчливым простаком. Но Амариллис… она была гораздо большей загадкой. Её неверие казалось почти порочным. Раздраженный странным влиянием, которое она словно оказывала на меня, я попытался её смутить. - Надеюсь, ты не собиралась меня спросить, но я размышлял— - Это звучит интересно, - с усмешкой сказала Амариллис. Я запнулся и почти невольно прочистил глотку: - Ну, возможно ты не захочешь говорить о… конечно… - я ждал, что она вновь меня прервет, но Амариллис лишь продолжала скромно улыбаться. - Ну, это лишь… во время падения ты должна была быть рядом с тюремными камерами… фактически, ты должна была быть в одной из них, и мне любопытно – пожалуйста, не считай меня хамом – какое преступление ты совершила? Амариллис безучастно посмотрела на меня и ничего не ответила. Её лицо превратилось в лишенную эмоций маску, казавшуюся в полусвете ужасно зловещей, а у меня возникло раздражительное ощущение, что я сижу с роботом. Внезапно я пожалел о своем вопросе и неловко заерзал на холодном полу. Затем, спустя мучительно долгое время, она, наконец, пришла в себя. Амариллис достала из куртки тонкий кусок камня и начала тереть им пол пещеры – искры слабо вспыхивали в темноте, а неприятный скрежещущий звук прервал тишину. Я нервно кашлянул. Я уже дважды видел, как она играет с осколком – это была лишь одна из её неуловимо пугающих привычек. Амариллис продолжала точить камень, я внезапно ощутил страх и отвернулся, вновь посмотрев на чудовище. Она проследила за моим взглядом, но лишь спустя двадцать секунд неловкой тишины, наконец, заговорила. - Странно, не так ли? Мы не можем спастись – мы с тем же успехом могли погибнуть с остальными при падении – но каждый день мы прикладываем столько усилий, чтобы отложить неминуемый конец. Действительно глупо. Насколько было бы проще, покончить с этим прямо сейчас, - она бросила на песок булыжник, и чудовище медленно повернуло в нашу сторону голову, - это было бы так быстро... - Не говори такое, - возразил я, - твоя сущность тебе не принадлежит, чтобы отбросить её подобно пустой раковине, это сосуд благодати Императора, - для усиления эффекта я указал себе на грудь и процитировал. - Величайшим и самым совершенным телом одарил Он нас, чтобы мы могли разделить Его божественный свет! К моему большому неудовольствию Амариллис просто закатила глаза: - Ах, да - Император… как я могла о нем забыть? Она покачала головой, а мои мускулы гневно напряглись: - Не стоит пренебрежительно говорить о таком. - Успокойся, логи, самоубийство действительно не в моем стиле, - она слабо улыбнулась. - Тем более, что смерть не является единственным вариантом. Я сузил глаза, но промолчал. - Ты знаешь, что я имею в виду, ты тоже это видел. Я энергично потряс головой. Она словно прочитала мои мысли... - Это невозможно, - сказал я, слишком хорошо понимая, на что она намекает. Дальше в пустыне, за обломками тюремных камер, лежала основная часть корпуса «Сарданапала». Если бы кто-то успел до неё добраться за ограниченное время, он бы обязательно нашел убежище в этом огромном лабиринте. Амариллис наклонилась вперед, её миниатюрное лицо было крайне взволновано, - Это возможно, - сказала она, в её глазах сверкал лунный свет, - Мы сможем это сделать, ты и я. Мы все ещё быстры, в отличии от остальных, и нам не понадобиться время на возвращение – мы уже будем в безопасности на корабле. Существо не сможет пробить корпус, - она нежно прикоснулась к моей руке, которую я тут же отдернул. - Там достаточно воды на месяцы и есть еда! Подумай, - она замолчала, чтобы перевести дыхание – на корабле обязательно должно быть сигнальное устройство, своего рода спасательный маяк. Возможно, корабль не станет нашим мавзолеем и нас спасут. Подумай, логи! Я вновь потряс головой. Меня преследовали эти мысли. Учитывая имплантаты и струящиеся по моим венам охладительные жидкости, я, несомненно, смог бы это сделать, но до корабля добрался бы только я, уверен, что никто другой не переживет попытку. Попытаться добраться до корпуса «Сарданапала» значило бросить Амариллис и остальных. Семь сорок две: в этих числах был их смертный приговор, но она словно отказывалась видеть это. Я посмотрел на Амариллис, дрожавшую от волнения, и внезапно ощутил жалость, после чего наконец-то понял: я не могу их бросить. Я должен остаться до конца, сохранить им жизнь настолько, насколько это возможно, и, если это станет необходимо, умереть вместе с ними. Решение даровало мне приятное ощущения праведности. - Нет, - сказал я, гордо подняв подбородок, - времени не будет достаточно, - я показал на бесчисленные часовые и шифровальные устройства на моей пошитой медью одежде. - Я исследовал каждую возможность, каждый дифференциал, каждое возможное уравнение, и везде у нас не было возможности добраться до «Сарданапала» прежде, чем жара начнет слабеть. Я был уверен, что мой авторитетный тон наконец-то заставил девчонку умолкнуть, но она лишь загадочно улыбнулась и покачала заостренным камнем. Затем, не отрывая от меня глаз, она начала выводить им круги на полу. - Ты воспринимаешь мир как вычислительная машина, Регул? Разве ты видишь мир лишь арифметически? Я ничего не сказал, и она покачала головой, её улыбка сменилась гримасой. - Они бросили меня в вонючую клетку лишь потому, что я смогла увидеть мир таким, каким он есть. Я могу смотреть на мир с другой точки зрения! – она подбросила камень в воздух, и к моему изумлению он исчез. В моем животе возникло необъяснимое ощущение тошноты. Затем она наклонилась вперед, пока я не ощутил на своем лице её теплое дыхание. Страх сковал меня, я попытался отшатнуться, но уперся в стену пещеры. - Ты не можешь учесть каждую возможность, - прошептала Амариллис, нежно положив руку на мою шею. Я ощущал бы себя гораздо комфортнее со змеёй у глотки, чем с этой странной женщиной, и неловко дернулся, ощутив её руку на своей коже. Внезапно я почувствовал себя беспомощным и неспособным двигаться. Я ощущал, как её пальцы двигаются взад и вперед под моим кожаным капюшоном. Потом, к моему испугу, она вытащила нечто из-под моих переплетшихся церебральных проводов. Она показала мне камень. - В жизни есть больше, чем уравнения, и тебе стоит научиться доверять интуиции. - Дешевые трюки не спасут тебя от этого, - сказал я, жестом показывая наружу и пытаясь не пустить в голос дрожь, - ты всего лишь неверующая фокусница! - Мне не нужны дешевые трюки, логи! Поверь мне, - зашипела она, - ты не можешь учесть каждую вероятность и видеть правильно все. Если бы ты только... Позади раздалось шуршание. Мы обернулись и увидели, что Валент проснулся и, молча, смотрел на нас. Даже в темноте пещеры я заметил, как к щекам Амариллис прихлынула кровь, и задумался, сколько же услышал солнцепоклонник. Несколько секунд Валент молчал, очевидно стесняясь своего соседа, а затем зевнул и сел: - О чем это вы двое шептались, - сказал он, со звучным треском разведя руки. Надеюсь не обо мне? Мы неловко засмеялись. - Ну, полагаю уже нет смысла дремать, - сказал он, вставая на ноги, - уже скоро мой повелитель проснется от спячки и будет свет, - я выглянул из пещеры и увидел, что действительно далеко на горизонте за огромной тушей зверя, чернота неба уже сменялась глубоким ярко-синим цветом, - ещё час и будет рассвет. - Семьдесят две минуты и сорок три секунды, - поправил его я. Амариллис горько засмеялась, но Валент казался странно раздраженным. Он пристально на меня посмотрел. - Чтобы мы без тебя делали, лог? Я невинно улыбнулся в ответ, и Валент пошел к дальней стороне пещеры, где вновь лег на пол и странно застонал. - Что он делает? – прошептала Амариллис, подняв брови. - Возможно это религиозный ритуал... он молится? С видимым изумлением Амариллис с прищуром посмотрела в тень. Она наблюдала, как Валент развел конечности в виде звезды и дико ухмыльнулся потолку пещеры, продолжая петь. - Он, - прошептала Амариллис, - просто спятил.
- Ты подставил мне подножку! - закричал Валент, вскочив на ноги и повернувшись к Хасану. - Ты, медлительная мартышка! - Нет, - глубоким степенным голосом сказал Хасан. Амариллис и я, не останавливаясь, пробежали мимо них. На бегу я обернулся и увидел, как выпрямившийся в полный двухметровый рост Хасан навис над жрецом: - Ты упал. С бешеным воплем Валент бросился на него, и оба, пинаясь и колошматя друг друга, покатились по крутому склону дюны. Я вновь отвернулся и сконцентрировался на бегстве. Если Амариллис с трудом пыталась достигнуть моей скорости двадцать пять километров в час, то я просто летел над дюнами. Я не слабел с каждым днем, а словно становился все быстрее и сильнее. Адреналин стал моей жизненно важной жидкостью вместо крови, и я нетерпеливо ждал начала полудня – и забега – каждый день. Я достиг пещеры с двумя целыми тремя десятыми минутами отрыва и спокойно прыгнул в безопасность скалы. Вскоре появилась Амариллис, её лицо покраснело от напряжения, а конечности неконтролируемо дрожали. Она рухнула на пол с громким кашлем, а я повернулся обратно к пустыне. - Нет, - сказал я, подавив смешок, - быть того не может... Хасан и Валент продолжали кататься и кувыркаться на песке, осыпая друг друга ударами. Красным от крови стал песок вокруг каторжников, которые казались полностью безразличными к угрозе способного в любую секунду появиться существа, желая лишь смерти друг друга. - Животные, - тихо прошептал я и потряс головой. Амариллис подскочила ко мне и простонала: - О нет... Что они наделали? Мы, молча, наблюдали, как далекие фигуры боролись и дрались, забыв обо всем в гневе. Потом, с почти комическим удивлением они замерли, внезапно вспомнив, где находились. - Слишком поздно, - прошептала Амариллис, недоверчиво тряся головой. - У них не будет достаточно времени, - с широко открытым ртом она повернулась ко мне, - или нет? Земля уже начала двигаться и переворачиваться, поэтому я медленно покачал головой. Они продолжали нестись к пещере, но потратили слишком много времени, и я уже видел страх на их лицах. «Животные» подумал я «разве это достойная смерть?» Впрочем, заметил я, в них было немного хитрости. Пытаясь сбить с толку голодное чудовище, они бежали к пещере с разных сторон – очевидно рассчитывая, что так выживет, по крайней мере, один из них... Валент был в тридцати трех секундах от пещеры, когда его настигла тварь. Сначала казалось, что он просто упал в невидимую яму. Земля исчезла из-под ног Валента, и он пропал из виду. А затем из-под поверхности показалась огромная зияющая пасть. - Спаси нас, - выдохнула Амариллис, когда существо вздыбилось в небеса, оторвав свою огромную тушу от земли. - Это невозможно, - прошептал я, покачав головой от благоговейного ужаса. - Смотри, - тихо сказала Амариллис, - Хасан. Обычно выглядевший громилой человек внезапно показался ребенком, когда существо рухнуло обратно на песок и устремилось к нему. Хасан резко остановился, увидев, что тварь оказалась между ним и пещерой. - Что он делает? – шепотом спросила Амариллис, когда мужчина без сил рухнул на землю. - Умирает, - ответил я.
- Мы сможем это сделать, - произнесла бродившая взад-вперед по пещере Амариллис. – Ты должен довериться мне, логи. Я вижу вещи, которые не видишь ты – ты не способен предвидеть все вероятности! Ты должен смотреть не только на числа. Вселенная покоится на оси удачи и обстоятельств… не науки! Сидя, я обернулся к ней. Уже прошло два дня, восемь часов, пятнадцать минут и шестнадцать секунд с момента смерти Валента и Хасана, и все это время рот Амариллис не закрывался. Её призывы становились все истеричнее. - Говорю тебе, - сказал я, - Я рассмотрел все возможные варианты. - Но ты не знаешь все возможные варианты! – закричала она, а в её глазах появились слезы разочарования и горечи. – Ты что бог, способный провидеть последствия всех событий? - Есть лишь Бог-Император. - Ба! И кто же Он? Труп… в лучшем случае! - Он не является этим, ибо Он всюду, ибо Он причина всего. Амариллис схватила свою обритую голову и взвыла. - О, за что мне такое наказание? Остаться в безвыходном положении с… ходячими самодовольными счетами! - Она твердо уселась на землю напротив и начала сердито тереть камнем о землю. Вновь я ощутил внутри чуждые себе эмоции. За прошедшие дни нахальные оскорбления женщины пробудили во мне гнев. Почему я, верный слуга Бога-Императора, должен умереть на безжизненном мире, с бессмысленной целью – что неверующий преступник не может умереть один? Несколько дней спустя даже я стану слишком слаб для продолжения пути к цели – основной части разбившегося «Сарданапала» Действительно ли этого хотел Император? Как я мог быть уверен? Ещё несколько дней, и у меня не останется другого выбора, кроме как остаться… и подохнуть. Я энергично затряс головой, пытаясь отогнать постыдные мысли. Нет, убеждал я себя, я не должен ставить под вопрос свой долг. Я должен быть верен тому, чему меня учили. Мир-кузница Зопир VI стала смутным воспоминанием – фактически прошло две сотни лет, восемь месяцев и три с половиной дня с тех пор, как я стоял на коленях перед техножрецами и внимал священным трактатам моего ордена – но, тем не менее, даже теперь я должен быть предан своей вере. Моей ролью была зашита других людей, и если я сейчас брошу эту женщину, то стану настоящим еретиком, поэтому я просто сказал: - Это невозможно выполнить. - Глупец! – со скрежетом зубов сказала Амариллис. - Мне тошно от тебя, - она сердито плюхнулась на камень, - из-за тебе подобных дронов мне стыдно за человечество! Хотя в тебе мало осталось от человека! В моем разуме возник неудержимый гнев, и я ощутил, как пульс неприятно участился. Женщина проявила высокие способности в возбуждении абсолютно бесполезных и непродуктивных эмоций. - Сколько в тебе осталось человеческого? Половина, так? Техножрецы превратили тебя в урода, Регул, - она встала на ноги и наставила на меня указательный палец. - Ты говоришь об Императоре, но что ты для Него? Гайки и болты! Ходячий контейнер шестеренок! - Моя вера достойна Его защиты, а ты всего лишь… - я запнулся, прежде чем произнести сильное слово – еретичка! - Возможно, но я, по крайней мере, человек! А кто ты? Сервитор? Машина? Как может Император любить тебя? Я чувствовал гневный пульс в висках. Её слова словно резали меня ножами, а голова почти закружилась от злости. Где сформировались эти эмоции? Я никогда раньше не терял контроль над собой – возможно солнце повредило мои мыслительные механизмы? - Но хуже всего, - закричала она, - ты трус! Затем она обернулась и побежала к задней стене пещеры, где села спиной ко мне. Я обнаружил, что резко выпрямился, а мои кулаки сжались от гнева. Она была бесполезным предателем. Я не должен был умирать ради такого ничтожества, это не могло быть правильным. Не могло! Я легко мог добраться до «Сарданапала». Почему меня беспокоит, что она не может? Я ощутил, как нечто в моем разуме стало на свое место подобно последней стадии уравнения. Почти невольно я заметил, что решение пришло. - Ну ладно, - сказал я, пытаясь не выдать голосом эмоции, - завтра мы предпримем попытку. Амариллис обернулась с выражением шока на лице. Затем ухмыльнулась. - Я знала, что в тебе что-то есть.
Терпеливо наблюдая за символами хронографа, я ощущал нарастающее удовольствие. - Десять секунд, - сказал я, обернувшись к Амариллис, сидевшей на корточках позади у входа в пещеру. Она кивнула, её освещенное солнцем лицо было полно рвения. - Мы побежим по тому же маршруту, что и раньше, остановимся на двадцать секунд у обломков тюремных камер, чтобы перевести дыхание… затем просто будем бежать, пока не достигнем «Сарданапала». Я разминал поршни ног, наблюдая за гладко скользящими вперед и назад гидравлическими кабелями. Странно, насколько незначительные вещи могут значить разницу между жизнью – я обернулся к Амариллис – и смертью. - Побежали! – крикнул я, бросившись в пустыню. Я бежал, как раньше, легко, широко и вприпрыжку. Спокойно пробегая по движущимся пескам со скоростью двадцать километров в час и перескакивая дюны, словно их не существовало, я не имел необходимости к приложению больших усилий. Я знал до миллисекунды время, которое нужно для достижения «Сарданапала», и даже учитывая погрешности, семи минут и сорока двух секунд было более чем достаточно. Трудно было не улыбнуться, услышав хриплое дыхание Амариллис. Она называла меня «машиной». Какая глупость. Император дарует аугментацию лишь самым правоверным слугам, но это было за гранью понимания бесполезных изменников, таких как она... Я обернулся через плечо и увидел, что через мгновение она меня догонит, хотя комбинация жары и физического напряжения уже окрасила её лицо в нездорово пурпурный цвет. Она довольно ухмыльнулась, и мне пришлось вновь бороться с желанием захохотать. Я ждал возможности увидеть выражение её лица, когда она поймет, что я все это время был прав. Надеюсь, что у неё будет время осознать превосходство «ненормального» мозга, пока чудовище будет её пожирать. Когда я достиг тюремных камер, мое дыхание лишь немного участилось, но я все равно прижался к покореженной металлической раме и постарался замедлить пульс. Амариллис ещё была в четырех целых шести десятых секунды позади, и я посмотрел на «Сарданапал». Сердце забилось чаще, когда я увидел, что значительная часть отсеков судна ещё цела – превосходное убежище от существа. Возможно даже, что я найду других выживших, надеюсь, они будут праведнее моих недавних спутников. Я сверился с хронографом. Двадцать четыре целых и восемь десятых секунд спустя я должен буду начать вторую стадию забега. Хриплый кашель предупредил меня о появлении Амариллис. Со стоном она прислонилась к стене рядом со мной, а затем сползла на землю, отчаянно пытаясь перевести дыхание. По её лицу текли потоки пота. - Как… как мы… это сделаем? Я улыбнулся, наслаждаясь моментом: - Боюсь, у нас нет времени для отдыха,- сказал я, показав на хронограф. Ещё трех минут и тридцати двух секунд будет более чем достаточно для существа, чтобы выползти. Нам нужно отправляться. Я нагнулся и прошептал ей на ухо: - Фактически, ты достигнешь обломков через три минуты и пятьдесят-восемь секунд, поэтому уже можешь готовиться к загробной жизни. Это будет твоим последним путешествием. Амариллис испугано на меня посмотрела, и я задрожал от чувства силы. Теперь я видел, как правильно было вести её на смерть. Я больше, чем она могла бы стать, больше, чем человек… я калькулус логи. Лучи солнца падали на меня, а внутри я ощущал наполнившую меня благодать Императора – все это смешалось в ослепительный свет. Странно, но затем я увидел, что Амариллис улыбнулась. - У меня другие планы, - сказала она, с удивительной скоростью чем-то меня ткнув. Прежде, чем я успел среагировать, раздался хлопок выпущенного воздуха, и мои ноги подогнулись. Я рухнул на пол и увидел вонзившийся в мою бедренную гидравлику заостренный камень Амариллис спокойно отошла, пока я неуклюже ворочался, ругаясь и плюясь. - Теперь ты видишь, приятель, - сказала она, с притворной застенчивостью вытирая руки, - что ты не можешь подсчитать все вероятности? – она подошла так, чтобы её лицо было почти в пределах моей досягаемости. - Возможно, тебе стоило оставить больше человеческого, чтобы действительно это осознать, Регул. С безмолвным ревом я попытался вскочить, но раздробленная конечность не удержала меня, и спустя одну целую две десятых секунды я вновь рухнул. Тяжело упав на бок, я наблюдал, как Амариллис быстро бежит по пустыне - к «Сарданапалу». Животный гнев опустошил мой разум, и сначала я не понял, зачем она это сделала. Но потом, когда мысли прояснились, я осознал. Ну конечно: к тому времени, как существо прикончит меня, она будет в безопасности. Она купила себе спасение ценой моей жизни. И спланировала это давно. Все эти дни Амариллис точила камень... Меня поглотила ярость. Я повернул голову и гневно уставился на жгучее солнце – давая свету сжечь мои глаза, словно жар мог каким-то образом испепелить мой гнев. Пока мою сетчатку поглощала боль, я вновь слышал преследовавшую меня столетиями печальную литанию техножрецов: ''Обман есть искажение науки.'' - Нет! – закричал я, когда земля начала перекатываться. - Нет! Нет! НЕТ!!!!
Сообщение отредактировал MaLal - Понедельник, 2012-01-09, 8:01:32
ПРОШЛОЕ НИКОГДА не покидает нас. Оно неизменно и постоянно. Однако будущее изменчиво и непостоянно. Оно, молча, стоит спиной к нам, отказываясь поведать о том, что знает и видит. Хотя для некоторых бывают исключения. В Туманности Дурма, глубоко в наполненных пиявками лесах Восточного Телгса есть особенный грот, в который каждые тридцать восемь дней попадают лучи восходящего солнца. Там, посредством неких тайных заклинаний и ритуалов, которые я сейчас даже не хочу понимать, покрытые волдырями провидцы Божьей Братии всматривались в неохотно показывающее себя будущее, пока не смогли увидеть его в своих серебряных зеркалах и не услышали тихий и безвольный голос. Я горячо надеюсь, что те слова были ложью.
В ЭТУ НОЧЬ на пустынную планету Малинтер прибыло шестеро гостей. Они оставили свой темный серпокрылый транспорт на затопленной равнине, слегка просевшей в том месте, где посадочные когти погрузились в тину. Они двинулись пешком на запад. Началась буря, но за ее появлением стояли не только природные причины. Они шли через потоки густого белого тумана, пересекая отложения зеленого кварца, озера мха и ручьи, задушенные багровым лишаём. Небо выглядело как грязное и окрашенное стекло. В отдалении, гряда выступающих словно прыщи холмов начала исчезать среди капель надвигающегося дождя. Сверкали молнии, похожие на выбиваемые кремнем искры или на далекие лазерные выстрелы. Они пробыли на поверхности чуть менее часа, и только-только увидели далекую башню, когда их в первый раз попытались убить. Раздался треск, почти неразличимый за грохотом надвивающейся грозы, и пули выбили фонтаны песка у ног самого высокого из гостей Его звали Гарлон Нейл. Его высокое поджарое тело было облачено в черный сетчатый костюм, а голова была гладко выбрита, не считая козлиной бородки. Он поднял правой рукой тяжелый пистолет Гекутер и выстрелил в сгущающуюся тьму. В ответ еще несколько невидимых врагов открыли огонь. Гости бросились в укрытие. - В каком месте вы ожидали этого? - Спросил пригнувшийся за кварцевым булыжником и стрелявший в ответ Нейл. «Я не знаю, чего ожидать». Телепатический ответ повелителя Гарлона прозвучал не слишком успокаивающе. - Сколько их? - Крикнул Нейл. В двадцати метрах от него другой крупный мужчина по имени Зеф Матуин крикнул из укрытия: - Шестеро! Матуин производил столь же сильное впечатление, как и Нейл, но кожа его была темной, цвета лакированного дерева. Черные волосы были заплетены в косицы и украшены бусами. Оба мужчины когда-то были охотниками за головами. Но теперь они оба изменились. - Скорее семь, - возразила Кара Свол, маленькая и стройная женщина с короткими рыжими волосами, пригнувшаяся рядом с Нейлом. Её чувственная фигура была полностью скрыта под длинным черным плащом с воротником из меха ларизеля (larisel). -Семь? - засомневался Нейл, когда воющий крупнокалиберный патрон врезался в дальнюю часть скалы. - Шесть! - Снова крикнул Матуин. Кара Свол была раньше танцовщицей-акробатом, и в обычной ситуации она бы уступила боевому опыту двух бывших охотников. Но у неё был отличный слух. - Слушайте! - сказала она. - Три ручных пулемета, - она опознавала оружие, загибая пальцы, - два лазгана, пистолет, и ещё... - она привлекла внимание Нейла к характерному «бух! Бух»! - Это стаббер, - Нейл кивнул и улыбнулся - Шесть! - повторил Матуин. «Кара права. Их семь. Теперь, пожалуй, мы можем с ними разделаться?» Голос разума их начальника был напряжен и нетерпелив. Это был плохой знак. Один из множества плохих знаков, которые уже проявились этой ночью. Два других участника команды спрятались за кучей гравия слева от Нейла. Их звали Пэйшенс Кюс и Карл Тониус. Немного нервный и благовоспитанный молодой человек, Тониус обладал рангом дознавателя и технически был вторым по старшинству в команде. Он достал компактный пистолет из своего великолепно сшитого пальто, но был слишком обеспокоен погодой, грязью и перспективой погибнуть от пулевых ранений, чтобы его использовать. Пэйшенс Кюс решила, что он мог бы и заткнуться. Стройная и бледная женщина была одета в высокие сапоги из черной кожи, короткую юбку из серого шелка и украшенную вышивкой рубашку из черной кожи. Волосы были уложены в сложную прическу серебряными заколками. Она осмотрелась и заметила, как один из врагов стрелял, укрываясь за кварцевыми скалами. - Готов? - крикнула она Нейлу. - Раскидай их!- ответил он. Кюс была телекинетиком. Она сфокусировала свой разум и немного надавила. Кварцевые скалы разлетелись в разные стороны, оставив крайне удивленного человека с ручным пулеметом. Его удивление продолжалось две секунды, пока единственный выстрел Нейла не попал ему в бровь, после чего он тяжело упал на землю. С ехидной усмешкой Кюс снова потянулась силой разума и выдернула ещё одного на открытый воздух. Человек орал в панике, ничего не понимая. Пот обильно струился по его вискам, он размахивал руками, сражаясь с невидимой силой, которая вытащила его за шиворот из укрытия. И тут раздался звук, похожий на работающую дрель-молот, и человек исчез, разорванный на куски плотным огнем. Его застрелил Матуин. Его левая рука была выжжена хромированной аугметикой, и ею он сжимал рукоять грозной роторной пушки, пристегнутой ремнями к его туловищу. Мульти-зарядники кружились, выпуская пар. Перестрелка прекратилась. «Пока что они отступили. Но я не сомневаюсь, что они вернутся» Среди них двигался руководитель команды. Для несведущих, инквизитор Гидеон Рейвенор выглядел скорее машиной, чем человеком. Ныне он был гладким шаром из бронированного металла с блестящей, отполированной поверхностью. Это было его силовое кресло, система жизнеобеспечения, полностью герметичная и самодостаточная. Анти-гравитацонные диски кресла гипнотически кружились при движении. Внутри запечатанного кресла, один из лучших инквизиторов Империума – и самый лучший теоретик – был заперт навечно. Годы тому назад, в самом начале его блистательной карьеры на службе ордосов, Гидеон Рейвенор был повержен во время атаки еретиков. Его прекрасное и сильное тело стало обгорелым и изуродованным, приняв жалкое состояние бесполезной плоти. Выжил лишь его разум. Но какой разум! Проницательный, талантливый, поэтичный и... очень сильный. Кюс ещё не встречала более сильного псайкера, чем Гидеон Рейвенор. Все пятеро присягнули ему на верность. Нейл, Тониус, Кара, Матуин и Кюс. Они были верны ему. В случае необходимости они бы последовали за ним до самих границ обследованных звезд. Даже когда он решал не говорить им, куда они направляются.
БОЖЬЯ БРАТИЯ практикует варварский обряд инициации в виде добровольного ослепления. Зрение, как можно ожидать, считается самым важным для них свойством, но в их понимании это понятие имеет другое значение. Неофиты приносят в жертву один из своих глаз в доказательство своих намерений и заменяют потерянное око аугметикой для обыденной жизни. Затем они тренируют свой единственный уцелевший глаз и обрабатывают его, используя ритуальные, алхимические и колдовские операции. Посвященного члена Братии можно опознать по единственному аугметичскому глазу и по повязке из пурпурного шелка, закрывающей их уцелевший настоящий глаз все время за исключением церемоний культа. Неофит, ослепивший себя на один глаз, должен создать своё собственное серебряное зеркало, и только после этого ему позволят носить аугметику. До этого момента ему не оказывают медицинскую помощь и не проводят стерилизующую обработку глазницы. Он должен мять и колотить серебряный диск, а затем шлифовать его шерстью, пока он не станет совершенным отражателем с уровнем оптической чистоты примерно 0.0088. Многие умирают от заражения крови или других попавших через рану заболеваний, прежде чем смогут это сделать. Другие, пережив эти заболевания, проводят много месяцев или даже лет, продолжая свою работу. Таким образом, членов культа также можно опознать по волдырям на коже, тканевым аномалиям или даже очевидным омертвевшим рубцам, полученным во время долгих месяце работы с серебром. Также мне известно, что мало кто из членов Братии обладает уникальным или запоминающимся отпечатком пальцев. Годы скрупулезной шлифовальной работы сглаживают им руки, так же как и серебро.
НЕБО ВПЕРЕДИ вспыхивало и волновалось. Кара уже могла слышать гром, ветер приносил капли мелкого дождя. Полоса тумана скрывала горизонт. Она осторожно перевернула кончиком сапога тело человека, которого застрелил Нейл. Он был одет в дешевую и поношенную всепогодную одежду, сделанную из переплетенных волокон пластика и кожи. У него был один грубый и плохо вставленный в глазницу аугметический глаз, а на втором была шелковая повязка. - Мы кого-нибудь знаем? - спросил вставший за ней Нейл. В отличие от остальных, Кару и Гарлона нанял на службу ордоса не Рейвенор. Сначала они присягнули учителю Рейвенора, инквизитору Грегору Эйзенхорну. Но примерно десять лет назад или больше, они стали частью команды Рейвенора. Кара часто думала об Эйзенхорне. Суровый и неистовый, обладающий гораздо более тяжелым характером, чем Рейвенор, Эйзенхорн все же был хорошим человеком. И она была ему многим обязана. Но для Грегора Эйзенхорна она все ещё была бы танцовщицей-акробатом из цирка на Бонавентуре. Она часто задумывалась о том, что же с ним произошло. В последний раз она видела Грегора в '87, во время миссии на 5213X. Он представлял осколок прошлого себя, державшимся только на пылающей воле и основательной аугметике. Некоторые говорили, что он перешел черту и стал радикалом, но Кара не верила в это. Эйзенхорн всегда был таким... строгим. Она вспоминала его с теплом, как и остальных, с кем тогда была знакома. Елизавета Биквин, да упокой её душу Бог-Император, дорогой Эмос, Медея Бетанкор и Годвин Фишиг. Они провели много времени вместе. Отличные времена, ужасные времена. Но теперь её место было здесь. - Лицо не вызывает никакого отклика, - сказала она. Кара наклонилась и отодвинула с глаза повязку, чисто из любопытства. Под ней был настоящий глаз, широко открытый и остекленевший. - Что, черт возьми, это значит? - удивился Нейл. Кара потянулась и пригладила назад свои короткие рыжие пряди. Она наблюдала, как Матуин и Тониус подошли к другому телу. Тониус как всегда был элегантно одет, и, наклонившись к земле, он беспокойно осматривал свои ботинки. Тониус был учеником Рейвенора, а это значило, что однажды он сам станет инквизитором. Рейвенор был дознавателем Эйхенхорна. Время от времени Каре хотелось знать, был ли у Карла аналогичный помощник. - Если бы ты оставил от него чуть больше, мы могли бы провести более подробную экспертизу, - проворчал Тониус - Это роторная пушка, - резко ответил Матуин. - Она не может не повредить, - Тониус потыкал палкой неприятные останки. - Так, я думаю, что здесь тоже был аугметический глаз. И то, что было повязкой или очень странно выглядящим ремнем. Язвительность Тониуса обычно веселила всех, но не в эту ночь. Всем было не до смеха. Рейвенор, обычно крайне близкий с командой, не сказал им практически ничего о причинах путешествия на Малинтер. Все они знали только то, что он отправился вместе с ними на этот забытый мир-пустошь после того, как получил некое личное сообщение. Наиболее пугающим было то, что он отправился с ними на поверхность. Обычно Рейвенор направлял их телепатически через амулеты из психо-кости, которые они все носили. Он появлялся лично только тогда, когда ставки были очень высоки. «Давайте двигаться», - сказал Рейвенор.
ГРОТ В Восточном Телгсе находится глубоко в душной тьме лесов. Поляны совершенно безмолвны, за исключением жужжания насекомых, и покрыты туманом и паром. Повсюду ползают кусачие многоножки, некоторые короткие как палец, а другие длиной с ногу. Воздух пропах плесенью. Каждые тридцать восемь дней, восходящее солнце поднимается под таким углом, что его бледный, тусклый свет проникает через естественную дыру в скале над гротом. Лучи проносятся вниз сквозь восемь ступенчатых углов до азимута и попадают в свежую воду бассейна в основании грота, освещая молочно-белую воду, словно пламя за муслином. Братия склоняется вокруг бассейна – после дней ритуального голодания и самобичевания – и пытается перехватить падающие лучи своими серебряными зеркалами. Я замечу, что в такие моменты они снимают пурпурные шелковые повязки со своих настоящих глаз и закрывают ими аугметические. Их сияющие зеркала отражают множество цветов. Наглотавшись зерен лхо и других естественных галлюциногенов, они всматриваются в зеркала, и начинают бессвязно бормотать. Вокс-графигеские устройства, работающие на батарейках, установлены вдоль грота для записи их разговоров. Когда свет вновь исчезает, повелители Братии останавливают вокс-кодеры и начинают ворошить записи, вытягивая истину о будущем - или ложь – которую им поведали.
БАШНЯ, КОГДА они её достигли, оказалась даже больше чем казалась ранее. Основная постройка, расколотая и обвалившаяся, на целых полкилометра тянулась в темное небо, подобно указующему персту. У основания, похожем на ствол древнего дерева, она расширялась и разделялась на длинные контрфорсы и опоры, которые закрепляли её на поверхности. Осыпающиеся пролеты каменных мостов соединяли скалистые уступы с ближайшими контрфорсами. Было невозможно определить ни её возраст, ни понять, строили ли её люди или ксеносы. Даже её предназначение было неизвестно. Судя по орбитальной съемке, она была единственным искусственным объектом на Малинтере. Древние карты ссылались на неё единственным знаком, означающим руины (древность, ксенос). Когда они продвигались через древние насыпи из щебенки, булыжников и разбитых частей стены, дождь начал хлестать как из ведра, стуча по грязи и размывая дорогу. Поднявшийся ветер начал шевелить гладкий черный плющ и вьющуюся виноградную лозу, цепляющуюся к тонким щелям нижних стен. - В том сообщении говорилось, что мы должны прийти сюда? - спросил Нейл. - В каком сообщении? Нейл нахмурился и посмотрел на парящее кресло. - В том, которое ты получил. - Я никогда ничего не говорил про сообщение. - Ох, прекрати! Говори честно! - Проворчал Нейл. - Почему ты просто не расскажешь нам, что мы здесь ищем? - Гарлон, - голос Рейвенора прорвался в разум Нейла, и бывший охотник слабо моргнул. Телепатия Рейвенора иногда была болезненно резкой, если он был поглощен своими мыслями или обеспокоен. Нейл понял, что мысленная речь Рейвенора была обращена только к нему, и другие не могли её слышать. - Поверь мне, старый друг. Я не осмелюсь тебе ничего говорить, пока не пойму, с чем мы имеем дело. Если это окажется обманом, то дезинформация может тебя погубить. - Я не дилетант, - возразил Нейл. Остальные смотрели на него, слыша только его часть разговора. - Я знаю это, но ты верный человек. А преданность иногда может ослеплять нас. Поверь мне. - Золотой Трон, что это было? - внезапно произнес Тониус. Все это слышали. А Рейвенор и Кюс еще и ощутили. Нечто кричало высоко над разрушенной вершиной башни, кричало громким, ужасающим, нечеловеческим и протяжным голосом. Ему вторили другие нечеловеческие вопли. Каждый отражался акустически и психически. Температура воздуха резко упала. Раздался треск льда, быстро покрывшего верхние части стен Они подошли на несколько метров. Пронзительные вопли стали громче, шумя и крутясь внутри высоких стен, словно вопящие воздушные существа летали внутри башни. Подобно грому, сопровождающему молнию, перед каждым воплем происходила яркая вспышка света. Казалось, что психические вопли притягивают шторм в ореол вспыхивающего, пьяного света блистающего в небе над башней. Огни святого Эльма, выглядящие как белые светящиеся шары, танцевали на стенах. Кюс, чей пси-чувствительный разум ощутил это болезненнее чем остальные, остановилась, чтобы вытереть свежую кровь с губ тыльной стороной своей перчатки из гвеловой кожи (gwel-skin glove). Кровь текла у нее из носа. И когда она начала это делать, враги вновь попытались их убить.
БОЖЬЯ БРАТИЯ, пусть ордосы проклянут их больные души, пытается предвидеть будущее. Все возможные вероятности. Вглядываясь в зеркала своими отвратительными глазами, они различают грядущие события, питая особенный интерес к недобрым предзнаменованиям. Бедствиям и эпидемиям, вторжениям и свержениям правительств, ереси, нехватке ресурсов и поражениях в битвах. Другим словами, к погибели. Потом повелители братии распространяют слова их оракулов среди младших членов секты. Насколько я могу понять, в Братии состоят тысячи, и многие из них прикидываются честными гражданами Империума, живущими на сотнях миров в суб-секторах Антимар, Геликан, Офидиан и Ангелус. Когда ”перспектива”, как они это называют, будет замечена, множество членов культа сделает все, чтобы это событие произошло, желательно самым болезненным и разрушительным образом из всех возможных. Если они провидят чуму, то культисты обязательно нарушат карантин, дабы удостовериться в распространении заражения. Если перспективой станет голод, они обязательно подбросят зажигательные бомбы и био-токсины на склады Муниторума на мире, которому он угрожает. Возвышение еретика? Они будут защищать его, и распространять его омерзительную ложь... Ожидается вторжение? Они станут пятой колонной, которая уничтожит защитников изнутри. Они стремятся к погибели. Они стремятся подорвать основы Империума, человеческой культуры, и вызвать их крах и гибель. Они жаждут галактического апокалипсиса, эры тьмы и огня, в которую их жуткие повелители, Губительные Силы, смогут возвыситься и повелевать всем. Пять раз я срывал их планы. Они ненавидят меня и хотят моей смерти. Теперь я хочу сорвать их усилия в шестой раз. Здесь и сегодня, на Малинтере. Преследуемый их убийцами, я проделал долгий путь, чтобы передать предупреждение. Потому что я видел их последнюю перспективу своими глазами. И она была ужасной.
ЛАЗЕРНЫЙ ОГОНЬ прожигал покрытый мхом пролет моста, шипя под дождем. Огонь вели и от руин впереди них, и со стороны скал позади. Камни трескались и разлетались, лазерные заряды и тяжелые патроны разрывали и сжигали веками не тронутые стены. - Вперед! - заорал Нейл, повернувшись к скалам и стреляя с двух рук. Рядом с ним, Кара Свол запустила свое штурмовое оружие. Оно извивалось подобно живому существу, выплевывая в сторону шквал гильз. Они залегли на мостике, пока остальные ринулись вперед. Матуин и Кюс возглавляли атаку, наступая под обстрелом из потускневшей арки и террас впереди. Роторная пушка Матуина визжала, и пламя танцевало вдоль крутящегося дула. Осколки камня и клочья плюща разлетались от поврежденных стен. Кюс видела человека, угодившего под обломки и почти скатившегося в беспросветную яму под мостом. Рейвенор и Тониус следовали за ними. Тониус всё еще смотрел на пронзительно яркий свет, разрывающий небеса и танцующий вокруг вершины башни. Одна его рука была поднята, словно он защищал лицо от свистящих вокруг пуль и лазерных зарядов. "Сконцентируйся!" - Да, да... конечно... - ответил Тониус. Матуин первым пробежал под аркой во тьму залов башни. Его аугметические глаза, засияли из-под его полу прикрытых век красным огнем, немедленно адаптировались к перемене световых условий и открыли ему спрятанные в тенях вещи. Он повернулся налево и разорвал четырех людей сплошным потоком огня. Ещё больше врагов обрушились на него. Следом за ним вбежала Кюс. На её талии висела кобура с лазерным пистолетом, но она его даже не достала. Пэйшенс простерла вперед свои ладони, и четыре кайн-клинка выскользнули из ножен, находившихся в предплечьях её рубашки. Каждый был тонким, бритвенно-острым клинком двенадцати сантиметровой длины, не нуждавшимся в руках. Она контролировала их своим разумом, вращая их вокруг своего тела широкими, жужжащими кругами, в фигуре восьмерки, словно в смертельном планетарии. Один из культистов выстрелил прямо в неё из автопистолета, выпустив четыре патрона. Не дрогнув, она встретила их, переместив два кайна так, что они перехватили и отразили первые два выстрела. Остальные два она резко схватила своим разумом, и они безвредно упали на пол, словно раздавленные мухи. Прежде чем он смог снова выстрелить, Кюс приколола его к каменной стене лезвием третьего кайна. Матуин открыл огонь. - Кыс, ты в порядке? - заорал он, перекрикивая рев стрельбы. - Да, в полном, – улыбнулась она. Кюс была в своей стихии. Она жила ради убийства во имя Императора, карая его врагов, и была скрытной. Пэйшенс Кюс не было её настоящим именем, и никто из остальных не знал о её прошлой жизни. Она была рождена на Саматере, в суб-секторе Геликан, и выросла на этом грязном и запуганном мире. То, что произошло с ней там, изменило её и превратило в Пэйшенс Кюс, убийцу-телекинетика. Она никогда об этом не говорила. Было известно лишь то, что там она едва не встретила печальную кончину, и теперь она, во имя Бога-Императора, платила смерти долг более заслуживающими уничтожения душами. Резко дернув разумом, она вытащила кайн из пришпиленного трупа и присоединила его к вихрю остальных. Они свистели, когда сталкивались с чем-то, отражая от неё новые выстрелы. Впереди было еще пятеро врагов, засевших за покрытыми лишаём колоннами. Ухмыльнувшись, она послала кайны в атаку. Они ударили по нижним террасам как управляемые ракеты, облетая препятствия, хлеща вокруг колонн. Четверо культистов пали, их глотки были перерезаны крутящимися лезвиями. Пятого она вырвала телекинезом из укрытия и застрелила, наконец, достав пистолет. Невозмутимый, словно движущаяся по орбите планета, Рейвенор вплыл в комнату, пролетев между Кюс и Матуином, продолжавшим истребление последних выживших противников со своей стороны. За ним вошел Тониус. - Что теперь? - с надеждой спросил дознаватель. - По крайней мере, мы выбрались из-под этого дождя. Эхо и отблески цветового вопля пришли сверху, отразившись во всей башне. Кис невольно содрогнулась. Из её носа вновь закапала кровь. «Карл? Зеф?» Мысли Рейвенора звучали тихо, словно побочные эффекты психических воплей мучили и его... «Пожалуйста, вернитесь обратно. Удостоверьтесь, что Кара и Гарлон выживут». - Но… - начал было Тониус, но Матуин уже выбегал сквозь арку. «Делай, как я сказал, Карл!» - Да, инквизитор, - ответил Тониус. Он развернулся и побежал за Матуином. «Пэйшенс. За мной» Кюс ещё втягивала кайны. Она вытянула руки, чтобы позволить им проскользнуть внутрь ножен в рукавах. Постоянная активность тратила её психические силы, а раздававшиеся сверху жуткие вопли крайне истощили её. «Ты готова?» Кюс подняла свой лаз-пистолет и улыбнулась. - Гидеон, я рождена для этого.
ПЕРСПЕКТИВА, как это обычно и бывает, была расплывчата... Не было ничего конкретного. Однако магистры Божьей Братии со стопроцентной вероятностью осознали, что демоническая тварь воплотиться в материальном мире. Они предсказали, что это грядет после 400 и до 403.M41. Защити нас Император, это могло уже произойти. Были и детали. Решающее событие, которое приведет к воплощению, должно произойти на Юстисе Майорис, перенаселенном и грязном мире-столице суб-сектора Ангелус, между вышеупомянутыми датами. Возможно, в то время это покажется незначительным инцидентом, но его последствия будут ужасающими. Погибнут сотни. Тысячи... возможно миллионы, если не удастся предотвратить это. Демон примет человеческую форму и будет тайно странствовать по мирам Империума. У него будет имя. Оно будет звучать как ''СЛАЙТ'', а возможно Слит или Слайхт. Его нужно остановить. Необходимо предотвратить его рождение. Все, что я сделал во время долгих лет службы в ордосе, все чего я достиг... станет ничем, если этот демон придет в бытие.
- ЗДЕСЬ СТАНОВИТСЯ немного не уютно, - заметил Нейл. Лазерный выстрел только что опалил его предплечье, но он даже не моргнул. - Согласна, - сказала Кара, отбрасывая еще одну пустую обойму из-под патронов к груде булыжников и вставляя новую Они медленно отходили под обстрелом, и сейчас арка была мучительно близко... Кара и Гарлон инстинктивно пригнули головы, когда тяжелый обстрел начался со стороны арки, заливая патронами другой конец моста. Матуин прикрывал их. Они развернулись и бросились в укрытие, пули и лазерные заряды падали у их ног. Внутри арки, Тониус провел их внутрь. Пушка Матуина замолчала, и он остановился, чтобы достать оружейный барабан и заменить его свежим из тяжелой сумки на поясе. Нейл присел в тени и быстрыми опытными движениями перезарядил пистолет. Затем он поднял глаза и начал вглядываться в проливной дождь. Снаружи, во тьме бури и быстро наступающей ночи, он смог насчитать, по крайней мере, девять оружейных вспышек в их направлении. - Сколько их? - спросил он. В этот раз Матуин не ответил. Он бросил тяжелый взгляд на Кару и приподнял бровь. - Пятнадцать, - наконец сказала она. - Пятнадцать, - задумчиво сказал Нейл. - По пятеро на каждого. - Эй! - сказал Тониус. - Нас здесь четверо! - Я знаю, - ухмыльнулся Нейл, - но если ты не намерен нас удивить, это все-таки значит по пятеро на каждого. - Ты маленький ублюдок, - прошипел Тониус. Он поднял своё оружие и сделал несколько выстрелов в противника за пролетом моста. - Хммм... - Произнес Нейл. - Их все ещё пятнадцать. «Кара. Ты можешь присоединиться к нам?» - Уже иду, босс, - сказала Кара Свол. Она подмигнула Нейлу. - Ты справишься? Я хочу сказать, что теперь каждому достанется семь с половиной. - Можешь идти, - сказал Нейл и начал стрелять. Кара растворилась в темноте позади них. Тониус снова выстрелил. Они все увидели сквозь дождь, как противник на дальней стороне моста пошатнулся и упал с утеса - Попал! - довольным голосом сказал Тониус. - Значит семеро каждому, - поправил Нейла Матуин.
БОЖЬЯ БРАТИЯ, насколько я понял, обнаружила, что особенно легко опознавать в своих перспективах других существ, практикующих гадания и пророчества. Словно такие личности освещают свой жизненный путь, заигрывая с будущим. И сейчас их внимание привлек один такой яркий след. Именно через него, и мужчин и женщин вокруг него, перспектива пришествия может стать реальностью. Он станет этому причиной. Он или близкий ему человек. Поэтому я решил лично предупредить его. Потому что он мой друг. Мой ученик. Мой дознаватель.
КЮС ДАЖЕ не увидела и не ощутила культистов за следующей аркой. Без сомнения пролетевший впереди Рейвенор сжег их всех выстрелами встроенной в кресло пси-пушки. Кыс следовала за ним, шагая впереди через озера растекшейся крови и раскиданных внутренностей. Она была изнурена. Постоянные вопли действовали ей на нервы. Сзади послышались шаги, а затем в поле зрения появилась Кара Свол. КЮс опустила оружие. - Вы меня звали? «Да, Кара. Я не могу здесь подняться». Кара посмотрела на потемневшие стропила и балки над ними. - Без проблем, - она сняла плащ, оставшись в одной лишь матово-зеленой майке. - Эй, Кара. Удачи, - сказала Кюс. Кара улыбнулась. Она быстро вскарабкалась наверх, а затем прыгнула на опорные балки, схватившись за покрытое плесенью дерево и переведя дух. К ней мгновенно вернулись все её акробатические навыки, и она начала карабкаться, рука за рукой, прыгая с балки на балку, не обращая внимания на пугающую бездну под собой. Она подобралась очень близко к порхающему источнику свето-воплей. Её пульс участился. Фыркнув, она вновь прыгнула, и приземлилась на ноги на перекладине. Секунду Кара стояла, ощущая, как на неё обрушиваются потоки дождя сквозь проломленную кровлю. Она расставила руки для баланса, штурмовое оружие было плотно стиснуто под мышкой. Наверху был свет, сиявший из лишенного ступенек прохода в каркасе башни. Тусклый искусственный свет, освещающий миллионы капель, падающих к ней по шахте пустой башни. 'Вы видите это?' «Да, Кара». - Чего вы ожидаете? «Я не знаю». - Оно и видно, - сказало она, подпрыгнув вверх, в воздух и дождь. Сомнение, при виде темной бездны внизу. Затем она схватилась за заплесневелую балку и раскачалась, её пальцы глубоко вошли в старое шелушащееся дерево. Она прыгнула. Кара перевернулась в воздухе и влетела в дверной проем ногами вперед. Она спокойно приземлилась, широко расставив руки. Перед ней в разрушенном зале башни стоял человек, освещенный единственной парящей световой сферой. - Привет, Кара, - сказал он. - Это было так давно. Она задохнулась от изумления. - О всемилостивый Бог-Император... лорд... Он был высоким и одетым в темное кожаное пальто, которое не могло скрыть полностью поддерживающую его грубую аугметику. Его голова была лысой, а вокруг глаз были темные круги. Он тяжело опирался на металлический посох и с него стекали потоки воды. На неё смотрел инквизитор Грегор Эйзенхорн
ПОД АРКОЙ внизу Тониус в ужасе отпрянул. - Думаю, у нас проблема. - Не будь таким котенком, - сказал Нейл. - Я думаю, что он на самом деле прав, - сказал Матуин. - Это плохо, не так ли? Нейл вытянул шею, чтобы лучше разглядеть. Нечто массивное и квадратное провигалось к ним сквозь пролет моста. Оно было цельным-металлическим, а при движениях этой машины от несущих поршней шел пар. Её руки были прижаты к бокам туловища, словно крылья нелетающей птицы. Каждая из них была тяжелой лаз-пушкой. Орудия начали трещать и шипеть. Мощные гидравлические поглотители компенсировали отдачу. Арка раскололась. Тониус и остальные отступили в укрытие дальней галлереи, спасаясь от града кирпичей и осколков. - Император спаси нас! - Воскликнул Нэйл. - У них чертов дредноут!
КАПЛИ ДОЖДЯ СТЕКАЛИ С НОСА ЭЙЗЕНХОРНА. - Гидеон? Он с тобой, Кара? - спросил он. - Да, он здесь, - она запнулась. - Трон, я рада тебя видеть. - А я тебя, моя дорогая. Но мне важно поговорить с Гидеоном. Кара кивнула. - Надень меня. Далеко внизу её услышал Рейвенор. Кара Свол напряглась, а её глаза помутнели. Кулон из психо-кости на её шее засветился тусклым призрачным светом. Она больше не была Карой Свол. Её телом завладел разум Гидеона Рейвенора. - Здравствуй, Грегор - Произнес он голосом Кары. - Гидеон. Рад тебя видеть. Я боялся, что ты не придешь. - И проигнорирую вызов учителя? Зашифрованный в Глоссии? «Шип запрашивает Коготь» ... Мне было бы трудно не обращать на это внимание. - Я думал, ты оценишь использование старого частного кода, - сказал Эйзенхорн. Его замороженное лицо не смогло показать улыбку, которую он ощущал. - Как я могу забыть Шип? Ты вбил его в меня. Эйзенхорн кивнул. - Они приложили много усилий? Губы Кары говорили слова Рейвенора. - Некоторое. Усилия к нашему убийству. Нейл удерживает их вне ворот башни. - Ах, Старина Гарлон? - сказал Эйзенхорн. - Всегда надежный. У тебя есть отличный человек, Гидеон. Замечательный. Передай ему моё почтение. И Каре тоже, лучшей из всех. - Я знаю, Грегор. - Крайне напряженное выражение, не принадлежавшее ей, возникло на лице Кары. - Я думаю, что тебе пора бы рассказать мне, зачем ты меня сюда вызвал. - Да, пора. Но лично. Думаю, так будет лучше. Так что ты можешь больше не использовать Кару как марионетку. И мы можем быть гораздо ближе. Я спущусь к тебе. - Как? Здесь нет лестницы. - Так же, как я сюда поднялся, - произнес Эйзенхорн. Он поднял глаза на дождь, хлыщущий через разбитую кровлю, и прошептал. - Черубаэль? Нечто кошмарное ответило ему из ярящихся цветных вспышек.
Сообщение отредактировал MaLal - Воскресенье, 2012-01-15, 3:53:58
ДРЕДНОУТ, покрытая ямками сталь которого блестела от дождя, прошагал сквозь расколотую арку. Ревущий шторм отбросил его громоздкую тень на сотни разных направлений одновременно. Массивные руки дергались от отдачи, выплескивая потоки лазерных зарядов. При перезарядке орудия издавали резкий, лающий звук, и этот повторяющийся шум был громче, чем гром. Позади него по мосту наступали тридцать вооруженных членов Божьей Братии. От обстрела камень трескался и превращался в пыль. Простоявшие веками колонны качались и падали подобно срубленным деревьям, а их осколки разлетались по плоскому полу. Нейл, Тониус и Матуин отступили в пустые внутренние залы разрушенной башни. Даже роторная пушка Зефа не смогла бы пробить броню дредноута. - Кто-то очень, очень сильно хочет нашей смерти, - сказал Тониус. - Нас... или того, с кем мы прибыли встретиться, - возразил Нейл. Они бежали вдоль потускневшей колоннады, и Нейл втолкнул обоих товарищей в боковой пассаж, когда огонь выстрела - яркий как солнце – пронесся по комнате - Золотой Трон! Должна же быть какая-то возможность! - крикнул Нэйл. Матуин залез в карман своей куртки и вытащил три заряженных фраг-гранаты. Он держал их как, торговец на рынке держит яблоки или плойны (ploins). Для Матуина полные карманы взрывчатки были обыденным явлением. Ведь он всегда чувствовал себя голым, если не был вооружен до зубов. - А у тебя случайно нет мини ядерной боеголовки в другом кармане? - спросил Тониус. - Мой другой костюм в стирке, - ответил Матуин. - Это должно сработать, - сказал Нейл, - мы воспользуемся тем, что имеем, - он огляделся. Они слышали лязгающую поступь надвигающегося дредноута, шипение его гидравлических пистонов, жужжание его двигателей... - Возможно, они даже не поцарапают его броню, - возразил Матуин. Помимо забавной привычки таскать с собой целый мини склад боеприпасов, другой особенностью Зефа Матуина был пессимизм. - Мы должны подпустить его поближе, - сказал Тониус. - Мы? - спросил Нейл. Он уже взял одну гранату и подбрасывал её как мяч. - Да, мистер Нейл. Мы, - Тониус взял другую гранату, держа её между большим и указательным пальцем, словно потенциально ядовитое насекомое. Ему действительно не нравилась перспектива сражения. Тониус мог взламывать когитаторы и базы данных в архивах быстрее, чем любой из них, и мог переделывать коды, которые они даже не могли понять. Он стал дознавателем Рейвенора из-за своего внушительного интеллекта, а не из-за таланта к убийству. Для этого Рейвенор держал на службе таких как Нейл и Матуин. - Нас трое, бомб тоже три, - констатировал Тониус. - И мы здесь все вместе. Я не собираюсь превратиться в фарш из-за этой твари, и намерен её остановить. Нейл неуверенно посмотрел на Матуина. - Плебеи, сейчас не время для споров, - с неприязнью произнес Тониус. - Не заставляйте меня напоминать вам, что фактически здесь командую я. - О, это прекрасно бы объяснило, почему фактически мы по уши в дерьме/в полной жопе, - ответил Нейл. Рядом рухнул солидный участок каменной стены, разнесенной в клочья утихнувшим огнем пушек. Чудовищный вес дредноута крушил в пыль оплавившийся камень, когда он проломился сквозь брешь. Он вновь бежали, спустившись на следующую террасу, пытаясь удержать дистанцию между собой и машиной для убийства. - Двигайтесь! - крикнул Матуин. - Я брошу первым. - Гарлон кивнул и сгреб в охапку Тониуса, который все ещё с недоумением осматривал свою гранату, прикидывая как надо установить циферблат, чтобы запустить таймер. Нейл втащил дознавателя в укрытие. Тониус стал приводить в порядок свои рукава. - Нейл, если ты растянул моё пальто... - начал он. Нейл свирепо на него посмотрел. На виду перед ними, Матуин установил взрыватель гранаты и повернулся. Когда дредноут появился в поле зрения, он метнул маленький черный заряд.
КАРА ВЕРНУЛАСЬ К РЕЙВЕНОРУ и Кюс, прыгая по балкам, словно мартышка, и пролетев последние метры. За ней спустился Эйзенхорн. Его несла гротескная фигура, чье некогда человеческое тело было искажено и раздуто колдовскими силами. Существо светилось жутким внутренним светом, а его обнаженные руки и туловище были покрыты рунами, печатями и тайными знаками. Цепи свисали с его лодыжек. Оно опустило громоздкое тело Эйзенхорна на плитку. - Благодарю, Черубаэль, - сказал он. Тварь, чья голова безвольно свисала, обнажила в жуткой улыбке зубы. - Это все? Я могу вернуться? - сказало оно. Его голос звучало подобно наждачной бумаге, трущейся об стекло. - Там осталось ещё много этих призраков, которых я могу сжечь. - Иди, - сказал Эйзенхорн. Жуткий демонхост взмыл обратно в дождливое небо. Внезапно снова начались потусторонние вопли. Свет вспыхнул и запульсировал. Эйзенхорн повернулся к креслу Рейвенора: - Сегодня Братия использовала все, чтобы остановить меня и предотвратить наш разговор. В том числе своих демонхостов. Черубаэль сражается с ними. Думаю, ему это нравится. - Ему? - произнес Рейвенор через вокс-передатчик кресла. - Учитель, во время нашей последней встречи ты называл это существо «оно». Эйзенхорн пожал плечами. Его аугметика застонала от жеста. - Мы достигли взаимопонимания. Это шокирует тебя, Гидеон? - Меня ничто больше не шокирует, - ответил Рейвенор. - Отлично, - сказал Эйзенхорн и повернулся к Каре и Кюс. - Нам нужно отойти на некоторое время, Кара. Если ты и твоя подружка не против. - Пэйшенс Кюс, - произнесла Кюс строгим и твердым голосом. - Я знаю, кто ты, - сказал Эйзенхорн, и вместе с Рейвенором они отошли прочь. Он начал тихо рассказывать своему бывшему ученику то, что сам знал о Божьей Братии. - Кара... это Эйзенхорн? - шепотом спросила Кюс, когда они наблюдали за их уходом. - Да, - ответила Кара. Она все еще не могла придти в себя после встречи, и была подавлена от настороженности в голосе Рейвенора. - После того, что вы с Гарлоном о нем рассказывали... Я ожидала... - Чего? - Чего-то более внушительного. Он выглядит сломленным стариком. И я не могу понять, почему он заигрывает с тварями Хаоса вроде того демонхоста. Кара пожала плечами. - Я не знаю о демонхосте. Он так долго ненавидел его и сражался с ним, а потом... Понятия не имею. Возможно, он стал радикалом. Но ты не права, говоря, что он просто сломленный старик. Да, он сломлен и стар... но я бы скорее безоружной сразилась с Рейвенором, чем перешла дорогу Грегору Эйзенхорну'
ГРАНАТА МАТУИНА ВЗОРВАЛАСЬ. Бросок был хорош, но в последний момент она случайно отскочила и взорвалась под шагающим дредноутом. Невредимая машина прошла через огненный шар. Матуин прыгнул в укрытие, когда пушки вновь начали стрелять. - Черт... полагаю, мой ход, - сказал Нейл. Он установил таймер на четыре секунды, вдавил взрыватель, а затем, выпрыгнув в коридор, швырнул её из-под руки. Затем он бросился в укрытие. Граната заскользила вперед, движимая приданым Нейлом импульсом, и с глухим звукам врезалась в переднюю часть дредноута. Она взорвалась прямо в момент отскока. Дредноут исчез в облаке огня, которое сгустилось в коридоре, сжатое и удерживаемое стенами и кровлей. Когда оно расселось, Тониус увидел дредноут. Он обгорел спереди, но был совсем, совсем не мертв. - Варп побери. Похоже, остался только я.
- ТЫ УПРАЖНЯЛСЯ В ПРОВИДЕНИИ, - сказал Грегор. - Я это знаю. Время, которое ты провел с эльдар, подтолкнуло тебя в этом направлении. - Я не отрицаю этого, - ответил Рейвенор. - Но именно это сделало тебя таким заметным для Братии, - сказал Эйзенхорн. - Это освещает тебя в переплетении путей будущего. Поэтому они обнаружили тебя в своих пророчествах. На мгновение Рейвенор замолчал. - И ты проделал весь этот путь и так рисковал чтобы... предупредить меня? - Конечно. - Я польщен. - Нет. Ты бы сделал на моём месте то же самое. - Я в этом уверен. Но то, что ты мне поведал... безумно. Склонив голову, Эйзенхорн водил пальцами правой руки вверх и вниз вдоль холодной рукояти рунного посоха. - Конечно, это звучит дико, - сказал он. Но это правда. Ответь мне... если ты мне не веришь, почему эти глупые культисты так упорно пытались предотвратить нашу встречу? Они знают, что это правда. Они хотели, чтобы ты не получил предупреждение. - О том, что я стану причиной рождения демона? - Ты, или близкий к тебе. Спусковым крючком послужит нечто, что произойдет на Юстис Майорис. Рейвенор застыл в ошеломлении внутри своего силового кресла. - Я не буду лгать, Грегор. Моё текущее расследование связано с этим миром. Я направлялся на Юстис Майорис, когда свернул на встречу с тобой. Но я не знаю ничего об этом Слайте. Он не фигурировал ни в одном деле. Я не могу поверить, что нечто, совершенное мной... или кем-то из моих людей... - Гидеон, а я всё ещё не привык к тому, что теперь мой единственный помощник - демонхост. Судьба удивляет нас. - И что теперь я должен сделать после твоего предупреждения? Прекратить все расследования на Юстис? Быстро улетать от этого мира в надежде на то, что избегая его, я нарушу пророчество? Лицо Эйзенхорна скрывала тень. - Возможно, тебе стоит это сделать. - Нет, сказал Рейвенор. - Я должен быть осторожным. Внимательным в своих действиях, бдительным в наблюдении за действиями моей команды. Если в пророчестве Братии и была истина, она наверняка связана с серьезной конспирацией, которую я сейчас прекращаю на Юстис Майорис. Но я расследую это дело до конца. Я не исполню возложенный тобой на меня долг, если не сделаю этого. В конце концов, будущее не предопределено. Мы создаем его, не так ли? - Думаю да. Надеюсь на это. - Грегор, где это видано, что бы кто-нибудь из нас двоих отлынивал от службы Золотому Трону только потому, что боялся дурных последствий? Мы инквизиторы и мы ищем, а не прячемся. Эйзенхорн поднял голову и позволил каплям дождя стечь с его поднятой руки. - Гидеон, я пришел, чтобы просто предупредить тебя. Я никогда не ожидал, что ты изменишь свой курс. Но теперь ты, по крайней мере, знаешь, что может быть. Ты можешь подготовиться к этому. Это все чего я хочу. Далеко позади них, звук быстрой стрельбы из пушек и глухих взрывов отдавались эхом в башне. - Похоже, время для нашего разговора истекло, - сказал Эйзенхорн
КАРМАНЫ КАРЛА НЕ были набиты оружием и боеприпасами, но он все равно в них полез. В первом, мини-когитатор, в другом два информ-планшета. В третьем, закрытый кожаный футляр, в который он поместил свои вещи: файлы, дата-штифты, забавные щетки, тюбики лубриканта, пузырек клея, щипцы и пинцеты. Все безделушки, которые помогали ему превозмогать и чинить на скорую руку кодиферы и когитаторы. - Карл! В укрытие! - Заорал Нейл. Тониус вытащил тюбик клея и натер сочащимся носиком часть шарообразной гранаты, секунду подождав, пока клей не достигнет нужного состояния. Затем, сделав глубокий вдох, он выступил из укрытия прямо перед дредноутом и высоко подбросил гранату. Она ударилась о переднюю часть дредноута и прилипла. Матуин выпрыгнул из укрытия и схватил Тониуса, втащив его за колонну. Граната взорвалась. - Вы выдели? - сказал Тониус. - Вы видели, как работают мыслящие люди? Но дредноут все еще не погиб. Взрыв расщепил пластины у него на брюхе, но он все еще двигался, все еще шел и продолжал стрелять. Тониус пожал плечами. - Ладно... мы покойники. Внезапно дредноут прекратил стрелять. Он застыл. Холод распространился по комнате. Кресло Рейвенора появилось в поле зрения, направляясь к машине для убийства. Силой воли он мгновенно остановил его орудия. Тонкая корка льда внезапно покрыла стены, а также кресло Рейвенора и дредноут. Машина пыталась двигаться. Циклические механизмы дрожали, пытаясь прочистить орудия. Высокая фигура шагала следом за Рейвенором и направилась к дредноуту. В одной его руке был рунный посох, а в другой обнаженная сабля. Его накидка развевалась позади него. - Святая Терра! Эйзенхорн?! - крикнул Нейл за секунду до того как ментальная хватка Рейвенора спала, и пушки дредноута продолжили свою убийственную работу, Эйзенхорн размахнулся саблей - Ожесточающей - и разрубил дредноут пополам. Лезвие сабли прошло через пробитую гранатой Тониуса трещину. Эйзенхорн отстранился и прикрыл лицо, когда дредноут вспыхнул. Пугающий и величественный, освещенный пламенем сзади, он оглянулся на них и сказал. - Так мы идем?
ПОСЛЕ УНИЧТОЖЕНИЯ ДРЕДНОУТА, выжившие из Братии бежали. Два инквизитора и их отряд перебили многих, пытавшихся скрыться в буре. Вытягивая разумом свой кайн из трупа, Кюс наблюдала, как Эйзенхорн прорубает себе путь сквозь дрогнувших врагов. - Теперь я вижу, что ты имела в виду, - сказала она Каре Свол.
- МНЕ ПОРА, - произнес Грегор Эйзенхорн. Он посмотрел через пролет моста на башню. На её вершине все ещё скакали кричащие цвета. - Теперь Черубаэлю нужна моя помощь. Я должен идти. - Я буду бдителен, - сказал Рейвенор. Эйзенхорн встал на колени и прижал морщинистые руки к боку кресла. - Да пребудет с тобой Император. Я сделал то, что был должен. Теперь дело за тобой, Гидеон. Эйзенхорн встал и посмотрел на остальных. - Мадмуазель Кюс. Дознаватель. Мистер Матуин. Я рад, что встретил вас всех. Он кивнул каждому. – Кара? Она улыбнулась. – Грегор. - Пусть на твоем пути не будет никаких трудностей. Присмотри за Гидеоном вместо меня. - Хорошо. Эйзенхорн посмотрел на Гарлона и протянул ему руку. Нейл сжал её обеими руками. - Гарлон. Как в старые времена. - Император защитит тебя, Грегор. - Надеюсь, - сказал Эйзенхорн и двинулся мимо опор моста обратно к башне, где все ещё вспыхивали пронзительно яркие цвета и разлетались искры. Они знали, что больше никогда его не увидят. Если только будущее не было таким определенным, как казалось.
МАЛИНТЕР УДАЛЯЛСЯ. Нейл выводил транспорт на низкую орбиту и посылал сигналы на корабль. Когда курс был установлен и заработал автопилот, он повернулся в кресле и посмотрел на Рейвенора. - Он не был таким как раньше. «Что ты имеешь в виду?» - Он выглядел вменяемым настолько, что казался безумным. «Да. Я тоже так думаю. Но, так или иначе, я должен ему поверить». - О чем? «О опасностях впереди, Гарлон. О том, чем мы рискуем». - Итак... что мы будем делать? «Мы продолжим. Мы сделаем все, что в наших силах. Будем служить Императору Человечества... И если произойдет то, о чём говорил Грегор, мы с этим разберемся. Если у тебя нет идеи получше». - Ни одной, - ответил Нейл, отвернувшись и глядя на рычаги управления. «Хорошо» - Произнес Рейвенор, и развернул свое кресло, направившись в отсек за кабиной, где собрались остальные. Нейл вздохнул и посмотрел на звезды. Впереди их ожидало безмолвное будущее.
Сообщение отредактировал MaLal - Воскресенье, 2012-01-15, 4:16:53
Брешь в защите Автор:Dan Abnett Переводчик:Desperado Источник:Warforge
Пули изрешетили то место, где доли секунды назад стоял Слик Девлан, нырнувший за груду ящиков. Ему стало не по себе. Если бы он не заметил короткий отблеск яркого солнца, отраженного от металла, то был бы сейчас похож на дуршлаг. Целиком спрятавшись за прочными ящиками с боеприпасами, он рискнул выглянуть, чтобы попытаться обнаружить стрелявшего и перехватить у убийцы инициативу. В окне второго этажа Слик заметил какое-то движение. Посмотрев налево, он увидел, что инквизитор Эйзенхорн, тоже заметивший незнакомца, без промедления кинулся через пустынную площадь на перехват. Слик поднял обе свои пушки и сделал короткий залп по тому месту, где увидел таинственного снайпера. Он понимал, что незнакомец скорее всего уже давно убрался с того места, но во всяком случае лучше было подстраховаться и прикрыть огнем почтенного инквизитора. Этот парень был таким древним, что Слик поразился скорости, с которой тот пересекал открытую площадь, он сомневался, что сам смог бы пробежать так быстро. До него доходили некоторые дикие слухи о возрасте инквизитора, даже если которые Эйзенхорн и подтвердил бы, Слик все равно с трудом бы смог поверить, что этому человеку уже сотни лет.
Он был в недоумении, зачем кому-то понадобилось прилетать в эту заброшенную адскую дыру? Место встречи предположительно было тайным, или, по крайней мере, он так предполагал. Тихое шарканье за спиной Слика прервало ход мыслей, с молниеносной быстротой он развернулся на месте и дал выход ярости своих пушек. Если кто-то подкрался со спины, то у него уже не было времени пожалеть об этом. Пули Слика достигли своей цели, угодив в ногу крупного и страшного на вид человека, орудующего еще более ужасающим, чем он сам, копьем. Его противник опустился на одну ногу, и Слик возвел пистолеты, чтобы добить звероподобного человека. Сперва стреляй, потом задавай вопросы - таков был образ мышления Слика. Тот парень действительно был очень крепким, его нога была нашпигована свинцом, а он просто поднялся и выглядел скорее раздраженным, чем смертельно раненным.
- Прощай, приятель! - сказал Слик. Его пистолеты были нацелены тому прямо в испещренный шрамами лоб. «Даже этот головорез уже не встанет, после того как его мозги разлетятся по всему пыльному полу», - говорил он себе, нежно спуская курки. Страх застыл на лице громилы, когда спусковые курки зловеще щелкнули в пустом помещении. Противник Слика пристально посмотрел ему в глаза, на грубом лице застыла жестокая улыбка. Грозно вознеся свое копье, он двинулся прямо на наемного стрелка.
***** Эйзенхорн добрался до бетонного арочного проема, остановившись на мгновение, чтобы перевести дыхание. Увидев потрескавшуюся каменную табличку над входом, он сделал вывод, что это здание некогда служило Судебной Палатой. Это было еще до того, как люди Галдаса подняли мятеж против коррумпированного деспотичного правительства. Даже в нынешнем разрушенном состоянии здание имело существенную важность для Империума, и кто бы ни стрелял в него, тот знал о тайнах находящихся внутри. Кто бы это ни был, он должен быть остановлен, прежде чем поставит под угрозу его миссию. Незнакомец запер дверь изнутри, но для инквизитора это не представляло существенной проблемы. Хорошо рассчитанным ударом поддерживаемой металлической шиной ноги по толстым деревянным балкам Эйзенхорн с громким треском разбил дверь. Быстро поднимаясь по пыльным мраморным лестницам, он проделал путь до судебного офиса, расположенного на самом верхнем этаже. Вбежав в дверь, его подозрения о личности загадочного нападавшего подтвердились. - Грусс! - голос Эйзенхорна выдал его глубокое презрение к культисту Бога-Машины. Пред ним стояло высокое существо в красном одеянии, символ Адептус Механикус - зубчатое колесо - висел на цепи у него на шее. Четыре металлических щупальца торчали из-под одежд. Каждое из них двигалось независимо от остальных, извиваясь подобно каким-то необычным железным змеям, они потянулись и подключились к ряду разъемов у дальней стены.
- Добрый день, Эйзенхорн. Так мило с твоей стороны присоединиться к нам, - металлический голос магоса Дельфана Грусса раздавался из динамиков, встроенных в небольшой синтезатор у него на груди.
- Назови мне хотя бы одну причину, почему я не должен прикончить тебя на месте, предатель, - кричал на техножреца Эйзенхорн, вытаскивая острый стальной клинок выполненный в древнем стиле.
- Я тебе нужен, Эйзенхорн. Если ты хочешь получить хоть малейший шанс пробраться через защитные поля в нижние уровни, то у тебя хватит мозгов держать себя на расстоянии. Как бы это не раздражало Эйзенхорна, он понимал, что в словах Грусса есть доля правды. Тайный проход в подземные хранилища имел некую защитную систему. Лишь техножрец мог иметь необходимый для отключения шифровальный код. Сделав шаг назад от жреца в красном одеянии, Эйзенхорн заметил тень, пересекающую дальнюю стену. Развернувшись с поразительной скоростью он поднял клинок как раз вовремя, чтобы остановить описывающее дугу копье. Еще до того, как искры от столкновения двух лезвий исчезли, внутреннее чутье Эйзенхорна подсказало ему, что этот человек был слишком силен, чтобы с ним драться. Достигнув глубин души противника, инквизитор сконцентрировался на поиске пути в подсознание воина. Пробиваясь сквозь крепкие ментальные барьеры, возведенные его противником, Эйзенхорн послал указание в разум воина. Сержант Стоун был не в состоянии противиться и не бросить оружие. Даже если бы каждый инстинкт его тела воина говорил ему, что сделать так - означает оставить себя беззащитным, он не смог бы остановить свои пальцы от релаксации и позволить острому копью выпасть из его крепкой хватки.
Эйзенхорн избавился от своего противника, выбросив того из окна третьего этажа. Вспышка гнева охватила обычно хладнокровного Эйзенхорна, когда он увидел, что Грусс исчез. Перед ним находился открытый проход в деревянной панели у дальней стены, это и был потайной вход. Узкая лестница уходила вниз во тьму нижних уровней. Не мешкая, инквизитор ринулся вниз по лестнице за техножрецом.
Главное помещение подземного бункера было тускло освещено. Осторожно войдя туда, Эйзенхорн выругался, когда понял, что здесь нет следов Грусса. Множество огоньков на контрольной панели сигнализировали о том, что системы сработали оперативно; техножрец работал с невероятной скоростью. За надоедливым гудением генератора Эйзенхорн расслышал приглушенный щелчок, раздавшийся в коридоре, ведущем из в главного помещения. Следуя по изогнутому коридору, он попал в другую меньшую комнату, в центре которой стоял Грусс, соединенный с контрольной панелью.
- Ты опоздал, Эйзенхорн, через секунды драгоценная информация, хранимая в этих файлах будет немедленно передана моим собратьям; недолго осталось нашим культам жить в страхе перед такими как ты. - Пока Грусс говорил, искры энергии били из кабелей, подсоединенных к консоли. Эйзенхорн позволил себе редкую улыбку, когда искра превратилась в раскаленный поток энергии, побежавший через соединяющий кабель по направлению к техножрецу. Магос Дельфан Грусс забился в конвульсиях, дым повалил из-под капюшона, после соединение разорвалось, и он рухнул на пол.
- Ты и вправду верил, что можешь получить доступ к информации с таким высоким уровнем защиты без верных кодов? Защитная система была установлена, куда более умелым человеком, чем ты, Грусс. Эйзенхорн иронически засмеялся над распростертым культистом. В этот момент из громкоговорителей в стенах раздался записанный голос: - Нарушение системы безопасности. Одна минута до выключения. Эйзенхорн развернулся, чтобы уйти: - Я пришел, дабы убедиться, что никто не сможет получить доступ к этой информации; кажется, ты преуспел в выполнении этой миссии и без меня, Грусс, - сказал он, поспешно покидая помещение.
Яркий солнечный свет бил в лицо Эйзенхорну, пока он бежал от здания. По воле случая Слик Девлан сидел неподалеку на груде камней и до блеска натирал свой пистолет цвета слоновой кости. Инквизитор был искренне рад видеть его живым. Как только Эйзенхорн пробежал мимо него, стрелок выплюнул полный рот скалвида (skalweed - табак какой-то жевательный, наверное).
- Девлан, вставай и беги! - закричал Эйзенхорн, несясь дальше.
- Что за спешка? - отозвался стрелок, быстренько спрыгнув на ноги и последовав за инквизитором. Его слова утонули в мощном взрыве. Шар огня поглотил разрушенное здание, швырнув бегущего Слика лицом в пыльную землю.
Эйзенхорн стоял на нагромождении булыжников, обозревая развалины перед ним. Все, что осталось от Центрального Информационного Хранилища Инквизиции, так это огромный кратер. При удачном стечении обстоятельств магос Дельфан Грусс должен был погибнуть при взрыве, но что-то подсказывало Эйзенхорну, что их пути еще пересекутся.
Сообщение отредактировал MaLal - Воскресенье, 2012-01-15, 4:17:07
Во время свободного падения в вихре, Жара’шан просил ветер снять все сомнения. Он расставил свои руки широко, он опрометчиво нарушал свою обтекаемую форму, принимая на себя весь гнев ветра. Он отвечал с удвоенной силой, ударяя в узловатую плоть его брони и заставляя его выть от свободы. В единстве со штормом, он ощущал единственный мир, который он признавал. Как только он выпал, Хаз’тур зафиксировал свой взгляд на чёрной точке главы когтя далеко внизу и жестоко усмехался. Во время вахты он получил команду. Слова волшебника отозвались в его разуме шелковистым шёпотом: глава когтя не должен вернуться с терзания. Высматривая наконечник монолита, пробивающего облака, Жара’шан неохотно включил свой прыжковый ранец, чтобы повернуть. Эта вещь была порождением Чёрного Солнца и не заслуживала доверия. Так же как и безликий ублюдок, который их сюда притащил… С ясностью, порождённой штормом, Жара’шан внезапно осознал, что он убьёт колдуна. Будь прокляты планы Лорда Вассааго, когда этот урожай будет собран, он вырвет раковую опухоль, пожирающую его боевую команду. С рыком удовлетворения глава когтя начал отвесное падение, несясь к отдалённым шпилям.
Осторожно Зет приблизился к тихому монолиту. Связка держала дистанцию, но Зет сказал себе, что здесь нечего бояться. Ради эксперимента он потянулся к длинному, подобному кинжалу шипу, колеблясь от мысли об останках шипящих в верхних ветвях. - Ты хочешь меня для чего-то… Чего-то другого, чем обугленное мясо. И я хочу. Сломать их всех и разрушить. Принести им вниз крики и утопить в собственной лжи. Слова без проса вырывались откуда-то из тёмных и голодных глубин души Зета. Они были отвратительно чуждые, но всё же ноюще знакомые. Истинные слова. Ошеломлённый, Зет отклонился назад, шип спокойно лежал в его ладони. Он уставился на него в замешательстве. Когда он действительно прикоснулся к нему? Он потянулся к нему, но тогда он колебался… Мысль была оборвана воющим криком. Отражаясь от облаков - это был звериный звук, который заставил застыть вампиров, подобно приманке иглы. Зет осознал это в течение одного удара сердца. Высокий тёмный шрам, его лицо было в путанице ритуальных шрамов, оценил ситуацию: - Услышьте Полуночных отцов, и откройте ваши сердца Истинной Ночи! – его голос был глубоким и богатым, не смотря на юность. – Мы вынесли Причастие Божественной Резни и сейчас Боги спустятся к нам! Зет смог увидеть, что он ими завладел. В своём сумасшествии он был даже прав. Крик сверху подтвердил это. Все его видения были реальны. Повелители были здесь! - Вещи, которые вы здесь видели в Спиралях, они ничто! Там… - тёмный шрам ткнул в небо – Там вся боль и смерть! Единственная вещь, которую вы должны спросить: охотник ли я… или я всего лишь мясо? И затем что-то вынырнуло с небес, и оратор исчез.
Взлетая назад в облака, его жертва была изящно зацеплена между плечевыми лезвиями, Хаз’тур закричал от восторга. Он жил ради этих мгновений изящной резни, превосходные подношения хаосу проходили в основе всех его действий. Но в этот раз истинную радость доставило, что он отобрал у главы когтя первое убийство! Изогнувшись в ветре, он увидел как Жара’шан наблюдал за ним. Они разглядывали друг друга в парящем бездействии, поскольку другие кружились с ними. Хаз’тур ждал, нити слюней капали из его пасти, в ожидании столкновения. Его когти сверкали на свободе, Жара’шан зажёг свои двигатели… и нырнул на площадь. Хаз’тур засмеялся, зная, что это не страх отогнал его конкурента. Несмотря на тысячелетия, проведённые во тьме, глава когтя всё ещё руководствовался долгом. В своём сердце, древний монстр был всё ещё Космическим Десантником.
Зет заметил промелькнувшее пятно теней, и, спустя секунду, второй вампир был выхвачен из изумлённой толпы. Это произошло за мгновение ока – работа мастера. Третий был помедленнее, и Зет рассмотрел нечто человекоподобное и невероятно огромное. Повелитель Ночи. Имя проскользнуло в его разуме, благоухающее своими перспективами. Он не знал: было ли это ещё одним подарком Иглы, или каким-то более глубоким откровением, но его сердце пело. Признавая их игру, признавая их, Зет присел возле монолита и наблюдал. Удары не были случайными. Они забирали только сумасшедших: берсерк из разрушителей, фанатик из тёмных шрамов, невнятно бормочущий что-то поедающий плоть… и каждый, кто бежал к воротам. Отсеивание слабых. Поглядев на свою связку, Зет вздрогнул. Они сбились в кучу и пялились на облака! Он хотел забрать их в укрытие, но не собирался рисковать, крича как поражённые небом дураки. Сейчас было не время отвлекаться. Неохотно, он перевёл взгляд на игру Повелителей Ночи. Она была прекрасна…
***
Подцепив ещё одну жертву на свои наплечные шипы, Жара'шан размышлял над вызовом Хаз'тура. Он был неизбежен, но всё же удивил. Неужели его коготь забыл, что миссия всегда на первом месте? Неужели они пали так низко? Повелители Ночи вступили в Долгую Войну, принеся присягу свергнуть ложь, которой был Империум, но сейчас, наблюдая за своими жадными, вопящими братьями, он спрашивал себя – что теперь связывает их вместе. Обеспокоенный, сверхъестественно пристальный взгляд Жара'шана наблюдал за молодёжью. Он увидел, что кто-то прячется за монолитом. Он был худым, его белое как кость лицо контрастировало с длинными чёрными волосами, но его неподвижность бросалась в глаза. Уже дважды он заметил это, убеждённый, что он не прятался из трусости. Нет, здесь не было никакого страха, в то же время он был свободен от гнева и веры, которые так часто ослепляют бесстрашием… Брат, летевший за ним, укоризненно шипел. Коготь начала утомлять игра в тени и их дерзость разозлила его. Если Хаз'тур захватит лидерство сейчас, последуют ли они за ним? Неужели их преданность, нет, их боязнь главы когтя настолько уменьшилась? С горечью он вспомнил, что Хаз'тур был его собственным урожаем, который он когда-то собирал. Проревев команду, он ринулся вниз с облачного покрова.
Толпа затихла, когда увидела зазубренные чёрные фигуры, появившиеся в облаках. Двигаясь по спирали над площадью быстрыми дугами, их дорожки пересекались с высокомерной точностью – лётчики что-то писали на небе. Зет наблюдал, как они формировались и исчезали снова и снова. Это был всего лишь фантом, воплощаемый в инверсивных следах их двигателей, но восьмиконечная звезда была всё ещё хорошо видна. Зет выскочил, разрываясь между ненавистью и тоской, борясь, чтобы остановить себя. Время уходило, и его связка застыла на смертоносной земле… Внезапно Зет выбежал на открытое пространство и закричал: - План таков! – он захватил внимание всех сумасшедших и, возможно, так же Повелителей Ночи… - Если хотите жить, то идите к Игле! Не задавая вопросов, Брокс и Керт подались к нему, но затем Виво начал глумиться: - Ты сумасшедший, командир: Игла – ловушка! Мы вознесёмся к звёздам с ангелами! Он был крысой, но у него были простые ответы, и для связки этого было достаточно, чтобы послушаться. Волосы на загривке Зета покалывали в ожидании разрывающих когтей. У него не было на это времени… Внезапно Зет проник в глаза Виво, открывая его разум ужасной тёмной стране, так недавно показанной ему Иглой. Виво лишь мельком увидел правду, но она мгновенно разорвала его разум. В тот момент, когда он упал на землю, он умер уже тысячу раз.
Проплывая над площадью, Езод качнулся от проходящей через него энергии чёрного света. Это было всего лишь эхо, но и это вялое зло почти разрушило его астральную проекцию. Холодно перейдя от замешательства к любопытству, колдун осмотрел площадь. Он бросил свой разум в сторону атаки, но сцена внизу была непроницаемым болтом психического мучения. Исследуя кричащих скребущихся животных, Езод почувствовал неловкость. Неужели здесь на самом деле был такой разум среди этих негодяев? Разум, который сфокусировал Чёрную Звезду?
Зет уставился на труп Виво в замешательстве, то ли от ужаса, толи от… наслаждения? Как он это сделал? И почему это его беспокоило, когда он чувствовал себя так хорошо? И почему он чувствовал вкус крови? Услышав внезапный ропот толпы, Зет осознал, что они все это чувствуют. Кровь была в дожде. Глядя вверх, он увидел чёрные ручьи, льющиеся сверху. Он быстро затянул Брокса и Керта в тень Иглы, уже осознавая, что для других уже было слишком поздно. Без предупреждения ливень превратился в адский шторм. Блестящие внутренностями, оторванными конечностями и неузнаваемые мокрые фигуры обрушились на ужасную толпу, как охотники на свою добычу. Хором криков и резкого щебетания они носились взад и вперёд, поливая толпу кровью, когда они кружились ниже. Вампиры паниковали, отчаянно уклоняясь и ныряя, что бы избежать лётчиков, многие поскользнулись в крови и были затоптаны своими соседями. Зет увидел Повелителя Ночи низко скользящего над толпой, его когтистые ноги только скользили по головам. Его шлем был сделан в облике рычащего волка, его волчьи уши расширялись в стилизованные крылья летучей мыши, глаза горели холодным огнём. Когда он нёсся над ними, его резкий голос как-то прорывался сквозь хаос: - Мы тьма между звёзд… Умри за нас… Мы жажда убийства в ваших сердцах… Убей ради нас… Мы истина среди лжи… Убей или умри… Это было как будто какой-то включению переключателя, который находился глубоко в их душах. Сначала разрушители вошли в неистовство, набросившись с грубыми топорами и булавами, затем тёмные шрамы набросились на неверующих с костяными ножами и символами веры, тени, гвозди и статики все двинулись один на другого во имя Повелителей Ночи. И всё это время Повелители Ночи кружили сверху, истекая ядом и мучаясь, но убивая только тех, кто сбегал. Наблюдая за смертью своей связки, Зет ничего не ощущал.
Расставив руки, Хаз'тур пронёсся между парой убегавших вампиров, аккуратно разделив обоих в области талии, превратив двоих в четверых. Он кружился, интересуясь, как далеко пробегут их не обременённые ноги, но они только шлёпнулись. Это было слабым развлечением, и его кровавая песня присоединилась к звукам бешеной толпы. Слушая, как глава когтя закончил свою тщеславную речь, Хаз’тур понял, что время настало. Сгорая от нетерпения, он взлетел в облака. Наблюдая, как его соперник взлетел ввысь, Жара'шан почувствовал тревожный укол своих инстинктов, но новобранцы потребовали его внимания. Они сражались с впечатляющей свирепостью, но лишь несколько предлагали истинную глубину своей тьмы. Ещё раз его мысли вернулись к странному, тихому вампиру. В нём было что-то от вахты рапторов в его неподвижности, и он задавался вопросом – жив ли он ещё. Заинтригованный он полетел к монолиту. Зет увидел, злорадную восьмиконечную звезду, что появилась снова, сверкая завершённостью, насыщенную кровью жертвоприношения вампиров. Оценивая обстоятельства, он жевал свою губу, внезапно засомневавшись. С нами будет всё в порядке, шеф? – Спросил Брокс. У него были широкие глаза. Большой вампир, который никогда не был лучшим игроком в команде, но он всегда был предан. - Только следуйте плану, - сказал Зет. – Идите. Вы оба. – нервничая, Брокс и Керт вернулись в промежутки Иглы… и исчезли. Зет знал, что это поворотный момент. Он теперь мог убежать, и Повелители Ночи никогда об этом не узнают. Вернувшись, он бы стал королём шпилей. Но момент был упущен. В конце концов, этого было бы недостаточно. Зет взглянул вверх и увидел, что Повелитель Ночи в волчьем шлеме был здесь. Вампир смотрел прямо на него. Когда Жара'шан приблизился к Игле, его глаза безошибочно определили мальчика. Как будто он ждёт его. Странность заставила его остановиться, и сейчас они оценивали друг друга, внешний разгром был забыт. Обеспокоенный Жара'шан задавался вопросом – что связывало его с монолитом. Был ли он ещё одним порождением Чёрного Солнца? Внезапно глаза вампира переместились вверх, его предупреждение последовало за один удар сердца до того, как Жара'шан услышал охотника. Он с рыком отпрянул и когтистая нога Хаз'тура ударила его прямо в грудь. Вздувшаяся отвратительная тварь сорвала главу когтя с неба, сбросив его на площадь с дикой силой. Три вампира превратилось в кровавые ошмётки под ним, а на рокритовой поверхности образовалась широкая трещина. Инстинктивно Жара'шан откатился вбок, когда когти Хаз'тура рванулись к нему, и тварь спустилась на рокрит. С идеальным балансом Хаз'тур приземлился на ноги и кружил возле своего противника, покачивая своими монструозными костяными ножами. Неспособный оправиться, Жара'шан мог только откатываться снова и снова. Разбитые кости его композитных рёбер рвали его грудь как разбитое стекло. Движения слишком медленные. Он взглянул на один из своих наплечников. Броня держалась, но было достаточно сбиться со спасительного ритма и Хаз'тур окажется на нём в один момент, его нога приземлиться на грудь главы когтя и впечатает её в землю. - Твоя Долгая Война – ложь… - голос твари был хриплым от удовольствия, слюни брызгали на броню главы когтя. – И ты всегда был слеп к Истинной Ночи! Когда костяные ножи рванулись вниз, Жара’шан включил свой прыжковый ранец. Взрывная сила оторвала его от противника, протаскивая его сквозь ноги кричащей толпы. Он сжал зубы от муки, когда он нёсся по рокриту в дожде искр, оскорблённый прыжковый ранец брыкался и ревел под ним как живой. Внезапно из его сопел вырвалось пламя, сжигая его бронированные ноги и оставляя за собой след пламени на своём пути. Отчаянно он пытался выключить мощность, но измученный дух машины не подчинялся. Даже возясь с зажимами крепления, он знал, что уже слишком поздно. Смелый манёвр Жара'шана ударил Хаз'тура о землю, его ноги ушли из под него. Когда он встал, хрустящий удар отозвался через площадь, мгновение спустя яркая вспышка света озарила небеса. Его глаза сверкали, Хаз'тур запрокинул голову и проревел о своей победе небесам. Радость была нарушена острой болью в бедре, и он обернулся, но тот, кто его атаковал уже отпрыгнул, а его чёрный кинжал блестел от крови Хаз'тура. Невероятно, но это был всего лишь какой-то вампир, более худой, чем другие и болезненно бледный. Обернувшись, он заметил его холодную усмешку, перед тем как скрылся в кипящей толпе. Со звериным рёвом Хаз'тур рванулся за нападавшим, прорываясь сквозь толпу, как главный поток разрушения, разрезая, разбивая и сокрушая всё на своём пути сквозь вампиров. Некоторые пытались убежать, некоторые поворачивались к нему со своим жалким оружием, но все были размолоты на куски мяса и костей, устилавших его след. И когда он пробился, его обидчик ждал его. Он был менее чем в двадцати шагах от него, скрываясь около монолита, его глаза холодные и расчётливые. Исчезающе малая, рациональная часть разума Хаз'тура всплыла из гнева, предупреждая и задавая вопросы. Что это было за создание? Как могло его слабое лезвие могло поцарапать его броню, не говоря уже про проникновение? Он был богом рядом с червём, но как тот смог пустить кровь? Как будто ощущая сомнения Хаз'тура, вампир указал на него, затем медленно, преднамеренно провёл пальцем по своему горлу. Затем он нырнул в тень монолита и исчез в мгновение ока. Не вампир, но призрак… Шипя, Хаз'тур прыгнул к тому месту, которое мгновение назад занимало существо, неистово принюхиваясь, выискивая спрятавшуюся фигуру в тёмных изгибах Иглы. Что это за обман? И затем он увидел его. Холодные серые глаза, глядели на него сквозь железную сеть. Внутри Иглы! Молниеносно быстро, Хаз'тур ударил в щель, призрак уже исчез, нырнув назад во тьму. Вспышка восхищения промелькнула сквозь гнев, когда Хаз'тур исследовал переплетения монолита. Да, здесь были промежутки, которых бы хватило, чтобы пролезть червяку, но какой дурак будет скрываться в этой машине для убийства? Ответ пришёл на гребне гнева: тот, кто насмехался бы над раптором! Внезапно он начал избивать Иглу. Железо было твёрдым, но ломким и оно быстро ломалось под его костяными колунами.
Центр Иглы был полой вертикальной шахтой. Зет полагал, что она проходит сквозь весь улей, а может даже и дальше, но он обычно спускался на несколько уровней. Борясь со своими свернувшимися внутренностями, он слышал, как охотник прорывался внутрь. Мимо него пролетали железные куски, быстро исчезая в бездне, и он задрожал, задаваясь вопросом: закончиться ли когда-нибудь падение в эту тьму? Но он не собирался падать. Он совершал этот подъем бесчисленное количество раз в течение многих лет, находя промежутки в переплетениях уровней улья. Конечно, они были уже оставлены, но здесь было необходимо убрать много мусора, и он приготовился к этой ночи. С последним визгом истерзанного металла, ворвался Повелитель Ночи, и Зет оставил осторожность, быстрее спускаясь в шахту. Он бросил взгляд на других, ждавших внизу, присевших в помещении на другой стороне сети. Он был почти там… Внезапно что-то огромное и тёмное пролетело мимо, ужас от этого почти сбросил его. Оно ударилось о стену шахты снизу с жестоким лязгом, и срикошетировал дальше во тьму. Глядя вниз, он увидел вспышку света, расцветшую в глубинах. Спустя удар сердца, в шахте отразился рёв двигателя и свет начал возноситься вверх.
Опрометчиво прыгнув в Иглу, Хаз'тур камнем упал в бездну. Этот проклятый варпом призрак насмехался над ним! Неистово взлетая в шахте, он ударил по цели, на толщину волоса промахнувшись, когда она ускользнула от него в другую щель. В неистовстве, он отлетел назад и сжался в шар из шипов. Двигатели воспламенились, и он направил себя на железное препятствие. Удар врывающегося раптора всколыхнул рокритовый коридор, но бегущие изо всех сил вампиры не огладывались. Мерцавшие осветительные шары, были не единственными вещами, которые они здесь установили. На протяжении нескольких лет они превращали это место в смертельную ловушку, и любая оплошность убьёт их, как в принципе и когти раптора. Перепрыгивая почти невидимые провода, Зет почувствовал, как в нём растёт паника. Он планировал лучший исход, но явное физическое превосходство раптора удивило его. Внезапно годы проектирования и очистки мусора показались жалкими, но он верил в обещание Иглы. Он испытает звёзды…
Хаз'тур, подобно дикому ядру, прорвался сквозь сеть и застрял в наклонённой стене через тридцать шагов. Удар размолол в пыль рокрит и встряхнул всё помещение. Ревя, он вырвался из рваного кратера, разбрасывая ливень обломков, приземляясь в диком присесте. Он оглядывался быстрыми, птичьими движениями головы, оценивая территорию. Низкий потолок, серые рокритовые стены, пронизанные трубами, проходы, изгибающиеся во всех направлениях… Это был не настоящий уровень, только служебные помещения, предназначенные для работы часового механизма улья. Это будет лабиринт туннелей и загромождённых помещений, которые будут помогать его добыче и мешать его большим размерам. Умный маленький призрак. Но он чуял их запах. Их было трое, и они были близко. Без возможности прыгать, не говоря уже о полёте в ограниченном пространстве, понёсся к выходу… и земля провалилась под его ногами. Сработали нечеловеческие рефлексы, он поймал край ямы и толчком выпрыгнул из неё. Оглянувшись, он зарычал, глядя на гнездо щипов, выступающих из мрака. Ловушка? Его керамитовая броня разрушила бы эти жалкие шесты как спички, но явная наглость оскорбила его. Добыча предполагала, что охотится на него? Ловушки появлялись всё чаще и чаще после этой, разъярённое преследование Хаз'тура вызывало новые атаки в каждом изгибе и повороте туннелей. В большинстве они были вариациями на подобные темы, грубые ямы, рушащиеся потолки и спусковые механизмы, выпускающие подпружиненные шипы или раскачивающиеся балки. Иногда попадались довольно уникальные: кислотный душ или управляемый лазерный пистолет, но все они были детскими неуклюжими игрушками детей, игравших в войну. В начале инстинкты Хаз'тура вынуждали его избегать ловушек, но потом он попадал в них с презрением, смеясь над разбивающимися об его броню шипами, и с бравадой избегая кружащихся над ним обломков. К тому времени, когда добыча появилась в поле его зрения, его настроение стало почти жизнерадостным, и он соблазнился продлить охоту. В тридцати шагах позади, он испытал их острым воплем, соблазнив одного из троих обернуться. Мгновение спустя, глупец насадил себя на кровать из гвоздей. Пробегая мимо, Хаз'тур обезглавил кричащего движением руки. Очевидно, он не был призраком. Нет, призрак был хитёр, но даже в этом случае его жизнь висела на волоске всего в двадцати шагах…
Пропитавшись потом, с дико стучащимся сердцем, Зет знал, что это не может длиться долго. Даже ошибка Керта не замедлила охотника. Когда дурак насадил себя на шипы, темнота внутри Зета приветствовала это, отчаянно нуждаясь в чём-нибудь, чтобы задержать эти когти, но это не имело чёртового значения. Даже в этом случае, та тень теперь с жадностью уставилась на Брокса, выискивая угол, чтобы открыть ему счёт… Спокойное дыхание вампира находилось рядом с рваным удушьем Зета. Невзрачный, но сильный – таким был Брокс. И ещё очень преданным. Идиот мог уже давно вырваться вперёд, но он был здесь, плечом к плечу с Зетом, не смотря на дьявола дышавшего им в спины. Пожертвуй дураком! Останови его! Мысли стегнули по разуму Зета своей жестокой логикой и потрясли его. Худшим было то, что он знал, что сделает это. Всё что ему надо было сделать, это потянуться своим разумом и скрутить. Это было так легко, и это имело столько смысла! Но Брокс был последним из его связки… Они завернули за угол, и Зет увидел впереди смутные очертания их цели. Это было концом игры! Они были так близко, но и охотник был рядом… Сделай это сейчас! И затем они ворвались в складское помещение старого генераториума, переплетающегося с нагроможденными металлическими цилиндрами, напрягаясь, чтобы открыть люк в дальнее помещение. Но сердце Зета погрузилось в отчаянье. Они никогда не закроют дверь вовремя! Снаружи складского помещения, они должны были зайти и потянуть, чтобы закрыть. Это бы заняло драгоценные секунды которые они никогда не получат… но если кто-нибудь толкнёт дверь изнутри… Зет посмотрел на Брокса и холодная вещь поднялась внутри него. Сделай это!
Ворвавшись в складское помещение, Хаз'тур увидел, что большее животное внезапно повернулось к призраку, подталкивая его к туннелю. Возбуждённый их конфликтом он рванулся вперёд, вонь прометиума ударила в его точно настроенное обоняние. Прометиум? Он почувствовал срабатывание спускового механизма. Выталкивая себя из складского помещения, Зет оглянулся и увидел лицо Брокса. Выражение большого вампира было спокойным, пустым. Затем люк с хлопком закрылся, и сотрясение последовало спустя мгновение. Оно расплавило люк и выбило землю из под ног Зета. Отброшенный в кучу мусора, он ещё долго лежал в темноте после того, как прошло сотрясение. Две мысли преследовали одна другую в его разуме, разрывая его душу: Я не сделал… Я сделал…
Хаз'тур возродился в мире грубой боли. Каждый вздох разрывал его грудь, подобно вдоху разбитого стекла, а его ноздри дёргались от вони его собственной обугленной плоти. Оставшийся глаз фиксировал лабиринт трещин на потолке над ним. Это было значением, найденным в этом искорёженном соединении пустых пространств. Кроме того, он не мог повернуть шею, или что-нибудь другое. Только когти его левой ноги всё ещё могли призрачно дёргаться. Призрак… Призрак убил его. Этот же призрак сейчас смотрел сейчас на него сверху своими холодными серыми глазами. Когда он стал рядом на колени, что-то тёмное проскользнуло в сером, и внезапно он уже вглядывался в два чёрных солнца. На короткое мгновение он познал ужас, а затем чёрный шип обрушился на него.
Когда Зет появился из Иглы, небо было расчерчено красным, и площадь плавала в крови. Тела были повсюду, разрушители, поедающие плоть, тёмные шрамы все одинаковы в уравнивающей простоте смерти. Выживших собрали в изумлённую толпу, каждый изорванный и окровавленный как мертвец, их лица осунулись от потрясения, которое только что произошло. Рапторы были также здесь, но сейчас они были спокойные и молчаливые. Это выглядело, как будто солнечные лучи обратили их в камень на том месте, где они стояли, превратив их в тёмные статуи. Их лидер в волчьем шлеме присел среди них. Его броня была оплавлена аварией, и его сутулое положение говорило только о сдерживаемой муке, но он был жив. Это было хорошо, подумал Зет. Ему был нужен союзник среди них. Его глаза нашли те, которые решат его судьбу. Безликое существо тихо скользило над мёртвыми, развевающиеся куски его одежд ни разу не дотронулись до земли. Оно было похоже на призрачную отвратительную птицу, ищущую какую-то тайную логику в переплетениях этой резни. Рядом с ним следовал бронированный гигант, полы его соболиного плаща были мокрыми от крови растоптанных трупов. Колдун и повелитель. Ещё раз слова скользнули по его разуму, наряду с пониманием, что к этим древним кошмарам нельзя смело приближаться. Они подойдут к нему в своё время. Так что Зет ждал, зафиксировав взгляд на забрызганной кровью земле. И наконец, они подошли. - Мы обескровили этот мир досуха? – голос повелителя был сухим шёпотом, – досуха… что такие чахлые создания могут вынести терзания? Колдун не ответил, но Зет почувствовал колючие усики его разума вышедшие наружу… Роясь в его душе… Прорываясь через стены, как будто сквозь бумагу… Исследуя его до конца… Отчаянно Зет размахивал своей жертвой. «Убийство… Убийство ради Истинной Ночи!» Вывешивая в своей руке окровавленную тряпку срезанного лица Хаз'тура. Гладким жестом лорд остановил психическую атаку и наклонился вперёд. Его красивые, обескровленные черты, могли быть вырезаны из белого мрамора, но они соединялись с тенями, и его глаза были тускло чёрными. - Ты утверждаешь, что убил раптора? – не было злости в его голосе, только древняя горечь, что, так или иначе, было хуже. Ответить что-нибудь меньшее, чем превосходство, было бы смертельно. - Он был… слаб, повелитель. – Зет вздохнул, ожидая смерть. Мгновения растянулись в тёмную вечность, под этим увядающим взглядом. И затем древний кивнул. - Да, был. И слабость единственный грех, который действительно презирает эта галактика. – Повелитель повернулся к колдуну. – Мы возьмём этого. - Он опасен, - слова были шипящим, электрическим гулом. - Я на это надеюсь, колдун, – появился слегка заметный след развлечения в этом суровом голосе. - Лорд Вассааго, его сущность была заражена… элементом, который я не могу определить. Зет подавил волну ненависти к этому безликому ублюдку. Он ощутил на себе прикосновение Иглы и испугался… Испугался силы, которой он станет… - Мы все заражены, Езод. – Зет почти вздрогнул от яда в голосе Вассааго. – Эту вещь мы должны вынести. - Повелитель, он непредсказуем, - убеждал Езод. – Мы увидем… Ответом Вассааго, было то, что он отвернулся. Да, вы увидите, обещала Игла.
Сообщение отредактировал MaLal - Воскресенье, 2012-01-15, 4:17:39
